Медики уранового стройбата

Альфрид Изатулин
                МЕДИКИ УРАНОВОГО СТРОЙБАТА
              О врачах, военных госпиталях секретного министерства
;

ББК 68.49 (2)
И32

 







        Изатулин Альфрид
И32      Медики уранового стройбата. О врачах, военных госпиталях секретного
        министерства. — СПб., «Петербург — ХХI век», 2011. — … с.
Около двух десятков лет — такова выслуга автора этой книги в медицинской службе «урановых» военно-строительных частей Министерства среднего машиностроения СССР. Его служебный путь — от начальника медицинской службы полка до начальника военного госпиталя, от лейтенанта до подполковника, от рядового хирурга до кандидата медицинских наук. История о татарском мальчике, волею судьбы ставшем военным хирургом, вылилась в широкомасштабный рассказ о военных медиках, принимавших непосредственное участие  в сохранении здоровья военных строителей, офицеров и членов их семей в секретном министерстве.
                ББК 68.49 (2)


ISBN 5-88485-205-3

                © Альфрид Изатулин, 2011
                © Издательство «Петербург — ХХI век», 2011      


            
 
Офицерам медицинской службы
Министерства среднего машиностроения СССР посвящается




















                ПРЕДИСЛОВИЕ

Около двух десятков лет — такова выслуга автора этой книги в медицинской службе «урановых» военно-строительных частей Министерства среднего машиностроения СССР, дислоцированных в четырех городах в различных краях страны — в знойной пустыне, забайкальской степи, сибирской тайге. Его служебный путь — от начальника медицинской службы полка до начальника военного госпиталя, от лейтенанта до подполковника, от рядового хирурга до кандидата медицинских наук.
Пациентами и сотрудниками автора стали за эти годы многие люди самых разнообразных профессий и званий — министры, директора урановых комбинатов, Герои Социалистического Труда, строители, санитарки, медицинские сестры и фельдшеры, врачи полковых медпунктов и госпиталей, и, конечно же, офицеры, сержанты и рядовые войсковых частей.
Сотни людей из их числа были его пациентами, и он надеется, что все они вспоминают своего хирурга добрым словом. Сам же автор считает эти годы лучшей  частью своей жизни.
История о татарском мальчике, волею судьбы ставшем военным хирургом, вылилась в широкомасштабный рассказ о военных медиках, принимавших непосредственное участие  в сохранении здоровья военных строителей, офицеров и членов их семей в секретном министерстве.
Они не спасали раненых на поле боя, не участвовали в военных учениях и дальних морских походах, не блистали в парадном строю в столицах. Ничего героического в их труде, казалось бы, и не было: будни, будни, ежедневный выход на службу, проверка состояния пищеблоков и казарм, условий труда на производственных площадках, оказание помощи больным в медпунктах полков и отрядов, в небольших госпиталях. И тем не менее, они внесли значительный вклад в создание ядерного щита Родины.
Остается добавить, что эта книга —  произведение художественное и любые совпадения с реальными людьми, событиями являются случайными.

 
ПРОЛОГ

Сначала факты.
 «Для решения в самые сжатые сроки задач по строительству важнейших объектов атомной энергетики и промышленности требовалась рабочая сила, исчислявшаяся сотнями тысяч человек, способных в любых климатических условиях, без обустроенного быта и жилья возводить сложные сооружения.
В послевоенные 1947—1949 годы на Урале, в Сибири и некоторых районах европейской части России началось освоение территорий под строительство атомных объектов. Именно тогда, в 1948 году, решением Правительства были созданы первые военно-строительные части — полки, батальоны, отряды, отдельные роты, которые состояли в основном из молодых рабочих, сельских жителей, способных по состоянию здоровья трудиться в сложных климатических условиях, выполнять тяжелые строительные работы. Для подготовки специалистов разных профилей создавались учебные комбинаты, курсы, но основная масса военных обучалась строительному делу непосредственно на рабочих местах. В результате в самые сжатые сроки — от 2 до 3 месяцев — все стройки были обеспечены мобильной рабочей силой, достаточно квалифицированной и состоящей из молодых рабочих-воинов в возрасте 19—20 лет.
В ноябре 1960 года в Минсредмаше СССР было сформировано Управление военно-строительных частей, позднее переименованное в Центральное управление под условным названием в/ч 25525, что позволило более оперативно и целенаправленно руководить войсками и эффективно их использовать. В управление входили отделы: производственный, организационный и кадровый, политико-воспитательной работы, тыла и медицинского обслуживания. Начальниками управления работали в разное время генерал-майор И. Шевляков, полковник А. Ишков, генерал-лейтенанты И. Камышан, П. Карпюк, В. Берчик, генерал-майор Ю. Савинов; заместителями начальников Управления были полковники: Н. Качурин, В. Кухарчук, М. Комиссаров, В. Куртов; начальниками отделов — Герои Советского Союза полковники Ф. Сабиров, А. Алексеев, Г. Яковлев, В. Данилюк, полковники-инженеры Э. Цатуров, Г. Танетов, полковники медицинской службы П. Елисютин, В. Удодов.
За годы деятельности военно-строительные части министерства принимали участие в строительстве практически всех крупных объектов атомной энергетики и промышленности, а также многих объектов народного хозяйства. Только в Москве при участии военных строителей построены Государственный университет, Большой Кремлевский дворец, Дворец пионеров и школьников, Инженерно-физический институт, универмаг "Детский мир", Центральный стадион имени В.И. Ленина. Трудно переоценить созидательную роль военных строителей. Достаточно сказать, что к началу 50-х годов в строительных управлениях всех атомных объектов в общем балансе рабочей силы военные строители составляли от 50 до 93%, а в целом на стройках Министерства среднего машиностроения СССР численность военных строителей иногда достигала 200 тысяч человек» .
Военно-медицинская служба военно-строительных частей Минсредмаша СССР состояла из войсковой медицинской службы и военных госпиталей. И в целом соответствовала организации медицинской службы Министерства обороны СССР.
Однако имелись и отличия. И заключались они в следующем. Военно-медицинскую службу возглавлял начальник медицинского отдела войсковой части 25525 в Москве, он осуществлял оперативное руководство. Однако, при Минздраве СССР существовало III Главное управление , на которое возлагалась организация медицинского обеспечения Минсредмаша СССР, в том числе и общее руководство военно-медицинской службой воинских формирований. На местах санэпиднадзор в войсковых частях, снабжение медицинским имуществом, оказание квалифицированной, тем более — специализированной медицинской помощи осуществлялись гражданскими медицинскими учреждениями III Главного управления при МЗ СССР.
Военные госпитали организационно и штатно входили в состав медико-санитарных отделов (лечебные учреждения предприятий Минсредмаша СССР), что диктовалось вопросами снабжения медицинским имуществом, общностью выполняемой задачи и значительно облегчало решение кадровых вопросов, преемственности, этапности оказания медицинской помощи обслуживаемому контингенту.
В военно-строительных полках службу возглавлял старший врач (позже он стал именоваться начальником медицинской службы), ему подчинялись начальник полкового медицинского пункта, врач стоматолог (гражданский), врач специалист, начальник аптеки, лаборант, фельдшер (военнослужащий), медицинские сестры, санитарки. В военно-строительных отрядах численность медиков соответственно была меньше.
Количество и дислокация военных госпиталей Минсредмаша СССР в разные годы, в зависимости от решаемых задач, были различными. К восьмидесятым годам XX века существовало 8 госпиталей. Центральный госпиталь, выполнявший функции организационно-методического центра, располагался в поселке Селятино Московской области,  другие госпитали — в поселке Снечкус Литовской ССР, в городах Шевченко КазССР, Навои УзССР, Томск-7, Красноярск-26, Краснокаменск Читинской области, Саянск Иркутской области.
Комплектование медицинской службы офицерами осуществлялось за счет призыва выпускников медицинских институтов. Как правило, сначала на два года, затем желающие оставались добровольно на кадровой службе. В дальнейшем для замещения должностей войсковой медицины стали прибывать офицеры, окончившие военно-медицинские факультеты медицинских институтов, в основном Томского. Специализация, усовершенствование врачебного состава проводилось в институтах усовершенствования врачей Минздрава СССР. Офицеры имели возможность обучаться в ординатуре Военно-медицинской академии. После выпуска из академии они назначались на должность начальника отделений госпиталей.
Отметим, что социально-бытовые условия офицеров медицинской службы были нормальными. Они обеспечивались благоустроенными квартирами, их жены, как правило, своевременно трудоустраивались; они могли отдыхать  в домах отдыха, лечиться в отличных санаториях министерства. В городах Минсредмаша СССР была хорошо развита социальная инфраструктура, имелись свои театры, стадионы, бассейны, хорошие школы, детские сады. Можно с уверенностью заключить, что по сравнению с военными врачами Министерства обороны их служба проходила в более благоприятных условиях.
 
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ

Система высшего профессионального образования СССР в свое время была признана во всем мире. Но великая держава рухнула, в новом государстве —  Российской Федерации начались реформы, которые затронули и образование.
В 2003 году Российская Федерация присоединилась к Болонскому процессу (на Берлинском саммите участников Болонского процесса). Для чего это делалось?
Главная цель реформы европейского, в том числе и российского, образования —  улучшить его качество, так, чтобы оно могло выиграть конкурентную борьбу с системой высшего образования США, которая пока лидирует в мире, в силу чего многие выпускники школ Европы предпочитают не родные и близкие европейские вузы, а американские.
Однако присоединение России к Болонскому процессу вовсе не означает, что мы автоматически признаем все Болонские принципы и полностью отказываемся от национальной системы образования. Из сферы реформирования выведены, в ряду других, и медицинские вузы. Нынешний министр образования РФ А. Фурсенко объяснил это тем, что подготовка медиков, инженеров, работников спецслужб ведется «моноблоком» и не может быть разделена на два уровня. То есть, система подготовки врачей, принятая в СССР, сохранилась.
Получив основательную клиническую, общемедицинскую подготовку по выбранной специальности, выпускники вузов распределялись по рабочим местам во всех областях нашей необъятной страны. Некоторые из них становились военными врачами.
 
ЭТЮД ПЕРВЫЙ

Мы все из детства

Отсечь слова.
Ненужное отбросить.
 Радостно вздохнуть .

Исходный материал для лепки будущего военврача в нашем рассказе семнадцатилетний мальчик Амирхан  (Амир), татарин. Вырос в глухой сибирской деревне, в начальной школе готовил уроки при свете керосиновой лампы. Родители мальчика — учителя начальной школы.
Был он вполне стандартным мальчиком, годным для подготовки из него типового  специалиста с высшим образованием в СССР в шестидесятые годы XX  века. Умеренно темный (представьте себе кругозор мальчика, живущего в глухой сибирской деревне лесорубов 50-х годов) и весьма умеренно образованный в средней политехнической школе. Искренно вступал в комсомол , верил, что ЦК КПСС никогда не ошибается и всегда занят думой о благе народа.
По мнению автора, судьба его во многом типична для послевоенного поколения деревенских детей, родившихся в СССР в пятидесятые-шестидесятые годы XX столетия. Педагогический, медицинский, сельскохозяйственный институт…
Из детских воспоминаний Амира: в крохотной сельской школе (деревянная изба в одну комнату, освещенная керосиновой лампой) директором, завучем, преподавателем и пр. пр. был один единственный человек — мама. Так получилось, что программу первого класса Амир осваивал дважды, о детских садиках тогда в глухих деревнях не знали. И в школу он ходил с мамой с шести лет.
В школе мама его усаживала за первую парту.
Таким образом, к семи годам Амир уже окончил первый класс, умел свободно читать (насчет письма память не сохранила ничего). Затем повторил программу первого класса уже на законном основании. Достаточно сказать, что в семилетнем  возрасте он прочитал книгу Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке» на татарском языке. Эта книга оказала на его судьбу сильнейшее воздействие. Навсегда он полюбил авиацию. Состояние здоровья, однако, не позволило ему через 11 лет, когда он закончил школу, осуществить мечту и стать пилотом.  Он стал хирургом.
Мама одна вела уроки сразу в 4-х классах — от 1-го до 4-го. Ученики делились на классы по партам и рядам. А всего их было полтора десятка.
Деревушка, где они жили, была крохотная, 25—30 домов, и стояла на пологом  юго-западном берегу сибирской реки Иртыш. За деревней вдоль берега росли ивы в три обхвата, под ивами раскинулись лужайки с зеленой, мягкой травой. Сколько счастливых часов провел здесь Амир со своими дружками! В окружающих болотистых лесах обильно произрастал дикий лук — по-татарски юа. Его с горчинкой вкус и сейчас жив в памяти Амира, военного хирурга в отставке.

Ранней весной начинают оттаивать островки земли на высоком берегу Иртыша. Показывается прошлогодняя жухлая трава, а уже через несколько дней робко пробивается первая зеленая травка…  Игра «попа на кон» требует от мальчишек быстрого бега. Скидываются сапоги, хоть земля еще и мерзлая. Но им все нипочем, как гуси, поджимают то одну, то другую ногу, а игра идет. Гоняют попа на другой конец села по берегу, и когда битой промахивается последний игрок, стая пацанов несется к исходному кругу. Кто прибежит последним, тот ставит попа в круг, остальные по очереди броском биты выбивают попа из круга. Новая игра…
 Врач военно-строительного полка, расположившегося в диких степях Забайкалья, лейтенант Амир стоял у окна в своем служебном кабинете, прижавшись лбом к холодному стеклу. Из окна открывался унылый вид на сопку, покрытую пожелтевшей травой с островками снега, и на серый бетонный забор. Несколько дней назад, зацепившись ремнем за кусок арматуры забора, повис на нем пьяный военный строитель. Повис и замерз, никем не замеченный ночью. Мороз стоял тогда под тридцать градусов, тело погибшего было похоже на большой кусок льда.
Воспоминания об играх детства и о недавних событиях прервал громкий стук в дверь… Лейтенант оторвал лоб от оконного стекла и крикнул:
— Войдите!
Посыльный из штаба:
— Товарищ лейтенант, вас вызывает командир полка!
С этой фразы очень часто начинается служебный день бесчисленного множества офицеров Советской Армии. Нахлобучив шапку, лейтенант рысцой пробежался до штаба, находившегося в соседнем подъезде блочной пятиэтажной казармы.
В коридоре его за рукав задержал начальник штаба подполковник Похмелкин, дыхнул термоядерным перегаром:
— Доктор, куда несешься, аки с перепугу? Зайди ко мне!
— Не могу, Иван Михайлович, командир вызывает. Можно, зайду после?
— Иди!
Однако этому малозначительному событию предшествовали годы…

Год 1964.
После окончания восьмилетки в поселке лесорубов на правобережье Иртыша Амир подал документы в среднюю школу в районном центре.
Первая сентябрьская линейка в новой школе. Наряду с девятым классом в строю и десятиклассники, которые будут обучаться до 11-го класса. Он глянул на соседей десятиклассников. И сразу увидел ее… В строю стояла поразительно стройная, рыженькая девочка с челочкой, ниспадающей на лоб, усыпанный веснушками. Белый школьный фартук, синее платье необычайно ей шли. Аккуратный носик, четкие брови, ямочка на щеке. Незнакомка запала в его сердце. Вскоре выяснилось, что зовут ее Светой, Светланой.
В райцентре была детская спортивная школа, располагавшаяся в здании некогда разоренной церкви. Чего только не вытворяла советская власть! Иногда он думает о проклятиях. Может, и за это он проклят, — что занимался спортивной гимнастикой в церкви. Как знать! Может быть, неспроста его призвали в армию и отправили служить на урановые рудники в город Красноуранск. Много лет спустя там же оказался и Ходорковский. Почти сослуживец…
Света тоже занималась спортивной гимнастикой, с семи лет. Мальчики приходили к концу тренировок девочек. Известно, что спортивная гимнастика создает самую красивую фигуру. Такой уж это вид спорта. Смерть парням от таких девочек!
На школьном вечере Амир, наконец, осмелился и подошел к ней. Она несмело улыбнулась, подала руку с жесткой ладонью гимнастки. Веснушки на носу стали явственнее, девушка слегка побледнела. Бледнел ли Амир — сие ему осталось неизвестным. Танец. Провожание. Жила Света в подгорной части города, возле базара.  Древняя история, как это бывает у всех, в 17 неполных лет. Всё ново и свежо, и всё  по-живому.
Незаметно прошел 1964—1965 учебный год. Построили новую школу — № 2. Его класс перевели туда, а Светин класс остался в старой школе.
Они встречались, гуляли. Потом Света неумело чмокала его в щеку и убегала к себе в подгорье, смешно, по-девчоночьи разбрасывая голени. Он стоял, смотрел ей вслед и запоминал запах ее духов (только спустя 40 лет узнал случайно, что это запах жасмина). Есть наука о запахах, ферромонах. Биология утверждает, что сближение людей происходит на основании запахов. Всю жизнь запах знакомых духов, где бы он его не улавливал — в троллейбусе, при встрече случайной прохожей, да где угодно, ему напоминал Свету. Недобрая память.
Помнишь? Помнишь ли?
Вспоминаешь? Хоть редко?
А я вот всегда.

      Год 1966.
Амир чувствовал себя отлично. После окончания средней школы временно работал в пионерском лагере физруком. Работа была несложной: утром физзарядка с пионерами, потом в течение дня спортивные игры на свежем воздухе. Вечерами педагогический персонал устраивал посиделки у костра, чудили по-всякому. Например, сшивали штанины спящим парням, красили сажей лицо задремавшим  коллегам, и прочее в том же духе.
Но все хорошее, как известно, имеет обыкновение быстро заканчиваться. Так случилось и теперь. В лагере неожиданно появились родители Амира. 
Мама и папа пришли по таежной дороге, хорошо знакомой Амиру, он по ней много раз ходил, ездил на велосипеде. Дорога недлинная, около четырех километров. Если идти от отчего дома, дорога ведет сначала через луга, невысокий сосняк, затем справа — большое Белое болото, потом тайга. Следом начинается небольшой подъем протяженностью не более километра, песчаная почва, легко шагать, ехать на велосипеде. На вершине подъема просека, тут нужно свернуть направо и идти по просеке, лесной дорогой. Примерно через 2—3 километра начинается малозаметный спуск, и вот он, пионерлагерь.
Амир догадывался, почему вдруг родители появились в лагере. И  догадка сразу подтвердилась:
— Сынок, что же ты ни о чем не думаешь? Ведь давно пора подавать документы в институт. Уже 20 июля.
— Да, мама. Сейчас же увольняюсь и еду поступать.
Покормил родителей обедом. Увольнение заняло немного времени. Жалованье позже получит мама.
Жара, июль… Известный в прииртышье теплоход «Лермонтов» причалил в речном порту областного центра. В тополях весело чирикали воробьи, яркое солнце слепило. Пахло разогретым асфальтом, низко пролетел Ту-104, заходивший на посадку.
Выпил удивительно сладкую газировку из автомата возле кинотеатра «Пионер». Нашел институт.
Приемная комиссия находилась в «телевизоре» главного корпуса. Так студенты медицинского института называли просторную проходную комнату на втором этаже. На канцелярских столах увидел таблички: «лечфак», «педфак», «санфак», «стомфак». Амира смущало название педфак. Немного поразмыслив, он решил, что на этом факультете готовят педагогов для медучилищ.
Позднее узнал, что оно обозначало педиатрический факультет. Деревня …
Подошел к столу с табличкой «лечфак». Хотя и не сомневался, всё-таки спросил у девушки, сидящей за столиком:
— Здесь учат на врачей, которые будут работать в больнице?
— Да, здесь.
Амир хотел стать онкологом.
Вступительные экзамены сдал хорошо и был зачислен на первый курс лечебно-профилактического факультета.
Первого сентября студентов отправили на уборку урожая (ума не приложу: кто же сейчас убирает урожай, неужели опять студентов посылают?). Группа первокурсников попала в село на юге области. Мальчиков разместили в вагончике, в стенах которого были сантиметровые щели.
На другое утро распределяли по работам. На тракторе «Беларусь» подъехал колхозник. Он сошел на землю, слегка потянулся, подошел к студентам, тесной группкой стоявшим у правления колхоза. О чем-то пошептался с местным начальником, потом обернулся к студентам:
—Ребята, кто из деревни?
— Я, — ответил Амир.
— Пойдем, будешь работать со мной!
Амир забрался в кабину трактора. Они проехали на другой конец села, прицепили кукурузоуборочный комбайн. Почти сразу за селом открывалось бесконечное кукурузное поле. Так Амир начал учиться на врача.
Селянин оказался знатным механизатором, как позже узнал Амир —  по результатам уборочной даже претендовал на орден.
Уборочная страда тянулась 18 дней. Вагончик, где спали студиозы, был на другом от дома тракториста конце деревни, да и завтракали они поздновато (шефу-трактористу приходилось дожидаться его возле столовой). Поэтому напарник переселил Амира к себе домой. Пришлось спать на широкой русской печке. От тепла, которое буквально проникало в тело, уставший после длинного рабочего уборочного дня Амир, как правило, засыпал мгновенно, едва забравшись на печку и уложив голову на подушку. Завтракал и ужинал вместе с хозяевами, жена тракториста кормила их тремя блюдами, пили парное молоко, которое Амир обожал. Каждый вечер мылись в бане. К концу уборочной рабочие брюки Амира пропитались кукурузным сладким соком и свободно стояли на полу. Денег он получил значительно больше своих товарищей. Да к тому же шеф-тракторист на прощание дал ему тяжелый пакет с продуктами (питайся студент!): домашняя колбаса, сало, пирожки с мясом и капустой…
Занятия на факультете Амиру нравились.
Даже при первом посещении анатомического театра никаких переживаний у него не было. Деревенские парнишки не испытывали страхов при виде костей, останков человека или трупных препаратов с резким запахом формалина.
Первое, что студент начинает изучать в курсе нормальной анатомии человека — это позвонок, vertebra на латыни.
Ехал Амир в троллейбусе на зачет по анатомии позвоночника и твердил про себя: vertebra, vertebra, vertebra. Незаметно стал говорить вслух. Пассажир, сидевший рядом, остановил это увлекательное занятие словами:
— Ты что,  парень, бормочешь?..
Изучение анатомии человека напоминает процесс заучивания таблицы умножения. Так же учить все нужно наизусть: термины, названия костей, суставов, мышц, нервов, сосудов и органов.
Первый курс запомнился обилием информации и постоянным заучиванием целых страниц, глав различных учебников, практически наизусть. Параллельно с немецким языком учили латынь. Физика, несколько курсов химии, препаровка трупа человека в анатомке. Амиру нравилась нормальная физиология человека, он узнал, как работают органы и системы здорового организма. Изучение биологии открыло ему глаза на мир микроорганизмов, беспозвоночных и всего прочего, что приводит к тем или иным болезням людей. Было очень интересно и трудно. Времени свободного совсем не было. Учеба и учеба.
Первый курс он одолел с некоторым трудом: сказались изъяны школьного (особенно восьмилетнего) образования. Очень было трудно с немецким языком. Ведь фактически изучать язык ему пришлось только в 9—10 классах. А ребята в студенческой группе уже свободно читали, даже знали грамматику. Амира выручила одноклассница, учившаяся на факультете иностранных языков пединститута. Перевод текстов выполняла она, он механически переписывал и заучивал. Было...
Жил он у своей бабушки по отцовской линии, у нее была комната в коммунальной трехкомнатной квартире. Клопы там падали с потолка, яко пикирующие бомбардировщики.
На втором курсе по протекции двоюродной сестры дали место в общежитии для старшекурсников. Амира вселили в комнату, где проживали два четверокурсника и один студент с пятого курса. Все с лечебного факультета. Жилье получилось  интернациональное. Прохор, пятикурсник, Евгений, четверокурсник — ханты; Яр, четверокурсник — ненец. Жили дружно.
В январе навалились морозы под 40. И слева от окна, под потолком, вдруг обнаружилась вертикальная трещина в стене, по шву в кирпичной кладке (общежитие было новое, первый год находившееся в эксплуатации). Как-то проснулись утром:  холодно, снежинки падают на одеяло. Все съежились в постели. Никто не хочет вставать. Было воскресенье, а воскресенье для студента отсыпной день, по принципу «лучше переспать, чем недоесть».
Было уже около одиннадцати часов, когда Амир, как самый молодой, встал. Нашел газету, нож и стал затыкать щель в стене. Ханты и ненец немедленно проснулись. Яр и говорит:
— Не затыкай, не затыкай.
— Почему?
— Пусть так будет. Хорошо, как дома!
Перед сном с юношеской горячностью спорили о различных вещах. Яр утверждал, например, что он помнит, как родился.
Затем выслушивали радиопередачу «После полуночи», и крепко засыпали.
С зимних каникул кто-то из ненцев привез несколько мешков мороженой оленины. Им тоже достался большой кусок мяса, хватило на целый месяц. Вначале северяне ели оленину сырой. Нарежут кусками, посолят (немножко) и уминают с хлебом. Происходило все это обычно уже вечером, практически перед сном. Занятия заканчиваются к 17—18 часам, медики учатся долго. Мороз. Еле живые приходили в общагу. Отойдут от мороза ноги, руки, приступают к мясу. Так вот, Амир заметил интересную особенность той еды. Скушаешь мяса граммов 300—400, выпьешь чаю, и  такой сон наваливается, что засыпаешь еще за столом, только бы добраться до своей койки и упасть навзничь. Это наркоз…
Позже Амир уговорил ребят варить мясо. Варили в большой кастрюле: немного картошки и много мяса. Очень вкусно…
Через 14 лет, будучи уже военным хирургом, Амир командовал хирургическим отделением военного госпиталя в Восточной Сибири. И случилась там у одного солдата, ненца, грыжа. Вообще-то, ненцев на военную службу не берут. А этого каким-то образом призвали. Попал он в хирургическое отделение. Беседа начальника отделения с солдатом.
— Откуда?
— С Гыды, — говорит.
— Я знал одного ненца с Гыды. Он врач.
— Яр Маяко, однако!
— Вот это да! Он, он. А как ты догадался?
— Он у нас один Яр, врач.
— Ну и ну. И как он там?
— Ничего. Много детей. Орден имеет, много рыбы поймал.
— Он же врач.
— Не, он теперь рыбак, однако.
…Ко второму курсу Амир втянулся в учебный процесс, стало немного легче. Но 6 лет учебы дались, в общем-то нелегко. Материальная нищета, скудная база школьных знаний — сказывалось все.
На курсе было немало и других деревенских ребят. После окончания института они, как правило, возвращались в сельскую медицину, в районные и участковые больницы, городские же всеми правдами и неправдами цеплялись за областной центр.
Папа и мама Амира (сельские учителя) получали гроши, а кроме него в семье были две сестры, школьницы. Пришлось ему по ночам работать. Устроился сторожем магазина, потом школы, был точильщиком инъекционных игл на станции переливания крови, врачом травмпункта, участковым терапевтом в поликлинике. Впрочем, так поступали многие его однокурсники.
Говорят, что студент или хочет спать, или хочет есть. Так оно и было. После ночной работы, на первой паре, слова лектора до него, как правило, не доходили, ибо спал сидя.
— Почему у тебя по утрам глаза красные? Пьешь, наверное? — спросила у него однажды однокурсница-омичка.
Однако, все плохое забывается, поэтому и студенчество вспоминается ему, как беззаботное, веселое время. Были и пирушки, и гулянья до зари во время весенней сессии, девочки-красавицы, поцелуи с замиранием сердца. Весенняя сессия готовилась часто на пляже. И ничего — сдавали экзамены, причем, на четыре или пять.
Третий, четвертый, пятый  курсы дались легче, втянулся. К экзаменам готовились чаще всего с товарищем, Николаем Б.
Причем, конспекты лекций вслух читал, как правило, Амир (некоторые записи брали у девчат). Коля, под предлогом того, что он плохо понимает чужой почерк, читать вслух отказывался. Коля был родом из краев кубанских казаков. Был Коля, а теперь Николай Алексеевич, академик РАМН. Возможно, есть в том и вклад его друга Амира?
Студенческая жизнь — это прежде всего учеба. Но не только.
В летнюю сессию на втором курсе предстояло сдавать немецкий язык. По известным причинам Амир этого экзамена побаивался.
Готовился в роще сельхозинститута, подальше от соблазнов пляжа, лежа в густой траве. Заучивал тексты наизусть — тоска невыразимая. И тут его внимание привлекло какое-то движение, совсем рядышком. Бросил текст (с облегчением) и внимательно стал всматриваться в сторону поляны, где что-то мелькнуло.
Ого, из травы показалась парочка симпатичных девичьих пяток, покачались, покачались и опять пропали. По расположению оных Амир пришел к заключению, что, лежа на животе, кто-то совсем рядышком тоже готовится к экзамену, причем, этот кто-то — явно не мальчик. Учебник моментально был позабыт, по-пластунски он пополз в направлении обнаруженных ножек. Осторожненько раздвинул густую траву и замер, раскрыв рот. На клетчатом покрывале лежала девушка с замечательной фигурой, с длинной русой косой, при этом — исключительно красивая, да еще и в смелом купальнике. Она что-то читала, положив подбородок на ладони. Наконец, удалось привлечь ее внимание, и они познакомились. Выяснилось, что красавица готовится к вступительным экзаменам в медицинский институт. Все оставшееся до вечера время Амир консультировал ее по химии, которую она изучала. Потом собрался с духом и пригласил ее в кафе. Она согласилась!
Само собой разумеется, она опоздала на 40 минут. За это время Амир от волнения съел  почти все заказанное.
Но вдруг на входе появилось волшебное видение. Амир и официант, молодой парень, не старше его,  раскрыли рты от удивления.
Видение было одето в национальное западно-украинское платье: юбка с вышивкой по подолу, блузка аналогичного вида и заплетенная коса до пояса. Это была она! Выйдя из шока, Амир вскочил и пригласил красу за столик, который пришлось накрывать заново. Придя в сознание, официант повторил заказ, причем, очень проворно. Красота — это страшная сила!
Потом они гуляли по городу, целовались. В родное общежитие Амир явился на рассвете. И только тут вспомнил, что в кафе рассчитался лишь за второй заказ.
Третий курс. Воскресенье. Январь. Ранним утром Амир едет в общежитие из центра города, после бессонной ночи на работе: сторожил гастроном «Золотой колос». Морозно, туман. Завывают на подъеме электромоторы троллейбуса. Съежившись на сидении, Амир тут же засыпает. Просыпается на остановке Нефтезаводская. Перелет! Пересел на встречный троллейбус. Проснулся на остановке Сибзавод. Опять перелет.  Пересел опять. Рядом сидела пожилая женщина, и Амир попросил разбудить его на остановке Политехнический институт, если он уснет. Соседка покивала головой, говоря:
— Разбужу, спи, спи бедный студент. А я вот всё никак уснуть по ночам не могу!
Такие истории случались с ним не раз. А что делать? И кушать хотелось, и одежку, обувь на зиму никто ему не подарит.
Каждое лето ездил в составе студенческого строительного отряда в село — тоже заработок.. Освоил работу каменщика, плотника, бетонщика, кровельщика, лесоруба. Мог выложить стену из кирпича, крыл шифером крыши, проводил электропроводку.
Строили школу, коровник, жилые дома, прокладывали (со студентами-политехниками) линию электропередачи. Работали от зари до позднего вечера. О мозолистые ладони можно было без всяких последствий тушить окурок.
Вечерами ходили в деревенские клубы, в кино, но главное, на танцы, начинавшиеся после киносеанса. Как правило, садились со своими подружками рядышком. Но после вступительных титров фильма все орлы стройотрядовцы, как один, сладко засыпали, склонив буйную головушку на девичье плечо. Подруги будили их, когда на экране появлялись слова «конец фильма». В стройотрядах Амиру так и не удалось посмотреть ни один фильм, так они уставали. Зато потом были танцы, после них — провожания, горячие и сладкие поцелуи где-нибудь у плетня. Тут уже было не до сна..
Как-то работал Амир на циркулярной пиле в паре с Витей Х. (сейчас он заместитель министра здравоохранения в одной сибирской области, доцент). Парень Амиру не чета, богатырского телосложения. А плахи были по 5—6 метров, и тяжелые ужасно, их распиливали на брус. Он выматывался к вечеру так, что с трудом доходил до столовой. А потом ведь надо было и в кино, и так далее.
И вот, на таком фоне, провожал он однажды свою подружку после танцев. Помнится Амиру, что перед тем, как уйти в дом, она любила несколько минут посидеть на скамеечке у ворот. Закрыв глаза, поворачивала к нему свое ждущее лицо, и они целовались до головокружения.  А ее папа в доме храпел в это время так, что мелко позвякивали стекла окон.
Но в тот раз присели они не на скамеечку у ворот, а на свежий стожок скошенного клевера на опушке березового лесочка, возле фермы. Давно уже были знакомы, более 10 дней.
Амир расстелил свою форменную стройотрядовскую куртку, обнял свою рыжекудрую подругу, и стал целовать.
А потом проснулся: птички поют, алая заря на востоке, а он лежит на стожке, укрытый курткой. Его милой и след простыл. Было…
Догадался Амир, что произошло. Уснул ухажер уставший, а милая его не добудилась, рассердилась и ушла домой.
На следующий вечер она смеялась,  вместе с подружками, буквально до упаду. Падала головой Амиру на колени и хохотала до слез, рассказывая, как он приговаривая
«сейчас, сейчас», помаленьку затих и крепко-накрепко уснул.
Амир помалкивал, ему было не до смеха. Попросил командира перевести его на другую работу, дескать, вымотался он.
В составе стройотряда политехников «Энергия» работал в озерном районе, между озерами Ик и Салтаим. Места исключительно красивые. Амир и Саша Шпак работали бензопилой «Дружба», прокладывали просеку для электролинии. Амир валил деревья, Саша стоял на подхвате, стежком подталкивая ствол дерева. Комары густо усаживались на  лица, их просто смахивали в массе рукавом, и к вечеру лица напоминали маску из комариных трупиков.
В траве, между березовыми колками, росла клубника. В невероятном количестве, словно красный ковер. И когда в работе делали небольшой перерыв, ели клубнику. Если уставали собирать руками — вставали на четвереньки и ели ягоды ртом, срывая губами. Клубничные коровы…
А как-то собрали два ведра. И на ужин ели вареники с клубникой.
Деревья, которые они валили, оставались на просеке — никому не нужные. А места, надо сказать, были там лесостепные, и с деревом у населения было довольно туго, с дровами так же. Амир задумался. Их на рабочее место привозил-увозил на ГАЗ-51 совхозный шофер дядя Саша, мужчина лет 50. Амир решил поговорить с ним. Проблема решилась просто.
Дядя Саша указал на мужика, который уже второй день приезжал на телеге. Перекурит минут 15—20 и уезжает. В то утро мужик опять появился в поле зрения. А телега, кстати говоря, была у него не просто телега, а фура, которыми обычно возят лес. Амир подозвал мужика, тот охотно подошел. Среднего роста, молодой, загорелый. Одет он был в поношенную, выгоревшую штормовку, на ногах яловые сапоги. Поздоровались. Амир без дипломатии спросил:
— Ну что, лес нужен?
— Ну!
— Как будем договариваться?
— Сколько просишь?
— Значит, так. Увозишь на телеге, сколько сможешь. Одна телега 5 рублей.
Лес-то был дармовой, а лишние деньги в студенческой кассе не помешают.
— Пойдет.
Бизнес развивался активно. Потом мужики менялись, цена оставалась прежней. Командир отряда был очень доволен, правда, что-то там вякнул комиссар насчет торгашества, но командир его быстро придушил. Пару раз мужики привозили самогонку. Очень крепкая она была. После работы как-то Амир с Шурой приняли на грудь по стаканчику (на самом-то деле, прямо из огромного чайника) и с непривычки сомлели. Дядя Саша довез их до села, там сняли с кузова ребята. Смеху было. Зато потом стали осторожнее.

