Крайняя мера. Глава 28. Повесть

       О последующих событиях в жизни Самохина, автору известно немного, однако, и  это  немногое,  заслуживает некоторого упоминания для полноты картины повествования.
       Случившаяся с Самохиным после возвращения из Франции перемена и пробудившееся в нём чувство вины за состояние дел на фабрике, заставили его предпринять определённые действия по наведению порядка на вверенном ему судьбой  производстве.
       Вадим Павлович отказался от планов по строительству конюшни, солярия и небольшого манежа, продал купленных по собственному легкомыслию жеребцов, а также директорскую «Мазератти», и вырученные от продаж финансовые ресурсы, направил на оздоровление своего производства. О серьёзной модернизации фабрики, разумеется, не могло быть и речи, так как финансовых средств на это, определённо бы,  не хватило, но кое-что  Самохин, всё-таки сумел исправить.
      Минуло, приблизительно, четыре месяца и система вентиляции в двух основных цехах, к несказанному удивлению рабочих, была обновлена. И если раньше дымы над производственными корпусами извергались чадными, густыми клубами, которые в безветренную погоду оранжевыми облаками  восходили ввысь, то после замены вентиляции, над крышами цехов можно было увидеть лишь тонкие струйки отработанных газов или лёгкую вибрацию тёплого воздуха.
      Однако, сам директор, казалось, относился ко всему безучастно и всем своим видом старался подчеркнуть своё безразличие. Привычный производственный процесс и затеянная «модернизация» производства, все эти месяцы не только не интересовали Самохина, но они как бы более не существовали для него. Всё на что он смотрел в эти дни своим странно неподвижным взглядом, с кем разговаривал, лишь изредка натянуто улыбаясь, и что делал, - всё происходило само собой, и выражение настороженного равнодушия на его лице было лишь той высокой стеной, которая надёжно отгораживала от проникновения в мир его подлинных мыслей и чувств. А мысли Самохина были по-прежнему об избавлении от фабрики. Слишком  непросто далось ему это решение, чтобы он мог легко от него отказаться. Благодаря связям тестя, выведшего зятя на нужных людей,  Вадим Павлович получил необходимые консультации, и принялся искать покупателей на своё ОАО в деловых столичных кругах. Дело, однако, продвигалось медленно. Связываться  со специфическим предприятием желающих долго не находилось. Так  Самохин  и жил, внутренне сжавшись, тихо нося в себе свою тайну, так и играл он в «молчанку», пока по предприятию не распространился слух…  Слух о тайных намерениях руководителя.
      Но откуда работники всё узнали? Самохин же ни словечком на фабрике не проговорился об этом…  Но на небольшом предприятии, как в деревне, всегда всё известно. Бог весть, откуда, но известно.
      Дошедшая новость произвела в коллективе эффект разорвавшейся бомбы. Она разлетелась по фабрике с быстротой молнии. Среди рабочих пробежало волнение. Кто-то говорил, что новые хозяева действующее предприятие непременно закроют и в производственных корпусах организуют вещевые склады. Кто-то убеждал других, что на «плаву»  оставят только первый цех и перепрофилируют его на производство … презервативов, а три других, непременно,  «притопят». Короче, бестолочь началась невообразимая. Людей объединяло лишь общее негодование. Они сбивались в раздражённые кучки, руками указывали в сторону здания Управления, и порывались что-то делать, кому-то жаловаться и требовать от руководства ответа. Напряжение нарастало, и грозило вылиться в стихийный протест.
      Впрочем, через такое испытание Самохину не было суждено пройти. Потому что милостивая судьба подвела к нему, наконец, покупателей. То была бизнес-группа из трёх человек,  - все люди ушлые и деятельные, которые упрямо добивались поставленных целей, и всецело противились безмятежной, созерцательной жизни.
     Целая неделя у них ушла на ознакомление с фабричными делами, ну а потом было высказано решение, и дано согласие на заключение сделки.
     Самохину предложили приличную сумму за предприятие находящееся в бедственном положении. Вадим Павлович не стал торговаться и, подумав, уже на следующий день дал согласие. Две недели спустя со всеми формальностями было покончено.
     Ни прежде, ни потом, Самохин, как он впоследствии утверждал, не испытывал  такого счастливого состояния духа, как в день, когда подписывал договор об отчуждении контрольного пакета акций. Сбылась, сбылась его мечта об обретении долгожданной свободы, ну а переведённая на его банковский счёт денежная сумма сулила финансовую обеспеченность семье лет на пятнадцать-двадцать. Ну, разумеется, при экономном, разумном её расходовании.
     Апрель уже перевалил за половину, когда семья Самохиных отправилась путешествовать по Европе. Они побывали в Испании и Португалии, увидели достопримечательности прекрасной Италии, посетили Валетту на острове Мальта. Потом, уже из Греции, вернулись авиарейсом на родину.
     Однако рутина домашнего микрокосмоса с бессчетными часами раздумий и мелкими хлопотами, с поездками в клуб и семейными торжествами, не могла всецело увлечь деятельной натуры Вадима Павловича. И  Самохин почувствовал, что  Храм Спокойствия, который он, затаив дыхание, с осторожностью воздвигал в выздоравливающей душе, вот-вот будет разрушен, а его самого вновь отбросит назад горькими воспоминаниями в недалёкое прошлое, куда возвращаться он, разумеется, не собирался. И, явно, не желал вспоминать о той части своей прежней жизни, в которой потерпел наибольшее поражение.
     Ох, и невмоготу стало Самохину его бездействие, захотелось вновь куда-то уехать, чтобы сомнения и тревоги, медленно заползавшие в опалённую душу, были как можно быстрее развеяны. Но в этот раз он решил отправиться путешествовать без семьи.