Роман - эпизод последний

Ветер разгонял по платформе ожидающих. Приближающийся поезд выдал себя свистком и обычная вокзальная суета только усилилась.
Снег хлестал по лицу, но Петрыкина это лишь веселило. Ветер бодрил.

Мучительное состояние раздвоенности, которое так изводило Матвея последние месяцы работы над романом, как будто отступало под напором стихии. Одна половина сознания всё ещё проживала судьбу главного героя и страшилась момента, который  неминуемо наступит с окончанием последней главы, вторая – та, что всё это время вынуждена была заботиться о самом Петрыкине: кормить его, беспокоится о его безопасности, - не скрывала радостного нетерпения.

Неужели стоило так изводить себя, столько корпеть ради того, чтобы выдать иллюстрацию к одной единственной строчке Писания? – спрашивала вторая половина первую, но ответ на этот вопрос уже не мог ничего изменить.
Матвей дождался полной остановки поезда, спрыгнул на рельсы и пошел вдоль состава. 

На первом обходе словоохотливый мастер выдал все секреты мастерства и с тех пор закрепился в подсобке. Правил было всего два, однако их соблюдение, по словам мастера, позволило тому продержаться на службе всю жизнь. Первое: быть на виду в момент прихода поезда. Второе: всё то же самое в момент появления начальника станции. В отличие от поездов, начальник приходил без расписания. На этот случай Петрыкину выдали костыльный молоток, которым он должен был имитировать кипучую деятельность, а заодно оповещать условным стуком всех заинтересованных лиц.
Молоток этот Матвей благополучно забыл в подсобке и возвращаться за ним не собирался. Начальник станции ему представлялся существом мифическим, придуманным только для того, чтобы запугивать новичков.

Петрыкин шел. С одной стороны от него, за только что прибывшим пассажирским поездом, шумела и суетилась толпа, с другой мелькающая платформа за ползущим товарняком была тиха и почти безлюдна. Утреннее солнце обдало её нереально яркими красками, точно набросанными неряшливой кистью импрессиониста.
Матвея это не смущало. Он ждал.

И в мелькании вагонов появилась она, стремительная с красной сумочкой на плече. Теперь он ловил её взглядом между вагонов. Она подошла к краю платформы и спустилась по ступеням.  Очередной вагон мешал видеть, но Петрыкин знал, что она остановилась в полушаге от двигающегося поезда и смотрела на колеса, ловя подходящий момент.

Так всё и должно быть, подумал Матвей. И неожиданно для себя нырнул под вагонную сцепку. Вынырнул он в тот момент, когда Анна отбросила сумочку и  подалась вперед. Уткнувшись лицом в просаленную телогрейку, она обхватила Матвея.

Восхищенный своим порывом и этой нежданной близостью он ждал от неё чего угодно: истерики, слез благодарности, пощечины, наконец, но только не этого. Анна отшатнулась и, даже не взглянув на спасителя, пошатываясь, пошла прочь.

Первым желанием было догнать её, объяснится, найти нужные слова. Условный стук, донесшийся откуда-то из-за состава, удержал Матвея. Разрываясь между долгом и чувством, он провожал взглядом удаляющуюся фигуру.

Поезд громыхнул и замер. В возникшей тишине совсем рядом послышался, усиленный злой матерной бранью, зов мастера.

Уже там, в межколёсной темноте, Матвею послышалась та самая фраза, которая сжимала его сердце всякий раз, когда он доходил до этого места в Книге.
 «- Вот смерть-то ужасная! - сказал какой-то господин, проходя мимо. - Говорят, на два куска.»*
____________________
* «Анна Каренина»  — Л. Н. Толстой