Mоченые груши

- Не предприимчивые вы люди, что ни говори! Работящие? Да! Умные? Да! Но не предприимчивые. Поймите вы, что жизнь изменилась, настали другие времена. Все вокруг стали предприимчивыми, а вы со своей честностью просто пропадете. Поймите, если вас обманывают, то и вы должны! Вот вы завтра свинью в колбасный кооператив сдаете, а вы знаете, что вас обманут? Скидку с веса на содержимое желудка сделают такую, что вы ахнете. А вы заладили одно, какой хозяин свинью перед убоем кормит. Предприимчивый кормит. Да едой, какая получше. И вы накормите. Накормите чем посытнее до отвала, чтобы и хрюкнуть не могла!
Вера, младшая невестка в семье Петровых, говорила громко, а отдельные слова даже выкрикивала. Ее всегда широко открытые карие глаза смотрели на Игнатия Фомича с неподдельной жалостью. Ее горячая речь, однако, не мешала ей торопливо, один за другим, отправлять в рот вареники, сделанные Натальей Александровной к обеду.
- Вы его хоть убедите, - умоляюще произнесла Вера, обратившись к свекрови.
- А может и правда, дед? Может нам сделать, как Вера подсказывает? Что,мы хуже других, что ли?
- Не знаю! Всегда я жил по совести, а тут вы на обман толкаете.
- Какой обман? Какой обман? - горячилась Верочка - нет никакого обмана, Вы просто защитите свое же, своим же трудом заработанное. Сделают скидку, так хоть будет, на что!
- Ну, если так! - неохотно сдался Игнатий Фомич.
Вечером свинья была накормлена до отвала. Утром в день сдачи она неохотно подошла к корыту, лениво зачавкала.
- Нет! - сказала жена. - Ей нужно дать что-нибудь повкуснее. Что-нибудь необычное. Стой-ка. У меня с прошлой зимы в кадушке остались моченые груши, они уж и забродили чуть-чуть. Давай отдадим.
- Неси! - разрешил хозяин.
Сказано - сделано. Хавронье груши пришлись по вкусу, и она быстро опустошила полное корыто, но спустя некоторое время свинья стала как-то странно вести себя. Визгливо похрюкивала и резво бегала по загону, повиливая хвостиком.
Машина заготовителей подошла к дому Петровых к десяти утра, как и было обещано. Заготовитель поставил выносные загородки до самого хлева. Хавронью только подтолкнули чуть-чуть, и она радостно помчалась по проходу сдаваться на мясо. Эта организованность и точность очень понравилась Игнатию Фомичу. Без всяких проволочек, тут же, на месте, сразу же на весах, которые были прямо в фургоне, свинью взвесили, и заготовитель произвел расчет наличными деньгами.
- Надо же! А раньше нужно было самому ехать в заготконтору, долго ждать, когда взвесят животное, а деньги переводили на книжку иногда месяца через два-три. А у вас как все сразу же! Хорошо налажено.
- Работаем, стараемся!
Заготовитель был из молодых, да ранних. Одет он был в дорогую и модную одежду, из кармана его куртки торчал небольшой калькулятор, на котором молодой мужчина все подсчитывал. И ничего, что свиньи вокруг, работа была денежной! Игнатий Фомич получил три экземпляра квитанций, в которых значились и вес животного, и скидка, и стоимость килограмма живого веса и размер выплаты.
-Как у вас все четко! - удивился Игнатий Фомич.
- А как же! У нас в кооперативе так. Быстрота, точность, деловитость - вот три кита, на которых мы стоим. Ну, мы поехали!
  Игнатий Фомич взглянул на свою Хавронью и ему показалось, что животное продолжает вести себя странно.
Когда машина отъехала, он сказал жене:
- Со скидкой Вера правду сказала, надувают нашего брата, как хотят!
- А я тебе что говорила, а теперь мы в накладе не остались, хоть раз в жизни! - облегченно вздохнула Наталья Александровна.
День прошел в хлопотах и уже вечерело, старики собирались ужинать. Вдруг к дому Петровых, второй раз за день подъехал уже знакомый фургон заготовителей.
