Рай проклятый и ад благословенный. Глава 11

Каци поспешили вперёд и пала ниц пред повелителем. Поэт ухватил товарища за плечо, потащил вперёд и последовал примеру Привратника, не забыв повалить и музыканта. Лэу, впрочем, был даже благодарен великану, ведь, когда лежишь лицом в пол, не видать кошмарных рук правителя нохри!


- О, величайший из великих, вашей силы боятся и недруги, и союзники, и верные слуги ваши, и даже самые дикие из монстров, о, господин совершенный, чья мудрость простирается над нами, подобно потолку пещеры, - произнесла девушка, - позвольте доложить вам, что новые гомо доставлены к вам, дабы могли вы определить их дальнейшую судьбу и наделить способностями, что позволят им выжить в нашем трижды пр…. в смысле, – прекрасном мире!


- Ты молодец, Привратник, - произнёс правитель и оба гомо вздрогнули, ибо голосочек у Лимшоля был тонок, как у маленькой девочки, - твоя работа здесь закончена. Эй, кто там, подтащите поближе этих жалких гомо, да держите покрепче, не люблю, когда они дёргаются!


- Простите, о совершеннейший, - Зар кашлянул, - я понимаю, не след ничтожному гомо говорить в присутствии столь могущественного существа, но молю, обратите свой благосклонный слух к презреннейшему из ваших рабов.


- Что, двуногий, будешь умолять сохранить тебе твой жалкий облик? – правитель фыркнул, - нет, я люблю, когда кто-то валяется у меня в ногах и воя от ужаса, просит о пощаде, но сегодня я, честное слово, не в настроении.


- Именно поэтому, я не буду раздражать вас просьбами и мольбами, - возразил поэт, - я жажду угодить моему повелителю, увековечить память о нём, прославить в веках. За более чем скромную награду в виде временного сохранения нам нашего ничтожного облика.


- И что же ты можешь мне предложить? – Лимшоль хохотнул, - хватает у меня и скульпторов, и поэтов, и историков. Мои статуи установлены по всей стране, мои гонцы странствуют по всем пещерам нашего мира и декламируют стихи, меня прославляющие, историки придумывают всё новые и новые мои свершении во имя всеобщего блага!


- Простите, а кто-нибудь всерьёз занимался изучением и описанием всех монстров, что обитают в вашем государстве и особенно тех из них, что создал ваш гений? – уточнил Зар.


- Да кому это нужно было? – повелитель монстров пожал плечами, - бегает себе разное по пещерам и бегает. Налоги-то я собираю с поселений и городов, а никак не с отдельных личностей.


- Ай-яй-яй, какое упущение, - поэт поцокал языком, - а ведь ничто так не прославляет правителя, как покровительство наукам, об их деяниях судят по книгам, что были написаны в их правление, а уж полное описание всех обитателей пещер, труд, воистину, заслуживающий внимания. Спешу указать повелителю моему, что о существовании некоторых древних королей, султанов и шахов потомки и узнали только потому, что этим владыкам были посвящены прославленные книги. Я уже не говорю о том, что подобного рода чтение может вас изрядно развлечь. Вот, я тут позволил себе кое-что начать.


Зар вытащил из-за пазухи изрядного размера том, в красивом кожаном переплёте с позолоченными металлическими уголкам и по краям, положил на пол и подтолкнул, заставив поехать в сторону трона.


Лимшоль, забывшись, нагнулся и, схватив книжку, немедленно раскрыл и начал читать по слогам, хмурясь и запинаясь, спотыкаясь через каждое слово, как человек давным давно ничего не читавший.


