Тьма внутри и вокруг

Был период в детстве, когда я всерьез боялся темноты.
 
Родители зарабатывали на машину на Севере. А мы с бабушкой оттуда уехали. Но в школу мне еще было не пора. У меня и у бабушки были свои личные причины, чтобы покинуть Нерюнгри.
Я, например, не хотел больше жить с матерью после того, как она однажды сильно избила меня отцовским ремнем с большой железной пряжкой за проступок, который сам отец счел далеко не настолько серьезным. У меня недели две ныли огромные синяки, потому как охаживала мазер меня именно этой пряжкой.
Потом, многие годы спустя, постепенно выяснялось, что в детстве я нередко просто оказывался тем, на ком срывалась злость частых семейных конфликтов. Еще с тех пор я понял, что запрет поднятия руки на женщин – это сплошное лицемерие, ведь сами женщины с легкостью пускаются в рукоприкладство, если уверены, что сильнее. Спустя несколько лет в одной из ссор я дал понять матери, что теперь уже она может огрести хорошую взбучку в буквальном смысле, если не умерит своей неприкрытой агрессии в мой адрес. Только тогда она прекратила потуги бросаться в рукопашную при удобном случае.

Короче, в возрасте пяти лет я осознанно предпочел проводить долгие зимние вечера в одиночестве перед телевизором. Бабушка работала уборщицей в магазине рядом до его закрытия, кажется, часов до восьми вечера, даже чуть позже. А из детсада забирала меня вроде в пять. Это была зима, когда мы с ней только вернулись с Севера. Темнело очень рано. Как можно понять, тьма внутрь меня прокралась также весьма рано. Я уже был готов к самому натуральному мистическому страху. Оставалось лишь найти повод. За ним впечатлительному ребенку далеко ходить не пришлось.
В типичной квартире-двушке длинная спальня с окнами на темный пустырь и болото имела входную дверь из зала, где я и торчал в кресле перед телеком. Кресло стояло у стены прямо рядом с дверью в спальню. И вот он вам, реальный объект манифестации темных сил! Дверь эта постоянно самопроизвольно открывалась, тогда как я постоянно ее закрывал первым делом, оставаясь один.
Не забываем, что взрослые банальные объяснения этого тогда просто не принимались, даже если и давались кем-то. Ну, как же! Представьте, прямо во время просмотра какой-нибудь детской кинокартины с непременным участием страшной колдуньи или безымянной болотной нечисти… вдруг сама по себе начинала открываться эта чертова дверь. Я всегда замечал это боковым зрением, потому что всегда был начеку после первых нескольких раз. Поэтому чаще всего я успевал сразу же ее захлопнуть, не вставая с кресла. Но иногда реакция меня подводила. Тогда я оказывался в ситуациях проверки личного мужества.
Я не мог броситься и закрыть распахнувшуюся дверь сразу. Мне требовалось подготовиться. Я видел слева и позади темный провал, выходящий окнами в такой же темный провал. Телевизионные страшилки на тот момент уже неплохо накапали мне на мозги. Меня охватывал безымянный ужас, растущий из живота. Дверь на вид закрывалась достаточно плотно, но все равно неожиданно и как-то резко распахивалась, словно ее кто-то дергал с той стороны. Детская логика этого объяснить не могла. Нередкое одиночество с ранних лет привело к тому, что я начал разговаривать сам с собой, как только научился говорить. Поэтому представить в своей голове какой-нибудь еще один – совсем потусторонний – голос мне было нетрудно. Что интересно: этот потусторонний голос всегда молчал, словно ждал, что говорить начну я.

