День гнева. Dies irae

    Мое несогласие с политикой Господа в некоторых аспектах бытия и сверхъбытия не дают мне, увы, права стать настоящим священником. Кривить же душой, как это делают многие личности, считающие себя христианами, я не хочу. Но мне хочется рассказать вам об одном случае, вспоминая который, у меня возникает странная амбивалентность чувств, как по отношению к верующим, так и к их яростным оппонентам.

     Вера – один из главных феноменов человеческой жизни*. Как-то раз мне довелось в этом убедиться на собственной шкуре…

     Было время, когда обожал столярное и плотницкое дело, а так же резал ложки, хлебницы и прочую дребедень. Добрая работа, – приятная, душевная, увлекательная, но… низкооплачиваемая.

     И взъелась на меня моя половинка, и стала пилить денно и ношно, – «Денег нада, денег… Люди, вон, по вахтам, сотни тысяч гребут, а ты сидишь в мастерской да опилки нюхаешь. Выстругай себе бабу деревянную, да с нею и спи! Я тебе девочкой досталася, – невинная юная и наивная, а ты мне даже шубу не можешь купить»!
    «И верно ведь, – подумал я. – Как с такой шикарной задницей, да без норковой шубы? Замерзнет еще, горемычная, – будет мне горе молошное. Я ее к дзен-буддизму пристрастил и под Пинк Флойд невинности лишил*, – мне ее, дураку, и одевать».

    И собрался я, и устроился, и отправился в сторону Няр-маняна* на заработки, – тем же плотником, но совсем за другую, как ожидалось, хорошую денежку.
    Были в ту пору далекую фирмы по трудоустройству за процент от зарплаты, заранее им лохами выплачиваемый, посылающие в тартарары, черт его знает куда, всякий сброд человеческий, кого ни попадя.
    Согнали нас, будто скот, в машину-вахтовку в Усинске, да повезли в дали неведомые сквозь непроглядную тьму. Ехали очень долго. Потом где-то кушали и спали за свои деньги, потом снова ехали, весело распевая пионерские песни и слушая байки о том, как одна из вахтовок сломалась, и все умерли.
   
     Ну, а вы как хотели? Представьте себе зимнюю тундру, – просто тупо тундра и снег. И мороз за сорок. Связи, конечно же, не предусмотрено. Машина одна.  Люди жгли покрышки, грелись, как могли… но куда там, – все, до единого, окоченели. Добрая смерть, приятная. 

   Так вот, мы ехали, значит, ехали… и приехали в какое-то странное место, – новостройка неподалеку от Нарьян-Мара. В балках – дубак, жратва – никакая, цены в магазине – астрономические. Баня – раз в десять дней по талону. Напарнику моему было за шестьдесят, а соседям по балку едва за шестнадцать, – ушлые такие татаре. Нарьян-мар, что возле моря, напротив Новой Земли и Усинск, – что немного поближе, – вообще, – татарские города. Мне об этом непонятном факте стало известно, когда я увидел тамошних "интердевочек". Девушки… залюбуешься! Куда там, – Алсу, – такие татарочки работают в секс-сервисе северных городов, – объедение, да и только. В Усинске видел мечеть. Но не заходил. Зашел в церковь… но об этом попозже.

    В общем, погнали нас на работу. Поработали, пожрали, – в стойло. Никаких интернетов, или, хоть зомби-ящиков, – ни икса. Ладно, – думаю, – вытерплю; подумаешь, – спартанские условия, – и не такое доводилось переносить. Напарник мой, правда, помер от инфаркта, – но это тоже дело житейское, (правда, ведь?).

    Все было неплохо, – начали обживаться и приспосабливаться. Но закрался у меня в душу червяк сомнения, и стал я потихоньку допытывается, – что там, да как. Просветил один местный, примчавшийся на «буране» мужлан.
— Вы, – говорит, – от какой фирмы?
— От «Тебук-нефть», – отвечаем.
— А устраивались как?
— Бюро по трудоустройству,  платное, – гордо отвечаем, (чай не нещеброды какие-то).
— Ни шиша вы не получите, – говорит. – Хорошо, если на обратную дорогу денег дадут. Вычтут за питание и за спецовку, и за жилье, и за все остальное, а зарплаты у вас, – курам на смех. Может, и должны еще останетесь.
— Да как это так? – спрашиваем.
— А вот так!
— (Набор трудно-переводимых русско-татарско-ненецких слов).

   Грустил я недолго. После того, как на меня вякнул во второй раз чурка-прораб, дал я ему кулаком по носу, и был отправлен домой. Но домой, – означало в чужой незнакомый город.
   В фирме мне сказали, что знать про меня ничего не знают, ведать – не ведают и слыхом не слыхивали. Менты пожали плечами, а последние копейки я отдал за пирожок и «переночевать на вокзале», – такую там систему ввели из-за переизбытка вахтовиков: сидишь на вокзале ночью, – плати.