- Сей скромный труд, я, ничтожнейший из рабов, чьё имя слишком незначительно, чтобы приводить его здесь, посвящаю господину моему и благодетелю, величайшему из бессмертных, что когда-либо появлялся на нашей грешной земле, мудрейшему, благороднейшему и совершеннейшему из правителей,  самое мелкое из деяний коего прославило бы и существо менее совершенное в веках. Желаю поведать я потомкам о том, что господин мой, блистательный и мудрый Лимшоль, используя свой гений вдохновения и волшебные длани, создал мириады самых разнообразных тварей, одну другой интереснее и изумительнее и населил ими пещеры, что являются его владениями. Воистину, в деле сём моего повелителя превзойти смог только сам Единый, Господь наш. Посмел я приступить к столь сложному и неблагодарному труду лишь затем, чтобы и по прошествии тысячелетий будущие правители пещер знали, сколь совершенен был их предок, в своём величие равный древним языческим богам.


- О, - обрадовался правитель, - а в книжке и картинки есть и какие яркие, да красивые, Воистину, каждое произведение хорошо настолько, насколько красивы иллюстрации к нему.


- Я, увы, не имел счастья лицезреть вашего облика раньше, - поэт вздохнул, - поэтому позволил себе изобразить вас на обложке со слов вашего Привратника. Увы, бедная Коци оказалась столь косноязычной, что не смогла описать и малой доли вашего совершенства.


- Это я? – рот Лимшоля расплылся в довольной улыбке, - ох, моя скромность не позволила разглядеть сходства, а что, мне нравится. Великан в золотых доспехах, восседающий на высоких скалах, чей лик скрыт в облаках, в правой руке – молния, разящая недругов, в левой щит с какой-то надписью. Так, что это? «Сп-ра-вед-ли-во-с-ть, сим щи-том ук-ро-ю я ве-р-ных ра-бов сво-их».


- Воистину, справедливость правителя есть лучшая защита от любых недругов, - произнёс Зар, - а, как я слышал, господин мой и этим качеством прославился весьма.


- Да, я такой, - повелитель монстров напыжился, - и ты, жалкий гомо, уверен, что твоя книга прославит меня?


- Клянусь душой, пока существует этот мир, все твари земные будут помнить и славить великого Лимшоля, ведь многие из них являются вашими порождениями, - воскликнул поэт, - а если я лгу, пусть язык мой отсохнет, а плоть рассыплется в прах прямо на ваших глазах!


- Всё это хорошо, - Лимшоль откинулся на спинку кресла – трона, отчего, оно покачнулось и едва не завалилось назад, ведь одной ножки недоставало, - но, если я не изменю ваши тела, вы просто не выживете. Моё царство слишком опасно для гомо.


- О, ваше беспокойство о наших ничтожных жизнях так радуют рабов ваших! – воскликнул поэт, - но молю простить меня, если вы окажите нам ещё одну милость и дозволите вашим Привратникам сопровождать нас (уверен, гомо появляются так редко и пользы от них столь мало, что найдется, кому и встретить их и проводить и без них) и они сохранят нас в целостности и полном здравии, а ежели что и случится, так наш труд смогут продолжить и другие. В любом деле главное – начать! Кому какое дело – один ли раб написал замечательное произведение, прославляющее величайшего из великих или их была тысяча? Главное, что книга, подобно храму, будет всё расти и расти, пока не сравняется высотой с небесами и тогда, я уверен, даже гомо снаружи, поспешат спуститься все разом и склониться пред столь чудным повелителем, а там, кто знает, слава ваша может докатиться и до иных планет!


- Ну, это ты уже загнул, - щёки Лимшоля порозовели, - в принципе, оставив вам облик человеческий, я ничего не теряю. Умрёте, так умрёте. Одним гомо больше, одним меньше, но с другой, мне нравится твой стиль письма, превратишься в чудовище, изменишься и не сможешь больше творить.


- Только поэтому я и жажду остаться гомо, - поэт вздохнул, - какая ещё причина могла заставить меня отказаться от того, чтобы превратиться в нечто живучее и смертоносное?


- Вы, гомо, так цените свой облик, - правитель ухмыльнулся, - что, ради его сохранения, готовы пойти на всё, что угодно. Даже на унижения и смерть.


- Тем больше у меня будет поводов сделать свою работу, как положено, - Зар сглотнул, - впрочем, я отдаюсь на волю повелителя, как решите, так и будет.