- Что там такое? - встревожился хозяин, - опять к нам?
- А ну пойди, выгляни!
Игнатий Фомич вышел во двор навстречу знакомому пареньку. Тот был взволнован, и вся его деловитость куда-то исчезла.
- Понимаете, я не так уж богат, а ваша свинья увесистая очень. Понимаете, я купил квартиру совсем недавно, и в долгах весь. Понимаете, у меня двое маленьких детей, - торопливо говорил заготовитель.
- Да успокойся ты и говори толком, что случилось?
- У меня никогда такого не было! Такое веселое было животное, никаких признаков не было. Я умею отличать больное животное от здорового. Ваша свинья была здоровее многих. Это просто необъяснимо.
Заготовитель в отчаянии размахивал руками.
- Так что же все-таки стряслось?
- Худшее! По дороге она сдохла.
- Как сдохла? Совсем? - недоумевая спросил Игнатий Фомич.
- Совсем, а как же еще? - растерянно ответил заготовитель. - Вы, конечно, вправе мне деньги не вернуть, но я все-таки надеюсь...
- И где она? - начиная догадываться, в чем дело, осторожно спросил старик.
- Да здесь. Мы ее назад привезли, чтоб вы поверили. Может ее заберете?
- Дай-ка, дай-ка взглянуть!
Заготовитель открыл дверь фургона, и перед всеми предстала Хавронья в непотребном виде, лежавшая в полутемном углу. Она лежала на спине с поднятыми вверх ногами и не подавала никаких признаков жизни. Сдалась. Игнатий Фомич подошел поближе, наклонился. Прислушался. Свинья дышала! Ему стало все ясно. От свиньи несло перегаром. Груши были хмельными. Свинья покушала и опьянела впервые в жизни! В жарком фургоне её развезло, вот и спит теперь красавица крепким сном. Игнатий Фомич выпрямился. Смеяться или плакать?
- Вот что, мил человек, - сдерживая усмешку произнес он, - я тебя наказывать не буду, деньги верну, свинью заберу.
- Правда?! - удивленно и обрадовано сказал заготовитель, - это очень честный поступок с вашей стороны. Очень честный.
Выгрузить свинью было нелегко. Позвали соседа справа и соседа слева, хотели выволочь волоком, но Игнатий Фомич не позволил. Свинью вынесли бережно на огромном куске старого брезента и, к недоумению заготовителя, отнесли зачем-то в хлев и осторожно положили на мягкой и чистой соломке.
- Может к утру и оживет, - сказал хозяин ухмыляясь. Молодой человек посмотрел на него со страхом. Уж не заболел ли старик.
- Наталья! Неси деньги! Верни парню все до копеечки.
Жена скорбно повиновалась.
Обрадованный заготовитель уехал.
-Большое спасибо! Большое спасибо! Большое спасибо! - как попугай произносил он одно и то же и пятился к машине, а полученные назад деньги крепко держал двумя руками и кланялся все время. То ли добрым людям, то ли пачке денег. Трудно было понять.
Игнатий Фомич вернулся в дом. Жена голосила. Он молчал. Хмурился. Не смотрел на плачущую жену. Но долго притворяться не умел.
- Да живая она, твоя Хавронья, спит с груш твоих. Они ведь забродили. Настоящая бражка, а мы ей целое ведро дали.
Наталья рыдать перестала. Фартукам вытерла лицо. Вопросительно посмотрела на мужа. За сорок пять лет супружеской жизни они научились разговаривать без слов. "Да, ну! Не может быть!" - спрашивала Наталья. "Чистая правда."
- Вот это да! Это что же получается? Мы утром встали, напоили допьяна свою собственную свинью, в таком виде сдали ее, она благополучно прокатилась в нетрезвом виде в город и назад, а теперь она спит у нас в хлеву? Я правильно поняла?
- Именно так!
- Наталья! - с ехидцей в голосе добавил Игнатий Фомич, - зря на нас наговаривала Верунька, что мы не предприимчивые. А мы видишь, какие оборотистые? Вот свинью за казенный счет покатали. Все-таки, какая никакая прибыль в дому. Хавронья мир посмотрела и себя показала!