    И вот, иду я, холодный и голодный, в сорокаградусный мороз по чужому дикому городу, в надежде встретить хоть кого-то знакомого, – но никого не встречаю. Отчаяние растет, а холод и голод навевают легкую меланхолию. Смотрю, – стоит церковь. Забрел я туда, – никого, только дна молоденькая девушка, странно так, слезливенько смотрит на лики. Подошел я к ней, – благо язык подвешен, а библию местами знаю наизусть, – заговорил.
   Потом мы долго гуляли, потом пили с ней чай у нее дома… А потом, пришли ее родители, и я ушел. Верите – нет, – но и с Доннерветтером такое бывает.

   На улице уже стало темно, и, хоть я и съел пару плюшек, (о большем попросить постеснялся), но холод снова начал меня донимать. Думал подработать грузчиком с многочисленными бичами и просто местными алкашами, – но там, «на конкурсе красоты», жуткая конкуренция. Сто грамм, для сугреву, налили, а заработать не дали.
    Вспомнил я тогда один отрывок прикольный из Dies irae*, да еще кое-что из библии; иду себе, – мурлычу под нос примерную тарабарщину:

«Dies irae, dies illa
solvet saeclum in favilla
teste David cum Sibylla

Quantus tremor est futurus
quando judex est venturus
cuncta stricte discussurus

Tuba mirum spargens sonum
Per sepulcra regionum,
Coget omnes ante thronum.

Mors stupebit et natura
Cum resurget creatura
judicanti responsura

Liber scriptus proferetur
in quo totum continetur
unde mundus judicetur

(И мое любимое место)

Judex ergo cum sedebit
quidquid latet apparebit
nil inultum remanebit!

Quid sum miser tunc dicturus
quem patronum rogaturus
cum vix justus sit securus?*

Aurum per medios ire satellites,
Et perrumpere amat saxa…*

   …Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым».

     Бормотал я так, бормотал, и снова зашел в уютную церковь. Сидит там поп, то есть батюшка, – серьезный такой, – брови хмурит, – и очень строгий.
— Поставь, – говорит, – свечку, да помолись.
— Молиться, – говорю, – не хочу Иешуа, а на свечку у меня денег нет.
— Бери, – говорит мне батюшка, – свечку, и не называй его так больше. – Строго так, говорит, – мне аж не по себе стало.

     Разговорились мы с ним. Точнее, – он меня разговорил и всю мою историю из меня вытянул.
— Ты, не торопись, уходить, – сказал мне священник. – Я сейчас позвоню.
   Набирает он номер, слышу, – спрашивает, сколько стоит билет до моего города. Поболтал, а потом опять говорит очень строго:
— Открывай сумку.
   Ну как такого ослушаешься?

   Накидал он мне в сумку всякой еды, – салатик в банке, сало, хлеб, – что бог послал. А потом отсчитал сумму на билет и отправил на вокзал. Я глаза выпучил:
— Спасибо, – говорю.
    А он мне, опять очень строго:
— Не благодари. Это тебе Бог помог.
 
    Потом меня бесплатно довезла на такси до вокзала женщина-таксист, потому, как поняла, что денег у меня ровно в обрез, чтобы заплатить за пребывание на вокзале. В дороге мне встретились знакомые ребята и тоже довезли до дома на такси по прибытии, – а путь в ту глушь, где я тогда обитал, был неблизким от города. Но это уже неважно. А может, и важно.

    Чудеса кончились только дома, – подруга моя обнаружила в сумке домашний салатик, и мне пришлось потом ей очень долго доказывать, что это батюшка мне его в сумку засунул, а не якась велелюбна гостинна татарська дівчина. 

    С этим попом я пошел бы в разведку. А вы говорите, – "Воюет с христианами Доннерветтер". Фанатиков и продажных тварей, наподобие свидетелей Йоговых, я весьма недолюбливаю, а к христианам настоящим отношусь с белой завистью, – счастливые люди.

                P/S

     Шубу я ей потом купил все-таки, (не скажу, как), и этой же весной мы расстались.
                Не иначе, – от Шайтаныча шубка была ]=)-------->


                ***WD & LCF***



* Цитата из Православной Энциклопедии, Т. 7, С. 669.

* Цитата из Х/Ф «Даун хаус».

* Няр-манян – голая женская писька, - так в шутку называют Нарьян-Мар местами на севере.

* День гнева – в католическом богослужении песнопение проприя мессы. В ней описывается Судный день.

* День гнева, тот день,
повергнет мир во прах,
по свидетельству Давида и Сивиллы.

О, каков будет трепет,
когда придёт Судия,
который всё строго рассудит.

Трубы чудесный звук разнесется
По могилам всех стран,
Созывая всех к престолу.

Смерти не будет, застынет природа,
когда восстанет творенье,
дабы держать ответ перед Судящим.

Будет вынесена написанная книга,
в которой содержится всё,
по ней мир будет судим.

Итак, когда Судия воссядет,
всё сокрытое станет явным:
ничто не избегнет наказания.

Что тогда скажу я, несчастный,
кого попрошу в защитники,
когда даже праведник не будет в безопасности?

* Перед золотом отступают стражи и рушатся скалы…