- Именно так, - Лимшоль кивнул и я….


- Не советовала бы я вам, о великий правитель, произносить слов, отказаться от которых потом будет невозможно, - послышался чей-то голос, в стене, что казалась монолитной, с отвратительным скрипом открылся потайной проход.
Лэу и Зар потихоньку приподняли головы и замерли, пораженные, ибо перед ними стояла…. наверное, это существо можно было назвать богиней, столь совершенной была её красота! Высока ростом, с белой, как снег, кожей, идеальной фигурой, тонкой, осиной талией и большой высокой грудью, длинные стройные ноги, изящные руки, ладошки и ступни правильной формы, длинные пальчики, лебединая шея, лицо, просто изумительное. Прямой аристократичный нос, пухлые губы, нежно розовые щёки. Даже полное отсутствие волос на голове не портило впечатления, наоборот даже. Воистину, это чудо природы могло считаться красавицей из красавиц, если бы…. Если бы вместо глаз в глазницы её не были вставлены два белых кристалла! Отсутствовали и веки, и брови, воистину, ожившая статуя, а не живое существо. От незнакомки и веяло ледяным холодом, как от мрамора. Одеяние её состояло из длинного прозрачного светло зелёного платья, без рукавов, чей подол касался пола, поверх него были повязаны две полоски белой материи – одна закрывала и поддерживала грудь, а вторая представляла собой набедренную повязку. На ногах надеты были туфельки, увы, разные – одна красная и на высокой платформе, вторая синяя и на высоком каблуке – шпильке. Из-за столь странной обуви, правительница слегка прихрамывала. На шее красавицы надета была нитка жемчуга, руки и ноги украшали бесчисленные золотые браслеты, на пальцах сверкали золотые кольца.


- Госпожа Такана! – Каци испуганно стукнулась лбом об пол.


- О, любимая моя жёнушка, - несколько желчно произнёс правитель, морщась, - что привело вас сюда в столь ранний час. Я думал, вы ещё изволите почивать?


- Если я буду спать, кто разоблачит врагов ваших и злопыхателей, - Такана улыбнулась и от той улыбочки у обоих путешественников волосы встали дыбом, - мой повелитель, ведь так добр и доверчив.


- Вы знаете об этих гомо что-то такое, что неведомо мне? – сквозь зубы проговорил Лимшоль, глаза его сразу сузились, превратившись в две щёлочки.


- Ничего, кроме того, что не могу читать их мысли, - правительница скрипнула зубами, - по-видимому, их защищает какой-то артефакт. Всё, что слышу я – дуратскую песенку, повторяющуюся раз за разом.


- Позвольте, о, прекрасная госпожа, - поспешно произнёс Зар, - возможно, вы не можете прочитать наших мыслей потому только, что и слышать нечего, возможно, мы просто слишком тупы, чтобы что-то думать? А песня, что крутится в наших головах, просто очень популярна там, на верху, звучит буквально отовсюду, её напевают даже элементали не рабы!


- Если вы такие дурни, как сможете написать книгу, прославляющую меня? – прошипел правитель.


- О, для этого дела потребен не столько ум, сколько талант, - возразил поэт, - а деяния ваши столь велики, что свет их даже существо безмозглое вдохновит на создание шедевра!


- И что предлагаешь ты мне, моя многомудрая супруга? – Лимшоль повернулся к правительнице.


- Для того, чтобы создать книгу о монстрах, потребна лишь хорошая память и  один орган, с помощью которого можно царапать значки, - Такана ухмыльнулась, - наличие человеческого облика не обязательно. И уж конечно, ни один монстр не посмеет претендовать на власть, что принадлежит лишь тем, кто похож на главное творение Господа нашего – на человеческое существо, усовершенствованное артефактами статуса до полу божества.