Амир, свинка, горшки и медсестры

Пятый курс на лечебном факультете посвящается изучению госпитальных дисциплин. На простом языке это означает изучение течения заболеваний у конкретного человека, с его особенностями.
Геннадий Иванович, ассистент кафедры госпитальной хирургии, — рост метр девяносто, кулаки с детскую голову.
Однажды с самого утра Амир ощущал какой-то дискомфорт, его познабливало, плохо гнулась шея.
Преподаватель обратил на Амира свое врачебное внимание:
— Тарский, неважно выглядишь, болен?
— Что-то знобит меня, и шея не гнется!
— Шея, говоришь? А ну, посмотрим твою  шею, — своими пальцами, величиной с сардельку, он пропальпировал шею студента и гулко захохотал:
— Да у тебя свинка!
Ржала вся группа. Амир загрустил.
— И что же теперь мне делать?
— Лечись водкой.
— Как водкой, пить?
— Можно и пить. Но, главное, компресс на околоушную железу поставь.
— А если без шуток? Что делать-то?
— К инфекционисту!
В троллейбусе народу было мало. С удобством устроился на сидении у переднего выхода: он любил наблюдать за водителем и дорогой. В этот раз его ничто не радовало.
Врач здравпункта общежития с диагнозом согласилась и выписала направление в стационар инфекционного отделения.
В приемном отделении медсестра с сомнением оглядела Тарского и засмеялась.
— Что смешного? Заболел человек, его направили на лечение. Кстати, я студент медик. Пятый курс!
— Хи-хи!
— Опять хи-хи! В чем дело? Лечить меня будут?
— Будут, будут! Но у нас ведь детское инфекционное отделение.
— Я знаю. Ну и что? Я тоже чей-то ребенок.
— У нас таких пижам нет, больших.
— Обойдусь.
Поместили в большую палату на восемь коек. Рядом детки от четырех до десяти лет: плачут, визжат, прыгают, бегают. Амир в кровати не поместился, ноги ниже колен высовывались за спинку. Лег, под ноги подставил табуретку, которую тут же стащили для игр. Поспать так и не удалось.
Всю ночь потом укрывал детишек (прохладно, осень, отопления еще не было), садил их на горшок, выносил горшки, давал пить и т.д. Пил чай с двумя молоденькими постовыми сестрами.
Утром — обход заведующего кафедрой детских инфекций в сопровождении группы с педиатрического факультета. Это значит — одни девушки. Все они Амира знают. Пошли улыбочки, подмигивания, сочувствия. Профессор подвела их к койке нашего пятикурсника:
— Здесь случай детской инфекции у взрослого человека. Особенности течения болезни мы обсудим позже. Нам известно, что это наш студент. Как себя чувствуете?
— Нормально. Кровать вот маленькая, и не выспался немного.
— Да, кроватей других у нас нет. Поставьте ему кушетку. А спал плохо от чего?
Завотделением:
— Сестры сказали, что он ухаживал в палате за детьми.
Кончилось тем, что Амира отпустили для продолжения лечения амбулаторно, в здравпункте общежития, взяв подписку о невыходе из комнаты в течение четырех суток.

      Год 1971
По лицу ползла муха и щекотала нос. От мухи почему-то исходило приятное, лучистое тепло. Амир чихнул и проснулся. Лучи утреннего солнца высветили синие смеющиеся девичьи глаза, от близкого расстояния кажущиеся огромными… Впрочем, они такими и были. Девушка кончиком своей русой косы щекотала Амиру нос. Он проснулся окончательно. Повернулся к лежащей рядом совершенно голой юной девушке, крепко обнял горячее тело…
— Нет, нет, нет, и не думай! Ты же сам ночью говорил, что тебе рано утром на пароход надо успеть!
— Едрён корень! А который час? — Амир схватил свои наручные часы, валявшиеся на полу у койки. Пять минут седьмого! А теплоход «Ракета» отваливает в семь ровно!
— Рота, подъем! — заорал он, вскочил на ноги прямо на койке, сорвал простыню с девушки и… залюбовался совершенными линиями ее тела.
Накануне они с друзьями отмечали возвращение из студенческого стройотряда в ресторане «Маяк». За соседним столиком то же самое событие отмечали студенты физкультурного института. Среди них он и увидел совершенно неотразимую, с волосами цвета спелой ржи, девушку в униформе ССО  . Свои люди…
В конечном итоге Амир с рыжеволосой убежал, уехал на троллейбусе. Двери захлопнулись перед носом у физкультурников, которых искусственно задерживал друг Коля. Таня (так ее звали) весело хохотала, обняв Амира за шею. Она оказалась студенткой четвертого курса медучилища, у физкультурников же была врачом отряда. Прибыли к общежитию. Перед общежитием в палисадниках частных домов всегда росли огромные пионы. Поставив Таню стоять на стреме, Амир перебрался через заборчик и сорвал несколько цветков. Один цветок вахтерше: пропустила без придирок, только покачала головой.

Пионы алые
Листья роняют,
Словно любовница платья…

Пионы поставили в тазик с водой, прямо на столе. Цветы сразу наполнили комнату своим благоуханием (аромат пиона — одно из самых главных его достоинств, оцененное еще древними. В Китае, где пион входит в число самых почитаемых растений, о нем говорят: «сто роз в одном цветке», имея в виду и внешний вид —  крупный многолепестковый цветок, сложенный у многих сортов наподобие розы, — и аромат, часто напоминающий старинные сорта роз. Эти качества сделали пион в Китае «королем цветов»). Униформы обоих студиозов уже валялись в разных местах комнаты. Амир приник к Тане…
 И вот уже утро… Смутившись от его взгляда, Таня ловко пнула парня пяткой в живот. Амир свалился на пол, тут же вскочил и оделся. Однако его подруга одеваться не спешила, прошла к окну и потянулась. В лучах утреннего солнца ее кожа с рыжим пушком казалось прозрачной… Озноб прошел по щекам парня, застучало в ушах. Он непроизвольно потянулся к ней, но она резво отскочила:
— Па-ро-ход!! Опоздаешь!
Быстренько умылись в тазике с пионами и выскочили на улицу. Подвез ранний рыбак на «Москвиче-412»  за три рубля. У трапа Амир припал к сладким губам и взбежал на теплоход. Договорились встретиться после его возвращения из родительского дома, через две-три недели. Но так больше никогда и не встретились… Таня, Таня…
Дизели «Ракеты» заурчали, причал отплыл. Теплоход встал на крылья и понесся в прозрачном утреннем воздухе на север, к отчему дому. Вскоре открылся мини-буфет. Амир подошел к стойке. В кармане лежали две пачки трехрублевок, его летний заработок. Из зеркала над стойкой на Амира смотрел дочерна загорелый брюнет со сверкающими белками глаз, в зеленой униформе. Радость мелкими пузырьками распирала его изнутри, как воздушный шар. Взял коржик и бутылку портвейна. Соседка по креслу, молодая и симпатичная женщина, дала ему граненый стакан и очищенное вареное яйцо. Амир залпом махнул стакан вина, целиком засунул в рот яйцо, прожевал, предложил вино симпатичной соседке, она пригубила, а Амир тут же уснул.
Проснулся через три часа, его голова  лежала на плече симпатичной соседки, которая что-то читала. Она улыбнулась ему…
Уже неделю Амирхан наслаждался отчим домом, мамиными оладушками (коймак, по-татарски), отсыпался. Голова была абсолютно пустой… В субботу топили баню, Амир возил флягами на тележке воду из Иртыша. Как-то, поднимаясь с ведрами, полными речной воды, он оторвал глаза от довольно крутого песчаного спуска к воде и лицо его залилось жаром… Навстречу, с коромыслом на плече, спускалась, ладно ступая босыми ногами, смущенно и радостно улыбаясь, слегка морща чистый, невысокий лоб с соболиными черными бровями, очень стройная девушка в ситцевом платье. Ее длинная коса была перекинута вперед и слегка подрагивала на девичьей груди от негромкого ее смеха.
— Пропусти меня! — ее грудной голос звучал для Амира сладкой музыкой.
— Проходи, никто тебя не задерживает!
Сердце стучало, как паровой молот. Залил воду во флягу. Она уже поднималась на верх яра. Остановилась, часто дыша, на ее щеках цвел румянец. Дала Амиру напиться из своего ведра, что было добрым знаком. Они не произнесли ни слова… Сердца сказали за них…
А вечером Амир ждал ее на памятной скамеечке на высоком берегу Иртыша. По-прежнему пахло полынью. Сероглазой не было. Ничего, он подождет. Откинулся к спинке скамейки, закрыл глаза… Как это начиналось?
Когда ему исполнилось 15 лет, в пустом классе ремонтируемой школы увидел вдруг, как будто кто-то широко раскрыл ему глаза, белокожую и чернобровую девочку с длинной черной косой, серыми глазами, стройными ножками — свою одноклассницу. Девочка эта была молчаливой, но не угрюмой, смеялась она тихо, а чаще улыбалась.
Амир влюбился в сероглазую девочку. В первый раз.
А мальчиком он был застенчивым, неловким, нерешительным, слишком эмоциональным. Чудак он был.
Поэтому случилось такое: через пару лет они сидели на скамеечке, на высоком яру Иртыша, в душную звездную летнюю ночь. Запах полыни… Какая-то большая рыба звучно плеснула хвостом по воде, звезды казались близкими, а на сердце было так сладко, так тревожно от присутствия любимой девушки…
Отмахиваясь от комаров и глядя в сторону, его девочка вдруг произнесла горькие, как росшая около скамеечки полынь, слова:
— Я думаю, что нам надо завязать наши отношения!

  Сказала ты мне,
Что ты не любишь меня.
        Ночь... Не кончайся.

…Амир прилег на скамейку, комары радостно зазвенели возле лица. Сорвал веточку полыни, чтобы отмахнуться от кровососов. Ну где же эта девчонка?
Помнит ли она малину? Это  было четыре года тому назад: в лесочке, примерно на полпути от села Екатерининское к их селу, Амир и она жарким солнечным летним днем собирали малину
Он только что поступил в медицинский институт и приехал после зачисления домой. А она поступила в медицинское училище. Им было по 17.
Тайно от родителей, рано утром, пошли по ягоды. О чем договорились ночью, вернее, под утро, накануне. С трудом ее уговорил, вздохнув, она согласилась.
Сколько раз тянулись одновременно за одной ягодой, и руки сталкивались, и замирало его сердце. И отталкивала она его руку:
— Не мешай собирать малину!
На опушке леса у дороги, под боярышником, отдыхали перед тем, как идти с собранной ягодой домой. Было жарко.
На голове у нее был белый платок, повязанный плотно, до самых глаз (от комаров), как это делают наши сибирячки. Свои бидоны с ягодой поставили в тень березы, накрыв лопухами. Он попытался сесть рядышком, она его несильно оттолкнула. Ну что же, полежим чуть в сторонке.
Его сероглазая подруга развязала платок и распустила волосы, а коса у нее до пояса. Она тряхнула головой, коса рассыпалась, затем достала большой темно-коричневый гребень, иным с такой косой не справиться. Стала расчесывать волосы.
Прикрыв глаза, сквозь ресницы, Амир любовался милым зрелищем.
(Вспомнив все это теперь, Амир закусил нижнюю губу и простонал. Теперь только до него дошло, что тогда перед ним была сама любовь в образе сероглазой татарской девушки.)
Амир тихонько прижался щекой к ее бедру и замер ...
Она молчала и расчесывала свои волосы. Потрескивал гребень, прижмурившись, он видел солнце в потоке волос,  кончик ее брови, часть уха и шаловливый завиток перед ухом. Осмелев окончательно, тронул этот завиток тихонечко указательным пальцем и чуть-чуть накрутил на палец. Она прижала его ладонь к своей горячей щеке. Ее расплетенная коса упала на лицо Амира, прохладная коса из татарских черных волос. Ослепленный, нашел ее ладонь и поцеловал. Девичья ладонь пахла малиной… Ее глаза приблизились, затуманились, губы приоткрылись…  они пахнут тоже малиной и почему-то молоком. Амир ее обнял, она тесно прижалась всем телом, щекоча жарким дыханием ухо и прошептав невнятно «не надо»...
Кто-то несильно хлопнул его по щеке ладонью, Амир вздрогнул и открыл глаза. Девушка стояла рядом, немного подбоченившись и ласково теребила его волосы, ее губы и глаза смеялись, ее лицо сияло в вечерних сумерках. Амир приобнял ее тонкую талию и привлек к себе, она послушно прижалась. Он нашел ее косу, зарылся в ней горящим своим лицом, затем повернул ее ждущее лицо к себе, и они замерли в сладком поцелуе…
Нравы в татарской деревне строгие. Ушли вдоль берега через кладбище на давно облюбованную крохотную полянку среди сосен на высоком яру.
Она уехала к месту распределения, опоздав на неделю. Всю эту неделю Амир не смыкал глаз. Засыпал за столом, за мамиными оладушками.
Это была их последняя встреча. http://youtu.be/C8F5kulYD0A

В течение 6-го и 7-го года обучения те, кто, избрал специальность хирурга,  в основном изучают хирургию.
Научили оперировать — выполнять аппендэктомию, ушивать прободную язву желудка, резецировать кишку, выполнять ампутации, хирургические обработки ран, флебэктомию и другие относительно несложные операции.
И вот — наконец! Получен диплом врача, свидетельство хирурга. На работу!

















ЭТЮД ВТОРОЙ


ЦРБ
Первую свою больницу Амир нашел с трудом.
Дело было так. При распределении на работу он выбрал ближайший к областному городу районный центр, так как его юная жена должна была учиться еще 2 года.
Да, жена. Женился он на шестом курсе. К середине пятого курса студент медицинского института становится, как бы сказать правильнее, – студентом заслуженным. Ведь во всех других институтах учатся всего пять, реже четыре года. А в медицинском — целых шесть, еще и год интернатуры.
В середине пятого курса студент медицинского института знает, что ему еще предстоит грызть камень науки полтора года. И особого энтузиазма это ему не прибавляет.
Вот в таком-то настроении шел Амир как-то по коридору родного общежития. По направлению к лестничной площадке. Общага состояла из двух кирпичных пятиэтажек, состыкованных углами. Когда идешь по коридору от его комнаты к лестничной площадке, то направо будет дверь на лестницу, налево проход в холл, соединяющий с другим корпусом. А прямо будет окно на всю высоту стены, окно, отгороженное решеткой, висящей на крючках на уровне пупка (примерно один метр от пола, значит). Кстати, с этим окном связано одно волнующее событие в его жизни.
История была такая: в ту новогоднюю ночь общага гуляла. Все, кто мог, уехали по домам. А оставшиеся студиозы праздновали по комнатам и интересам.
После встречи Нового года Амир решил прогуляться по общаге (была у него в молодости такая привычка, бродить после выпитого). Идет по коридору, засыпанному разбитыми бутылками, к лестничной площадке. А там какому-то шутнику стало, видимо, жарко, и он снял решетку с окна и переставил к двери на лестничную клетку. А окно распахнул настежь. Недолго думая, Амир шагнул в открытое окно, имея в виду, что идет на лестничную площадку (а этаж-то четвертый!). И, как говорится, морозный ветер в лицо. Спасло то, что в стыке зданий кружением ветра намело громадный сугроб. И ловко так он «присугробился», частично на пятую точку, частично на спину. Был в белой капроновой рубашке в честь праздника (не намокает). Снег набился под рубашку, под брюки. Вывернувшись из снега, вытряхнув из всех полостей снег, обошел общежитие и вошел в вестибюль. Возле столика вахтера наблюдался нездоровый ажиотаж. Кто-то звонил в «скорую», кто-то кричал:
— Человек выпал с четвертого этажа!
— А кто выпал? — вклинился и Амир в суматоху. Изумленная однокурсница, увидев его, округлила глаза, раскрыла рот и замерла, указывая пальцем на ожившего. Затем шок прошел, его стали обнимать, целовать, потащили на четвертый этаж для лечения стресса…
Так вот, идет по оному же коридору в апреле того же, так удачно встреченного года. Солнце светит через памятное окно в лицо. И в солнечном ореоле перед ним  возникает бегущая навстречу девушка. Ее волосы просвечивают в солнечных лучах рыжим цветом. На ней коротенький фиолетовый, с сиреневыми цветочками, халатик. Пронеслась, и исчезла в одной из комнат. А Амир, естественно, так и остался истуканом стоять в коридоре. Ему показалось, что его обдало легким ветерком от взмаха крыла кудрявого мальчишки с луком и стрелами, пролетевшего у потолка и пустившего в него свою коварную стрелу, и вообще, температура тела повысилась.
Был такой праздник тогда: день рождения Ильича. И в честь этого события весь СССР дружно и добровольно (разумеется) выходил на коммунистический субботник.
Пятый курс лечфака  в тот раз занимался уборкой на военной кафедре, мальчики — на улице, девочки — в недрах кафедры. Амир с другом К. сбегали между делом в магазин, за студенческим вином типа «Портвейн 777». Убрали мусор со снегом, выпили. Поехали в общагу на троллейбусе. Ехать примерно 45—50 минут. Видимо, лицо его имело довольно глупое выражение, и Коля несколько раз спросил:
— Амир, ты заболел, что ли? (Конечно, друг, заболел, еще как заболел, хуже чумы эта хвороба, и нет от нее спасения!!!)
По субботам в общаге работал душ, бывали танцы в холле первого этажа. Приехали, слетали на четвертый этаж, и в душ. А душ-то закрыт, в честь субботника, видимо. Ну, для студента в законе это не проблема. Устроили небольшой скандал, и ключ от душа им выдали.
Чистые, спустились друзья на танцы. А там — «стоят девчонки, платочки в руках теребят…».
Стоит и рыжеволосая девочка, пятками к стенке, возле двери в кабинет коменданта. В мини-юбке, в темно-красной кофточке с короткими рукавами.
— Вы танцуете? Разрешите пригласить!
— Танцует, танцует, —ответила за нее подружка Людмила, слегка подталкивая ее сзади…
Пел Сальваторе Адамо “Tomble La Neiqe” («Падает снег»).
Нина считает, что любви нет,  это всё гормоны. Как врач, Амир ей верит. А как человек, поскольку в психическом отношении (так сложилось) Амир немного «не такой», он верит в любовь и прочую сентиментальность, и считает, что любовь есть. Потом были походы в кино. Катание в трамвае к сельхозинституту. Холл общаги, подоконник, штора, поцелуи. Со всеми своими подружками-брюнетками он расстался.
Лето провел в стройотряде. С трудом дождался осени (вернее, встречи с ней). И вот — семья.
Районная больница  в 55 километрах от областного центра, ходит электричка.
Главный врач встретила приветливо. Александра Ивановна, добрейшей души человек. Молодого специалиста она уже знала. Год, пока он обучался в интернатуре, в областном центре, в клинике общей хирургии, зарплату ему выплачивала центральная районная больница, по месту распределения, почтовыми переводами. В марте интерна вызвали в ЦРБ, кто-то из хирургов уехал на усовершенствование и в поликлинике прекратился хирургический прием. Выйдя из электрички, на привокзальной площади, Амир спросил у прохожего, где находится больница. Селянин показал направление, Амир двинулся туда, стал искать. Прошло 5 минут, 10 — больницы нет. А ведь прохожий говорил, что в пяти минутах ходьбы. Снова справился у другого прохожего. Тот с удивлением на него посмотрел и указал через плечо большим пальцем на какую- то развалюху. При ближайшем рассмотрении последняя и оказалась центральной районной больницей.
Жил в физиокабинете, спал на кушетке, обитой скользкой клеенкой, периодически падая на пол. Питался в кухне больницы. Поликлиника примитивная, в бараке. Принимать приходилось от 60 до 90 больных за рабочий день. Понятие норма приема (30—40) здесь отсутствовало. Вернее, она, норма, была, жизненно - важная:  в первой половине дня площадь вокруг поликлиники заполнялась конными повозками, мотоциклами и другими транспортными средствами. Норма такая — принять всех, кто приехал из деревень. Площадь должна очиститься.  Как правило, все другие специалисты к вечеру уже уходили домой, регистратура закрывалась, лишь интерн-хирург и его медицинская сестра продолжали прием. Иногда уходила и медсестра, Амир принимал больных один. Ужинал, потом падал на кушетку-каток, закрывал глаза и продолжался прием: мелькали лица селян, руки, ноги, животы, рентгенограммы. И так целый месяц…
После интернатуры Амир проработал в ЦРБ 3 года, от звонка до звонка, сельским хирургом.
Поселок располагался в болотистой низменности, грязь после дождя была невообразимая. А здание стационара стояло посреди небольшого болота с кочками и камышом. Пол в ординаторской провалился, и половая доска, как качели, то проваливалась, то выскакивала. А под полом стояла болотная вода с ряской. Всегда воняло болотом, помойкой, лекарствами, пищей.
Стационар был смешанным, здесь лечились вместе больные с хирургической и терапевтической патологией. Амиру это было в диковинку!
Операционная в одной из ножек П-образного здания. Из мини- предоперационной выход в коридор, поворот направо под углом 90 градусов, в такой узости носилки, а тем более каталка с больными не проходили. Почти всех (!!!) больных после операции хирург выносил на своих руках, иногда попадалась баба весом 120—130 килограммов, да и мужики бывали не хилые. Говорят:
— Деонтология!
Вот в той больнице была деонтология, больных носили буквально на руках.
 Нелегок хлеб деревенского хирурга. Познал Амир в полной мере страх сомнений, ужас ошибок, смерть своих пациентов, безысходность ситуаций, когда один за операционным столом, и надо что-то делать, а что делать — надо решать самому, никто не подскажет и не придет на помощь.
Всякое бывало. Приходилось кесарево сечение делать, вскрывать громадные постинъекционные абсцессы на ягодицах деревенских женщин (гноя литр), оперировать младенцев, страшные ножевые раны, полученные в деревенских пьяных драках и в быту, вправлять все мыслимые вывихи, и делать все остальное, что положено сельскому хирургу, всю экстренную хирургию, возможную в условиях районной больницы, при практическом отсутствии анестезиолога: наркоз давала медицинская сестра маской Эсмарха, капая эфир. Всю свою дальнейшую профессиональную жизнь Амир был благодарен закалке, полученной в ЦРБ.
Тогда он засыпал, вернее, стремительно погружался в сон за 20—30 секунд.

