Возвращение. Часть 2. Глава 5

  И я никому ничего не сказал, потому что считаю доносы делом даже более постыдным, чем поступок этого парня. Но жизнь теперь нас постоянно сталкивала лбами: то мы встречались на лестнице, и он перегораживал мне дорогу с язвительной улыбочкой, то во время смены в госпитале мы попадали в одно время, в один и тот же зал. Я узнал, что имя этого семинариста - Лоран, учится он последний год, и уже будущей весной должен быть рукоположен в священники. Он не брезговал ни одной возможностью хоть как-то мне насолить исподтишка. Именно в его смену ко мне особенно придиралась старшая медсестра, комендант и даже больные. Он всё время что-то нашёптывал им, при этом сам выглядел наичистейшим и добрейшим из всех. На людях он всегда был расторопен, но стоило ему остаться одному, как он тут же принимал позу ленивца. Я не раз заставал его в каморке, где хранилось бельё, спящим во время смены, но, появляясь на людях, он снова создавал видимость активного участия и, главное, добросердечного человека. Наше немое противостояние забирало у меня немало сил и нервов.
   Однажды этот человек просто облил меня испражнениями из судна, которое выносил, да причём так ловко, что брызги долетели даже до моего лица. Он тут же закричал, что это я сбил его с ног, и мне велели не только стирать свою испачканную одежду, но и мыть за него пол...
   В тот день я пошёл на исповедь и признался духовнику в том, что ненавижу одного человека настолько, что готов его задушить. Но мудрый отец Гийом сумел убедить меня в том, что это искушения, дьявол ищет пути, как бы укоренить в моём сердце зло, что нужно простить и молиться за душу своего обидчика. Господи, как же это было трудно! Я буквально заставлял себя через все "не хочу" и "не могу". Со временем стало легче, но только до тех пор, пока он не подкладывал мне очередную "свинью", и тогда всё начиналось заново.
   Я часто думал, за что мне это?! Чем я так разгневал Небеса, что меня с детства не любили в родной семье, Мерлен рано умерла, и даже здесь появился человек, который сумел отравить моё существование. Клеймо неудачника словно стояло на мне с момента появления на свет.
   Однажды я понял, что должен дать ему отпор. Нет, не так низко и подло, как поступал мой противник, но его необходимо как следует проучить. Я ждал удобного момента, и он не повременил случиться. Зазнобой Лорана была одна из девушек, помогавших на кухне. И он частенько отлучался по поводу и без повода, чтобы спуститься в погреб, там она его подкармливала, и они предавались утехам. Погода этой зимой не располагала к прогулкам, и парочка нашла себе местечко поукромней. Однажды я проследил за ними. И в разгар их любовного свидания ворвался в тёмное помещение с зажжённой лампой, предварительно позвав наставника.
   Картина предстала во всём своём постыдном откровении. Лорана повели к директору семинарии, я шёл вслед за ним. Он несколько раз оглянулся на меня, выражение его лица было таким, что если бы взглядом можно было убить, я бы уже был стёрт в порошок.
   На разбирательстве у директора я сказал правду:
-  Считаю, что такой человек не может быть священником, и дело здесь даже не в его аморальности, а в том, что он изначально неверно относится к будущему служению. Человек, не несущий ответственности за собственные поступки, не имеет права совершать таинства. Если я не прав, накажите меня.
   Вскоре выяснилось, что любовница Лорана беременна. Он был отчислен из семинарии и вынужден жениться на этой девушке, как сложилась их дальнейшая судьба, мне было неизвестно. После скандального разоблачения старшие семинаристы устроили мне "тёмную". Думаю, не нужно объяснять, что это значит. Ногами не били, но я был весь в синяках, и мне объявили бойкот. Учителя, напротив, считали, что я пострадал за правду и относились ко мне с ещё большим уважением. Единственными друзьями моими, по-прежнему, оставались книги. Я без экзаменов был зачислен в семинарию, учился с удовольствием и без особых усилий.

   В конце января 1871 года, втайне от народа, правительство подписало позорную капитуляцию. Было решено провести досрочные выборы в Национальное собрание, осаждённый оккупационными войсками Париж был лишён права голоса. В результате парламентским большинством вновь оказались монархисты. Главой исполнительной власти французской республики избрали Адольфа Тьера.

   Приближалась весна. Стало чаще появляться солнце. Работы в госпитале становилось всё меньше, кто-то из пациентов умер, другие, поправив здоровье, разъезжались по домам. Интернат вновь начал заполняться учениками, не знавшими о нашумевшей истории с Лораном. У меня появились новые приятели. Старшие семинаристы были рукоположены в сан и покинули стены нашего учебного заведения.

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/02/26/836