- Воистину, устами женщины говорит Б-г, - правитель напыжился, - я дозволю вам, двоим, написать книгу, что прославит меня в веках, но не разрешаю сохранить человеческий облик. Такова моя воля! Мой Привратник будет сопровождать вас в вашем путешествие по стране, охранять, кормить и следить, чтобы вы исполняли долг свой. И имейте в виду, если результат меня не удовлетворит, велю подать вас троих на стол в качестве закуски. Эй, кто-нибудь, схватите этих двоих, не люблю, когда мои жертвы дёргаются.
Каци вздрогнула, хотела, было, вскочить, но железная рука Зара стиснула её запястье. Девушка повернулась к поэту, в глазах её стояли слёза, но великан лишь едва заметно покачал головой и подмигнул, мол, всё в порядке. Привратник сразу расслабилась, обмякла, как тряпочка и лишь зажмурилась, чтобы не видеть того, что сейчас произойдёт.


А тем временем, створки ворот распахнулись, внутрь вошли стражи и направились к молодым людям. Лэу, до которого не сразу дошло, ЧТО сейчас произойдёт, очнулся от сотрясений пола, кои производили шаги стражей, с воплем вскочил и помчался прочь к раскрытым воротам.


Каменный гигант со скоростью, которую трудно было заподозрить в таком большом и тяжёлом теле, ринулся наперерез и схватил беднягу за плечо.


- Не хочу, не надо, - завопил музыкант, - всё, что угодно, только не превращайте в нохри, лучше смерть!


- Прости, - Лимшоль развёл руки в стороны, - я с удовольствием удовлетворил твою просьбу, не терплю коварных обманщиков и трусов, коими вы, судя по всему, являетесь, но кто тогда будет писать книгу?


- Прошу вас, о, господин мой, не обращайте внимания на этого жалкого раба, - Зар поднялся и медленно приблизился к правителю, - я и держу его при себе исключительно из-за красивого подчерка. Ради того, чтобы услужить вам, как можно лучше, я готов превратиться во что угодно. Моя плоть в вашем полном распоряжении.


- Что бы, ты не задумал, гомо, язык у тебя работает, как надо, - повелитель монстров вздохнул, - даже жаль, что придётся заставить его умолкнуть навеки. Но, прости, начну я всё же с твоего помощника, его вопли терзают мой бедный слух. Эй, кто-нибудь, зажмите уже поганцу рот! Честное слово, на вид мужик мужиком, а рыдает, как девочка, у которой брат отнял любимую куклу. Да, Каци, Привратник мой, я напишу указ для всех обитателей столицы, о том, что посетят их мои новые рабы – писатели, коих нельзя трогать, и опишут облик моих верных подданных, их способы питания и размножения, и прочее, и прочее. Тебе понятен мой приказ?


- Да, повелитель, - девушка стукнулась лбом об пол, - всё будет сделано, как вы прикажете.


Несчастного Лэу подтащили к трону повелителя, Лимшоль возложил свои кошмарные руки на плечи бедняги, и желе, из которого они состояли, начало расплываться вдруг, охватывая плоть жертвы.
 


http://www.proza.ru/2011/08/31/853


*Я дождя никогда не боялся,
И зонтов отродясь не носил,
Я по лужам бежал и смеялся,
Я тогда совсем маленьким был.
 

Марш бравурный катился по крышам,
  Растворял я пошире окно.
  Только больше я марша не слышу,
  Нет, не слышу довольно давно.


И не музыку, плач в вое ветра
Стал я слышать все чаще теперь,
Я ищу в этом плаче ответы
На вопросы печали своей.
 

Кто-то скажет то возраст виною,
  Ты не мальчик по лужам бежать,
  Столько бед у тебя за спиною
  И потери не нужно считать.


Осень все по местам расставляет
И смывает ненужный налет,
Как в кино быстро жизнь пролетает,
Здесь паденье, здесь пропасть, здесь взлет.
 

Нет, не стоит напрасно томиться,
  Ведь в судьбе было много побед,
  Вон, под дождиком сын мой резвится
  И ему сейчас столько же лет.


 дни, когда я дождя не боялся
И зонтов отродясь не носил,
Я по лужам бежал и смеялся,
Я тогда совсем маленьким был.
Григорий Родственников.