Заметки из жизни моей в г. Петербурге 11

Очнулся я на полу. Ильин бил меня по щекам, а госпожа Кулебякина совалa мне в нос флакон с нюхательной солью.

- Что ж это ты в обморок брякнулся, как кисейная барышня? - спросил Ильин.

Что я мог на это ответить?

- Это все от сырого воздуха, - заключила квартирная хозяйка. - У моей свояченницы от него каждый Божий день мигрень и припадки нервические. Нужно принимать отвар кипрея с мятою, или капли валериановые.   
 
- А я так думаю, что нужно больше масла на хлеб намазывать, Екатерина Трофимовна, - отозвался Ильин. - На вашем рационе и ноги протянуть недолго, не в обиду вам будь сказано.

Полагаю, что госпожа Кулебякина все же обиделась на него изрядно, потому что сразу же ретировалась из комнаты, бормоча горькие  слова о человеческой неблагодарности.

Ильин помог мне подняться  и усадил на диван.

- Отдохни немного, - сказал он, подавая мне чай в стальном подстаканнике. - Набегался ты сегодня, а тут еще письмо это злосчастное...

Тут он спохватился, что может показаться слишком жалостливым и добавил совершенно другим тоном:

- Я заметил, однако, что ты всех к себе располагаешь, причем без каких-либо усилий. Шнурковы о тебе заботятся, Колобовы любят, как сына родного, даже итальянцы какие-то липнут на улице с предложениями о бесплатных лекциях… Вот и Екатерина Трофимовна туда же. Думаешь, она пожертвовала бы ради меня своей нюхательной солью? Ты этой соли на целых двадцать копеек вынюхал, а она ничего, ни слова в упрек - сплошное  бескорыстное сострадание.

Чай был прекрасный, тот самый, который прислала Анастасия Ивановна. Сахару Ильин тоже не пожалел, и мне сразу стало лучше.

- Вот и славно, - сказал он. - А теперь возьмем извозчика и поедем к следователю. С этим делом нужно разбираться поскорее, а то ты тут у меня и окочуришься не ровен час.


Константин Афанасьевич встретил нас радушно, хотя было уже довольно поздно для негаданного визита.

- Прошу вас не смущаться, Евгений Федорович, - сказал он, выслушав мои сбивчивые извинения. - Я и сам собирался связаться с вами завтра утром по очень важному делу.

Я сказал, что получил письмо от маменьки и что тело Елизаветы Павловны уже найдено.

- Я бы не стал впадать в отчаяние, - ответил Константин Афанасьевич, после моего подробного рассказа о визите урядника и опознании покойной. - Поручиться не могу, но почти уверен, что найденная полицией утопленница -  не Лизавета Павловна.

- Почему вы так думаете, Константин Афанасьевич? - удивился Ильин.

-  Опыт, - отвечал тот. - У нас в Петербурге в год до восьмидесяти утопленников из воды вылавливают, так что я на них уже насмотрелся. Через два с половиной дня после утопления человека опознать несложно, врядли бы ее так обезобразило, как ваш урядник расписывал. Трофим не зря сомневался.

- Но ведь Аннушка узнала покойную, - неуверенно возразил я.

- Да этот урядник сам ее и убедил, что покойница - Лизавета Павловна,  - сказал Константин Афанасьевич. - Возможно существовало какое-то незначительное сходство, а сестрица ваша была в душевном потрясении и побоялась посмотреть внимательней. Думаю, почтенный Семен Иванович и на Трофима надавил немного, чтобы дело закрыть и в архив отправить, так как всегда находятся  заинтересованные в этом лица. Имение ведь не малое.

- А что теперь будет с имуществом Павла Георгиевича? - спросил Ильин.

- Сделают вызов к наследству, - отвечал Константин Афанасьевич. - А если за  десять лет никакой наследник не объявится, имение объявят выморочным и все уйдет с молотка, а деньги - либо в казну, либо дворянскому собранию. Правда, за это время  разворуют все, что можно. Кочетки эти, судя по вашему описанию, никак не меньше пятисот тысяч стоят, а ведь еще к тому же и завод винокуренный имеется, и ценных бумаг, наверное, немало… Одним словом, лакомый это кусочек. Вот я и думаю, что все здесь неспроста. Там, где большие деньги замешаны, случайностей не бывает.  Самое страшное то, что жизнь Лизаветы Павловны и полушки теперь не стоит. Официально она мертва. Если ее сейчас убьют и прикопают где-нибудь во сыром бору - поминай, как звали.

- Хотел бы я знать, куда Зюкин с Васильевым запропастились, - сказал Ильин.

Константин Афанасьевич был с ним совершенно согласен:

- Какое-то странное это совпадение: вот так просто, взяли и выпали из поля зрения в одно и то же время.