Цыганская история

Воскресный день… Амир мирно лежал на диване с маленькой дочкой, ребенок весело прыгал на отцовском животе. Оба были счастливы.
Вдруг заурчал мотор санитарного уазика, значит, за хирургом приехали. Амир вышел из дома: Иван, водитель, уже разворачивался.
В приемном покое на кушетке лежала молодая цыганка, а из раны живота у нее выбухает совершенно целый желудок. Крови было мало. Давление 100/70, пульс 90.
Параллельно с осмотром Амир выяснил суть дела. Муж цыганки застукал ее в кустах с мужиком (тоже цыганом) в классической позе. Соблазнитель соскочил с соблазненной и убежал, а разъяренный муж полоснул неверную ножом по животу.
Надо срочно оперировать. Заведующий отделением в телефонном разговоре поручил выполнить операцию Амиру. Помогал другой коллега — Николай. Никаких повреждений органов брюшной полости не оказалось, очень аккуратно ее ранили. Уже ушивали кожу, когда санитарка позвала хирургов к окну. Возле приемного покоя столпился весь цыганский табор во  главе с бородатым толстым цыганом. Цыгане синхронно подняли головы к окну операционной на втором этаже. Амир инстинктивно отпрянул назад.
В ординаторской Амир описывал ход операции в журнале, когда в дверь постучали. Не дождавшись разрешения, вошел лейтенант милиции Боря Хмелев.
— Привет органам! — произнес Амир, не поднимая головы от писанины, — уже пришел допрашивать? Тоже дежуришь?
— Да, на посту. Где потерпевшая?
— Боря, не спеши. Она еще не пришла в себя. В послеоперационной палате.
— А что с ней случилось? Медсестра приемного покоя нам по телефону сообщила только одно: поступило ножевое ранение, пострадавшая женщина.
— Муж застукал ее в кустах с мужиком, и ей невозможно было оправдаться!
— Ранение серьезное?
— Ножевое, проникающее в брюшную полость, без повреждения внутренних органов!
— Тянет на менее тяжкие и на статью!
— Ну да, менее тяжкие! — Амир исполнял по совместительству обязанности судебно-медицинского эксперта района и пользовался большим авторитетом в местных правоохранительных органах. С Борей они были друзьями. Тот окончил высшую школу милиции в областном центре и служил в уголовном розыске, был чемпионом Сибири по вольной борьбе. Через четверть часа они прошли в послеоперационную палату. Цыганка уже была адекватна, Амир оставил Бориса в палате и вернулся к своим делам.
Сделал необходимые назначения, отнес записи на пост сестры, вернувшись в ординаторскую, стянул с себя операционное белье, стал переодеваться. Николай,  ассистировавший хирург, уже ушел домой. Вернулся Борис, с исписанными листами допроса потерпевшей.
— Все выяснил, сыщик?
— Да, все, как ты и говорил. Муж застал ее в интересном положении и так далее… Подвезти тебя?
— Ты на чем?
— У меня милицейский мотоцикл «Урал».
— Нет, я пройдусь. Надо с дочкой погулять еще.
Погулять, однако, не получилось. Борис ушел, а в дверях ординаторской появился тот самый бородатый предводитель табора.
— Доктор, здравствуйте! Вы делали операцию нашей женщине?
— Ну, да, я оперировал. Внутренние органы не задеты, с ней всё будет нормально.
— А мне можно с ней поговорить?
— Вы кто ей будете?
— Считайте, что папа!
— Папа, говорите. А документы есть?
— Вот паспорт.
— Я тут не вижу, что у вас есть дочь такого возраста.
— Вы понимаете, у нас свои законы. Мне надо с ней поговорить.
— Ну, ладно, пойдемте.
В палате цыган сразу заговорил обращаясь к пациентке, очень сурово, но, на незнакомом доктору языке. Его «дочь» молча кивала, испуганно уставившись на цыганского барона. Монолог длился минуты три. Затем цыган резко повернулся и вышел вон. Амир, несколько озадаченный секретными переговорами, последовал за ним. В коридоре цыган придержал его за рукав и сказал:
— Моя дочь хочет изменить свои показания!
— Это не ко мне, обратитесь в милицию, уважаемый.
Примерно через час, прогуливаясь с дочкой, Амир встретил Хмелева. Борис сидел на лавочке перед зданием РОВД, подставив лицо солнцу, рядом лежали милицейская фуражка и папка с бумагами. Амир присел рядом, дочка спала в коляске.
— Ну, Боря, как продвигается расследование по факту ранения ревнивым мужем жены? Мужа уже задержали?
— Какое там задержали! Она изменила показания, теперь ищем русского парня в кепке. Так она описала напавшего на нее насильника!
— То есть, теперь ведешь дело об изнасиловании?
— Веду, веду. Отстань ради бога!
— Мне почему-то кажется, что вы не найдете никакого насильника!
Неверную жену выписали через 10 суток. Цыганский барон лично пришел за ней, в сопровождении ее мужа. Амир получил 25 рублей за труды и спросил барона:
 — А что с ней теперь будет?
— Разберемся, доктор.

Банные истории

По субботам все хирурги обычно ходили в общественную баню.
Подача пара в парилку здесь была не обычной, без раскаленных камней, плескания воды ковшом и прочих привычных действий.
Нужно было просто покрутить колёсико, и из трубы начинала бить струя пара. Парились все хирурги, но поскольку Амир вырос в таежном поселке на севере области, то он задавал в парной тон.
Банщик дядя Гриша встречал их хорошо, особенно Витю Б. Приговаривал, какой доктор белокожий, а волосы при этом, как воронье крыло. Наши шутки по этому поводу Витя терпел стойко. В бане имелся крошечный буфет с подачей пива (в поселке был свой пивной завод). Во главе с заведующим отделением хирурги чинно проходили в буфет. Селяне смолкали и почтительно расступались, освободив путь к прилавку. Попив пивка, коллеги неторопливо шли до дому. Спалось после той баньки исключительно крепко.
Здесь родилась старшая дочь Амира. Два тополя, посаженные под окном квартиры в честь ее рождения, через 30 лет летом он с трудом обхватил руками, такие они вымахали. Зимой выставляли коляску с дочкой на улицу под окном (жили на 1 этаже), она крепко спала, и из коляски поднимался парок от дыхания. В квартире зимой температура не поднималась выше 17 градусов.
При Амире построили новую каменную больницу, и ему довелось выполнить в ней первую по счету операцию.
Отсюда же его отправили на военную службу. Военная служба для врача, окончившего гражданский вуз, перспектива нежелательная. Существует мнение, что военный врач, это как бы не совсем врач, во всяком случае, так считают гражданские доктора. Неизвестно, почему. Выражение «дубы» в разговорах гражданских коллег часто относится к квалификации военных докторов. Возможно, имеется в виду при этом войсковое звено.
Отношения Амира с заведующим отделением в ЦРБ не сложились. Тому было несколько причин. Сохранившийся юношеский максимализм новоиспеченного хирурга, резкость его оценок диагнозов старшего товарища привели к развитию конфликтной ситуации. Заведующий при содействии районного военкома нашли  выход: Амир получил повестку о призыве на действительную военную службу. На обратной стороне серого бланка: иметь ложку, кружку, портянки, смену белья.
В предписании значилось «прибыть для прохождения военной службы в предприятие почтовый ящик 04201 город Красноуранск Читинская область». Что это такое, не смог выяснить даже приятель, сотрудник райотдела КГБ.
Спустя некоторое время ему стало ясно, что призвали его зд;рово:  «хорошо» и далеко. Если точнее — в военно-строительные части секретного Министерства Среднего машиностроения, занимающиеся строительством атомных объектов. И попал в город Красноуранск, город шахтеров. Здесь крупнейший в мире урановый рудник!
;

ЭТЮД ТРЕТИЙ

В диких степях Забайкалья

Известная песня «Проводы» была спета в сквере вокзала,  в поезд его посадили коллега хирург, старший помощник районного прокурора и замполит РОВД, его друзья, типичные представители интеллигенции райцентров. Присутствовала при этом и литровая банка самогона на клюкве. Время было за полночь.
На другой день, рано утром, Амир проснулся на верхней полке купе поезда Москва—Пекин.
Несколько минут лежал, соображая, где находится. Так бывало в студенчестве, когда после вечеринок просыпался в чужих комнатах общежития. Внезапно вспомнил, что едет на военную службу. Стало нехорошо на душе. Все-таки на Руси быть рекрутом было плохо во все времена.
Внизу кто-то негромко разговаривал. Амир осторожно свесил голову и осмотрелся.  Попутчиками оказались китайцы, супружеская пара средних лет.
Однако нужно спускаться. Осторожно сошел вниз и присел на полку. Китайцы вежливо улыбнулись. Амир плохо помнил, как он в 2 часа ночи входил в купе.
— Я, наверное, ночью помешал вам, извините меня, было поздно.
— Нет, нет, все хорошо, — без акцента ответил мужчина.
Его жена вышла из купе, захватив туалетные принадлежности. Амир посмотрел на часы, было 6 часов утра. Рановато.
— Вас вчера провожали друзья?
— Да.
— Простите, могу я спросить?
— Конечно.
— Они хотели дать вам на дорогу стеклянную банку с розовой жидкостью, но вы отказались. 
(О, боже, — мелькнуло у Амир в голове!)
— Да, было такое. А что вы хотели спросить?
— Ужасный запах у этой жидкости, жена ночью спрашивала, что за запах!
— Это самогонка, водка домашнего приготовления, — смущенно ответил Амир.
— У нас тоже есть такая водка в Китае, называется ханшин!
А в Японии сакэ. Кстати, Амир тут же вспомнил хокку:

Послали меня за сакэ.
В подъезде разбил два сосуда.
Самка собаки теперь я…

Таинственно улыбаясь, китаец извлек небольшую бутылку в форме графина, в ней плескалась розовая жидкость. Разлил в крошечные стопки и предложил Амиру. Выпили. Китаец спросил:
— Ну, как?
— Хорошая водка!
— Малиновая водка.
Потом играли в шахматы. СССР проиграл неоднократно. Китайцы оказались торговыми представителями. Амир рассказал, что он рекрут, призван в Советскую Армию. Будет служить вблизи советско-китайской границы в Читинской области.
В Чите расстались добрыми знакомыми. Здесь Амиру нужно было делать пересадку на поезд Чита—Красноуранск. Поезд  отходил вечером, а наутро прибывал в Красноуранск.
Рано утром его разбудил пограничный наряд, проверка документов. Офицер пограничник, изучив предписание, сказал:
— Желаю успехов в боевой и политической подготовке!

Кругом голая степь, невысокие горы, которые здесь называют сопками. Трава выгорела, поэтому окружающий ландшафт в основном имел два цвета: синий — небо, и желтый — степь. Ни одного дерева не наблюдалось. Поднимая клубы пыли, подкатил автобус. Все устремились к дверям. День выдался жарким. Амир занял место у окна и с интересом наблюдал за ландшафтом.

Информация к размышлению
Полк был расположен между урановым рудником и поселком Октябрьский. Было так неспроста. Ниже, в свете событий последних лет,  приводятся некоторые данные о той местности.
Росатом выделит 600 миллионов рублей на переселение жителей радиоактивного читинского поселка. 21 декабря руководитель Федерального агентства по атомной энергии (Росатом) Сергей Кириенко и губернатор Читинской области Равиль Гениатулин подписали соглашение о совместном финансировании работ по переселению жителей посёлка Октябрьский, который расположен в зоне радиоактивного загрязнения на территории рудного поля ОАО «Приаргунское производственное горно-химическое объединение» (ППГХО) в городе Красноуранске. Как сообщили корреспонденту ИА REGNUM 24 декабря в пресс-центре Атомной энергетики и промышленности, для реализации проекта сторонами предусматривается долевое финансирование в 2007—2010 годы в размере 600 миллионов рублей за счет средств Росатома и 240 миллионов рублей за счёт средств бюджета Читинской области. На эти средства планируется построить три многоквартирных дома, а также завершить возведение двух многоквартирных домов, строительство которых заморожено. Денежные средства также будут направляться на снос освобожденного жилого фонда в поселке Октябрьский и рекультивацию земель поселковой территории.
Поселок Октябрьский построен в 1961—1964 годы для компактного проживания геологов на период проведения геологоразведочных работ на местных урановых месторождениях. В результате недостаточной изученности местности, при строительстве поселка не принят во внимание тот факт, что над одним из крупных урановых месторождений по тектоническим разломам происходит интенсивное выделение природного радиоактивного газа радона. Это и является фактором повышенного радиационного фона, который превышает существующие санитарные нормы в несколько раз. В связи с этим принято решение о переселении жителей — 741 семьи, проживающих в Октябрьском, в Красноуранск. В июне 2007 года предварительное соглашение о переселении жителей посёлка подписано Гениатулиным и Кириенко в Чите, 28 августа 2007 года подписано соответствующее постановление правительства РФ  .

Через 20 минут езды в широкой долине среди сопок показался светлый город. Амир вышел из автобуса приблизительно в центре города, рассудив, что «учреждение почтовый ящик 04201» должно располагаться где-то тут, поблизости.
Пройдясь по улицам, обратил внимание на отсутствие на зданиях названий учреждений. Секретность!!!
 После ряда недоразумений нашел военную комендатуру.
Военный комендант капитан Тесла, ознакомившись с его бумагами, направил призывника к желтому двухэтажному зданию.
Здесь около входа имелась вывеска: «Управление военно-строительных частей». Амир вошел, слева за стеклянной перегородкой сидел офицер. Внимательно изучив предписание, приказал:
— Налево по коридору, в медицинский отдел!
Нашел нужную дверь, постучал.
— Входите!
В левом углу комнаты за столом, в клубах папиросного дыма, сидел капитан медицинской службы. Лицо несколько вытянутое, похож на известного актера Савелия Крамарова. Залысины, темные волосы зачесаны назад. В процессе дальнейшей совместной службы выяснилось, что Владимир Иванович был очень добродушным человеком, причем, со своеобразным чувством юмора.
Капитан медицинской службы Морозов

В столичном управлении войск ему сказали:
— От железнодорожного вокзала Челябинска пойдете вправо, через километр по левую сторону улицы найдете одноэтажный дом с голубым крыльцом, позвоните, вам откроют. Предъявите бумаги…
Капитан Морозов достал из пачки папиросу «Беломор», размял в пальцах и закурил. Дым потянулся в открытую форточку. Почему-то и ему вспомнилось начало его военной службы…
Перед ним стоял молодой доктор, прибывший для прохождения двухгодичной службы. Доктор был симпатичным брюнетом, в модном плаще, с черным кожаным саквояжем в левой руке.
Капитан вынул изо рта папиросу и, щурясь в клубах дыма, спросил:
— Вы что хотели?
— Лейтенант запаса Тарский прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы!
— Уже не запаса. Здравствуйте. Где же были, мы вас давно ждем?
— Согласно предписанию я должен прибыть 30 августа, то есть сегодня.
— Ну, хорошо! Расскажите о себе.
— Меня зовут Амир, или полностью Амирхан. Я работал хирургом. Окончил N-ский медицинский 4 года назад. Женат, есть дочь, ей скоро два года. Жена врач.
— Ну, хорошо. Будете служить моим старшим помощником. Так должность называется, старший помощник начальника медицинского отдела по эпидработе.
— Так я ведь хирург, не санитарный врач.
— Командованию виднее, кто вы!
— Ясно.
— Пока будете жить в общежитии, общежитие семейного типа. Получите направление у тыловиков и заселяйтесь. Сегодня получите обмундирование, завтра представлю командованию, потом введу в курс дел. Свободны. Предписание отдайте в отдел кадров. Там вам прикажут, куда сдать паспорт и когда получить удостоверение личности.
— Хорошо.
— Отставить. Что значит, хорошо? Надо отвечать — есть.
— Есть!
— Идите.
— Есть!
Амирхан повернулся кругом через правое (!) плечо и ушел.
Морозов поднялся этажом выше и постучался в дверь начальника управления полковника Мальцева, открыл дверь:
— Разрешите войти!
— Входите! Что у вас?
— Товарищ полковник, прибыл лейтенант, призванный на два года, на должность старшего помощника по эпидработе. Сейчас он оформляется!
— Да, оперативный мне доложил! Как он?
— Пока ничего не могу определенного сказать. Четыре года отработал хирургом, женат, дочь. Жена врач. Вроде на первый взгляд вполне разумный.
— Это хорошо, что разумный. Вводите его в должность, но, особо не тяните. Он же уже четыре года трудится. Тем более хирургом, значит, самостоятельный специалист. Не пойму наши военкоматы, хирурга призывают эпидспециалистом!
— Да, тут что-то не так!
— Свободны!
—  Есть!
В коридоре управления встретился начальник отдела кадров капитан Гусев:
— Привет, Владимир Иванович. Ну, что, получил своего зама?
— Да, прибыл! Был он у тебя?
— Был, сейчас побежал в общежитие заселяться! Удостоверение выдадим завтра, я ему сообщил.
— Ну, хорошо.
Морозов решил сходить домой, подошло время обеда. В августе в Красноуранске почти всегда ясно и тепло. Капитан привычно посмотрел на телевизионный ретранслятор, стоящий на сопке, в 11 километрах от города. Вышка была видна ясно, значит, ухудшения погоды не предвидится. Да, надо зайти в универмаг, давно хотел купить магнитофон.
Магнитофоны были, и несколько типов.  И был тот, который Морозов давно ждал: «Юпитер-стерео».
— Можно посмотреть магнитофон?
— Конечно, какой вам?
—Юпитер!
Сослуживец, начальник гарнизонного оркестра, расхваливал магнитофон «Юпитер-стерео». Морозов попросил включить аппарат. Продавец щелкнула тумблером, зазвучала популярная песня «Листья желтые». Звучание чистое, при  полной громкости все в магазине обернулись. Порядок! Проверили запись, тоже порядок!
— Сколько стоит!
— 490 рублей!
— Беру! — капитан расплатился, прикупил катушки с лентой. Пришлось остановить попутную машину: две колонки и аппарат на заднее сидение, через 5 минут подъехали к его дому. Расставил магнитофон в зале на купленной заранее тумбе. Позабыв про обед, собрал акустическую систему, колонки развел по углам комнаты. Включил любимого Высоцкого, «а на нейтральной полосе цветы»… Стереозвук передавал малейшие нюансы голоса певца с характерной хрипотцой. Морозов под песни барда съел борщ, котлеты, закурил… Поймал себя на том, что размахивает папиросой в такт песне про клоунов! Лепота! Сидя на любимом пуфике жены возле трюмо в прихожей, натянул сапоги и послушал еще пару минут. Пора…

В кабинете начальника медицинского отдела собрались врачи трех военно-строительных полков и отряда, дислоцированных на площадке Красноуранск, а также  начальник госпиталя. Ветеран — майор Задачин, первопроходец Краснуранска и создатель первого полкового медпункта, слегка подремывал после обеда. Лейтенант  Сангитов, о чем-то задумавшись, сощурив свои и без того не широкие глаза. Лейтенант  Крылатов — лицо красное, отечное, опять с похмелья! ЛейтенантТуманов смотрел с некоторым интересом на плакат, висевший над головой Морозова. Врач военно-строительного отряда капитана Сенчугов шептался с начальником госпиталя подполковником Черных, около них сидел и старший лейтенант Степанов. Степанов и Сенчугов рвутся в госпиталь, на должности терапевта и дерматолога, поэтому занимают на совещаниях место возле начальника госпиталя.
— Товарищи офицеры! К нам прибыл на два года лейтенант Тарский, на должность моего помощника по эпидработе (Амир встал). Сейчас он оформляется. Прошу оказывать ему всяческое содействие на первых порах! Так, с этим всё. Теперь наши дела.
Обсуждался полугодовой отчет медицинской службы управления. Трудопотери по болезни и травмам опять выше 2,7 процентов. Это было плохо, выше допустимого предела.

Устроился в общежитии. Дали большую комнату в двухкомнатном блоке. Душ, стоячая ванна, горячая вода. Всё чисто, аккуратно. После серого, грязного районного поселка Амиру здесь начинало нравиться (он еще и понятия не имел, куда попал).
Его послали на вещевой склад получать обмундирование. Миловидная заведующая складом свалила на прилавок большой ворох одежды, обуви, ремней, портянок. У Амира глаза полезли на лоб:
— Это мне одному всё?
— Ну, да. А что, много? Расписывайся в ведомости и уноси.
Амир расписался в указанной бумаге, упаковал полученное вещевое довольствие в плащ-палатку. Получилось:  две пары сапог, туфли, тюки сукна для шинелей и еще много чего.. Перекинул через плечо и пошел к себе в общежитие, тяжело нагруженный. В комнате рассортировал форму: нашел еще три фуражки, зимнюю шапку, мундир повседневный, парадный, шинель и т.д. В кульке много звездочек, эмблем, погон. Тяжело вздохнув, решил со всем этим разобраться позже. Охота посмотреть город.
Возле общежития, на центральной улице, гастроном. У Амира разбежались глаза. На полках стояли молоко, сметана, масло, лежали колбаса, сыр, мясо!!! Амир протер глаза. Нет, все осталось так же, ничего из продуктов не исчезло. После гастронома в райцентре, где имелись лишь трехлитровые банки с зелеными помидорами, килька в томатном соусе, маргарин в пачках, изредка бывало молоко, завозили хлеб, но не иссякал портвейн, видение показалось поразительным. Зашел  в универмаг. Такая же ситуация! Одежда женская и мужская. Обувь. Посуда. Мебель.
Коммунизм!!! Значит, он всё таки есть!!! — пришла в голову безумная мысль.
Нашел столовую. Обилие меню и невысокие цены приятно удивили. Наевшись до отвала, Амир вышел на улицу, и тут же встретил однокурсницу своей жены Наташу. Оказалось, она работает здесь невропатологом по распределению после ординатуры. Постояли, поахали, повспоминали. Наташа хотела встретиться со своей однокурсницей. Амир объяснил, что это станет возможно, только когда он привезет семью.
Вечером Амир пришивал петлицы, погоны. Уснул поздно, устав от обилия впечатлений.
Проснулся рано, около 6 часов. Впервые надел военную форму. В холле имелось трюмо. Амир подошел. На него из зеркала смотрел незнакомый молодой офицер, черноволосый, довольно симпатичный.
К 8 часам Амир был уже в кабинете начальника медицинского отдела. Его представили командирам. Ничего особенного.
Капитан Морозов кратко объяснил основные моменты должностных обязанностей. Три полка в городе, один в 13 километрах от города, в районе рудника, один военно-строительный отряд возле ТЭЦ, военно-строительный отряд в другом поселке. Контроль над санэпидрежимом в пищеблоках (столовых), в казармах, в медпунктах частей. Противоэпидемические мероприятия при возникновении массовых инфекционных заболеваний. И так, на все случаи — на подхвате у начальника.
Выдали подъемные. Сумма приятно удивила. Решил проблему с фуражкой, не тот размер.
Так началась военная служба бывшего сельского хирурга Амира. Как впоследствии оказалось, протяженностью более двадцати лет.
Через два месяца привез жену  и дочку, выделили двухкомнатную квартиру.
В управлении войск Амир прослужил пять месяцев.
Старший врач отдаленного полка уходил в военный госпиталь на должность начальника терапевтического отделения, и Амир был временно назначен на его должность. Затем остался там до конца двухгодичного срока службы. Лучше быть первым парнем в деревне, чем десятым в управлении…