-Вот уж точно! Показала, так показала. А насчет того, что мир она увидела, это ты зря. Даже если бы что-то и видно было из фургона, она не в состоянии была смотреть по сторонам.
Наталья звонко засмеялась и муж отозвался своим странным смехом. Он совершенно не умел этого делать. Когда ему было смешно так, что невмоготу, он гыкал. Говорил протяжно своё "гы-гы", и звуки на смех были совсем не похожи. Смялся Игнатий не голосом, а лицом. Растянутый в улыбке рот, сузившиеся в щелочки глаза, поднятые вверх брови больше говорили о безудержном веселье, чем звуки, которые он издавал.
Потом Наталья слабо махнула рукой, не до тебя, мол, сейчас, не до шуток и подковырок. Набрав полное ведро холодной дождевой воды, она отправилась в сарай со стареньким полотенцем в руке.
Вечером прибежал вернувшийся с работы Костя.
- Что тут у вас? По всей деревне слух прошел, что свинью вам вернули. Кто говорит, что дохлую, а бабка Гаврилиха утверждает, что пьяную.
- Вот Гаврилихе и верь. Она чистую правду и говорит.
-Да ну?
- Дуги гну. Говорю, как есть.
- Но как вы ухитрились?
- А ты у жены спроси. Это она подначила. Да у матери. Это она сотворила. Груш двенадцатилитровое ведро дала, а они - чистая бражка. Нам пожалела, а свинье споила. Ну, вражья душа!
- А где мать?
- В хлеву. Сидит над свиньей, компрессы холодные кладет ей на голову. Веришь - Хавронья с компрессом на голове - вылитая карикатура на Гитлера, как в войну рисовали. Умора, да и только.
Костя сбегал к матери и вернулся смеясь.
- Ну, вы даете. Вы прямо какой-то день свиньи устроили. Прокатили, а теперь еще и компрессы ставите.
- Будет ржать-то. Прокатили мы бесплатно, а вот мужикам пришлось бутылку ставить за выгрузку. Так что мы еще и потратились. А ты передай своей предприимчивой жене Веруньке, что шубу ей придется покупать за свои, мы хоть и обещали помочь, да теперь не с чего. Все люди, как люди,деньгами шелестят, а у нас одни убытки.
Хавронья медленно приходила в себя. Вначале она горела так, что Наталье пришлось обложить её замешанной глиной, которая высыхала уже через полчаса. К утру Хавронья стала петь. Она лежала на спине, ноги были подняты вверх, Свинья виляла всем своим туловищем и перебирала ногами в воздухе, как будто она пустилась в пляс под свое ритмичное повизгивание. Она даже хвостиком своим игриво вращала из стороны в сторону. Кому пела? Перед кем танцевала и виляла хвостом, показывая свое расположение - было неясно. Еще день Хавронья провела в полусне-полудреме. Она теперь сидела, как почтенная дама на завалинке, и головы своей не поднимала. Потом она стала жалобно похрюкивать и, шатаясь, подходить к корыту, роняла голову на его край и долго пила. Казалось, что если бы её коротенькие ножки доставали до головы, она бы обхватила её и застонала.
Игнатий Фомич подходил к загону и громко ехидно говорил:
- Что? Страдаешь? Головушка болит? Это надо же столько принять враз, да еще и с непривычки! Не знал, не знал я, что на погребке такое богатство у старухи хранится. Знал бы, так тебе бы не досталось ни за что! Мы бы с кумом...
Он мечтательно улыбался и щурил глаза и даже причмокивал языком, явно жалея об упущенном удовольствии.
- Хрю, хрю, хрю, - поддерживала беседу Хавронья.
-Признаешь значит свою ошибку? Пить начала, так может и покурить тебе дать? У людей есть еще одно удовольствие. раз пошла по наклонной дорожке, от тебя можно всего ждать!
-Хрю-хрю! - откликалась свинья.
Лишь на исходе третьего дня Хавронья крепко встала на ноги.