Три женщины. рассказ 1-й. Клавочка

"Господи, дай разум людям, чтобы это безумие закончилось!" - строчка из рецензии Лины Гарбер на первую публикацию рассказа.
   Я понимаю, что  коллегами будет ещё написано так много «о доблести, о подвигах, о славе», что мои рассказы могут затеряться  в море героического и возвышенного. Три женщины - мои героини - не были на фронте, никогда не держали в руках оружия, не совершали великого. Но  страшные военные годы прошли и через их судьбы, до краёв наполнив их испытаниями. Главная цель Клавочки, Елизаветы и Евы - так звали моих героинь - была в том, чтобы выжить, чтобы живыми остались их дети.

Все истории были записаны в журналистском блокноте и на магнитофонной плёнке со слов тех самых детей, которые давно выросли, сами стали родителями и сохранили в памяти то, что рассказывали их мамы.

КЛАВОЧКА. Рассказ первый.

- Стой! Тётка, стой! Остановись! Дура, стой!  Ду-у-ра! Он кричал ещё что-то, но разобрать было трудно: скрипел снег и ветер менял направление. Какие-то фразы она разбирала, другие размывало расстояние. Но слышалась  ей в мужском голосе опасность. И когда донеслось до неё слово РЕБЁНОК, в голове не молоточком - обухом ударило: он хочет забрать мою дочь!

Всё это случится гораздо позже. А пока познакомимся: Клавочка. 22 года. Человек, который обладал самым прекрасным качеством: она умела быть счастливой.  Несмотря даже на то, что с самого рождения получила удар от судьбы. Её мама умерла через две недели после родов. Отца не стало через два года. Не узнав, не получив родительской  ласки и любви, она сумела вырастить в себе неистребимый запас желания отдать свою нежность, своё добросердечие тем, кто был рядом с нею. Сначала старшей сестре, потом тётке, в чьей семье она  выросла. Потом самому любимому  - мужу.

Маленькая чертёжница в большом конструкторском бюро, однажды увидев молодого инженера, влюбилась, вскружила и ему голову. Свадьбу сыграли ровно за год  до начала войны. А когда прозвучало "Вставай, страна огромная",  дочери было три месяца.

В эвакуацию собирал своих девочек молодой муж. В новенький чемодан, подаренный в день бракосочетания, лёг аккуратно сложенный его свадебный костюм, лакированные, тоже свадебные, ботинки и меховая шапка. Клавочка удивилась, едва не обиделась: так много места заняли мужские вещи, так мало места осталось для детских пелёнок и распашонок. Хорошо хоть у неё самой гардероб не слишком богат: три платьица, бельишко и демисезонное пальто. Зимнего не было. Спортсменка-планеристка, бегала быстро. Замёрзнуть не успевала.

Муж был на шесть лет старше её. Рос в большой многодетной семье. Его мать - женщина практичная - научила и сына: обо всём надо думать наперёд. Он и подумал.
-  Новый костюм, шапку и ботинки продашь. Денег мы накопить не успели, вот это и будут живые деньги. Твоё пальто в чемодан утрамбуем, а детские вещи - в рюкзак. В дороге  легче достать.

Был конец июля 41-го года. Через неделю после проводов муж ушёл на фронт. А Клавочка вместе с дочкой и такими же эвакуированными ехала на восток. Ехали долго, ехали трудно. Фашистские самолеты с лихой ненавистью разбрасывали бомбы на железнодорожные пути и вокзалы. Добравшись до Свердловска, женщины благодарили Бога за то, что остались живы.

Поселили их в бараке – большом и холодном. В одной комнате разместились сразу три семьи. Клавочке повезло с соседями. А может быть, просто у неё самой был лёгкий характер: она умела быть счастливой – тем, что рядом была дочка, что пришло первое письмо от мужа. Но беда стояла на пороге. Скоро закончились деньги.Офицерский аттестат где-то, видимо, затерялся по дороге. Питаться нужно было в первую очередь ей самой – кормящей маме. Выход нашли соседки по бараку. Их дети были постарше, и каждое утро, уходя на работу, женщины оставляли на Клавочкино попечение целую детсадовскую группу кричащих,  шалящих, беспокойных ребятишек. Еду оставляли тоже. Кто какую мог. А многое ли могли? По очереди ездили по деревням продавать вещи. Наступил черёд Клавочки. Чтобы укутать ребёнка, собирали всё – от старого одеяла до скатерти и мешковины. Вахтер отдал свою телогрейку, которая легко наделась на  демисезонное пальто.  Кто-то достал большие санки, кто-то валенки. На санках  уместились ребёнок и чемодан. В кармане телогрейки – адрес богатой деревни.
 