Но я не мог думать ни о ком, кроме  Лизаветы Павловны. Почему  она бежала из дома? Куда? Как защитить ее от неведомой опасности?

В гостиной было серо и сумеречно и Константин Афанасьевич зажег лампу.

- Что ж, - сказал он, - давайте посмотрим ваш план.

Вчера мне показалось мало обычного вида сверху и я изобразил отдельно фасад Лихопекинской усадьбы.

Дом у Павла Георгиевича красивый, с высоким портиком и мраморной лестницей, а по бокам к нему пристроено  два флигеля с башенками.

В детстве мне очень хотелось забраться в такую башенку, потому что размером они с небольшую комнату с окошками во все стороны, а стеклышки в этих окошках цветные - желтые, бордовые и синие.

Мне казалось, что там должно быть очень интересно.

Когда я сказал об этом Аннушке и Лизавете Павловне, обе сразу же отвечали, что чердак полон летучих мышей, которые висят на балках вниз головой, закрывшись кожаными перепончатыми крыльями, из-за которых их и называют кажаны.

Мыши эти сосут кровь из маленьких мальчиков, но вначале вцепляются им в волосы острыми когтями, чтобы жертва никак не могла от них ускользнуть и спастись бегством.

Сафрон, которому было в то время никак не меньше четырнадцати лет, подтвердил не моргнув глазом, что все это чистая правда, как Бог свят.

Я был меньше всех и сразу же поверил.

Потом они  часто злоупотребляли моей доверчивостью, убеждая меня, что от крыжовника у маленьких мальчиков случается заворот кишок, а  желтая малина, в отличие от красной, содержит смертельный яд, чему я простодушно верил лет до двенадцати…

- Вот теперь скажите мне, пожалуйста, Евгений Федорович, каким образом Лизавета Павловна оказалась на крыше флигеля? - внезапно спросил Константин Афанасьевич. - К нему что, лестница приставлена? И какой это был флигель - левый или правый?

Мне показалось, что это не имеет никакого отношения к делу, но я ответил со всей обстоятельностью, что флигель был тот, где живут маменька с Аннушкой, расположенный на плане с левой стороны, и никаких лестниц возле него нет.

- Наверное, она вначале забралась на чердак, а оттуда  на крышу через башенное оконце, - предположил я. - Думаю, что они с Аннушкой лазили туда в детстве потихоньку от взрослых. У них были там какие-то секреты.

- Удивительные барышни, - сказал Константин Афанасьевич. - А где воспитывалась ваша сестрица? Каковы ее интересы?

Я сказал, что Аннушка обучалась во французском пансионе в Хотмыжске и даже прослужила год гувернанткою вдали от дома, но Павел Георгиевич настоял, чтобы она жила в Кочетках, подле маменьки и обещал вскоре выдать сестрицу замуж с небольшим приданным. Никаких особых интересов у Аннушки нет, разве что присущая многим девицам любовь к цветам и составлению букетов.

Лизавета Павловна же, напротив, проявляет необычный интерес к астрономии и физике.

- Вот это я понимаю, - сказал Ильин, - а то с некоторыми барышнями даже поговорить не о чем. Все эти пансионы с институтами только оглупляют девиц и превращают их в фарфоровых кукол с папильотками вместо извилин. Но не век тому быть. Сейчас в обществе идут дебаты о женском равноправии. В Санкт-Петербургском университете девицам негласно разрешено посещать некоторые занятия. Ожидается реформа в образовании, и главные перемены начнутся у нас, в северной столице. Да и в настоящее время возможностей к получению знаний в Петербурге намного больше, чем в провинции. Здесь лучшая профессура, здесь публичные лекции…  Лизавете Павловне с ее умом и тягой к знаниям в деревне делать нечего. Ей за границу надо. Я бы на ее месте давно из дому сбежал, не дожидаясь смертельной опасности.

- Да, Лизавета Павловна девушка с большими устремлениями,  - подтвердил Константин Афанасьевич. - Вот я и думаю: а не подалась ли она в Санкт-Петербург? Скорее всего, у нее есть отдельный вид на жительство или собственный паспорт. А еще, должен быть кто-то, на чью помощь она рассчитывает. Например, подруга какая-нибудь, такая же независимая и самонадеянная, как наша беглянка. Все это пришло мне в голову вчера вечером, а сегодня я послал человека в университет - поитересоваться выпускницами провинциальных институтов, допущенными к посещению лекций. Человек этот вернулся со списком из пяти девиц, но подходит нам только одна  - Людмила Леопольдовна Миллер-Закомельская, двадцати одного года от роду. Проживает эта молодая особа на Рузовской улице, и точный адрес ее у меня имеется. Нужно  навестить эту барышню завтра утром. Это и есть то дело, по которому я собирался с вами связаться.

                ( Продолжение следует)