Быть евреем

Есть вещи, которые, похоже, никогда не меняются. К примеру, вот этот вот, постсоветский детский садик. Ему, по всей видимости, уже около полувека, а он все также стоит за покосившимся решетчатым забором, все также визжит на игровой площадке мелюзга,  а злобная и обиженная жизнью воспитательница, с внешностью недобитого эсесовца, пытается построить возле входной двери галдящий выводок шмендриков*.
И как обычно бывает в таких случаях, обязательно среди них найдется какой-нибудь шейгец**, не желающий вписываться в общую, с позволения сказать, картину. То он норовит проскочить внутрь раньше других, то напротив страшно тормозит, нарушая своим дзенским поведением весь, тщательно наведенный фен-шуй окружающего пространства.
У стороннего наблюдателя, стоящего по эту сторону забора, подобная картина вполне может вызвать устойчивые ассоциации с армией или, чем черт не шутит, с исправительно-трудовой колонией.
Уже с самого детства мы становимся узниками социальной матрицы, а нежелающий быть как все своевольный шейгец – это болезнетворный вирус, угрожающий разрушить тщательно налаженный механизм по созданию приемлемых и не причиняющих неудобств, но, очень одинаковых, членов социального общества.

Еще в младших классах очень средней советской школы, Яшу называли индивидуалистом. Когда мучительница английского языка, а по совместительству классный руководитель, Любовь Петровна Байбакова наградила его этим сомнительным  титулом, то раздосадованный и оскорбленный до глубины души Яша, придя домой, излил душу своей строгой, но справедливой матушке. Правда от расстройства и обиды Яша  перепутал понятие индивидуалист со словом иждивенец, в результате чего в последовавшей за жалобой разборке с преподавателем английского языка случился, мягко говоря, неудобняк, который привел к срочному переводу Яшы в другую школу.

Новая школа оказалась ничем не хуже старой, с той только небольшой разницей, что в ней предполагалось углубленное изучение, так сказать, ряда предметов на английском языке.  Для Яшы, это не сулило ничего хорошего, поскольку как все нормальные еврейские дети, он был слаб здоровьем и страдал головными болями от излишнего усердия в учебе. Однако, на его счастье, никакого ряда предметов с английским уклоном в реальности не существовало, да и английский язык, который хотя и изучали со второго класса, был абсолютно непригоден для разговорной речи.  Ученикам вменялось в обязанность уметь читать и пересказывать передовицы «Moscow News» на политические темы, а вот как общаться с людьми на улице или пытаться купить в подворотне у негра кокаин их не учили. Словом делалось все, чтобы разговорным английским дети не владели.   

В новый коллектив советских спецшкольников Яша вписался довольно-таки быстро, хотя и не без маленьких личных потрясений. Началось с того, что в первый же месяц «размочили» его статус отличника, и заслуга сия принадлежала учительнице русского языка и литературы, которая сочла, что Яша недостаточно выразительно декламирует выученные им стихи. Вернее читает их он хорошо, но не так как это принято, выражая тем самым только свою индивидуальность, а не коллективное настроение масс трудящейся молодежи. Над чем трудилась эта мифическая молодежь, и какое у нее было коллективное настроение, так и осталось для Яшы загадкой. 
Попросив у строгой литераторши разрешения выйти из класса, Яша приткнулся на лестничной клетке в уголок и тихонечко хлюпал носом, искренне недоумевая, чем таки плоха его индивидуальная манера чтения. За этим занятием его и застала учительница биологии, известная на всю школу своим буйным нравом и строгостью к учениками Бациля Даниловна. Разумеется, никакой Бацилей она не была, как в прямом, так и в переносном значении этого слова. Настоящее ее имя было Циля, как и полагается типичной ашкеназской  еврейке, немного страдающей лишним весом.
Проявив искренне сочувствие к личной маленькой трагедии Яшы, Циля Даниловна по глубочайшему секрету поведала, что Людмила Михайловна, так звали строгую учительницу словесности, испытывает легкую, так сказать, предвзятость к представителям малого народа, поэтому стоит заранее настроиться на повышенный интерес с ее стороны.
Подобного  участия от деспотичной  Цили  Яша не ожидал категорически, поскольку уже за первые недели учебы в новой школе, он невольно успел ознакомиться  с «общественным» мнением в ее адрес.  Для этого ему понадобилось  всего несколько визитов в школьный туалет, где почти каждая кабинка и покоцанные кафельные стены были исписаны страстными призывами к «депортации» Цили в Израиль, а сама учительница биологии карикатурно изображалась в виде грудастой гориллы с необъятным тухесом***.