Вышла ещё затемно. Адрес оказался точным. Меняли деревенские, правда, не слишком охотно: столько добра уже отдали москвички за еду, что желающих пополнить гардероб осталось   немного. Меховую шапку, правда, взяли сразу. Отсыпали в мешок картошки. Потом старая бабушка забрала для сына лакированные ботинки. Невестка, правда, сердилась: «Он в кирзе ходит, грязь в бою месит, а ты еду транжиришь». Но бабка была непреклонна, и мешок с картошкой слегка потолстел. Костюм  спросом не пользовался, но в конце концов взяли и его. Ходила долго, три деревни обошла. Счастье ещё, что разрешали в тепле покормить и перепеленать ребёнка. Последним отдала чемодан. Он был пуст. Перспектив заполнить его на горизонте не было, и потому рассталась с ним без сожаления.

На станцию отправилась почти счастливая. Санки уместили и ребёнка, и пусть небольшой, но всё же мешок с картошкой. На узкую тропинку, что вела к станции, вышла ещё засветло. Но зимние сумерки спускаются  незаметно и быстро. Санки катились неровно, подпрыгивая на ухабах, но тяжесть груза поначалу радовала сердце. Не зря же говорят: «Своя ноша не тянет». Потом, уже войдя в лес, вдруг почувствовала легкий страх, потом надвигающуюся опасность. Прибавила шаг, потом побежала, затем оглянулась, словно ожидая беды. И тут увидела его. Огромный мужской силуэт, заштрихованный косо падающим снегом. Снова побежала. Скорее к станции, к людям, к последнему местному поезду, ведь следующий пойдет только утром. И тут она услышала голос: «Стой, тётка! Стой! Остановись! Дура, стой! Ду-у-ра!» Он кричал еще что-то, но разобрать было трудно. Под ногами скрипел снег и ветер менял направление. Какие-то слова она разбирала, другие размывало расстояние. Но слышалась ей в мужском голосе опасность. И когда донеслось до неё слово РЕБЁНОК, в сознании не молоточком – обухом ударило: «Он хочет забрать мою дочь!»

Темень внезапно, как мешок, свалилась на голову. Она была осязаема, она была живая. Она словно за что-то мстила. Ноги немели от страха и усталости. По звуку голоса было понятно, что мужик догоняет. Только бы не упасть, только бы не выпустить из коченеющих рук веревку от санок. Сколько ещё бежать? Сколько ещё осталось сил?

Он догнал её уже недалеко от станции, неосторожно толкнул. Она упала в снег.
- Сумасшедшая, я же тебя звал. Шёл по тропинке, едва не наступил на кулёк. Поднял, а кулёк-то живой, глазками моргает. Потом плакать начал. Тихонечко так, жалобно. Ты ж дитё своё обронила.

Несколько минут мужик приводил в чувство потерявшую сознание Клавочку. Она не заметила, она не поняла как и когда прыгающие на ухабах санки выбросили на снег её дочку. Уже в холодном вагоне, возвращаясь в город, она попыталась заново проиграть то, что случилось. Конечно, не испугайся мужика, она обнаружила бы пропажу. Она бы вернулась, нашла   ребёнка. Но следующий поезд был  только  утром. А на суровом Урале в морозную длинную ночь они обе утра бы не дождались.

Через несколько дней Клавочка узнала, что в местном госпитале нехватает для раненых редкой группы крови. Эта редкая группа была как раз у неё. Она стала донором. Раз в месяц, как по расписанию, она ходила на донорский пункт.  И в Свердловске,  и вернувшись в Москву. Позже врачи сказали, что это серьёзно сказалось на её здоровье. Организм был предельно ослаблен: от постоянного недоедания кровь восстанавливалась трудно.

История эта была подарена мне  ставшей взрослой дочерью Клавочки. Уже прощаясь после интервью, она сказала, что когда  мама ещё была жива, дома несколько раз вспоминали этот трагикомический поход за картошкой. Все, зная его счастливый конец, громко смеялись. Но однажды, выйдя на кухню, дочь увидела плачущего отца. Словно оправдываясь, он, дошедший через Сталинград до Берлина, сказал, что война страшна не только тем, что можешь погибнуть сам, но и тем, что не можешь защитить самых своих близких и любимых. Вот что такое война.


Ещё два рассказа о женщинах и войне в следующих выпусках.