Между урановым рудником и комбинатом

Военно-строительный полк, тринадцатый полк. Войсковая часть 13983, отсюда и тринадцатый. И как курьезное совпадение цифр — в тринадцати километрах от  Красноуранска. Примерно на расстоянии километра перед полком —  рудоперерабатывающий комбинат, РПК. Перерабатывается урановая руда. Слева от полка гигантский карьер по добыче урановой руды, недалеко шахты. За полком гигантская насыпь породы, отвала, красноватого цвета, здесь же поселок Октябрьский.
Рассказывают про одно ЧП. Как-то утром на высоченной трубе РПК обнаружилась надпись «Дембель Бухара 1976». По этой трубе проходит жутко радиоактивный газ или что-то в этом роде. К ней и подходить-то опасно, не то, что забираться (надпись на высоте 40 м). Полк построили по тревоге. Полкан   зычно скомандовал:
— Внимание, кто призван из Узбекистана, из Бухары, выйти из строя!
Вышла целая рота. Бойца вычислили, и на самолете отправили в столицу нашей Родины, в клиническую больницу № 6.
Две блочные пятиэтажки. Казармы, штаб, санчасть. Отдельно двухэтажная столовая с клубом, хозпостройки, баня. Бытовые условия в целом неплохие, есть канализация, туалеты. Казармы типовые, на первом этаже одной из них санчасть и  штаб. Санчасть тоже типовая, имеются все необходимые кабинеты, изолятор на две инфекции, лазарет, аптека.
Полком командовал полковник Н. Гонгор Доржиевич, бурят. Участник Великой Отечественной войны, в прошлом кавалерист, имеет много орденов. Человек справедливый, строгий. Офицер настоящий. Амир его очень уважал.
Был один случай, когда командир поступил нетипично, но по-отечески (не зря говорят — отец-командир!).
Жена Амира прилетала из Минска, после специализации. Хотелось встретить ее в Ч. (800 км от Красноуранска). Очень соскучился военврач, четыре месяца они не виделись!
 Однако, командир полка, поставив его по стойке смирно, в лапидарном суворовском стиле разъяснил:
— Надо быть скромным, не следует с лейтенантских времен по пустякам обращаться к своему командиру, они (полковники) в свое время жен не встречали, те самостоятельно находили своего офицера, где бы тот ни служил!
Амир по команде «свободны» строевым шагом вылетел из командирского кабинета.
А перед обедом в кабинет старшего врача полка прибежал посыльный:
— Товарищ стршлтнт, вас начальник штаба вызывает!!
Начальник штаба:
— Вы командируетесь в Ч.! Нужно в окружном госпитале навестить наших воинов, что-то они там долго лечатся! Получайте в строевом отделе ВПД , и вас вызывает командир!
Командир:
— Купите в Военторге мне шарф, мой истрепался!
— Есть, — радостно гаркнул Амир.
Отец-командир! Не забыть его…

В полк Амира проводил капитан Морозов, лично доставил на санитарном уазе. После представления командиру полка, его замам Амир собрал в кабинете старшего врача полка личный состав медицинской службы для ознакомления с оным.
Сел на свое служебное место за столом: справа серый сейф, на столе обязательный графин с водой (позже он узнал, что при наезде комиссий в графине вместо воды нужно держать разведенный С2Н5ОН).
У приставного стола сели начальник полкового медицинского пункта лейтенант медицинской службы Бато-Доржо Жамьян-Шарапович, бурят, выпускник Томского военно-медицинского факультета 1974 года.
Начальник аптеки вольнонаемная женщина  ,  Наталья; лаборант Валентина, жена парторга полка; зубной врач (лысая); военфельдшер сержант Ренат  из Татарстана, срочная служба; санинструкторы (2) — военные строители, медицинские сестры, сестра-хозяйка, санитарки.
Старший лейтенант медицинской службы Петр Степанович Степанов, убывающий служить в военный госпиталь, представил нового начальника медицинской службы полка (в последующие несколько суток он передавал Амиру  дела).
Подчиненные выжидающе затихли.
Амир кратко сказал о себе — кто, откуда, как попал на военную службу. Так началась его служба на должности старшего врача военно-строительного полка.
Полковая жизнь… Описана она множеством писателей из различных стран. И независимо от эпохи, в которой находится полк, жизнь эта имеет много общего. Тут не имеет значения ни род войск, ни национальная принадлежность армии, ни страна.
В 6:30 утра служебный автобус «Таджик» увозил офицеров полка из Красноуранска. Микрорайон № 3, в котором выделили двухкомнатную квартиру Амиру, начальный пункт следования, поэтому места свободные первыми занимали офицеры, проживающие в микрорайоне.
Город Красноуранск  расположен на географической широте: 50° 06', долготе 118° 02', высота над уровнем моря 640 метров, отклонение от московского времени 6 часов. Граница с Китаем в тринадцати километрах. Однажды китайский истребитель Миг-21 залетел на территорию СССР и пролетел над РПК. Шум был большой.
На этой же широте расположен Харьков.
В Красноуранске почти всегда ярко-синее небо, светит солнце. Изумительно красивы закаты солнца. Вокруг голая степь, невысокие сопки (высотой до 300 метров и чуть более). Степь становится изумрудно-зеленой в конце апреля, в мае-июне распускаются невиданной красы полевые цветы, и от запаха трав, цветов кружится голова. У подножия сопок нередки ключи со студеной водой. Вдоль ручейков растет дикий абрикос  с горькими плодами.
Зимы морозные, снега очень мало, его просто сдувает ветер. Ветры в феврале сбивают с ног. Однажды дочку Амира ветер сбил и покатил по тротуару; ей тогда было 2,5 года. Да, ветер…
Окно служебного кабинета смотрело на бетонный забор. Там, за забором, начинался склон сопки, а за сопкой поселок Октябрьский, предтеча города Красноуранска. В поселке имелся вино-водочный магазин (ВВ, валентина владимировна). Начальник ПМП  в тоскливые зимние дни, когда ветер сотрясает оконные стекла и воет, и на душе делается смутно, получал приказ сбегать за водкой. Лейтенант медицинской службы Бато (кличка Батон) наглухо застегивал все пуговицы шинели, опускал уши шапки и уходил. Долго поднимался на сопку, уменьшаясь в размере, пока не превращался в черную точку. Затем переваливал через вершину и исчезал на 30 минут. Как правило, на обратном пути ветер бывал встречным. Амир наблюдал, как Бато идет против ветра. Если раскинуть руки и падать вперед, не упадешь, ветер держит.
В такие дни на обед врачи в город не ездили. Ели в лазарете. Санинструктор приносил большущую сковороду жареной на сале картошки. Затем ложились на соседние койки в одной из палат, на пол ставили шахматную доску, играли до победы и мирно засыпали.
Медицинский пункт военно-строительного полка в диких степях Забайкалья. Знаете, что это такое?
В зимние неласковые утренние часы в приемной медпункта невозможно протолкнуться. Каждое утро, открывая входную дверь, Амир наталкивался на военных  строителей. Весь холл заполнен ими. Дело вот в чем. На утреннем построении в ротах старшина опрашивает личный состав на предмет заболевших. Согласно Уставу Внутренней службы СА, солдаты записываются в специальную книгу больных, а затем в сопровождении санинструктора роты идут в полковой медицинский пункт. Согласно неписаному правилу, количество трудопотерь по болезни в полку не должно превышать 2,7 процентов.. Полк имел численность личного состава 1800. Легко подсчитать, что число больных в этом полку не должен превышать 48. Полк состоял из 12 рот. Таким образом, в роте допустимый максимум освобожденных по болезни 4 военных строителя. Старшины рот это прекрасно знают. Они также знают, сколько на сегодня (итог подводится к 8:00 ежедневно) больных в роте. Если трое больных уже есть, он  запишет при утреннем опросе в книгу больных только одного, и т. д. Остальных «не услышит».
А на дворе зима, мороз, забайкальский ветер с песком. По доброй традиции, в стройбате много лиц азиатских и кавказских национальностей. К холоду они непривычны.
Всеми правдами и неправдами к 8 часам солдатики пробиваются в полковой медицинский пункт (санчасть на армейском жаргоне).
Простуженный кашель, чихание, стоны — привычная картина для врача, входящего в санчасть. Как и всякому военному врачу, Амиру пришлось решать старую дилемму: или он врач, или он офицер. Если врач — нужно осмотреть всех, кто пришел на прием. Если же офицер — только тех, кто записан в ротной книге больных. Первое время он приказывал осматривать всех.
Однако жестокая уставная реальность взяла своё. Командир роты освобождал от работ только на основании записи врача в ротной книге больных, то есть, тех, кого записывал старшина. Назначать лечение иным (а таких было значительное большинство) просто не имело смысла — их отправляли на работы, на мороз. Как тут не вспомнить «Один день Ивана Денисовича» А. Солженицына.
Вообще, в период «двухгадюшничества» Амир частенько вспоминал сей роман, который прочитал в средней школе, в районной библиотеке. Роман его поразил.
И не переставали напрашиваться очевидные параллели со стройбатом. Как говорится, все было один к одному.
И там, и тут, ограничение свободы работника. И там, и тут, утром вывод на работу, вечером так называемый съем. Сверка наличия личного состава (там зеков) утром и вечером. А прибытие рот с работы вообще как бы копировало картины из романа. Так же холодно зимами, так же темно, так же военные строители в ротных колоннах (в романе бригадных) несут ворованный стройматериал (в романе дровишки). Впрочем, ничего удивительного. Наоборот, всё логично. Ведь крестный отец военных строителей Минсредмаша СССР — Лаврентий Берия.
Основное подразделение полка — рота. Ротой командует офицер в звании от лейтенанта до капитана, у него два зама: по производству и по политчасти. В основном — выпускники военно-строительного училища, расположенного в Дубне. Иногда служили офицеры, призванные на два года после окончания  гражданских институтов. В роте около 100 военных строителя (80—120). Часто вся рота состояла из азербайджанцев (или армян, узбеков и т. д.).
В роте, состоящей сплошь из таджиков, с Амиром однажды случился казус (смешной, наверное, не ему решать, вам). Кто служил в Армии — тот в цирке над клоуном не смеется!
Призванные солдаты проходят курс молодого бойца. К проведению занятий с новобранцами привлекаются штабные офицеры, коим является и старший врач полка.
Амир получил приказ провести занятия по военно-медицинской подготовке. Рота была собрана в летнем классе. Июнь, жара. Амир скомандовал «вольно», старшина роты продублировал странным словом.
Амир:
— В чем дело, старшина? Я дал команду вольно, а вы что сказали?
— Товарищ старший лейтенант, они русский язык не понимают, таджики. Я буду ваши слова переводить (старшина таджик, выпускник института, призван на год).
— Ясно. Тогда начали.
Занятие началось. Амир читал абзац конспекта, старшина переводил. Воины кивали (на Востоке кивание означает усвоение сказанного). Дело вроде пошло. Но  медленно. После перерыва Амир стал замечать, что перевод стал короче. Он читает абзац минуту, старшина говорит полминуты.
— В чем дело, старшина, — не выдержал опять Амир, когда переводы совсем сократились.
— Товарищ старший лейтенант, сейчас выяснилось, что они русский немного понимают. Теперь я спрашиваю только: «поняли врача, салабоны»? Они отвечают хором: «поняли, товарищ старшина».
— Я проверю потом, что они поняли. Смотри, если обманываешь — получишь у меня на орехи! Понял!
— Так точно. А какие это орехи?
— Грецкие, бля, в клизме!
Было.
Начальник штаба полка подполковник Иван Михайлович Н. Ветеран, собирался на пенсию. Кстати, после его увольнения в запас вновь назначенный на должность начальника штаба капитан Е. ругался последними словами примерно в течение одного месяца: такими запутанными оказались штабные документы.
Иван Михайлович среднего роста, с типично русским, округлым лицом, нос картошкой, залысины в седеющих русых волосах. Выпускник девятимесячных курсов младших офицеров, младших лейтенантов. Были такие. «Курсы беременных». Любил поговорить на тему «офицеры и всё остальное человечество», это, как известно, одна из наиболее часто обсуждаемых тем в среде русского офицерства (упоминается еще в «Поединке» Куприна). Форменные брюки навыпуск Иван Михайлович называл параллельные брюки.
Амир заметил, что начальник штаба любит употреблять слово преамбула, произнося как «преампула». На совещаниях у Амира постоянное место было по правую руку от командира полка, за книжным шкафом. Если сидеть прямо, упираясь затылком об стену, командиру будут заметны лишь колени старшего врача и ботинки. Очень удобно. Амир с волнением ожидал каждого выступления начальника штаба, что случалось на каждом совещании. И вот, наконец: «преампула» произнесена. Чтобы не расхохотаться, Амир стискивал зубы, задерживая дыхания.
Как-то после очередного совещания он зашел в кабинет начальника штаба. Надо же помочь подполковнику.
Иван Михайлович:
— Ну, доктор (на армейском жаргоне), что у тебя, … мать, бл.дь?
— Товарищ подполковник, люблю ваши выступления на совещаниях. Вы всегда так доходчиво говорите, все офицеры отмечают.
— А как же, бл.дь! У нас выслуга лет, б..дь, а так же опыт … мать! Вам, салагам, учиться и учиться у нас, мать…, мать… —  закуривает и хитро смотрит на доктора.
— Так точно. Только вот …
— Ну, чего там еще, б..дь,  в …мать?
— Вы знаете, что обозначает слово преамбула?
— А ты как думаешь, …мать? Если у тебя верхнее образование (армейский жаргон, обозначает высшее образование), значит, умнее меня, что ли, б..дь, … мать? Это слово обозначает как бы вступление, предисловие. Понял, летёха (армейский жаргон, лейтенант, значит), б…дь, ...мать
— Понял, понял. А что обозначает слово ампула?
— Ну, ты совсем уже меня не уважаешь. Пузырек это, ваша медицина бл..дская, в … мать! Как вас на докторов учат, немыслимое дело! Ну, б…дь, ну …мать
— А что же вы говорите всегда «преампула»?
Иван Михайлович выпучил глаза, затем расхохотался. После этого начальник штаба и Амир подружились. Иван Михайлович любил выпить, да что там любил, пил он крепко, весьма. По понедельникам лицо начальника штаба можно было описать двумя словами: «пить вредно».
Он заходил в кабинет Амира, примерно в 9:30, закончив неотложные штабные дела. Строго спрашивал:
— Как идет амбулаторный прием? Книги больных в ротах ведутся?
Затем садился у приставного стола, тяжело вздыхал. Лицо красное, гиперемия склер. Амир держал паузу. Затем стучал кулаком в левую стену, за стеной аптека. Заведующая аптекой Наташа (та еще штучка!) заходила и с невинным видом спрашивала:
— Вызывали?
— Принесите лекарство от склероза для начальника штаба.
Иван Михайлович выпивал с видимой натугой мензурку чистого спирта. Сразу закуривал, сидел, вслушиваясь в организм. На лбу выступал крупными каплями пот. Так проходило 10 минут, после чего он вставал и уходил годным к строевой службе. Добродушный человек, немного бестолковый в служебных делах. Проводили его на пенсию.
С предыдущим старшим врачом полка Иван Михайлович так же дружил, понятно, по какой причине. Правда, они продолжали дружить и позже, когда Степанов начал служить в госпитале.
Эта дружба немного помотала нервы Амиру при передаче дел. Оказалось, что нет дистиллятора (аппарат для получения дистиллированной воды). Иван Михайлович и Степанов уговорили Амира подписать акт принятия дел, закрыв глаза на дистиллятор. Друзья…
Правда, позже, когда Амир демобилизовывался после окончания двух лет службы, с него тоже оный аппарат не потребовали (он призвал Степанова при передаче должности своему преемнику).
…У Амира новый командир полка. Как-то поехал он для проверки отдельной роты полка в поселок Б. Поселок у самой границы, на реке Аргунь. Тут дислоцированы пограничная застава и радиолокационная станция дальнего обнаружения. Рота строит школу.
Амира командир взял с собой.
Осмотр личного состава роты, проверка медицинской документации, доклад командиру. На следующий день командир, полковник Т., решил пойти на рыбалку вместе с врачом. Начальник пограничной заставы снабдил их надувной лодкой, пограничники открыли древний замок на воротах и пропустили  к реке. Посредине фарватера проходит государственная граница СССР с Китаем. На противоположном берегу какие-то одинаково одетые бравые китайцы заняты сенокосом. Забросили удочки. Ловилось хорошо.
Наш берег густо зарос тальником и камышом. Комары величиной с овода. Амир и полковник сидели спиной друг к другу, рыбалка была в самом разгаре.
Вдруг раздался глухой взрыв, лодка сразу накренилась!
В воду что-то упало, Амира обдало брызгами. Он стремительно обернулся. Командира в лодке не было, он был обнаружен визуально, в реке. Его удочка плыла рядом, тут же покачивалась серая панама. Половина лодки сморщилась. Последовала команда полковника:
— Помоги, я плаваю плохо!
Амир немедленно бухнулся в воду, не забыв при этом прихватить веревку, привязанную к лодке. Схватив командира за руку, подтащил к лодке, велел держаться за нее, лег на спину и поплыл к берегу, работа ногами, таща за собой лодку с командиром. Полковник активно помогал. Приплыли, вытащили лодку. Панама и удочки уплывали. Командир, как оказалось, умудрился повредить правую руку, охал, держась за плечо. Примчался пограничный дозор (происшествие наблюдали с дозорной вышки) в составе  сержанта и двух погранцов. Рыбаков вывели к заставе. Начальник заставы говорит:
— Я тут уже решил, что начался обстрел! Косари-китайцы на том берегу на  самом-то деле солдаты.
 Оказалось вот что: резиновая лодка была в заплатках. Одна из них, на половине полковника, с хлопком лопнула. Полковник со страху (решил, что их обстреляли из минометов) нырнул в реку, вывернув при этом о борт руку…
«Дорогой»  Леонид Ильич решил проехать от Москвы до Владивостока, осмотреть владения, так сказать. По этому случаю к танковому полку в Песчанке (Чита), где Ильич служил срочную, по мерзлой земле проложили асфальтовую дорогу, вкопали и залили водой, заморозив лунки, зеленые елочки. На период проезда вождя по Читинской области войска округа привели в состояние повышенной готовности. Амир опять очутился в поселке Б., для усиления отдельной роты, а также для медицинского обеспечения пограничной заставы. В частности, лейтенант роты подрался с местными ребятами, получил ушибы, и одной из причин срочной командировки врача был и этот факт.
Здесь он прожил почти пять суток. Жил с офицерами роты в отдельно стоящем домике. Раз в сутки навещал погранзаставу, слава богу, его помощь там не потребовалась никому. Солдаты пограничники исправно приветствовали его при каждой встрече, дисциплина у них строгая. Начальник заставы, его замы в этот период, по наблюдениям Амира, практически не  спали. Круглосуточное несение службы… Погранцам не позавидуешь!
Пострадавший лейтенант оказался щуплым, немного заносчивым. Москвич, служит около полугода после училища. Ушибы оказались неопасными.  Для придания себе вида старого служаки в диком Забайкалье лейтенант обесцветил в хлорке свою форменную рубашку (как бы выцвела от жесткого восточного солнца). Мальчишка!
Светское общество в поселке небольшое: офицеры военно-строительной роты, локаторщики, пограничники и молоденькая учительница средней школы. Вечерами все свободные от службы собирались, играли в карты, общались.
Офицеры, солдаты, «декабристки»… Немногое же здесь изменилось с тех времен, времен декабристов.

Психиатрия, Бухара, июнь

Однажды Тарского вызвал командир и ознакомил с телеграммой из окружного госпиталя. Из отделения  психиатрии выписывается солдат полка. Узбек. Предписывалось забрать его и доставить на родину. В Узбекистан. В сопровождении врача и санитара.
— Ну, какое примем решение, доктор?
— Начальник медпункта в запое. Фельдшер демобилизуется. Предлагаю в качестве врача себя, санитаром назначить фельдшера, по пути домой отдаст последний, дембельский долг, родине.
— Приказываю убыть вам, товарищ старший лейтенант, в служебную командировку для сопровождения психического больного!
— Есть!
Каптерка окружного госпиталя по случаю воскресенья не работала. Дежурный по госпиталю офицер коротко отрубил:
— Не положено!
Выписанного психобольного Тарский все же забрал, в магазине Военторга при госпитале купили ему за три рубля спортивное трико, тапочки украли госпитальные.
Солдат был скован в движениях, шел медленно (под циклодолом). Более или менее благополучно доехали до Ташкента… Несмотря на жару, духоту в вагоне.
Ташкент… Вокзал, люди косились на странную группу у касс, в составе врача офицера, военфельдшера — косая сажень в плечах, и малоподвижного юноши узбека в спортивном трико и тапочках.
Прибыли в Бухару, пять часов утра, июньское солнце только восходит, ревут ишаки. Обстановка неясная, куда идти или ехать? Воин проживает недалеко от райцентра Вабкент, в кишлаке.
Первым делом нашли невдалеке от вокзала военную комендатуру. Помятый, заспанный капитан долго изучал предписание («доставить пациента в областную психобольницу Бухары»):
— И что?
— Где сие находится, больница?
Капитан долго выяснял по телефону, затем нарисовал на бумаге маршрут следования. Подал голос пациент:
— Я знаю игде ито!
Нашли психиатрическую больницу, долго колотили в монументальные железные ворота. Открыл обозленный сторож, говорит:
— Прием с девяти часов.
Вышли за ворота. На часах 7 утра. Солдатик оживился, разговорился, дом почуял:
— На такси домой поедем, папа заплатит!
Прибыли на такси в кишлак. Первым из машины вышел больной воин. Набежали родственники, воина обнимали, целовали. Лаяли собаки, стали подтягиваться аксакалы в чалмах и тюбетейках. Таксист спросил у Амира:
— Командир, кто будет рассчитываться?
— Сейчас узнаю!
Амир вышел из машины и подошел к группе мужчин, стоящих молча возле причитающих и плачущих женщин. Привезенный воин тоже плакал, он обернулся к Амиру и сказал:
— Папа умер!







Casie et sancte colam et artem meam
            (Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство)
                Из древней клятвы Гиппократа
Врачи военно-строительных частей Минсредмаша СССР. Кто они? Чем они дышат, как живут, как им работается?
В полках и отрядах, как уже упоминалось, в основном служат выпускники Томского военно-медицинского факультета. Реже — выпускники гражданских медицинских институтов, призванные на срочную двухгодичную службу.
Чем отличается военно-медицинская служба в этих частях от службы коллег в строевых частях Советской Армии?
Ясно чем! Отсутствием боевой подготовки, военных учений, систематических стрельб, строевой подготовки. Обслуживаемый контингент выводится на производство. В сущности, в течение дня врач может заниматься больными лазарета или контролем условий быта в части. Основная работа по амбулаторному приему начинается вечером, по приходу военных строителей с производства.
Как правило, в полках и отрядах помимо военных врачей всегда работают врачи из соответствующей МСЧ  или МСО (МСО, медико-санитарный отдел, имеет в составе несколько МСЧ) предприятия данного города Минсредмаша СССР.  Для пользы дела это врач ЛОР, хирург, иногда терапевт или невролог. МСЧ, МСО III Главного управления при Минздраве СССР — мощные, хорошо оснащенные и укомплектованные врачами с клинической подготовкой лечебные учреждения. Можно уверенно сказать, что медицинская помощь военным строителям в Минсредмаше СССР оказывалась достаточно качественно, своевременно.
Но, если в больничных учреждениях врачи занимались лечением больных, то военный врач в частях занят совершенно несвойственным его профессии делом. Он находится под непосильным гнетом командования, которое заинтересовано только в одном: выводом возможно большего количества военных строителей на производство. Врач полка может бить баклуши, если трудопотери по болезни в части меньше 2,7 процента, а лучше — если меньше 2. Он всегда будет на хорошем счету. Тяжело служилось докторам. В течение двух лет на глазах Амира погибли четверо коллег: три военных врача спились, были уволены, а один в состоянии опьянения утонул. Для сравнения, в Афганистане за 10 лет погибло около 40 военных врачей, то есть по   четыре за год.  А тут за год всего двое. Вдвое меньше боевых потерь. Это утешает. Или нет?
Итак: Бато, начальник ПМП в полку Амира. Окончил военфак Томского мединститута в 1975. Бурят. Любит бухлёр . Добродушный и коммуникабельный. Не обидчивый. Холост. Рост 175 см, лицо типичное, волосы жесткие, короткие. Почерк отличный, писарский (писарский почерк или канцелярско-каллиграфический) .  А вот служба у него не пошла. Поэтому Бато стал пить, сначала, как бы, чтобы уволиться, потом, ясное дело — втянулся. Амир у него часто спрашивал:
— Бато, а зачем ты поступил на военфак, ведь тебе военная служба как кость в горле!
— Я не думал, что всё будет так х-ёво!
Позже он слезно попросил Амира, чтобы тот больше об этом не спрашивал. Мозоль больная…
Дважды возил его Амир в окружной госпиталь в Читу, из армии в СССР увольняли только после двукратной госпитализации в психиатрическое отделение с диагнозом хронический алкоголизм.
В день офицера  Бато обычно исчезал. Командир полка отправлял Амира на поиски и поимку подчиненного. Опыт показал, что в такие дни его нужно искать по четкому алгоритму: общежитие, приемный покой МСО 107 (ему обычно в/в вливали Гемодез), гауптвахта. Или, как ее любовно называл Бато, гауптическая вахта. Страна встает на трудовую вахту, а мы на гауптическую! Шутка!
В этот период пришел приказ Министра обороны  об одновременном присвоении Амиру звания старший лейтенант, а Бато — младший лейтенант (его понизили). Бато это событие трактовал как выполнение плана увольнения из армии.
Но традиции есть традиции. В армии они незыблемы. Отмечали вместе.
Наконец, получено заключение ОВВК  для Бато: «негоден к военной службе».  До получения бегунка Бато стал ходить на службу еще в форме, но в плетеных босоножках, на шее зеленый галстук с гавайскими цветами и попугаем.  Замполит едва не сошел с ума. Уволили Бато…
Последние вести про Бато (80–е годы): рентгенолог в городе Северо-Ангарск, затем в Туве, отсидел 9 лет за убийство.
Старший лейтенант медицинской службы Б. спился вчистую. Последний раз Амир его встречал в городском полку, в кабинете стоматолога рано утром. Б. зашел и стал просить у стоматолога спирт. Ему налили буквально 30 мл. Через 10 минут Б. упал. После увольнения его увезли в Россию родственники, помнится, так было.
Старший лейтенант медицинской службы Т. О нем коротко. Спился. Жена у него была красивая.
Капитан медицинской службы С., выпускник 1-го Московского медицинского,  пьяный утонул в озере.
А однажды Амир встретил офицера медика, выпускника Военно-медицинской академии, в Порт-Артурском полку, на показе военной техники. Лейтенант бегал с автоматом во главе стрелкового взвода. А петлицы-то со змеей! Лейтенанта отловили и допросили:
— Почему так, ведь приказом Министра обороны запрещено медиков (и юристов) использовать не по назначению?
— Не понравился командиру дивизии! Приказал меня назначить на должность командира мотострелкового взвода! Так и служу.
Трудно в войсках клятву Гиппократа держать!

Из пистолета по гриппу…

Однажды зимой, на совещании командир полка сообщил, что будет проводиться прививка личного состава против гриппа.
Амир уже получил от начальника медотдела капитана Морозова распоряжение, приступил  к составлению плана проведения прививок. В полку 1800 человек личного состава. Дело займет не менее суток, по его расчетам.
Однако действительность превзошла все самые смелые планы. Санитарный уаз привез троих гражданских. Один из них представился сотрудником Ленинградского НИИ гриппа. Он сообщил, что в НИИ разработана новая вакцина против гриппа. Проводится ее клиническое испытание. Амир поинтересовался, как он представляет себе проведение инъекции 1800 человек. Это сколько же нужно шприцов. Ленинградец ухмыльнулся: шприцы не нужны. Применим инъектор пистолет.
Поротно полк заводился в клуб части. По команде «голый торс» рота раздевалась до пояса. На сцене двое ленинградцев (фельдшер с инъектором и его помощник, оба зело-зело нетрезвые). На полу ведро с раствором йода. В руках помощника квач типа швабра. Он окунает квач в йод, мажет солдатскую спину в области лопатки. Выстрел — солдат привит. Три секунды… Весь полк привит был за час с небольшим. Амир с руководителем ленинградцев сидел тут же на стульях. Контролировали процесс.
Потом доложил командиру полка. Командир Амиру не поверил:
— Доктор, не надо мне голову морочить, вы что там, за час 1800 человек укололи? После разъяснений полковник задумчиво сказал:
— Д-а-а-а, прогресс! А где ребята из Ленинграда?
— У меня в кабинете чай пьют!
Но старого полковника не проведешь!!
— Смотри, чтобы закусывали!
Кстати, полк гриппом не болел.