В целом же, класс, где теперь учился Яша, был таки «немного интернациональным». Помимо детей славянского происхождения, коих насчитывалось, как водится,  подавляющее большинство, были в нем один армянин, азербайджанец и помимо Яши еще четыре еврея.  Учитывая подобный расклад, можно было бы сказать, что Яша учился в еврейском классе. Стоит ли говорить, что антисемитские настроения, временами давали о себе знать.
Помимо уже описанного повышенного интереса со стороны учительницы литературы, некоторые одноклассники тоже не упускали возможность напомнить нацменам об их происхождении. В целом же, в силу недоразвитости  интеллектуальных способностей мелких антисемитов, ничего криминального не происходило. В большинстве случаев все ограничивалось колкостями в адрес родственников, якобы живущих в Биробиджане, плевками в затылок жеваной бумажкой, или отбиранием еды в школьном буфете. Однако, справедливости ради, надо сказать, что большая часть щелчков и тычков  доставалась Ривке Шапиро. Видимо причиной тому были и ее более чем характерная внешность, и ее недвусмысленная фамилия, тогда как остальные соплеменники обладали либо фамилиями со славянскими суффиксами, либо их внешность была не столь ярко выражена. Поэтому в большинстве случаев Ривке приходилось отдуваться за всех евреев в классе.
Правда небезызвестная уже нам Людмила  Михайловна, испытывала, на первый взгляд, ничем не обоснованную приязнь к Шапиро и даже благоволила к ней. Но причина столь непонятного исключения из правил стала вскоре ясна. Дело в том, что Людмила Михайловна имела желание стать учителем-методистом, а для этого требовалось подготовить целый ряд открытых уроков для представителей высокой комиссии по образованию, но способностей, видимо не хватало. Ривкин папа, напротив, обладал нужными способностями, поэтому ради блага любимой дочери, написал для ее учительницы целую кипу сценариев и даже помог в организации открытых уроков.

В остальном это была самая обыкновенная советская спецшкола, где порой говорилось одно, а делалось совершенно другое. Где суровая  директриса по утрам подкарауливала у входа проштрафившихся учеников, чтобы строго отчитать, хотя вся вина их была лишь в том, что накануне они прошли мимо нее и не поздоровались, ибо не решились выводить  из состояния глубокой задумчивости. Где физрук в купе с трудовиком квасили в подсобке и лапали девок на выпускном вечере. Где председатель комитета комсомола крутила роман с восьмиклассником и проводила занятия по сексуальному воспитанию подрастающей молодежи. Где троечники и хулиганы шпыняли евреев, а после просили у них списать  на контрольной.  Уже тогда Яша понял, что ему не суждено спрятать свою индивидуальность, поскольку он обязан ей уже своим происхождением.

Много лет спустя, когда Яша впервые посетил Израиль и преклонил голову у Стены Плача в Иерусалиме, он испытал небывалую гамму чувств и эмоций. Позднее, сидя на набережной в Тель-Авиве и потягивая местное пиво, он рассказал своему другу Давиду Когану, что он испытал. Давид, на тот момент уже живущий в Израиле несколько лет, уважительно кивнул и задумчиво произнес:
- Знаешь, Яша! Ты описал переживания религиозного еврея!

*шмендрик – здесь.  хулиган, сорванец (идиш)
**шейгец – шпана, шалопай (идиш)
***тухес – задница (идиш)