И я начинал. Бормотание телека было не в счет, здесь нужен был живой голос, чтобы нарушить это возникающее темное молчание. Ничто так не пугает, как подобная недосказанность. Ведь когда есть ясность – уже не так страшно. Например, если бы вдруг загробный голос из тьмы спальни сказал, что он являет собой самого Люцифера, пришедшего лично за мной, - мне было бы уже легче. Я бы знал описание ситуации. Любой мистик меня сейчас хорошо поймет. Настоящий ужас может возникнуть у неподготовленного именно из-за полной безымянности ощущения, которое невозможно никак определить. Но честный и прямой путь к постижению тайны заключается как раз в том, чтобы выходить на диалог с этим нечто, не пытаясь быстренько уложить его в какие-то концепции, пусть даже сугубо мифические. Это все обходные, окольные пути, в том числе представление какой-то конкретной фигуры, того же Люцифера.
Конечно, тогда я не проводил таких размышлений. Мой путь мистика начался с практики, еще до оформления в моей голове любых теорий. Поэтому мой опыт наиболее естественный, идентичный непосредственному опыту древнейших людей.
Я вставал в этом дверном проеме лицом к темному неизвестно чему и начинал говорить. Собственно, я заявлял о себе как о субъекте, который созерцает, свидетельствует, воспринимает, но при этом не хочет сливаться с этим нечто, не хочет быть поглощенным и растворенным им. Я пытался выступить не пассивным, но активным началом и, таким образом, заявить о вторичности этого чего-то по отношению ко мне, у которого есть способность к его называнию, но который не хочет давать ему выдуманное имя, а предпочтет правдивый диалог с безымянным.
Здесь надо пояснить, что практика пятилетнего аутичного мистика на деле не была похожа на красивые сюжеты из книг или фильмов. Не было мальчика, гордо вещающего о себе лицом к тьме. Был мальчик, который заплетающимся языком выкрикивал несколько фраз вроде «Что тебе надо?», или «Это я здесь!», или просто какую-то чепуху, лишь бы обозначить свое присутствие, и моментально захлопывал эту проклятую дверь. Поток страха был мощным, коленки тряслись. Нервное напряжение выливалось в то, что потом я не мог спокойно сидеть в кресле, а немного покачивался. Эта дурацкая привычка продержалась несколько лет. Но еще хуже, что несколько лет после этих опытов, длившихся всего-то месяца три, меня преследовали характерные ночные кошмары.

Кошмары с одним и тем же сюжетом. Я и взрослые находимся вместе в освещенной кухне, ужинаем. Это всегда темный вечер. Взрослые разговаривают между собой и почти не обращают на меня внимания. В какой-то момент я ощущаю, что внимание на меня обращает оно. Оно всегда там, где совсем темно: конечно же, в спальне. Меня словно что-то тянет туда. Мой язык немеет, я ничего не могу сказать взрослым и начинаю медленно идти из кухни по коридору. Меня никто не окликает, не останавливает. С каждым шагом ужас нарастает в геометрической прогрессии. Ужас непонятно чего. Я знаю, что там во тьме нет никаких чудовищ, никакого злого колдовства. Я уже вообще не верю во все это. Я начитанный школьник младшего возраста с хорошим логическим мышлением, который удивляет учителей тем, что может объяснить почти любое явление, даже совершенно незнакомое. Я не робкого десятка и всегда открыто говорю то, что думаю, в лицо любому, из-за чего почти не имею настоящих близких друзей. Я уже проводил многочисленные опыты с заходами в темную спальню, когда дверь может так же самопроизвольно закрываться за тобой.
Но во сне эти способности и достижения не в счет. Волна ужаса накрывает с головой, когда я дохожу до этого рубежа, обозначенного дверным проемом в спальню. Я еще вижу отсвет из кухни и голоса, но уже понимаю, что они больше недостижимы.
Тьма накатывает почти неосязаемым потоком, словно обнимая меня со всех сторон. Я очень медленно падаю на спину под ее напором. Ощущения при этом можно вспомнить и передать лишь косвенно и отдаленно, после того как я просыпаюсь в холодном поту. Можно сказать, я просыпаюсь уже другим человеком. Мое восприятие чего бы то ни было в мире уже не может быть прежним. Кажется, что любые привычные страхи этого мира уже смешны для меня. Логическая научная картина реальности уже не удовлетворяет меня. Это словно коварный вызов того нечто, которое я окликал ранее. Обходить его стороной всю жизнь мне не хотелось. И мне хватило решительности разделаться с ним. Возможно, наиболее радикальным способом.