Всех на ровик!!!

Грипп одолели. А в начале лета действительно случилась беда. Она подкралась снизу, со стороны кишечника. Не все военные строители полка в детстве усвоили истину: мойте руки перед едой!
Короче говоря, полк обдристался. А это ЧП, массовый невыход на работу, срыв производственного задания. Поднялась великая суета, все забегали. Амиру вставили по самые помидоры.  В Управлении войск экстренно создали ЧПК (чрезвычайная противоэпидемическая комиссия).
Поступила команда:
— Выводить личный состав на ровик!
Гражданскому врачу этого не понять, даже инфекционисту. Амир узнал много нового и интересного в этот период своей жизни. В том числе и о таком методе  диагностики диареи.
Поротно полк выводится к ближайшей сопке, по команде все принимают позу орла над ямками (ровиками), сняв штаны, и тужатся, тужатся. Медики и командный состав рот (замполит обязательно) вдумчиво обходят орлиный строй. Оценивается консистенция испражнений. Если те жидко-пакостные, воина  в лазарет, остальных на работу. Очень эффективный метод диагностики. А профилактика? Ничто не забыто ЧПК!
Личному составу скармливали левомицетин ведрами, всем, при построении. Перед входом в столовую поставили бочку с раствором хлора, в который все окунали руки перед приемом пищи. Эпидемии удалось избежать. Век живи, век учись.
Для того же, чтобы острые желудочно-кишечные заболевания личному составу не угрожали, медслужба раз в месяц проводит обследование работников пищеблока на дизентерийную группу. Делается это просто. Тампон в прямую кишку обследуемого, и содержимое направляется в баклабораторию для посева. Просто-то просто, да все не так просто оказалось.
Амир в ноябре был в отпуске. По прибытию в полк ему объявили строгий выговор, причем от командира дивизии (начальник управления войск в данной системе)!
— За что?
— За дело!
Выяснилось следующее: фельдшер полка (мама начальника ПМП, приехала с сыном в Красноуранск) для экономии времени все пробы на дизгруппу взяла… в своей заднице, а это без малого до 30 проб! Трудно было, наверное! И во всех пробах высеяли бактерию дизентерии. Скандал поднялся большой. Как всех работников пищеблока (все они солдаты) на время лечения от работы освободить?! А кто будет готовить?? Агния (оный фельдшер) раскололась, положение-то безвыходное было! Вот для профилактики Амиру и вкатили строгача (не дадут премии, немалые!). А выговор может снять только тот начальник, кто объявил.
Амир, разумеется, Агнию выгнал.
Но сын ее — того же поля ягода! Выпускник Томского военфака. Такой толстенький, гаденыш. Офицеры полка невзлюбили его сразу. Бывает так! Почему?
Вся медслужба полка стала жаловаться своему начальнику (Амиру, сиречь), что начальник ПМП делает различные подлянки и т.п. Факты подтверждались. Наступил такой момент, когда терпение Амира лопнуло. И как-то на утренней пятиминутке он приказал этому самому лейтенанту медицинской службы Валере:
— Товарищ лейтенант, одевайтесь, и марш отсюда, чтобы я вас больше не видел!
Приказ командира не обсуждается.

Ресторан «Русь»
 
В городе проживает около 65 000 человек. Два кафе, ресторан один, называется «Русь». Кроме военных, два основных производства: добыча и переработка урановой руды, строительство. Заработки высокие. Сосед Амира водитель БелАЗа в месяц получал 850 рублей.
В любой день недели, кроме понедельника, в ресторане аншлаг. Гуляют шахтеры и рудокопы уранового рудника. Всем им известно, что алкоголь выводит радионуклиды, особенно полезно красное сухое. Стаканчик вина, как введение, как лечебная процедура. А потом, как принято на Руси, — гулять так, гулять. 
Количество одиноких молодых женщин в городе не поддается счету. Однако, Вася Ш., командир роты в полку Амира, счет всё-таки вел. У него в записной книжке был список женщин, с которыми он переспал. 112-я — как-то объявил он!
Для молодых офицеров ноги служат средством доставки ракеты к цели! Шутка.
Офицеры посещали Русь в основном в день получки. Наш полк поступал просто: на вечернем автобусе подъезжали к ресторану. И начинали выводить радионуклиды (кусок урановой руды величиной с буханку хлеба стоял у Амира на столе). Запомнился забавный случай.  Мужчины за соседним столиком не поделили даму, возникла драка. Одного шахтера стукнули так, что он проехал на спине по сдвоенному офицерскому столику и начисто смёл всё, вместе со скатертями. Воины остолбенели.
Однако рудокопы кликнули официанта, и офицерам накрыли столы снова, они были джентльменами. В другой раз в драку ввязался приятель Амира, гуран (сын русского и бурятки), звали его Байкал. Утром всех причастных к делу собрали в милиции для разбора чьей-то жалобы. На допросе Байкала крепко обидели — в графе протокола «имя» написали: «кличка Байкал».

Собака и прокуратура

В период работы в ЦРБ  Амир по совместительству работал судебно-медицинским экспертом. В Красноуранск пришло поручение в прокуратуру допросить его по случаю смерти одной гражданки, найденной у берега Иртыша, в воде. Там были неясности с судебно-медицинским диагнозом.
Допрашивал Амира старший помощник прокурора Ю.  В дальнейшем он стал его приятелем, в основном по застольям. Жена Ю., голубоглазая Таня, была лейтенантом милиции, следователем.
Как-то летом Ю. и Амир в степи гостили у корейца. Юрта чабана, застолье, обильная выпивка. В большом количестве мясо с вкусным бульоном. Откинулись…
Ю. спрашивает у хозяина:
— Вкусно мясо приготовили! Прямо объедение. Но я не так баранину делаю!
— А это не баранина!
—Говядина, что ли?
— Собачатина!
Долго Ю. издавал рвотные звуки за юртой.

Прощай, Забайкалье

Срок службы подошел к концу. Командир полка провел формальную беседу, описывая Амиру все выгоды военной службы. В чайной состоялись пьяные проводы старшего лейтенанта медицинской службы на дембель.
Начальник МСО 107 Амира на должность хирурга не взял: «какой из тебя теперь хирург, после армии-то?».
Между тем жена Амира сделала неожиданно карьеру, стала заведующим отделением физиотерапии. Построили новую семиэтажную поликлинику, с большим отделением физиотерапии с ваннами, бассейном, грязелечебницей и пр.
Ему оставалось вспомнить еще одну свою профессию — патологоанатома. Душа не лежала.
Москва предложила повторно пойти на военную службу, теперь добровольцем. Уже на должность хирурга военного госпиталя, либо тут же, либо в город Хаям Узбекской ССР. И он решился. По ряду причин решено было служить в южной стране.
Начальник МСО 107, прочитав заявление об увольнении, гневно вопрошал у Амира:
— Что это значит?
— Иду добровольно в армию, чтобы быть хирургом!
;
ЭТЮД ЧЕТВЕРТЫЙ

Служба в военном госпитале в городе Хаям

Самолет Ан-24 вылетал с аэродрома города Красноуранск в морозный февральский день. На грунтовом летном поле поземка сметала остатки снега и шуршала сухой желтой травой.
Посадка в аэропорту Чита, далее полет на Ту-154 до Ташкента.
В Узбекистане было непривычное тепло, в Сибири такая погода бывает в конце сентября, начале октября. Поезд от Ташкента до места предстоящей службы города Хаям идет 8 часов.
На телеграфных проводах сидели незнакомые пестрые птицы, похожие на попугая и ворону одновременно (сизоворонок, как впоследствии узнали). Было сыро и тепло, моросил дождь.
Нашли военный госпиталь, находившийся на окраине города Хаям. Он представлял собой четыре здания барачного типа. За забором госпиталя располагались воинские части, в основном военно-строительные. Были также бригада и полк внутренних войск, авиаторы.
Начальника госпиталя на месте не оказалось, он был на учебе. Обязанности начальника исполнял заместитель по медицинской части подполковник С. Амира он встретил с некоторым недоумением, показалось, что не ждал.
Вообще говоря, этот подполковник заслуживает нескольких слов, хотя бы потому, что таких типов следует знать. Через 10—15 лет «Комсомольская правда» упомянула о нем в статье, где писалось о сокрытии фактов травматизма, избиении солдат в Литве, для чего С. сочинял фальшивые медицинские документы. Думается, что это был закономерный исход.
У него была милая такая привычка рассказывать о характере своего утреннего стула, причем в присутствии женщин.
Во время обеда С. часто приходил в хирургическое отделение (ранее он был начальником этого отделения), крутился вокруг обеденного стола. Офицер К., остроумный человек, потеряв терпение, говорил:
—  Товарищ подполковник, тут каша остается, все равно выбрасывать, может быть, съедите?
И что вы думаете? Не отказывался. Будучи человеком недалеким, С. юмора не понимал. Амир, кстати, сменил на должности вышеназванного офицера К., которого  переводили в Москву. Перед отъездом он дал несколько ценных советов.
1. В истории болезни делать в записях несколько ошибок, чтобы С. мог их выявить и поучить  медицине.
— А ты, — говорил К., — зная эти ошибки, будешь готов обстоятельно ответить на каверзные вопросы С. В итоге что? В итоге доволен начальник (выявил ошибки), доволен ты (врасплох тебя не застать, готов к их исправлению со знанием дела, проявив при этом эрудицию).
2. С. имеет привычку по утрам стоять на КПП госпиталя и проверять, не опаздывает ли персонал на работу. К. рекомендовал приходить минута в минуту, с незначительным опозданием (секунды). При этом на замечание, что следовало бы приходить чуть раньше (именно так и говорил С.), надо отвечать — ничего, вечером чуть пораньше уйду. С. неизменно ловился, сердился и проводил воспитательную работу.
3. Изредка приглашать С. для консультаций по неясным диагнозам и т. п., причем, выбирать случай простой, проще некуда (чтобы С. имел наверняка представление о предмете предстоящей консультации). С. просто цвел майской розой от гордости, а все, глядя на этот цирк, умирали со смеху…
Амира временно разместили в медпункте военно-строительного отряда. Это были 2 изолированные комнаты, ванна, туалет и отдельный выход. Здесь они прожили около 6 месяцев. Вскоре началась короткая, незаметная южная весна. Зацвели миндаль, урюк, затем вишня, яблони. Их, сибиряков, удивляло то, что деревья цвели до распускания листьев. Во всяком случае, было очень красиво — стоит абрикосовое дерево в розовом цвете, или яблоня — в белом. Без перехода началось лето. Температура поднялась до 30 градусов, затем до 40—45, и так и замерла на этой отметке, до сентября.
Дочь устроили в детский садик (плитка шоколада и коньяк).
Уже в апреле начинается пляжный сезон, купались в озере, в северной части города. В пустыне, которая начиналась прямо за госпиталем, довольно шустро бегали степные черепашки, скорпионы, тарантулы. Солдаты их ловили и устраивали в стеклянной банке бои между скорпионом и тарантулом, на пари.
В августе дали двухкомнатную квартиру на втором этаже в 4-этажном доме.
Военный госпиталь, войсковая часть 51862.
Градообразующее предприятие города Хаям — горно-металлургический комбинат, ГМК. Его медицинское предприятие — медико-санитарный отдел № 27 (МСО 27). Госпиталь является медицинским подразделением последнего, в военном отношении — войсковой частью управления военно-строительных частей в/ч 11014. Такая вот структура была в Минсредмаше СССР.
По прибытию и после представления в госпитале Амира отправили к начальнику МСО 27. Управление МСО 27 находилось в одноэтажном здании, терраса перед входом увита виноградными ветвями без листьев. Начальник МСО расспросил Амира о биографических данных, образовании, пожелал успеха. В отделе кадров пришлось заполнять подробный лист учета кадров с указанием мест захоронения ближайших родственников, мест работы и профессии живых родственников и т. п., дать расписку о неразглашении секретов (обязательную в Минсредмаше).
Началась служба в военном госпитале. Как бы для проверки Амира к нему поступил воин с острым аппендицитом. Начальник отделения (он считал Амира патологоанатомом, по последнему месту работы в Красноуранске, разведка донесла!) ходил по пятам, следя за действиями нового подчиненного.  Но все прошло благополучно.
Хирургическое отделение размещалось в отдельном барачного типа здании. Коечная мощность 30. Штаты: три военных врача, хирурги. Анестезиологи вызывались из МСО 27.
В хирургическое отделение поступали военные строители, солдаты МВД, офицеры, частично и гражданские.  Выполнялись относительно несложные операции, чаще по поводу травм, переломов, в дневное время по поводу острой хирургической патологии.  В сложных случаях, а также в ночное время хирургическая помощь оказывалась хирургической службой МСО 27, в Хаяме представленная МСЧ  № 1.
Начальник отделения подполковник — Петр Степанович П.  Живот, лысина, очки. Лицо любителя выпить. А, в общем, он оказался простым парнем. Петр умер в 2002 году в Белоруссии.
Начальник отделения по совместительству выполнял обязанности врача ЛОР, на Амира возложили глазные болезни. После П. (через несколько лет он провинился, пропустил острый аппендицит, его сместили с должности) начальником хирургического отделения назначили Кержаневича. Это был высокий, полный человек, выпускник медицинского института города Фрунзе. Тут надо отметить, что уровень подготовки в среднеазиатских вузах сильно отличался от российских, естественно, в худшую сторону. Кроме того, он совершенно не умел оперировать. Узлы вязал так, как будто завязывал мешок с картошкой. Хирургом он не был. И когда всех достал, его переместили в Восточную Сибирь, тоже начальником отделения. Там К. похоронил солдата, умершего от внутрибрюшного кровотечения после спленэктомии. Его  понизили в должности до начальника медицинского пункта полка (ниже некуда) и отправили в Забайкалье.
С началом весны на территории госпиталя расцвели фруктовые деревья, все стало зелено-розовым. Наступило жаркое азиатское лето.
Дважды в неделю врачи госпиталя в специальном помещении (кабинеты врачей — мини-поликлиника) вели амбулаторный прием. На прием приходил личный состав военно-строительных частей, бригад МВД и др. Их сопровождали врачи частей. Нагрузка была вполне приличной. Госпитализация велась одновременно с приемом.
В частях служили в основном выпускники Томского военно-медицинского факультета, но в двух полках и отряде были и врачи узбеки, выпускники ТашМИ , призванные из запаса.
Одной особенностью медицинской службы в Хаямском гарнизоне, в отличие от Красноуранска, по наблюдениям Амира, было то, что здесь военные врачи служили, а не спивались подчистую. Что это? Влияние южного климата, наличие развитой инфраструктуры, близость древних городов Самарканда, Бухары, Вабкента, Каттакургана?
В Хаяме большое искусственное озеро, открытый бассейн, отличный стадион, дворец культуры, магазины, рестораны, кафе. Недалеко старый город, Кармана, старый базар со всеми восточными прелестями. И в Хаяме свой базар.
Рубль кучка… В начале лета начинается продажа зелени, ранних овощей, яблок. Сначала в кучке немного продукта, стоимость один рубль. Постепенно кучка увеличивается, доходя до ведра. Но цена остается прежней до осени — один рубль. На базаре готовят плов в большом казане. К обеденному времени плов поспевает и народ подтягивается к плововару. Стоимость миски плова все та же — один рубль. Амир влюбился в восточный базар. На базаре такие запахи — кружится голова! Полюбил восточные блюда: маставу, мампар, лагман, манты, чучвару, салаты, люля-кебаб. Люля-кебаб заворачивается в горячую еще лепешку вместе  с зеленью (лук, кинза)! Вкусно, нет слов! Впервые он купил арбуз, который нельзя охватить руками. А дыни? От кандаляшек до метровых дынь, а есть дыня шершавая, как бы покрытая мхом!  Дыня — интереснейший плод, и не только из-за своих размеров.
Дыни Узбекистана — одни из лучших в мире и один из любимейших продуктов питания населения республики. Дыни богаты глюкозой, витаминами, повышающими жизненный тонус человека. Дыни употребляют в свежем виде, из них варят варенье, летом сушат мякоть.
Они являются любимым сладким блюдом к обеду, а вечером, после утомительного жаркого дня, употребляются, как средство, устраняющее усталость и жажду.
Этой сельскохозяйственной культуре более двух тысяч лет. Арабы утверждают, что дыню — плод райских садов — доставил на Землю один из ангелов, совершив тем самым страшное преступление перед Богом, за что был изгнан из Рая. Дыня — один из древнейших овощей; в развалинах хазарского города Саркела, в гробнице Тутанхамона были найдены семена дыни и огурцов. Дыня принадлежит к семейству тыквенных однолетних, травянистых растений. Содержание сахара в ней от 5 до 18 процентов.
На Востоке говорят: «Дыня делает волосы блестящими, глаза молодыми, губы свежими, желания сильными, возможности переходящими в действия, мужчин желанными, а женщин прекрасными».
А свойства вяленой и сушеной дыни полностью соответствуют свежей, поэтому необходимо овладеть умением вялить, сушить ее. Трудно перечислить все лечебные возможности дыни: она исцеляет от малокровия, подагры, мочекаменной болезни, всех заболеваний сердечно-сосудистой системы, кишечника, печени.
Еще Авиценна рекомендовал для сведения обезображивающих рубцов оспы отвар семечек дыни. Они же— прекрасное средство для лечения импотенции. Нужно высушить семечки, смолоть на кофемолке, и по одной чайной ложке съедать 3—4 раза в день.
Узбекский виноград имеет самый высокий процент глюкозы, он очень сладкий. Из него получаются хорошие вина.
Жарко! Уже в мае температура достигает 30—35 градусов, а в июне и до 40. Небо постоянно ясное, дожди в июне редкость, а в июле—сентябре и вовсе не бывают. До госпиталя 30 минут пешего хода. Утренняя свежесть примиряет с жарой. Пять с половиной лет Амир ходил на службу по утрам пешком, а со службы, из-за жары, добирался на служебном автобусе.
Рано утром будили истошным ревом ишаки. Позже в соседнем доме кто-то на балконе завел петуха (ностальгия россиянина). Петух российским «ку-ка-ре-ку» будил в окружающих домах всех ностальгирующих в 5 утра.
7:30. Завтрак, портфель в руку и на службу. Переулок, слева больница узбекского Минздрава, справа больницы Минсредмаша СССР. Переход через улицу и начинаются пригородные лесные посадки, арык, промышленные здания. Тропа выложена плиткой. Вкрадчиво воркуют голуби, почти мяукая. Поселок Спутник, пятиэтажки, киоск с пивом. Вдали громада цементного завода с плакатом на крыше «Узбекистон шаркта социализм йолдызы» . Далее степная тропинка, около 400 м. Козырек фуражки начинает нагреваться, а рубашка прилипать к спине. Проходная госпиталя. Отделение. Переодевание.
Утренняя пятиминутка, дежурная медсестра сдает смену. Служебный день начался. В небольшой операционной выполняли грыжесечения, изредка флебэктомии. Часто выполняли остеосинтезы, вскрытия гнойников. Лечили травмы, сотрясения головного мозга, переломы. Наиболее интенсивно работало инфекционное отделение, оно единственное в больнице МСО 27. Так же единственным являлось дермато-венерологическое отделение. То есть, они лечили весь контингент, имеющий отношение к Минсредмашу. А хирургическое и терапевтическое отделение предназначались для военнослужащих и военных строителей.
Обедом за небольшую плату кормили в госпитале.
Автобус после работы отвозил сотрудников в город. Амир выходил у здания горкома (позже обкома компартии Узбекистана).
Во внутреннем дворе центрального универмага имелся небольшой бар, здесь барменом служила жена одного офицера, тут работал кондиционер. В этом баре Амиру всегда наливали стаканчик ледяного ркацители. Отсюда до дома пешком — 15 минут. От вина и нестерпимой жары создавался в организме некий баланс, и вполне благополучно военврач добирался до своей квартиры.
По графику врачи госпиталя выезжали в части для проверки состояния медицинского обеспечения войск. Хирург проверял ведение журнала приема больных, наличие носилок, иммобилизирующих шин, своевременное введение противостолбнячной сыворотки при ранениях, качество лечения в лазарете по специальности. Затем составлялся акт проверки и следовал доклад командиру части.
Город Хаям и до сих пор иногда снится Амиру. С большой высоты видится южный белый город, залитый солнцем, с фруктовыми деревьями и фонтанами на улицах и площадях. Он идет по его улицам среди яблонь, вишен, гранатовых кустов, увешанных плодами. Он просыпается, и на душе так грустно.  Ни с чем не сравнится прелесть южного города…

НАЧАЛЬНИК ГОСПИТАЛЯ

Подполковник медицинской службы Геннадий Григорьевич С. в прошлом шахтер. Вы знаете, бывают такие мужики, настоящие мужики. Он был прост, с мужицким юмором. Любил выпить, крепко любил. Дважды Амир едва не стал причиной его преждевременной гибели, причем оба раза связаны с алкоголем.
Как-то понадобилось ему зайти к начальнику госпиталя по делу, не требующему отлагательств. Постучав (нет ответа), распахнул дверь в кабинет. Это надо же было вот так войти! Командир сидел на своем месте, держа в руках, правильно  — стакан. Глаза командира практически были уже на лбу, вылезая из орбит. Рот открыт, а лицо быстро приобретало синюшную окраску. Отец родной уже не дышал, лишь периодически делал судорожные попытки вздохнуть. Амир обомлел, но мгновенно пришел в себя. Все-таки у него было высшее медицинское образование.
Быстро подбежал к шефу, который выпученными глазами указывал на графин с водой. Графин Амир мигом поднес к раскрытому рту командира и стал вливать туда воду. Шеф гулко глотал теплую желтоватую воду. Затем отстранил руку с графином и отдышался (стакан он не выпускал из рук), лицо стало приобретать нормальную окраску. Короче – ожил.
Тут Амир благоразумно отступил к дверям, но не успел выйти — командир гаркнул:
— Стоять!
Долго Амир слушал речь на великом русском языке во всем его могуществе, со всей присущей ему ненормативной лексикой.
Командир имел привычку в одиночку употреблять чистый медицинский спирт, неразведенный. А тут Амир!  Как раз вовремя.
Другой случай. Отмечали присвоение очередного звания начальнику инфекционного отделения. Случайно Амиру досталось место за столом рядом с отцом командиром. Опять же, употребляли спирт. После тоста все опрокинули стаканы. А у командира он пошел, как говорится, «не туда». Он поперхнулся и стал шарить рукой по столу (ищет воду, как  мгновенно сообразил Амир). Вот он стакан с водой ему и всунул в руку. Шеф жадно стал пить. И…. Глаза командира практически уже опять были на лбу, вылезая из орбит. Рот был открыт, а лицо стало быстро синеть. Его быстро отпоили водой из другого стакана. Шеф, придя в себя, взревел:
; Ты что, меня решил угробить!!! Хрен тебе, а не очередное звание, понял. Ну, достал меня!! Ведь второй раз уже такое творишь.
Срочно проведенное расследование показало, что вместо воды он подсунул своему командиру стакан со спиртом. Никто не поверил, что это случайно.
На территории госпиталя имелся металлический гараж, выкрашенный в черный цвет кузбасслаком. Гараж принадлежал заместителю начальника по тылу майору К., кличка корень. А почему? Потому что он увлекался вырезанием различных фигур из дерева, в основном из корней. Поэтому «корень». Еще у майора была немецкая овчарка.  Когда ходили купаться на озеро, собака за ним строго следила и не пускала майора в воду, оттесняла, тащила зубами за одежду.
Летом гараж нагревался на солнце до температуры сауны. А в гараже хранилась 40-литровая фляга, в которой возят молоко с колхозной фермы. А во фляге хранился портвейн «Чашма» (у командира были связи в совхозе, где оный напиток делают). Летом портвейн нагревался до состояния горячего чая. Наш командир частенько захаживал в гараж. Стойкий он был.

ЗАМЕСТИТЕЛЬ НАЧАЛЬНИКА ГОСПИТАЛЯ ПО МЕДИЦИНСКОЙ ЧАСТИ

 Майор  М. Виталий. Тоже оригинал своего рода. Разумеется, пьяница. Командир дал ему псевдоним «замороженный», дескать, мимика у Виталия  какая-то малоподвижная.
Был известен тем, что обе его жены окончили среднюю школу с золотой медалью. Амир, как парторг госпиталя, пару раз ездил его выручать. Однажды майора забрала узбекская милиция в старом городе, в Кармана, где он устроил пьяный дебош.  При этом ему намяли бока, так как он оказал сопротивление при задержании. Так информировали Амира узбекские милиционеры.
На обратной дороге М. слезно попросил заехать на базар. Там есть всё, что нужно, сказал он.  Амир приказал водителю повернуть к базару (водитель санитарного рафика еврей, его брат служит в израильской армии). После стаканчика ледяного ркацители и миски плова начмед ожил.
В другой раз парторг вытаскивал его уже из родной гарнизонной гауптвахты. Начмед прошел через стеклянную стену ресторана. Вызванный администратором ресторана военный патруль упаковал его на губу .
На базар в этот раз не заезжали, ибо начальник госпиталя метал гром и молнии, приказав срочно доставит зама к нему. Что там, в кабинете командира, происходило, Амиру неизвестно.
В городе Хаям три военно-строительных полка и отряд, бригада внутренних войск. И в городах Зарафшан, Учкудук, Катта-Курган, Советабад тоже дислоцированы военно-строительные подразделения.
Выезжали как-то в Зарафшан, второй по величине город Минсредмаша в Узбекистане. Проверка полка. На обратной дороге остановились у радоновых ванн. Примерно в 500 метрах от дороги прямо на улице 5—6 каменных ванн, из земли бьет радоновый источник и самотеком переливается из ванны в ванну по нисходящей. Всем заведует узбек, здесь его большой дом, виноградник. Военврачи разделись и залегли в ванны, некоторые абсолютно голыми.
Амир вылез раньше всех, надел плавки, сорвал большую кисть винограда и стал подсыхать на жарком солнце. Краем глаза заметил сворачивающий от главной дороги к ваннам «Икарус». Автобус подъехал, высыпали туристы, некоторые с фотоаппаратами. Экзотика!. Трудно пришлось некоторым военврачам, в голом-то виде.  Пришлось им лежать до отъезда туристов, и довольно долго. Из-за передозировки времени пребывания в радоновой ванне у начальника хирургического отделения даже развился приступ пароксизмальной тахикардии.
Врачи дежурили по госпиталю в среднем 3—4 раза в месяц.  Как-то Амир во время дежурства ночью проснулся от странного гула, созвучного гулу нескольких идущих поездов. При этом его кровать стала совершать какие-то немыслимые прыжки, доскакав до противоположного угла помещения. В страхе Амир выскочил на улицу. Время 2:35. Выли собаки, в небе — тучи истошно кричащих грачей и других птиц. Землетрясение…
В другой раз Амир возвращался поздно ночью домой. Его остановило громкое шуршание, подобное проходу стада по сухой соломе. По асфальту дороги двигалось некая полоса шириной до полутора метров, длиной до 10—15 метров, черного цвета. От ужаса Амир застыл на месте. Присмотрелся внимательнее. Оказалось, это бегут черные тараканы. Один откололся от стаи, Амир хотел его догнать, не смог. Стая исчезла.

Будни

Жили  врачи госпиталя, в общем, дружно. Ходили в гости друг к другу. Киргизы готовили фунчозу, казахи бишбармак, татарин и башкир борщ или манты.
Водку же пили все. Так они проводили свободное от службы время. Хотя были и другие возможности. Амир с женой осмотрели Самарканд, Бухару. Азия древняя…
Здесь Амир получил воинские звания капитана, а затем и майора медицинской службы..
Выросла дочь, пошла в школу. В 1982 году родилась вторая дочь. Роды принимали в узбекском роддоме, так как роддом Минсредмаша был закрыт на профилактический ремонт. Пришло время забирать дите и мать из роддома. Амир в военной форме зашел в ординаторскую к акушерам (узбечки). Традиционное шампанское, шоколад и букет цветов. Все знали, что отец ребенка военный хирург. Амир спросил в шутку:
— Дочь не поменяли тут по ошибке?
— Что вы, доктор, это в принципе невозможно, она же единственная блондинка в нашем роддоме!
Управление военно-строительных частей города Хаям — войсковая часть 11014. Подразделения дислоцируются во всех среднеазиатских республиках: в городах Хаям, Катта-Курган, Учкудук, Зарафшан, Бухара, Газли, В КазССР — в городах Чимкент, Чулак-Курган, Таукент, Чиили город, в ТаджССР — в городе Ленинабад-Чкаловск — секретный во время СССР город, находящийся в Согдийской области. В этом городе добывался уран, и поэтому его долгое время не было ни на одной карте. Во времена советского союза он считался "советской Швейцарией", здесь была идеальная чистота и порядок. В настоящее время Чкаловск терпит кризис, так как у правительства Таджикистана не хватает средств, чтобы содержать его в надлежащем виде.
Город Ленинабад… А где же Чкаловск, секретный город? Никто не догадается. А все гениально просто. Дело в том, что он тут же. Если город Ленинабад представить в виде круга, то Чкаловск будет его сектором, может быть до 40  процентов общей  площади. Город в городе!!! На карте Ленинабад есть, а Чкаловска нет. А на самом деле вот он, вот его тенистые улицы, пляжи. Дома, сады, арыки.
Слава КПСС и его вооруженному отряду КГБ!
Амир помнит улицы Чкаловска. Одна улица сплошь из вишневых деревьев, другая из яблонь и т.д. А прохладные воды Кайраккумского водохранилища и ароматный шашлык на пляже!?
Офицеры, будучи там, решили посетить танцы в парке Чкаловска. После ужина  в кафе гостиницы (присутствовало вино ркацители, любимое вино Амира) вождь (старший группы), он же приснопамятный подполковник С., вельми вальяжно сказал:
— Ладно, попаситесь, жеребята! Только смотрите — никакого триппера!
Кстати, ему воины подготовили по приезде подготовили небольшой сюрприз (ну, не любили все С.). Поселили его в одном номере с начальником хирургического отделения подполковником П., который храпел так, что в Хаяме соседи через стенку пугались. На следующее утро С. был зело хмур и невыспавшийся!!!
Памятуя о горячих нравах местных джигитов, воины обсудили варианты при осложнениях ситуации с выбором дам. Старлей Гвоздицкий (Томский военфак, рост185, кулаки с детскую голову) честно всех предупредил:
— Без очков плохо вижу. Если будет драка, держитесь от меня подальше, могу нечаянно зацепить своих!
Но… на танцах ни одной дамы не обнаружилось, одни джигиты. Таковы правила для женщин в Таджикистане. Адат , однако!
Восток дело тонкое!!!
Потанцевали! Зато не подрались!
Табошар — город в Согдийской области Таджикистана. В 30 километрах к северу от Чкаловска. Находится рядом с богатыми месторождениями полиметаллических руд. Тут же — хвостохранилище (отработанная вода после добычи урана). Около 20 лет в этом городе добывался уран. Затем его производство было прекращено. Предприятия частично законсервированы. Большинство жителей с распадом СССР и началом гражданской войны в стране (1992—1997 гг.) выехали из Таджикистана.
А тогда город обладал всеми прелестями востока: манты и горячий плов, рынки с куполами, зеленый чай с медом из сот. Дворы были украшены ежевичными кустами, с неизменно огромным урожаем ягод. Повсюду росли абрикосовые деревья. А люди отличались доброжелательностью, присущей южным народам. По вечерам над улицами кружили летучие мыши, а днем им на смену прилетали гигантские разноцветные стрекозы и бабочки.
Уран здесь добывали еще в 30-х годах американцы — возили его в Ленинабад на ишаках. По некоторым сведениям, «кусок табошарской земли» в свое время обрушился на Хиросиму… После войны за дело взялись специалисты из России. До 1956 года на месте города был трудовой лагерь. Основная часть его контингента прибыла туда с западной Украины, Прибалтики, так же много было этнических немцев. Добывали все тот же уран, но для нужд Минобороны СССР. А чем еще занимался город, посвященные в курсе — выпускали калоши для наших потенциальных противников.
Табошар, Табошар… Здесь дислоцирован военно-строительный отряд. Медицинский осмотр молодого пополнения.
Амир с приятелем погуляли по городу. Дома выстроены немецкими военнопленными, говорят, это были эсэсовцы. Стены сложены из камня, толщина стен 80 сантиметров. Крыши остроконечные. Альпийский пейзаж Германии! Тротуары выложены булыжником, как на Красной площади. Через город протекает речка с ледяной водой горных вершин.

Казахстан
        Чулак-курган . Июнь, среднеазиатская жара, на солнце до +50. Термометр, полежавший на бетонной дорожке в саду госпиталя, показал +70. Спасение в ординаторской дает только кондиционер.
Амира вызвал начальник госпиталя. Приказал:
— Вы включены в состав комплексной комиссии для проверки наших частей, дислоцированных в Казахстане. Отправляйтесь к начальнику управления войск к 14:00!
— Есть! Разрешите выполнять!
— Идите!
Начальник штаба дивизии, после команд «товарищи офицеры», «товарищи офицеры» , приказал всем садиться. В комиссии были представители всех служб дивизии. Замполит, само собой. Без ума, чести и совести как быть? Никак.
Вводная. Предстоит проверка всех аспектов службы в войсках. Принять зачеты у офицеров по строевой, стрельбе, физподготовке, по партийно-политической работе, по службе войск. Амир от жары тихо сомлел в углу. Наконец:
— По медицине у нас кто? — спрашивает начальник штаба.
— Капитан Тарский! - подскочил Амир.
— Вопросы?
— Нет вопросов!
Дома жене:
— Командировка на две недели. Привезу что-нибудь из тех мест. Места-то древние. Чимкенту 2000 лет.
— Главное, сам приезжай!
Все необходимое в портфель. Поцеловал дочку, жену. Через час в аэропорту Хаям комиссия в полном составе ждала посадки в самолет. Досмотр милиции. Офицерам махнули, дескать, «проходите». Амир про себя подумал: «а зря пропустили. У подполковника К. железный чемодан с пистолетами Макарова».
В салоне Як-40 сауна. Рубашки сразу прилипли. Взлет, набор высоты… Сразу  стало прохладно, рай! Посадка в аэропорту Ташкент. Здесь температура +32. Благодать.
Переехали в автовокзал. Далее автобусом — 120 километров до Чимкента. Хорошая дорога. Амир сидел у приоткрытого наполовину окошка, оттуда приятно обдувало горячим ветром.
Чимкент древний город, ему более 2000 лет. В Средней Азии возраст города  скромно считают не десятками лет, не столетиями, а сразу тысячелетими.
Солнце палит… Плакучие ивы у гостиницы Шымкент поникли окончательно.
Командир решает переночевать здесь, а рано утром, по холодку, следовать по маршруту до Чулаккургана. Это более 300 километров через горный перевал.
В холле гостиницы их ожидала привычная советская монументальная табличка в окошке: МЕСТ НЕТ! Однако народу у окошка было много. Воины вышли на улицу.  Амир заметил телефонную будку на углу. Решение созрело мгновенно. С благословения вождя Амир позвонил администратору гостиницы Шымкент:
— Алло! Говорит военный комендант города полковник Печорин. Кто у телефона? Администратор? Фамилия? Хорошо, я запишу! К вам подойдет группа наших офицеров, поселите их! Старший группы полковник Т., он предъявит свой документ. Они командированы из центра, проверка наших частей! Потом я проверю, перезвоню вам!
Подлог, конечно. Но в результате все устроились, правда, на пятом этаже (на юге на высоких этажах бывают проблемы с водой).
У всех с собой было! Посидели перед сном неплохо. А жара вся та же. Амир имел еще общежитскую привычку — запасаться на ночь водой, она сработала и тут: он набрал в трехлитровую банку воду, поставил на пол рядом с койкой и уснул.
Проснулся от стенаний в коридоре. Офицеров с похмелья обуяла жажда, а водичка-то из крана тю-тю! Мат стоял густой.  Кое-кто полез в смывной бачок унитаза, добывая воду. Амир поделился с соседом по номеру, и конечно, с командиром. Командир — святое дело. А замполиту не дал, коммунист должен быть стойким к мучениям!! Все дожили до утра. В 5 часов команда уже прибыла на местный автовокзал.
Чудное пиво в Шымкенте. По чешской технологии, и называется «Шымкент». Воины припали к бутылкам, как припадает к мамкиной титьке младенец. Холодное пиво в Азии — этого простыми словами не описать!
В путь! Автобус резво двигается в горы. Дорога идет по древнему шелковому пути. Через час с небольшим начинается перевал. Становится прохладно, облака на уровне окошек автобуса. Затем спуск. Остановка. Степь, горы. Унылое здание небольшого автовокзала. В отдалении будочка сортира. Его выдают туча мух, характерный аромат.
Прибыли в районный центр Сузакского района Чулаккурган. Ни единого деревца, грязь, дома, казахи. Ослик поедает что-то на дороге. Казахская глубинка.
Комиссию ждали, автобус и УАЗ довезли до военно-строительного отряда. Это примерно 25—30 километрах.
Амир разместился в медпункте, тут имелся кондиционер. Зд;рово. Проверка состояния медицинского обеспечения. Ряд небольших замечаний, в целом оценка «удовлетворительно».
Утро! Построение отряда. Командир отряда:
— Здравствуйте, товарищи военные строители!
— Здравия желаем, товарищ подполковник! — громогласно отвечает отряд. И тут же, за забором, у помойки вторит фазан своим «кукареку»!
До всех доводится ход проверки. В целом хорошо!
Кормили комиссию овощами и пельменями, ежедневно Амир любит пельмени. Но…
В последний день работы вождь произнес, без видимого повода:
— Что не люблю, так это пельмени!
Да, не Кембридж военно-строительное училище! И даже не ОГМИ!
Часть комиссии уехала в отдаленную роту. Вождь и Амир остались в ГРП-5 . Вождь страдал диабетом и у него еще не зажил асбцесс на бедре. Амира же оставили потому, что в роте нет медслужбы.
Небольшой поселок в 10—12 домов, деревья, арык, магазин. Капитан Канат принес ведро кумрана . В небольшой гостинице прохладно от кондиционера, тихо. Воины в трусах до колен (форменные). Пьют кумран. Канат убежал по делам. Кумран довольно крепкий, как пиво. Амир на отметке «полведра» уснул.
Проснулся от стенаний, разумеется. Вождь стоял в позе высокого старта над раковиной, из него непрерывно выплескивалась белая пена, как из огнетушителя. Амир спрятал голову под подушку.
Еще в Хаяме Амир слышал, что полковник всем рассказывал о «плохом кумране», не советовал его пить!
После обеда пришел капитан Канат, получил от полковника за пищевую диверсию по полной программе и пригорюнился. После чего пригласил народ на бишбармак у пастуха в пустыне. Полковник слабо махнул рукой, разрешив Амиру следовать на бишбармак.
Поехали на машине геологов  ГАЗ-66 с кунгом . Водитель — молодой парень из Омска! Земеля Амира!
Юрта, полупустыня, жара, верблюды, на юге горная гряда!
С собой взяли много!
До готовности бишбармака времени много! Хозяин, в лисьем малахае, в чапане, говорит:
— Покажу своих верблюдов!
Канату и водителю сие не интересно. Амир пошел. Неподалеку стадо, много очень верблюдов. Стоит и верблюжонок, глаза такие печальные, длинные ресницы, губошлеп такой, не выше полутора метров. Одним словом, прелесть!
Пастух был рядом (зачем, Амир понял через пару минут). Амир решил подойти к верблюжонку и погладить его. Как удержаться! Так и сделал. Хозяин что-то стал кричать и махать руками! Амир оглянулся. О, аллах! От стада к нему с сиплым ревом,  вздымая фонтаны песка, несся диким галопом огромный верблюд! Амир рванул к пастуху. Пастух к верблюду. Удалось восстановить мир! Верблюд презрительно плюнул в направлении Амира шапкой пены.
— Это хозяин стада, — сказал пастух.
Решили покататься на верблюде. Пошли к «мирным верблюдам». Пастух что-то крикнул, верблюд опустился на землю. Амир забрался на него. Опять какая-то команда, и верблюд встал. Пастух научил Амира трем командам, обозначающим «вперед»,  «быстрей», «стой». При этом нужно хлопнуть рукой по крупу за собой. Между горбами удобно сидеть. Вперед — верблюд пошел, быстрей — побежал. Слетела с головы фуражка. Поворот уздечкой. Обратно бежали аллюр три креста. Верблюд скачет очень быстро.
Тем временем бишбармак сварился. Кошма на земле, большое деревянное блюдо, горка мяса с треугольной лапшой. В касушках бульон. Мясо верблюжье очень жирное. Съедено и выпито было много. На обратной дороге машина пару раз ехала на двух колесах, обошлось…
Начальник медслужбы ВСО  капитан Канат (имя: крыло на казахском) организовал рыбалку на Сырдарье. Поехали на мотоцикле с коляской. Кругом поля риса, залитые водой. Рыба кишит. Приехали на берег реки, пойма реки в сплошных рукавах, старицах. Густо растет саксаул по берегам, прямо чаща. Камыш у воды. Вода очень теплая. Амиру велели раздеться до плавок, дали  полбуханки черного хлеба (в плавки), в руки удочку с тремя крючками и объяснили технологию местной рыбной ловли:
— Заходи в воду до бедра. На катышки хлеба будет ловиться карась. Карась пойдет на наживку для закидушек. Будет ловиться судак  на живца.
Амир зашел в реку, наживил на все крючки хлебные шарики и забросил леску к камышам (так ему сказали). Примерно через полминуты поплавок без затей затонул! Вытянул пару карасей в две ладони каждый. Рыбу складывали кучкой на песку, прикрыв лопухом. Дело закипело.
Через 15 минут на берегу лежало до 20 карасей! Амиром овладел рыбацкий азарт. С берега кричали:
— Хорош ловить, хватит!
 Амир ноль внимания. Очень уж крупные караси пошли. А ребята стали ловить судака на кусочки карася. И судак пошел крупный, не менее 60—70 сантиметров  длиной. Рыбалка на юге не для завистливого сибиряка. Все равно, здорово. Заняло все это дело три часа.
Наступил вечер, на юге темнеет мгновенно. На свет костра слетелась туча неведомых насекомых. Судаков наловили полную коляску! Лишних карасей, наловленных Амиром, оставили для пропитания птиц и прочих голодных представителей фауны.
Рыбу ели в части целый вечер, в разных видах блюд. Вкуснее судака что может быть?!
       …Незаметно прошли пять с лишним лет.
Пришло распоряжение из Москвы: «майору медицинской службы Тарскому с получением сего предлагаю убыть в распоряжение командира войсковой части 05905, г. Зима». Август 1984 года. Предстоял переезд в родную Сибирь. Это его радовало, тем более, что азиатскую сорокапятиградусную жару Амир переносил с трудом.
;
ЭТЮД ПЯТЫЙ


Баянск

Хаус… Это такой небольшой круглый искусственный бассейн, диаметром 2—4 метра, глубиной в человеческий рост. Сооружается обычно во дворе дома или учреждения, перед входом, и в Узбекистане распространен повсеместно.
В летнем кинотеатре шел фильм. Майор Амир Тарский с женой любили  смотреть кино в летних кинотеатрах. Такие кинозалы здесь популярны, и их наличие обусловлено жарким климатом. Устроены просто. Есть стены, экран, ряды сидений, кинобудка. А крыши нет. Очень удобно в жару. А поскольку здесь темнеет в 9 часов и внезапно, как будто на небесах выключают свет, то он, свет, не мешает.
Июнь… Жара…
Где-то уже к концу сеанса Тарский почувствовал головокружение, полотно экрана накренилось и поползло в сторону. Он крепко ухватился за подлокотники. Подступила тошнота. Клиника теплового удара… готовое дело!
Он встал и, спотыкаясь о ноги зрителей, направился к выходу, жена последовала за ним.
— Амир, что с тобой?
— Худо что-то. Похоже, тепловой удар!
А жена жару переносила хорошо.
Перед входом в кинозал хаус. Летучие мыши бесшумно виражируют в темном небе, тонко попискивая в ультразвуке. Майор сунул фуражку жене и, как был в форме, так, не долго думая, рухнул в хаус, вода выплеснулась через высокие борта в стороны, на горячий, сухой асфальтобетон.
— С ума сошел, — причитала жена, нервно бегая вокруг хауса с фуражкой в руке.
— Не-а, хорошо!!! Благодать! — ответствовал офицер из бассейна, фыркая, яко бегемот.
Более пяти лет прослужил он в госпитале южного города Хаям. И вот, выяснилось теперь, что жару он переносит плохо. Начало шалить давление. Как подарок судьбы Тарский воспринял предложение командования о переводе в Восточную Сибирь, в Иркутскую область, в новый госпиталь в новом же городе химиков Баянске, вблизи станции Зима.
В последний понедельник июля начальник госпиталя вызвал Тарского.
— Товарищ подполковник! Майор Тарский прибыл по вашему приказанию!
— Садись, товарищ майор!
Тарский осторожно присел на стул. Было очень жарко, на улице около 42 градусов. В кабинете жужжал кондиционер БК-600. Хороший, кстати, кондиционер. Правда, мы, советские люди, других тогда и не знали. Советский Союз…  На лицевой панели сверху такая поворотная пластинка-заслонка, перекрывающая поток прохлады. Она легко снимается, на двух болтах. За заслонкой пространство, в коем легко укладываются две бутылки водки. Тридцать минут, и водка ледяная.
— Тебе предлагают перевод в Сибирь, с повышением в должности. Ты будешь начальником хирургического отделения. Госпиталь там новый. Ну, ты как, согласен?
— Как-то неожиданно это, товарищ подполковник. Хотя, жара меня уже порядком достала!
— Офицер должен расти в должности!
— А как с работой для жены?
— Меня информировали, что работа ей будет!
— Тогда я согласен!
— Ладно. Отправляйся в отдел кадров управления, получишь предписание.
— Товарищ подполковник, завтра прошу на «вынос» тела.
— Хорошо!
Как подарок убывающему офицеру, сегодня возле госпиталя произошло невероятное событие. Как по секрету рассказал подполковник П. (он дежурил по госпиталю в прошедшие сутки), ночью за забором госпиталя бойцы обнаружили бесхозный товарный вагон, битком набитый ящиками с водкой. Тут проходила ветка железной дороги, а провели ее к обкомовским дачам, что неподалеку.
Народ сорвал пломбу. Стали водку растаскивать. П. вызвал наряд милиции. Но  часть водки уже уплыла.
Проведенный утром офицерами госпиталя  обыск территории дал богатый улов. Водку находили везде, в канализационных колодцах, в вентиляции, под половицами и в прочих местах.
За «вынос тела»    можно не беспокоиться, водки хватит.
Он сообщил о предстоящем переводе на новое место службы начальнику отделения и второму ординатору. Для военных дело привычное, офицеры отнеслись к новости спокойно, практически равнодушно. Убудет один офицер, прибудет другой, служба-с.
Начальник отдела кадров управления войск вручил Тарскому предписание о переводе в войсковую часть, дислоцированную вблизи станции Зима.
Виноград во дворе штаба уже наливался синевой. Солнце нещадно палило, часовой у входа вытирал пот, катившийся из-под панамы, негромко ворковали голуби, в Узбекистане они воркуют, как бы мяукая. Тарский остановился в тени виноградника, сорвал ягоду, разжевал; с кислинкой, созреет в сентябре. И не жаль покидать юг, нисколько не жалко, — радостно подумал он. Узбеки во дворе по соседству со штабом копались в саду, меланхолично, о чем-то своем, ишачьем, кричал ишак. Прощай солнечный Узбекистан, люля-кебаб с кинзой в теплой лепешке, восточный базар, вечно синее небо и южная зелень, прощай, гостеприимный,  любящий юмор, добродушный узбекский народ.
Жена с детьми улетела в Крым, к родителям.

…Темно-синее небо, близко  стратосфера, под крылом плывут белоснежные облака.
После традиционного куриного крылышка от имени Аэрофлота майор сладко уснул.
Когда проснулся, монотонный гул турбин уже сменил тональность, стал низким. Облака приблизились и проносятся клочками тумана в иллюминаторе.
Приятный голос стюардессы в динамиках объявил:
— Уважаемые пассажиры! Через несколько минут наш самолет начнет снижение для посадки в аэропорту города Иркутск. Прошу всех пристегнуть привязные ремни!
Затем зазвучала мелодия песни «Славное море, священный Байкал…».
Сосед Тарского, сержант десантник с медалью «За отвагу» на мундире, со специфическим пустынным загаром лица, вдруг со всхлипом, судорожно вздохнул, как всхлипывает на исходе долгого плача ребенок.
Тарский скосил глаза вправо, у парня по щеке катились крупные слезы, нижняя губа была крепко прикушена…
— Сержант?
— Все в порядке товарищ майор, извините. Два года не слышал эти позывные радио Иркутска. Не чаял услышать, тяму уже не было! Повезло мне, выжил…
— Из-за речки?
Десантник молча кивнул и отвернулся к иллюминатору.
Внизу промелькнула Ангара, земля косо накренилась, под крылом проплыли сосны и зеленая трава, дома, коровы на лугу. Шасси чиркнули по полосе, двигатели взвыли на реверсе, тормозя бег лайнера по сибирской земле.
Ту-154 приземлился в Иркутском аэропорту ясным августовским утром. Открылись двери, в салон проник прохладный сибирский воздух, пахнущий хвоей и  авиационным керосином. А на юге воздух всегда с ароматами цветов, пряных трав.
Температура +24, после 40 в Ташкенте это практически рай.
Дышалось легко. Сибирь, родная сторона, приняла его обратно: он вернулся домой.
Около четверти часа Тарский полежал на траве под сосной у здания аэропорта. Жизнь показалось прекрасной.
Троллейбус мягко домчал до железнодорожного вокзала, в салоне сидел в основном русый народ, а он уже отвык от такого зрелища после страны брюнетов. Зеленоватые воды Ангары напомнили ему об Иртыше.
Возле вокзала кафе «Минутка», стекляшка. Купив билет, он с аппетитом позавтракал. В кафе был прохладный полумрак, в открытую стеклянную дверь вливался свежий воздух,  пот не капает в тарелку, руки не липнут к влажному столу. В тополях весело чирикают воробьи. Кружка холодного пива окончательно убедила его: он в Сибири.
5 часов до станции Зима Тарский проспал на полке плацкартного вагона. Проснулся совершенно свежим и отдохнувшим.
Деревянное одноэтажное здание вокзала, украшенное резьбой. Простовато одетый сибирский народ, непременный выпивший чалдон возле буфета, где ощутимо пахнет селедкой и табаком.

Здесь резали мне глаз необычайно
и с нехорошей надписью забор,
и пьяный, распростершийся у чайной,
и у раймага в очереди спор.