Клин клином вышибают. Бросить самого себя в эту темную воду в надежде, что выплывешь. А может, и безо всякой надежды. По-мужски ответить ударом на удар, не особо задумываясь, есть ли шанс победить и вообще выжить в этой драке. К черту!
Пойти прямо к нему и спросить: ты типа чего хочешь, братуха?! Смотри, мол, а то ведь и получишь! Вот он я, не прячусь. Бери меня, если хочешь. И если можешь. Только не надо всякими кошмарами меня изводить. Это же подло, блин.
Я подошел к решению проблемы методом от противного, если так выразиться. Не усилением отрицания того, что потустороннее существует, а полным его принятием. Да, я снова поверил в него, но уже осознанно и на более глубоком уровне. Однако, одно лишь это не могло устранить корень проблемы. Разумеется, нужно было показать, что на деле я не боюсь того, чего не понимаю. Более того, ему самому следует бояться меня. Звучит банально, но нужно было разобраться, кто здесь главный, как говорится.
Еще позже я провел детальный самоанализ по этому вопросу. Конечно, нетрудно было понять, что почти все эти квазимистические переживания и разборки имели тесную психологическую связь с моими исходными семейными конфликтами и претензиями матери на подавляющее лидерство, которое мне как мужчине невозможно было принять. Впрочем, в нечто безымянно-запредельное я не просто верю по сей день, но и постоянно с ним общаюсь, чего не скажу о матери, так что история вовсе не ограничивается подростковой психологией.
Я пустил тьму внутрь себя, но и ей тоже пришлось принять меня. Ее имманентная непрерывность была нарушена. Теперь я тоже мог обнять ее, мог цепко ухватить и сжать до боли. Осознание собственной силы полностью уничтожило страх. Хотя это произошло не сразу.
Я выходил ночами в ближайшую лесопосадку и обращался к темному нечто с вызовом. В отдалении от городских огней безмолвное дыхание тьмы было почти осязаемым. Мой разум был абсолютно чист. Я сразу понял, что какая-либо ритуализация таких практик дает слишком много ложных переживаний, имеющих в основе лишь психологию. Любые «усилители восприятия» наркотического характера также слишком часто уводят как раз не в ту сторону. По этой же причине я всегда крайне скептически, даже иронически относился к разного рода коллективным практикам, в итоге заканчивающимся банальным самогипнозом. Я отмел все лишнее. Самым трудным было отмести свои же мысли. Именно они порождали чудовищ.

До сих пор помнится тот «коридор ужаса» сквозь лесополосу, которым я ходил на дачу, намеренно выбирая самое темное время. Это была тропинка, прорезавшая плотную стену деревьев, которые над ней смыкались кронами, образуя почти тоннель. Не очень и длинный, метров сто максимум. Но в середине его в безлунную ночь образовывался стопроцентный мрак, чуть ли не вязкий на ощупь. Разглядеть пальцы на своей вытянутой руке было невозможно. Лишь два еле заметных более «светлых» пятна - впереди и позади - указывали, куда следует двигаться. Я никогда не брал с собой фонарь. Старался сосредоточиться на входе и выходе и просто идти вперед, ни на что не отвлекаясь. А это как раз очень непросто, если принять во внимание, что тебе только лет десять, твоя голова забита кучей мистического хлама, да еще есть вполне достоверная информация о каком-то недавнем убийстве почти в этом самом месте, и все родители в округе при каждом случае норовят припугнуть своих чад, чтобы те лишний раз не болтались на улице допоздна. Одна-единственная предательская мысль в середине этой тьмы в тот же миг привлекала толпы монстров на любой вкус.
Но в тот период я уже не пытался уходить от темы обозначением своей принадлежности к чему-то отличному от этой тьмы, убегая в чисто житейскую человеческую область. Нет, я действительно допускал, что набежавшие монстры могут растерзать меня. И тогда я нанес свой ответный удар, просто представив, как я сам могу растерзать всех их. Благо мое богатое воображение позволяло мне все что угодно.

И вскоре всякие кошмары такого рода прекратились. Хотя я иногда ощущаю присутствие чудовищ рядом по сей день. Но теперь мне достаточно сказать про себя «Цыц! Пошли вон!» - и они исчезают. Нет, скорее прячутся по углам. Мои маленькие монстрики. Знают ведь: если поймаю, то просто убью нахрен. Аминь.