По виадуку перебрался к автовокзалу, где случайно встретил коллегу, с которым в прошлом году обучался в Иркутском институте усовершенствования врачей. Коллега работает в районной больнице города Зима терапевтом. Постояли, вспоминая…
Баянск город химиков и строителей, основан в семидесятые года XX века.
Начало городу положили, как это часто бывало в Советском Союзе, заключенные и военные строители. Кругом вековая восточносибирская тайга. Это район вечной мерзлоты.
Ранней весной багульник, словно розовый пожар, стелется по низу тайги. Неохватные сосны, реже березы, осины, ольха, пихта и лиственница. Вдали, на северо-востоке, белеют вершины Саянских гор. От них берет начало Ока, тезка европейской Оки, река с быстрым течением и всегда студеной водой горных ледников.
Город Баянск расположен севернее станции Зима, в 30 километрах, автобус 108-го маршрута следует 40 минут.
Слева показались корпуса комбината «Химпром». В полуоткрытое окошко прохладный ветерок доносил запахи полыни. Мост через Оку, справа дачные домики на чистом поле, домики как бы разбросаны каким-то гигантом, некоторые лежат на боку. Прямо у дороги валяется будка сортира.
— Было наводнение, Ока разлилась, — пояснил мужчина, сидевший рядом с Тарским.
Автобус взревел на подъеме, взбираясь по бетонке протяженностью до 300 метров, огибающую гору. Справа от дороги крутой, словно в ущелье, спуск на 30—40 метров, на дне оврага ручей, заросший деревьями.
Поворот, и вот он, город.
Город ему понравился, расположен в холмистой местности; улица либо идет под уклон, либо в гору. Почва песчаная, сухая. Две параллельные улицы, и три перпендикулярные к ним — короткие.
Госпиталь от центральной площади в полукилометре. По тропинке, выложенной плитками, Тарский дошел до госпиталя, с удовольствием вдыхал таежный воздух, пахнущий хвоей, влагой.
Начальник госпиталя встретил его восклицанием:
— А, знакомые лица!
— Товарищ подполковник, майор Тарский прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы!
— Садитесь, товарищ майор!
Начальник госпиталя подполковник Ч. Александр Иванович, старый сослуживец, еще со времен незабвенного «двухгадюшничества» в Красноуранске. 
Ч. сердечно (насколько это возможно в армии) поздоровался с ним, поспрашивал о семье, житье-бытье. Рядом сидел его заместитель по медицинской части, тоже Александр Иванович, молодой, приятный седой капитан, лицо которого наводило на мысли о горном Алтае и алтайцах.
После краткой беседы его отпустили, приказав временно устроиться в одном из помещений госпиталя. Распаковал чемодан, принял душ, переоделся. Обошел в темпе быстрой экскурсии отделение хирургии, операционный блок. Медперсонал встречал его, слегка приоткрыв рот: сибирячки народ простой и бесхитростный. Госпиталь новенький, правда, проект какой-то странный. Потом рассказали, что это проект общежития. Пристроили приемный покой, рентгеноотделение, операционный блок, столовую. Сразу за забором госпиталя тайга.
Отдельно расположены типовое инфекционное отделение, здание лаборатории, хозяйственное здание и АТС.
Очень скоро начальник госпиталя вызвал Тарского на служебное совещание, для передачи дел уже убывшего до его приезда в город Красноуранск начальника отделения.
Передача дел времени заняла немного.
Тарский знал Александра Михайловича, предыдущего начальника отделения, по совместной службе в Узбекистане.
Александр Михайлович был известен, как никудышный хирург. Практических навыков у него никогда не было, подготовка очень слабая, окончил один из среднеазиатских вузов. Хирургической техники никакой, узлы не умел вязать, что делало его абсолютно непригодным для оперирования. Майор Тарский помнил, как Александр Михайлович назначал плановые операции и потом устранялся от оперирования, под тем или иным предлогом, передавая пациента ему. Из Узбекистана его переместили по инициативе начальника госпиталя, чтобы избавиться. В Армии это часто делают.  Тогда, в Узбекистане еще, перед его убытием в Сибирь, Тарский вызвал Александра Михайловича на улицу. Между ними произошел такой разговор:
— Михалыч, хирург в юридическом смысле представляет опасность для окружающих, как человек вооруженный ножом. Здесь, в Хаяме, у нас рядом мощная медсанчасть атомного комбината, нас всегда могут выручить. А там Сибирь, глушь. И рядом не будет у тебя никого, кто бы мог подсказать в трудной ситуации или помочь. Не обижайся, ведь ты хирург никакой. А там придется оперировать, так как ты будешь ведущим хирургом госпиталя. Ты принял очень рискованное решение. Пациенты буду всякие, в том числе со сложной патологией, травмой. А ты на моей памяти здесь не мог даже грыжу прооперировать! На что ты надеешься?
— Ну, да, один ты хирург! — с истеричным взвизгиванием ответил Александр.
— Дело же не во мне, Саня! Ведь ты можешь влипнуть в уголовное дело, а у тебя дети, семья!
Александр промолчал.
Тарский вытащил из-под мышки книгу в алой обложке, с названием «Острый аппендицит».
— Вот тебе мой подарок. Практика показывает, что чаще всего пропускают острый живот. Бди. Желаю удачи! Может, все обойдется!
Однако не обошлось. Поступил пострадавший, солдат с тупой травмой живота. Саня его прооперировал, удалил поврежденную селезенку. Но, так как он был плохой оператор, вернее, никакой, в послеоперационном периоде пациент скончался от кровотечения из неперевязанной во время операции вены. Последовали оргвыводы, Александра сняли с должности с понижением до начальника полкового медпункта (ниже уже некуда) и отправили в Красноуранск. Так Тарский оказался в Баянске.
Правда, при приеме должности был и курьезный момент. Ему вручили кипу бумаг, толщиной сантиметров 30.
— Что это?
— Материалы различных расследований и тому подобное, по отношению к личному составу отделения. Рапорта, объяснительные. Это от прежнего начальника отделения. Просил непременно вам отдать, — доложила старшая сестра отделения.
— Компромат, что ли?
— Ну!!
Когда не идут дела в хирургии, – начальник всегда начинает заниматься расследованиями, кляузами. Закон службы. Бывает… Эх, Саша, Саша…
Тарский, при ординаторах, аккуратно выбросил все это в мусорное ведро. У ординаторов округлились глаза, они незаметно переглянулись.
После обеденного перерыва Тарский имел беседу с капитаном  Дзантиевым.  Ввиду отсутствия прежнего начальника отделения, он временно исполнял его обязанности. Дзантиев осетин. Он убывал в Узбекистан, на место Тарского. И, видимо, ему уже было очень невтерпеж улететь на юг, настрадался бедный южанин в Сибири. Капитан торопливо сунул Амиру пару бутылок водки со словами:
— Товарищ майор, это ребятам, на прощание!
 И сгинул. Вообще, среди офицеров это не по правилам. Надо как следует посидеть, попрощаться, получить обязательный подарок на прощание. Похоже, капитан тут особо не котировался. Ну, да бог с ним.
Позже Амиру рассказывали, что в морозы Дзантиев отморозил уши. А его жена, прокурорский работник, угрожала начальнику госпиталя уголовным наказанием за отмороженные уши мужа.
Понятно теперь, почему он ушел по-французски , не попрощавшись.
Знакомство с коллегами. В ординаторской, вместе с Тарским, два офицера медицинской службы, старшие ординаторы  капитаны Оладушкин и Левша. 
Капитан Оладушкин вырос в Тбилиси, и в соответствии с местом происхождения при разговоре шумлив, тороплив, размахивает руками, грузин как-бы. Это высокий шатен, атлетически сложенный, с небольшим животиком. Окончил медицинский институт в Воронеже. Хирург, со специализацией по ЛОР. Женат, двое сыновей.
Капитан Левша. Сын полковника, начальника финансовой службы космодрома Плесецк. Выпускник Тюменского института. Среднего роста, стройный, симпатичный брюнет с усиками. Имеет обыкновение похмыкивать при серьезном разговоре. Мастер на все руки, может починить, смастерить все, что угодно. Хирург, со специализацией по анестезиологии.  Женат, имеет двоих детей, сына и дочь.
Амир коротко изложил информацию о себе.
Затем познакомил врачей со своим видением перспектив хирургического отделения.
— Я ознакомился с операционным журналом, журналом регистрации больных. Ситуация сложилась скверная. Операции мелкие, оперировали недопустимо долго, в основном под местной анестезией. А это прошлый век. Предоперационный период необоснованно продлен. Послеоперационный период вообще фантастически длительный, как и средний койко-день пребывания в отделении. Необоснованно назначаются антибиотики, и наоборот, в показанных случаях не назначается инфузионная терапия. В отделении развелась масса непредусмотренных  Уставами и приказами документов, всяческих журналов. Я приказал все это выбросить на помойку. Исходя из сказанного, считаю, предварительно, конечно, что перед нами следующая цель: коренная оптимизация работы отделения. Для достижения этой цели нам предстоит решить следующие задачи:
1. Разобраться с порядком госпитализации пациентов. Кроме экстренных больных, которые поступают хаотически, следует наладить плановое поступление и  плановое оперативное лечение. Иначе вы никогда не научитесь оперировать, а что знали, быстро забудете.
2. Привести в норму длительность обследования и лечения больных. Имеются средние сроки обследования, лечения, пред- и послеоперационного периода по СССР и по Минобороне. Их и нужно придерживаться. Это означает нормальное, профессиональное выполнение врачебных обязанностей, и только.
3. Документация отделения должна быть только предусмотренная Руководством по медобеспечению. У меня пока все. Позже я уточню ваши обязанности по специальностям. Вопросы?
Врачи подавленно молчали. Тарский их понимал: кому нравится, когда тычут мордой в дерьмо. Но, вот, встрепенулся капитан Оладушкин:
— Товарищ майор, разрешите?
— Слушаю вас.
— А, правда, что мы больше не будем каждый день писать объяснительные?
— Правда! Если только не застрелите кого-либо!
— Ясно!
На лице капитана проявилось чувство «глубокого удовлетворения», как обычно писала самая правдивая газета «Правда» про народ после выступлений очередного генсека.
Капитан Левша:
— Товарищ майор, я не понял. Мы всех будем оперировать под наркозом?
— Товарищ капитан! Главный анестезиолог Великобритании сэр Роберт Макинтош  ответил следующее, когда его спросили, делают ли они (англичане) аппендэктомии под местной анестезией: «Что вы, только в колониях!» Мы будем варварами?
— Так точно, не будем!
Встреча с руководством. Начальник госпиталя и его заместитель внимательно слушали Тарского. Он докладывал о своих выводах по работе хирургического отделения, планах на будущее. Капитан Алтайский спросил:
— Вы, товарищ майор, что же, планируете хуже обследовать и лечить больных? Я так говорю потому, что вы хотите сократить сроки обследования и лечения. Полагаете, что мы тут работали до вас плохо? Я не понимаю вас.
Амиру стало ясно, что заместитель начальника по медицинской части весьма далек от клиники. Так же он понял, что у него будут проблемы с будущим начальником госпиталя. В последующем выяснилось, что коэффициент IQ Алтайского ниже плинтуса. Но в Советской Армии некомпетентность у офицеров встречается.
На глупости тоже надо отвечать, тем более, на командирские. Он обтекаемо ответил:
— Речь идет о нормализации клинико-статистических показателей работы. Как я доложил, больные обследуются, лечатся необоснованно долго. И только. Не мне оценивать работу командования госпиталя. Но, свой план я намерен претворить в жизнь. Иначе работу не наладить. Товарищ подполковник, доклад закончен!
— Ну, теперь за хирургию ты будешь спокоен, — произнес начальник госпиталя, обращаясь к своему заместителю.
—Вы свободны, товарищ майор!
— Есть!
Так началась служба в Восточной Сибири.. Квартира из двух комнат на пятом этаже, в доме строителей. Как водится, строители для себя строили плохо. Пол в туалете, за унитазом, зиял огромной дырой, в который просматривался соседский унитаз. Дыру пришлось забетонировать.
Амир задумался. В период районной хирургии квартира его была на первом этаже,  в славном городе Красноуранске, в период «двухгадюшничества», тоже на первом, в солнечном Узбекистане — на втором. Налицо явный рост этажности.
Привез из госпиталя постельные принадлежности, матрас. Спал на полу. Получил продпаек на месяц. Радовало сибирское лето, в августе по ночам становилось прохладно, спалось хорошо… В свободное время знакомился с Баянском. Обошел все три улицы. Народ встречался хмурый, малоразговорчивый, сибиряки, чалдоны, одним словом. Город построен посреди тайги, на горе, к югу крутой спуск до 200 метров, и далеко просматриваются лесистая низменность, комбинат, город Зима, до которого по прямой около тридцати километров. Тайга чистая. Огромные, в три обхвата сосны, лиственница, осины и березы, ольха. По низу кустарник багульника. Много костяники, брусники, черники. Из грибов встречается моховик, сыроежка, волнушка. Везде растет папоротник. В столовых дают салат из папоротника. Амиру на жарком юге всегда вспоминалась тайга, и до боли хотелось пройтись по таежной траве. И вот, он в тайге. Лег на мягкий мох… Пели птички, раздавалась дробь дятла, с дерева  сбежал бурундук и уставился бусинками глаз на него. Сибирь моя, родимая!!!
А со здоровьем творилось что-то непонятное. Учащенное сердцебиение, потливость. В теплое летнее время появился беспричинный насморк, буквально исходил соплями. Акклиматизация?
Поступил с тяжелой травмой военный строитель. Упал с крыши строящегося дома, травма черепа. Каска вдребезги. На рентгенограммах черепа переломов не выявлено. В коме. Нарастала внутримозговая первично-стволовая симптоматика, стали развиваться тяжелые нарушения витальных функций. Не исключалась и внутричерепная гематома. Предстояла декомпрессионная трепанация черепа.
Во время операции санитарка стояла рядом с Амиром и вафельным полотенцем осушала обильный насморк у хирурга. Тем временем исчез из поля зрения анестезиолог Левша, упавший в обморок. Пришлось на минутку отвлечься. Левша лежал на спине, сложив ручки на груди, бледненький, одним словом, дамочка, испугавшаяся мыши… Амир, энергично выразившись, наступил ногой на область желудка Левши и надавил, для улучшения мозгового кровообращения.  Анестезиолог очнулся, встал.
Были приглашены консультанты — нейрохирург и реаниматолог из головного лечебного учреждения МСО-28 в городе Ангарске. Интенсивная терапия не дала положительного результата, пострадавший через несколько суток скончался.
Вскрытие показало, что имелись множественные небольшие внутримозговые гематомы, отек мозга, вклинение ствола в большое затылочное отверстие.
Судебно-медицинский эксперт в городе Зима после вскрытия трупа погибшего привычно опрокинул в рот мензурку спирта. В кабинете было грязно, серо. Предложил военврачу. Амир молча отвернулся, вышел на улице, где дожидался отец погибшего солдата, в поношенном плаще, средних лет худой мужчина. Он, выслушав майора, замедленно кивнул головой и закурил. Руки его дрожали. Ах ты, горе, горе…
Увезли погибшего мальчика на Родину…
Капитан Левша стоял перед начальником отделения, непроизвольно похмыкивая… Шел тяжелый разговор:
— Что это вы падаете в обмороки во время операции? Что-то со здоровьем у вас неладно?
— Нет, товарищ майор. Это у нас семейное. Мой брат падает в обморок даже от вида шприца.
— И что? Я должен заплакать?
— Нет.
— Хирургия — тяжелая, суровая профессия. Не такая, как пишут наши «друзья» журналисты, вроде «хирург спас больного и вытер пот со лба. И все ему аплодировали». Аплодисментов бывает очень мало, криков бис тоже. Грязная, тяжелая, в сущности, зачастую неблагодарная у нас работа. Вы не ошиблись в выборе профессии? Если вы будете все время падать в обморок, как же на вас надеяться? Ведь пациент может умереть при этом. Вы что же, и раньше падали в обморок.
— Было!
— Решаем так: будете падать — уходите сами! Ясно?
— Ясно, товарищ майор. Падать в обморок не буду!
— Свободен!
И ведь больше не падал.
Акклиматизация завершилась примерно через 10—12 суток.
Тем временем прибыла жена с дочерьми, пришел контейнер с домашними вещами. Жизнь стала налаживаться.
Старшая дочь пошла в ближайшую школу. Для младшей, как всегда, мест в детском саду не было. Рентгенолог госпиталя капитан Ярославский помог.
Анатолий — очень приятный в общении человек. Рост чуть ниже среднего, взгляд с небольшим прищуром, с хитрецой, улыбчивый. Говорит чуть нараспев. Очень коммуникабельный. Переговорил со своей пациенткой, заведующей детским садиком,  и дочь была устроена.
В дальнейшем Амир и Толя подружились. Толя дослужил до середины 90-х  годов, уволился в запас и стал успешным бизнесменом. Среди его бизнес-проектов был и такой: подъем со дна Байкала затонувшей древесины, которой накопилось несметное количество вдоль побережья. А в смутные бандитские 90-е он начал с торговли спиртом (Зиминский гидролизный завод). Как он говорил — деньги не вмещались в сейф. Каждому свое. Удачи ему!
В сентябре наступили холодные дни. По утрам трава уже в инее, воздух прозрачен и свеж.
В течение года Тарскому пришлось практически заново создавать хирургическую службу госпиталя. Были обучены операционные сестры, анестезистка, хуже дело обстояло с хирургами. Самостоятельно оперировать ни Оладушкин, ни Левша не могли, только под присмотром начальника отделения. Капитан Левша выполнял обязанности анестезиолога, оперировать не рвался. Чаще всего он говорил про карбюраторы, тормоза, свечи; автомобилист… Оладушкин по совместительству вел ЛОР патологию, причем довольно успешно, по хирургии ему можно было доверять грыжесечения, аппендэктомии, удаление поверхностных доброкачественных опухолей и т.п. Правда, однажды, выполняя флебэктомию, повредил бедренную вену. Вызванный в операционную Тарский смог выполнить пластику дефекта стенки вены лоскутом из большой подкожной вены. Обошлось… Долго в последующем Оладушкин смотрел на своего начальника с уважением во смеси с некоторым испугом, и слушался беспрекословно.
Ближе узнал коллег, других специалистов госпиталя. Клинического опыта практически ни у кого не было. Военных врачей набрали из войск, после краткосрочной специализации, из того, что было! А контингент был неважный. Инфекционист здорово напоминал Ноздрева из «Мертвых душ», даже внешне, и по медицинским познаниям тоже ушел недалеко от уровня гоголевского героя…
Как-то, придя утром на службу, Тарский обнаружил в палате интенсивной терапии своего отделения воина, который плелся в туалет палаты, при этом из него буквально  лился на пол жидкий кал. Элементарная диарея (понос)! А что же он делает в хирургическом отделении?
Этот вопрос Тарский выяснял в кабинете начмеда  госпиталя капитана Алтайского. Здесь же присутствовал начальник инфекционного отделения капитан Ослоухов.
Тарский:
— Я обнаружил в палате интенсивной терапии хирургии больного из инфекционного отделения с диареей. Это инфекционный больной. Инфекционный больной должен лечиться в инфекционном отделении. Как он попал в хирургию?
— Ему стало плохо в инфекционном отделении и я распорядился перевести его к вам, товарищ майор.
— Стало плохо — это показание для перевода в хирургию?
— Вдруг с ним что-нибудь случится?
— Что?
— Станет еще хуже?
— Ну и? Будем оперировать понос?
Молчание… Вот с такими «специалистами» Тарскому пришлось работать. «Поносника» он вылечил сам, эти еще загубят пацана. Капитан Ослоухов в дальнейшем исчез, перевелся куда-то. На счастье пациентов. На должности начальника инфекционного отделения появился старший лейтенант Подгузников, из педиатров, порядочный, думающий доктор. В последующем его жена Наталья стала отличной операционной сестрой хирургического отделения.

Подгузников

В войсках боятся трех напастей, в смысле инфекций: дизентерии, ОРЗ (здесь же грипп), менингита (менингококковый эпидемический цереброспинальный менингит). Все эти хвори великолепно, массово распространяются в скученных человеческих коллективах, читай, в воинских частях. Для доктора Подгузникова испытание на прочность не заставило себя долго ждать: в отдаленном полку слегли солдаты, симптомы болезни были довольно типичными — острое начало, температура повышалась до 38—39 градусов, резчайшая головная боль, с иррадиацией в шею, спину и ноги. Головная боль сопровождалась рвотой, общей гиперестезией, появились менингеальные симптомы. Часть больных впала в сопорозное состояние.
По совковской схеме всем врачам вставили по самое не могу. То есть, их наказали за наличие в природе такой патологии, как менингит. При том, что даже самая современная, оснащенная медицина не гарантирует отсутствие инфекционной заболеваемости. Возбудители инфекций — часть природы, как и человек разумный.
Майор Тарский пытался понять истоки утверждения, принятого в обществе: я заболел, значит, виновата медицина. То есть врач!
«Профессия врача — одна из трех древнейших. И если представительницам первой древнейшей профессии общество всегда платило звонкой монетой, то нашему предку пришлось пережить немало. От дружеского похлопывания по волосатому плечу, когда он успешно вытаскивал занозу из такого же волосатого плеча, или щедрого вознаграждения от тех, кто побогаче, до — изгнания из племени, а то и камня на шее и глубокого омута, каземата, плахи или жаркого костра, когда пациент или его родственники оставались неудовлетворенными.
За тысячелетия истории врач вызывал, и вызывает к себе разные чувства соплеменников, сограждан и, что особенно опасно, сильных мира сего. Противоречивость чувств нашла отражение в средневековом определении врачей — triftontes (трехликие). Обыватели считали, что — "…у врача три лица: порядочного человека в повседневной жизни, ангела у постели больного, и дьявола, когда он просит гонорар" (Р. Артамонов, 1999). Ох, как не любил и не любит обыватель платить, тем более врачам! Поэтому и врачи приспосабливались. Не отсюда ли циничное — "Exide dum dolor est" (Проси деньги, пока больной страдает)? Вот так.
Даже если взаимоотношения с усопшим пациентом и его родственниками были нормальными, жизнь врача находилась в опасности. Врача могли предать погребению вместе с пациентом, дабы обеспечить последнего медицинской помощью в потустороннем мире. Иногда таким способом выражали уважение и "искреннюю благодарность" врачу.
На смену язычеству более 1000 лет назад на Русь из Византийской империи, пришло христианство, с его высокими общечеловеческими духовно-нравственными ценностями, среди которых — сострадание и служение ближнему.
Принципы взаимоотношений церкви и медицины изложены во многих положениях Библии.
Отношение общества к врачу определено тем, что испытание болезнью ниспослано свыше и должно возбудить в человеке сознание греха. Именно это и отражено в просительных псалмах. Мольба об исцелении всегда начинается с признания греха — "Нет целого места в плоти моей от гнева Твоего; нет мира в костях моих от грехов моих, ибо беззакония мои превысили голову мою... Смердят, гноятся раны мои от безумия моего" (Пс. 37: 4—6).
Для народа связь Бога с врачом была несомненной. Исцеление понимали, как знамение того, что человек прощен Богом, "ибо Я Господь (Бог твой), целитель твой" (Исх. 15: 26). Случаи же неудачного лечения воспринимались, как наказание за грехи. Понятно, что это наказание исходило не от врача, поэтому претензии к нему не предъявляли.
Авторитет врача в период раннего христианства был чрезвычайно высок. Так, из 2 Книги Паралипоменон (16: 12) известно, что Аса, царь Иудейский, "в болезни своей взыскал не Господа, а врачей". Летописец даже упрекает Асу в том, что тот обратился не к Господу, а только к врачам, чтобы исцелиться от болезни, которая была карой Божией. В Новом Завете апостол Павел называет Луку "врачом возлюбленным" (Кол. 4: 14).
Настоящий гимн медицине содержит 38 глава Книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова. "Почитай врача честью по надобности в нем, ибо Господь создал его, и от Вышнего — врачевание, и от царя получает он дар. Знание врача возвысит его голову, и между вельможами он будет в почете. Господь создал из земли врачевства, и благоразумный человек не будет пренебрегать ими... Для того Он (Бог) и дал людям знание, чтобы прославляли Его в чудных делах Его: ими он врачует человека и уничтожает болезнь его. Приготовляющий лекарства делает из них смесь, и занятия его не оканчиваются, и чрез него бывает благо на лице земли. Сын мой! в болезни твоей не будь небрежен, но молись Господу, и Он исцелит тебя. Оставь греховную жизнь и исправь руки твои, и от всякого греха очисти сердце. Вознеси благоухание и из семидала памятную жертву и сделай приношение тучное, как бы уже умирающий; и дай место врачу, ибо и его создал Господь, и да не удаляется он от тебя, ибо он нужен. В иное время и в их руках бывает успех; ибо и они молятся Господу, чтобы Он помог им подать больному облегчение и исцеление к продолжению жизни" (Сир. 38: 1—14).
А уже следующий 15 стих гласит: "Но кто согрешает пред Сотворившим его, да впадет в руки врача!", — это значит, пусть заболеет. В еврейском тексте этот раздел читается еще конкретней. "Кто грешит против Создателя своего, будет надмеваться и над врачом", т.е. грех против врача приравнивался к греху против Бога.
Правовая регламентация врачебной деятельности, в современном понимании этого, в России началась после принятия в 1597 году «Судебника» — первого русского свода законов. В конце XVII века вышел первый в России закон («Боярский приговор»), предусматривавший наказание за врачебные ошибки.
Дальнейшее развитие медицинское право получило при Петре I. Одним из первых указов он заменил Аптекарский приказ Медицинской канцелярией во главе с главным врачем-архиатром и приравнял профессиональные медицинские преступления к уголовным. В военно-морском уставе 1721 года записано: "Ежели лекарь своим небрежением к больному поступит, то яко злотворец наказан будет". Был создан институт судебно-медицинской экспертизы, причем для исследования не только умерших, но и живых лиц. В обязанности врачей-экспертов, в частности, входили и вопросы планирования семьи. Так в 1722 г. был издан указ об освидетельствовании “дураков” для разрешения вступать в брак и установления невменяемости.
Законодательные акты Петра I определяли требования не только к профессиональной деятельности, но и к личным качествам врача: "Следует, чтобы лекарь в докторстве доброе основание и практику имел; трезвым, умеренным и доброхотным отправлять мог". Поскольку Петр I настойчиво "прорубал окно в Европу", то на привилегированном положении были врачи-иностранцы, деятельность которых была практически бесконтрольна. Лишь некоторые из них могли быть высланы из страны.
Единый врачебный закон появился в России лишь в 1857 году и с незначительными частными дополнениями просуществовал вплоть до октября 1917 года. По законам ХIХ века врачи не могли быть привлечены к уголовной ответственности даже при грубых дефектах лечения, повлекших смерть пациента. По ст. 870 "Уложения о наказаниях" (1885): "Когда медицинским начальством будет признано, что врач, оператор, акушер или повивальная бабка по незнанию своего искусства делает явные, более или менее важные в онном ошибки, то им воспрещается практика, доколе они не выдержат нового испытания и не получат свидетельства в надлежащем знании своего дела. Если от неправильного лечения последует кому-либо смерть или важный здоровью вред, то виновный, буде он христианин, передается церковному покаянию по распоряжению своего духовного начальства" (В.Г. Астапенко и соавт., 1982).
Врачебные дела направляли для оценки во врачебные управы или в медицинский совет, которые и решали вопрос о привлечении врача к ответственности. Общей тенденцией того времени было то, что врачевание в силу своей исключительно гуманной направленности не может относиться к уголовно наказуемым деяниям. Вместе с тем во врачебную среду, особенно в земство, уже начиналось проникновение идей "разночинцев" и "народовольцев", не разделявших принципы закрытости для общества врачебного цеха. К счастью для медиков, Манассеины и иже с ними были в явном меньшинстве и погоды, по большому счету, не делали» .
Такова история вопроса до 1917 года.
Задумываясь о взаимоотношениях врача и общества в те далекие времена, как никогда соглашаешься с классиком: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и  барская любовь».
Тарского по итогам прошедшего года наказывали за:
1. За неполный охват физиолечением всех лечившихся в отделении (абсурд).
2. За уменьшение средней длительности лечения больных в отделении (начальник госпиталя капитан Алтайский считал, что так быстро вылечить невозможно!!).
Вернемся к менингиту. Инфекционное отделение переполнилось, работало в усиленном режиме. Тарский принял активное участие в лечении, как просил Подгузников, молодой  коллега. Помогал катетеризировать вены, определиться с объемом инфузионной терапии.  Обошлось, никто не погиб.
Начальник инфекционного отделения испытание выдержал.

Полушубок армейского образца

Стало холодать, уже в октябре закружились снежинки. После юга Тарский ощущал определенный дискомфорт. Между тем, подмораживало все сильнее, мерзли уши. Наступила восточно-сибирская зима, снега немного, мороз в избытке. Офицеры из полков и отрядов надели полушубки. Отличная вещь, кстати, кто  носил, тот знает.
Заместитель начальника управления военно-строительных частей по тылу полковник Плюшкин ответил кратко:
— Не положено!
— Холодно, товарищ полковник, мерзну. Могу заболеть. Прошу выдать полушубок.
— Нет. Их и так не хватает. Свободен!
— Есть!
Тарский, не долго думая, отправил рапорт с жалобой на нечуткое отношение к медицинскому составу в столицу нашей Родины город-герой Москву, начальнику  Центрального управления военно-строительных частей, с той же просьбой о выдаче полушубка. Ответ пришел быстро (плохие вести быстро передвигаются): полушубками офицерский состав обеспечивается из расчета 50 процентов, только для строевых офицеров.
Нужно было применять нетрадиционные межличностные отношения. Ясно, какие. Вечная российская валюта плюс нахальство. Старшая сестра отделения обеспечила своего начальника 500 мл медицинского спирта. С флаконом в кармане шинели озябший Тарский постучался в дверь кабинета полковника Плюшкина. Проблема быстро была решена.
На вещевом складе, в пустой комнате, на полу навалом лежала груда, выше человеческого роста, полушубков. Тарский обозлился. Толстый, типично складской прапорщик с гадкой улыбкой сказал:
— Выбирайте товарищ майор! Медицину мы уважаем.
— Гады вы, тыловики, враги Советской Армии! Поступит кто из тыла в хирургию — отрежу все выступающие органы! Прав Суворов — вешать вас на оглобле надо!

Сибирский ординатор

Капитан Петр Оладушкин — большой, добродушный человек, знающий, любящий пациента доктор. Он совмещал хирургию с ЛОР, к нему охотно шли лечиться, и лечил он хорошо. Что-то кавказское было в его манере говорить, действовать: говорил громко, горячо, размахивая руками для вящей убедительности.
Никто не видел его жену, сыновей, во всяком случае, они практически не бывали на общих вечеринках. Петр практиковал строгий патриархат…
Тарского забавляла манера Петра выражаться. Он никогда  не говорил: «я перевязал больного», а употреблял выражение «перемотал», «замотал». За пять с половиной лет Тарскому так и не удалось приучить его к медицинской терминологии.
Петр всегда оперировал большими величинами. Человек с размахом. Если, например, шел разговор о домашней бражке (а такие разговоры велись), то он скромно встревал и сообщал, что вылил флягу браги. Брага перестояла, дескать.
— Ну его к черту, взял и вылил!
Или:
— Выбросил ведро брусники. Ну его к черту. Скисла!
Строили гаражи. У всех стандарт, шесть на четыре метра. У Петра же 12 на 4.
Петра любили…
Оперируется острый аппендицит. Тарский  ассистирует Оладушкину, хирурги ждут, когда пациента усыпят. Правая рука пациента плохо фиксирована, в период возбуждения (фаза наркоза) он начал рукой махать и прочее.
Тарский:
— Петр, прижми руку к операционному столу животом!
Оладушкин прижал. Через минуту Тарский обратил внимание на цвет лица Петра, ставшего багровым, на лбу у него выступил пот.
— В чем дело, товарищ капитан?
— У-у-у-у!!!
— Что у-у-у-у?
— Я-я-я-я!
— Что я-я-я-я?
— Я-я-я-йцооо!
Помогла анестезистка, освободившая зажатое в судорожно сжатой руке пациента яйцо капитана. 

Капитан Левша убыл в Холмск-7, а сосед академика Сахарова прибыл в
Баянск

Капитан Левша очень тосковал по закрытому городу атомщиков Холмску-7. Часто повторял: после сильного дождя по Холмску пройдешь, не замочив туфли.
Холмск-7 — город (c 1954) в  Холмской области. Входит в число закрытых административно-территориальных образований (ЗАТО). Население — 108 500 человек (по переписи 2010 года). Холмск самый большой из закрытых административно-территориальных образований (ЗАТО) системы Минатома РФ. Градообразующим предприятием является Сибирский химический комбинат. 26 марта 1949 года Совет Министров СССР принял решение о создании вблизи г. Холмска комбината по производству высокообогащенного урана-235 и плутония. В 1954 году закрытому городу было присвоено название Северск, однако позже в документах в целях секретности его стали именовать Холмск-7. В народе город называли просто «Почтовый» — из-за того, что строительство комбината носило наименование «Почтовый ящик № 5». В городе самый большой памятник Ильичу. Въезд в город по пропускам, через контрольно-пропускной пункт.
Семья Левшы отличалась хлебосольством и гостеприимством. Катя, его жена, провизор, трудилась в аптеке воинской части. И у нее никогда не убывал запас медицинского спирта, что в условиях сухого закона, объявленного ЦК для блага народа, но, как всегда, невыполнимого, было спасением для очень малой части оного народа. И довольно часто врачи госпиталя собирались в гостеприимной квартире капитана Левшы. И вот эта очень малая часть однажды узнала неприятную весть: капитана Левшу переводят в Холмск-7. Чего он и добивался втайне от начальства.
Проводили Левшу.
На его место прибыл капитан Александр Ермакович из Горького. Случайно первым его встретил Тарский, дежуривший в воскресный  день по госпиталю. Позвонил сторож с КПП
— Товарищ майор, тут капитан с чемоданами!
— Да, мы ждем его, пропусти.
В дверях дежурки возник огромный военврач с двумя чемоданами.
— Товарищ майор, капитан Ермакович прибыл для дальнейшего прохождения службы.
— Привет, дорогой! Кидай вещи здесь, и пойдем, покажу временное пристанище, душ.
После душа капитан пригласил дежурного офицера на чай.
Александр окончил институт в Горьком. Работал в ожоговой клинике НИИ травматологии, был призван на военную службу.
— Моим соседом по  лестничной площадке был академик Сахаров, сосланный в Горький. Про меня упоминали в радио «Голос Америки»!
      Теперь у Тарского были два ординатора очень больших размеров.


Гараж и парагаражные страсти

Сразу за бетонным забором госпиталя откос к безымянной таежной речке. На откосе началось строительство гаражей. Все офицеры госпиталя, в числе иных горожан, приняли самое активное участие в стройке. Майор Тарский недавно приобрел ВАЗ-2105, и гараж был нужен позарез: недавно на платной стоянке у него уже украли крышку бензобака.
На промплощадке под здания забивались бетонные сваи, как фундамент. Излишек сваи отрезался и из этих отрезков строили стенки гаража.
Договорились с автокраном и с КрАЗом.
Мороз, воскресенье. Начальник терапевтического отделения, прозвище Хохол, и Тарский в кабине автокрана, следом идет КрАЗ для перевозки свайных обрубков. Хохол прибыл после ординатуры Военно-медицинской академии, у него фатовские усы,  которые являются особым шиком в армии, и имеют название «смерть ****ям и шпионам», он коренаст, крепок — сибиряк. Неунывающий весельчак, выпивоха и ходок по бабам.
Приехали к громадному котловану, в котловане торчали уже вбитые сваи, как стволы деревьев после артобстрела — без веток. На одинаковом уровне от земли сваи обрезаны перфоратором, электросваркой рассечена арматура, но большинство обрубков не упали, а просто стоят.
Надо их свалить, затем погрузить в КрАЗ. Тарский спустился в котлован, Хохол забрался  в кузов самосвала. Крановщик Петя установил кран, развернул стрелу в котлован.  Однако, при подъеме лежавшего обрубка сваи он, развернувшись в воздухе,  задел стоявший обрубок. Тот повалился на соседний и дальше, по принципу «домино». Тарский рванул в сторону от падающих свай и рухнул в яму, затаился. Стоял веселый грохот, выл мотор автокрана.
Внезапно стало тихо. Амир осторожно выбрался из окопа, огляделся. Крановщик Петя сидел на краю котлована, охватив голову руками, качаясь из стороны в сторону. Хохол, выпучив глаза, торчал в кузове самосвала. Все были живы.
…Гаражи благополучно построили.
 
ЭТЮД ШЕСТОЙ

Холмск-7
Начальник военного госпиталя Министерства среднего машиностроения СССР в секретном городе Холмск-7 подполковник медицинской службы Василий Иванович Вовкадав задумчиво смотрел на стоявшего перед ним в позе, изображающей стойку «смирно», подполковника Тарского. Офицер докладывал о своем прибытии в распоряжение начальника госпиталя «для прохождения дальнейшей службы» на должность начальника хирургического отделения.
Тарский прибыл из госпиталя, дислоцированного вблизи станции Зима, в городе химиков Баянске. В полном соответствии со своей фамилией брюнет, с правильными чертами лица, среднего роста. Держится немного неуверенно. По отзывам в личном деле, его квалификация выше среднего уровня хирургов госпиталей министерства.
Вовкадаву было наплевать на уровень квалификации, ему нужен офицер и, как он выразился, коммунист.
Прежний начальник хирургического отделения госпиталя перед выходом на пенсию решил перевестись в полк, где денежное содержание выше, следовательно, и пенсия будет больше.
Подполковник Василий Вовкадав — коренастый шатен, взгляд безумный, разговор ведет всегда на повышенных тонах, брызгая слюной и легко впадая в истерику. Окончил военно-медицинский факультет при одном из сибирских  институтов. Работал на заводе до поступления в институт токарем.
Василий Иванович не любит возражений, да никто ему и не возражает, потому что в ответ командир разражается долгой, утомительной тирадой с упоминанием предков и матери подчиненного, его интеллектуальных способностей, обсуждением черт характера с неоднократными повторами и отступлениями. Речь произносит горячо, громко, с придыханием и с нездоровым блеском в глазах. Поэтому, как говорится, себе дороже.
Штаб госпиталя на третьем этаже. Летом окна открыты, жарко. По всей территории разносится крик (вороны разлетаются с вершин сосен) подполковника Вовкадава — он разговаривает по телефону. Госпиталь с интересом слушает.
Совещания у начальника госпиталя — пытка для офицеров. Начинаются они в 10 или 11 часов, а заканчиваются… С деловитым видом Вовкадав сидит в командирском кресле, на его лице выражение «я до того занят важными делами, что для вас смогу выделить всего несколько минут!!!». Демонстративно снимает наручные часы и кладет на стол перед собой — дескать, время дорого! Артист, так говорил про командира майор Левша!!!
В перестроечный период на совещаниях обсуждался один и тот же вопрос: «как жить дальше?». По приказу начальника поднимался каждый офицер и ему задавался вышеназванный вопрос. Разумеется, все это было пустой говорильней. Советский офицер «заточен» на выполнение приказов и распоряжений, а инициатива в Советской Армии наказуема, об этом твердо знает каждый прапор.
Примерно через пару часов совещание вяло затухало в виду явной бесполезности, офицеры, окончательно скиснув, теряли способность к мышлению. На этих совещаниях Тарский любил рассматривать офицеров.
Все делали лицо «оловянного солдата», однако были и индивидуальные различия.  Подполковник Манилов, заместитель Вовкадава по медицинской части, задумчиво уставился на свою раскрытую рабочую тетрадь, положение обязывает. Начальник отделения терапии подполковник с венгерской фамилией Пешт смотрел на начальника с интересом, возможно, думал Тарский, у него идет процесс диагностики психического состояния командира. Врач ЛОР майор Левша имел на лице выражение тщательно скрываемой тоски и напрасной потери времени. Зам. по тылу майор Заброськин просто скучал, он не медик и многого просто не воспринимал. Рентгенолог майор Шипустин изображал интерес. Молодежь — Терминов,  Шмарин,  Смолько смотрели, согласно уставу, с натужным вниманием и некоторым  испугом.
 Вовкадав бросал взгляд на свои часы (о боже, сколько уже сидим!) и произносил:
— И напоследок!
И напоследок следовала знакомая тирада в прежнем духе. Много и ни о чем. И так несколько раз, час, полтора. Личный состав понуро расходился по рабочим местам, к своим пациентам.
Надо отдать должное, командир чутко (как у большинства неврастеников, у него развита интуиция) уловил дух рынка. В сущности, он давно принял решение, «как жить дальше», правда, индивидуальное, не для общего применения.
На территории госпиталя появились шустрые люди, стал возводиться металлический ангар, заезжали—выезжали грузовые машины. Офицеры безмолвно наблюдали, и как-то на очередном совещании начальник кожно-венерологического отделения майор Анжеро-Судженский задал вопрос:
— Товарищ подполковник, а что это за предприятие строится на территории госпиталя?
— Общество с ограниченной ответственностью «Лескотт» (лес/коттедж). Я генеральный директор, будем выпускать сборные дома на продажу. А что вас, собственно, интересует? Вам нет дело до этого!
— Почему нет дела? На территории воинской части организуется предприятие, а мы, офицеры ничего не знаем — зачем, для чего?
— Ах, вот как! Я вам объясню, для чего. Скоро все это развалится, и не только госпиталь, государство тоже (провидец он), и вы все прибежите ко мне трудоустраиваться, чтобы не помереть с голоду. Понятно вам?
Офицеры угрюмо промолчали.
Не следовало Вовкадаву так обращаться с ними, не следовало… Настучали моментально.
Из Москвы прибыла специальная комиссия для расследования ситуации с предпринимательской деятельностью подполковника Вовкадава. Победил Советский Союз. Предпринимателя-командира сняли и выперли из Армии.
Таким вот, невеселым, образом подполковник Тарский стал начальником военного госпиталя.
Вовкадава трудоустроили директором дома престарелых. В городе построили отличный дом престарелых, квартирного типа, на берегу реки. Василий Иванович забрал с собой секретаря Нину, в духе рынка: свою команду.
Однако Вовкадав и там долго не продержался, в состоянии опьянения уснул в одном из номеров, устроил пожар. Уволили его и оттуда. Подполковник запаса уехал на Урал, к себе на родину. Через несколько лет его нашли в сугробе, замерзшим насмерть. Сам себе режиссер…
Да, было… Смутное время, смутные дела. Инфляция, деноминация рубля, безумный курс по отношению к баксу, невнятные распоряжения из Москвы. На жалование офицера прожить стало трудно. Было решено выживать любыми способами.

Сырный бизнес

Шел тяжелый, голодный (талонный) 1992 год. На периферии бывшей Российской империи получали независимость азиаты, кавказцы, прибалты, здание империи трещало, из трещин сыпалась пыль и грязь, труха, всякие МММ, преолигархи. В российской столице делили власть и деньги. Ум, честь и совесть эпохи накрылся медным тазом… Сибирь угрюмо наблюдала, обеспечивая этот шабаш нефтью, газом, золотом и алмазами.  Врачи сибиряки, военные и гражданские, советской закалки, по утрам приходили в свои больницы и госпитали, делали обходы палат, оперировали, выхаживали больных. Как выразился по сему поводу заведующий первым хирургическим отделением городской больницы (профессор через 10 лет):
— Нам абсолютно все равно, кто в Москве рулит — фашисты или коммунисты. Как лечили больных, так и будем лечить!
Отличный парень этот заведующий, при этом выдающийся хирург. Ординаторы в его отделении Баранов, Козлов, Клоков. Но, фамилия заведующего не Волков… Двое ординаторов станут через полтора десятка лет докторами наук, третий, самый способный, станет заместителем директора НИИ гастроэнтерологии имени своего учителя.
Однако спустимся к нашим баранам. Как снискать хлеб насущный?
В госпитале появился гражданский врач интерн, из Горного Алтая, кумандинец Николай. Сказал, что ему позвонил из Горно-Алтайска брат, и что там дешево продают мед. Сравнили с ценами в Холмске-7, оказалось, что дешевле в два раза.
Нашли несколько фляг, скинулись по несколько тысяч рублей и отправили майора Анжеро-Судженского, как «главного коммерсанта», за алтайским дешевым медом. В общество на паях вошли он, Тарский, Левша, Шмарин, Терминов. Был нанят газик за 5 тысяч рублей, который оказался рухлядью. До Горно-Алтайска продразверстка добралась благополучно, если не считать того, что чуть ЗАЗ не переехали, потому что водитель заснул. Вот было бы ЧП. По приезде в Горно-Алтайск выяснилось, что брата кумандинца-врача нет на месте, да и дешевого меда тоже нет. Что делать, не возвращаться же пустым, в минусе пяти тысяч рублей, деньги эти для неоперившегося общества на паях были большими.
Врач, особенно дерматовенеролог, отличается от обычного человека тягой к реанимации всякого дохлого дела. Майор в горно-азиатской столице стал искать, что купить. Ему посоветовали съездить на сыродельный завод. Был закуплен сыр на всю паевую наличность.
Сыры были огромными, как колеса азиатской арбы. Для маскировки круги сыра были завернуты в полиэтиленовую пленку (вывоз дефицита пресекался, на дорогах стояли посты), закиданы в кузове рухлядью. Посты объехали по горным дорогам и тропам, по висячему мосту, по невообразимым даже для Сибири ухабам. Полетел диск сцепления, ночевали на дороге. Дул сильный ветер, лил дождь, в кабине холодрыга, ее продувало, яко сито. В начале мая по ночам было еще холодно.  Печка не работает, кое-как дождались утра. Случайно проезжал КамАЗ, взял на буксир и дотащил до автобазы в Бийске. Въехали в город с той стороны, где только гоняют коз. Денег на ремонт не было. Была только бутылка спирта, НЗ, он и пригодился (хорошо, что не выпили, когда замерзали), поменяли спирт на бэушное сцепление. Поставили его и поехали дальше. Уже вымотались. Водила засыпает, оказался слабым на сон. До Новосибирска майор громко пел ему песни, держал его за голову, чтобы не уснул. Вилял он по трассе, как бык помочился, глаза у него слипались, голова падала на баранку. Около двух часов ночи приехали в Новосибирск к сестре майора. Увидев грязных, вонючих, небритых коммерсантов, родственники чуть в обморок не упали. Вояжеры помылись, побрились, поели, выспались и утром двинулись дальше. Сыр реализовали через знакомую продавщицу. Навар получился чуть больше одной тысячи рублей на пайщика.
Сыр майор не ел долго!!!
Были и другие коммерческие проекты с непременным участием Анжеро-Судженского, число пайщиков сократилось до двух, как легко догадаться, вторым был  Тарский. Были тут и оптовые закупки немецких вин, и сомнительные партии обуви…  бытие определило сознание.
Из Тарского рыночного деятеля не получилось, Анжеро-Судженский преуспел.

Сдаемсю-ю-ю…

Тесть одного из офицеров госпиталя – важная шишка в N-ской области, директор строительно-монтажного треста, он вхож к ректору медицинского института, вообще, в высокие сферы. Через него договорились о встрече с ректором медицинского института, академиком РАМН, известным патофизиологом. Идея была такая: отдать госпиталь военно-медицинскому факультету и, таким образом, сохранить его.  Офицерам — дослужить, гражданским работать.
Все это следовало делать скрытно, ибо менталитет больших начальников закрытого города не допускает и мысли о появлении в городе какого то ни было учреждения чужого министерства.
Ректор мединститута принял Тарского любезно. Тарский кратко изложил суть вопроса. Ректор:
— Но военно-медицинский факультет не является подразделением мединститута. Да, они учат своих слушателей на наших клинических базах. Однако, бюджет у них от Минобороны, подчиняются они военным. А название «военно-медицинский факультет при медицинском институте» отражает лишь вышесказанное.
— Я хотел просить вас донести до начальника факультета факт моего обращения к вам. Конечно, я мог бы и сразу начать с него, но, насколько я знаю нравы в Минобороне СССР, меня примут как очень мелкого клерка (подполковник для них нуль) и соответственно могут и выслушать в несерьезном ключе.  Дело в том, что про идею передачи госпиталя в Министерство обороны знают пока лишь двое: вы и я. Начальник факультета никогда не поверит, что подполковник может самостоятельно додуматься до передачи госпиталя. А слово ректора — это очень весомо, так я думаю!
Ректор с Тарским согласился.  Аудиенция прошла удачно. Через несколько дней Тарский позвонил начальнику военно-медицинского факультета полковнику Шаткину и попросил о встрече.

Сибирский генерал
Очередной ученый совет генерал Шаткин начал с обычного своего причитания: как легко всем служится в военно-медицинском институте, и поэтому, он очень удивлен, что некоторые несут службу, мягко говоря, спустя рукава.
— До назначения сюда я проходил службу на должности начальника медицинской службы дивизии. С подъема до отбоя на ногах. И постоянно новые вводные от командования, и попробуй их не выполнить. А тут… мне казалось, что я попал в санаторий. В коридоре бродят незанятые офицеры, к одиннадцати часам некоторые уже приняли сто пятьдесят и у них глаза блестят!  А к 14 часам на кафедрах уже мало кого найдешь — все уже свободны. Дорогие мои! Так нельзя, и так дальше не будет, я вам это твердо обещаю!
Члены ученого совета сидели на своих, обозначенных табличкой местах, тоскливо потупившись. Актерские замашки генерала уже никого не удивляли, ученый народ привык.
Местом проведения ученых советов является бывшая церковь женского епархиального училища. Подполковник медицинский службы в прошлом, а сейчас старший научный сотрудник военно-медицинского института, Тарский иногда представлял себе, как ученицы чинно стояли в этом зале на службе, затем тихо, попарно, расходились по своим комнатам и приступали к учебе.
До конца 90-х институт назывался «военно-медицинский факультет при N-ском медицинском институте».  Предшественником Шаткина на должности начальника факультета был полковник медслужбы Авторучкин.
Полковник Авторучкин на следующий день после увольнения из рядов Вооруженных Сил наивно пришел на факультет устраиваться на работу, но не таков Шаткин. Шаткин его выгнал. Хотя, строго говоря, это не по правилам. Соответствующее указание Министра обороны предписывает трудоустраивать демобилизованного офицера в военном учреждении по двум причинам: во-первых, чтобы использовать его профессиональные навыки, во-вторых, ветерану в таком случае оклад повышается на 40 процентов, что немаловажно.
Профессорско-преподавательский состав факультета сей факт запомнил. И сделал выводы…
Между тем очередное заседание совета вошло в обычную колею, генерал успокоился, по очередному вопросу кто-то произносил речь.
Сидевший за столом у самого выхода и скучавший, как обычно на ученом совете, Тарский вспомнил, как он впервые вошел в это здание в начале 90-х.
Советский Союз разваливался. Естественно, что военный госпиталь одного весьма секретного министерства, но не Министерства обороны, в закрытом городе Холмск-7, тоже дышал на ладан. Командовал умирающим госпиталем подполковник Тарский. Выслуги на полную пенсию у него не было, и поэтому нужно было принимать срочные меры. Кроме командира, в госпитале 10 офицеров, из них семеро молодые, им еще служить и служить, как медному котелку.
Начальник Центрального госпиталя при очередном телефонном разговоре ничего вразумительного относительно перспектив не сказал.  Начались задержки финансирования, обслуживаемый контингент войск так же стал распадаться. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, такой вывод сделал Тарский в сложившейся ситуации.
Нужно было неординарное, возможно, неофициальное решение вопроса, потому что — «кому мы нужны?», как однажды воскликнул предыдущий начальник госпиталя подполковник Вовкадав.
И вот, Тарский у начальника военно-медицинского факультета. Шаткин человек среднего роста, нос картошкой, смотрит испытующе, недоверчиво. Говорит вкрадчиво. Тарский представился, проинформировал полковника о встрече с ректором медицинского института.
— Что вас привело ко мне, — спросил полковник.
— Наше секретное министерство переживает трудные времена. Войсковые части министерства распадаются, военные госпитали на грани расформирования. Как вы знаете, в 15 километрах отсюда закрытый находится город Холмск-7. Я начальник госпиталя в том городе. У меня есть предложение к вам, это моя личная инициатива, суть я сейчас скажу; я думаю, все ее одобрят. Я имею в виду Министра обороны и наше министерство. Власти города и атомного комбината непременно будут против, у них такой менталитет. Если мы с вами договоримся и будем действовать пока скрытно, а я считаю, что так и надо делать до решения вопроса в Минобороне и Минсредмаше, тогда их просто поставят перед свершившимся фактом. Теперь о моем предложении: заберите мой госпиталь в состав факультета.
Естественно, Шаткин от ректора медицинского института уже знал о цели  визита Тарского. Начальник факультета закурил, прошелся по кабинету, подошел к окну, побарабанил пальцами по оконному стеклу и обернулся:
— Идея хорошая. Я должен посмотреть все на месте.
Нужно заметить, что военный госпиталь в городе Холмск-7 расположен был в сосновом бору, на берегу бывшего монастырского озера. Озеро засыпали, и теперь там были огороды жителей города, как здесь говорили, — «мичуринские». Здания госпиталя, территория, в отличие от гарнизонного госпиталя в областном центре, были в хорошем состоянии. В гарнизонном госпитале все было как-то убого, серо, приспособлено. Управление госпиталя находилось в бывшей конюшне.
А тут — сосны, чистота, два трехэтажных здания с высокими потолками.
На следующий день начальник факультета прибыл в госпиталь города Холмск-7, обошел территорию, подразделения, хозяйственные постройки.
Осмотром полковник остался довольный, но тщательно скрывал это. Дипломат…
В кабинете начальника госпиталя разговор после осмотра продолжился. Тарский рассказал про своих офицеров, упомянул и про себя. Шаткин, щурясь от дыма сигареты, пристально посмотрел на Тарского.
— Если передача госпиталя состоится, вы сможете прослужить еще десять лет, это я обещаю!
— Спасибо. Госпиталь оснащен средне, техника и медицинский инструмент устарели.
— Ну, медтехнику я вам натолкаю!
Одним словом, процесс пошел, как сказал однажды первый и последний президент СССР.
Долго или быстро, в Москве два больших человека, министр обороны и министр среднего машиностроения практически решили вопрос о передаче госпиталя. Информация, естественно, дошла и до директора атомного комбината города Холмск-7. Комбинат — градообразующее предприятие. В сущности, город Холмск -7 является заводским поселком, в комбинате трудятся более семнадцати тысяч жителей города, то есть каждый второй трудоспособный житель. Ни один более или менее значимый вопрос в городе не может быть решен без участия руководства комбината.
Тарскому при любом раскладе директора комбината было не миновать, поэтому он сам напросился на прием.
Директор секретного комбината работал в довольно скромном кабинете, на втором этаже здания управления. На столе ни единой бумаги, в книжном шкафу однообразные корешки каких-то книг. Два телефонных аппарата на небольшом столике слева. Присутствовал начальник медико-санитарного отдела 81, номинальный шеф Тарского по медицинской части, Юрий Николаевич. После кратких приветствий Тарский изложил суть дела:
— Я начальник госпиталя подполковник Тарский. У меня более 100 человек работников, в том числе 12 офицеров, они еще не выслужили пенсию. Воинские формирования нашего министерства на грани расформирования. Госпиталь оказался не нужным никому. Поэтому, в настоящее время решается вопрос о передаче военного госпиталя из Министерства среднего машиностроения в ведение Министерства обороны.
— Кем это решается? — спросил директор.
— М-м-м, меня информировали!
— Кто, если не секрет?
— Начальник военно-медицинского факультета при медицинском институте.
Директор немедленно позвонил ректору института.
Однако, Москва, как и положено, победила. Передача госпиталя состоялась.
Инвентаризацию, комиссию по передаче имущества и людей, все это Амир пережил.
В финале в кабинете начальника факультета состоялось назначение на должности офицеров бывшего теперь уже госпиталя Минсредмаша. Бывшего  начальника госпиталя пригласили первым. Полковник, представитель Главного военно-медицинского управления Минобороны РФ, сказал кратко:
—Вам предлагается должность начальника отделения гнойной хирургии (это понижение в должности на две ступени!).
— Или?
— Увольнение. Вы же еще не выслужили пенсию?
— Не выслужил. Я согласен.
Прошел год. Амира вызвал начальник госпиталя и кратко приказал:
— Товарищ подполковник, сегодня вы ложитесь в госпиталь для прохождения военно-врачебной комиссии, так как пришел приказ о вашем увольнении в запас.
— Есть!
Так закончилась незамысловатая история военного хирурга госпиталей секретного министерства.
Сами госпитали были расформированы так же, как и вся система войсковых частей Минсредмаша СССР.
Великая империя Советский Союз перестала существовать.
;












                Изатулин Альфрид Фаридович

                Медики уранового стройбата
              О врачах, военных госпиталях секретного министерства



                Редактор — А.Р. Сайтбагин

                Оформление и верстка — А.М. Портнов
                Корректор — Г.А. Ефремов







Подписано в печать ……… 2011. Формат 60х90 1/16. Гарнитура ……………………..
Бумага офсетная. Печать офсетная. Тираж 200 экз. Заказ № …..


                Издательство «Петербург — ХХI век»
                198095, Санкт-Петербург, пл. Стачек, 4,
                ДК им. А.М. Горького.
                Тел.: (812) 300-83-96.
                E-mail: ioffe@yandex.ru



                Издательско-полиграфическое предприятие «Искусство России»
                198099, СПб., Промышленная ул., 38, корп. 2.
                Тел.: (812) 786-87-13, факс (812) 786-88-74.