При исполнении обязанностей

Писателю, живущему в Москве, жить очень легко. В смысле творчества, разумеется. То есть, ничего выдумывать не надо.

 Вышел на улицу, воспользовался городским транспортом, посетил культурное мероприятие (магазин, рынок, выставку, театр), погулял, пообщался с прохожими – и рассказ готов.

 По всем требованиям жанра: и контрасты есть, и столкновения героев, и драматическая ситуация. Это – присказка.  Вот и сам рассказ:

Теребилова за свои пять лет болезни до изнеможения насиделась дома; ей уже не верилось, что когда-нибудь она снова сможет прогуляться по любимой Москве своими ногами.

 В конце концов, Теребилова перестала питать иллюзии и убедилась, что на ноги свои рассчитывать придется еще не скоро, пришлось смиряться, и отправилась она в путешествие на коляске.

 Была середина марта две тысячи пятнадцатого года. Снег всю эту зиму лишь производил впечатление своего чисто символического присутствия,

 и к несказанной радости дворников, в марте асфальт был уже полностью чист, лишь во дворовых палисадниках землю все еще покрывала ледовая корка в виде тоненького панциря, напоминая, что зима не кончилась.

Однако температура за окном была уже предвесенней, совершенно не характерной для марта. Градусник осмелился подняться до плюс восьми. Было тепло и солнечно.

Это обстоятельство и вдохновило нашу Теребилову прокатиться по Москве. К этому времени в Третьяковской галере, что в Лаврушинском переулке, в инженерном корпусе, открылась выставка художника Федотова.

На нее-то Теребилова и помчалась. Первый этап – подъезд – остановка – прошел весьма успешно.

 Попутчица-девушка докатила Теребилову до угла, то есть выкатив на Кутузовский проспект, а там – склон, и Теребилова без посторонней помощи преодолела участок от угла дома до остановки.

Троллейбус сорок четыре прибыл быстро. Водитель оказался знакомым, несколько дней назад он уже возил Теребилову.

Как и в первый раз, водителю не хотелось покидать свою кабину в надежде, что Теребиловой помогут пассажиры. Но на этот раз пассажир был только один - маломощный пенсионер. Водитель нехотя вышел из кабины, Теребилова поздоровалась:

- Здравствуйте! Это опять я! – радостно сказала Теребилова.

- Что ж Вы мотором-то не обзавелись?  - с недовольным упреком  пробормотал водитель.

- Ну, извините! Пока не получилось! – Теребилова искренне и с сожалением извинилась, что пришлось водителя побеспокоить.

 Конечно, лучше иметь свой мотор и никого не беспокоить! Кто с этим спорит?

Водитель откинул пандус троллейбуса, пассажир вкатил Теребилову, и – поехали.

Всю дорогу Теребилова  обсуждала с пассажирами, где ей лучше сойти, чтобы пересесть на шестой автобус или тридцать третий троллейбус, чтобы оказаться в Замоскворечье.

Пассажиры активно помогали. Одна милая женщина нашла маршруты в своем айфоне. Дружно решили, что лучше Теребиловой выйти на Кропоткинской, и пересесть на тридцать третий.

На шестом автобусе тоже можно доехать до Балчуга, но от Ударника, где останавливается тридцать третий, попасть в Лаврушинский гораздо ближе и удобнее.

Только все усилия добрых людей были напрасны. Доехав до Гоголевского бульвара водитель вдруг окликнул Теребилову, засмотревшуюся в окно.

- Женщина! Выходите! Нет там никакого тридцать третьего! – Теребилова обернулась и застыла на миг у удивлении: в открытых дверях троллейбуса стоял водитель и уже откинул пандус.

Оставалось только повиноваться. «Ладно, дождусь шестого автобуса. Только вот с пандусом ли он?»

Шестой автобус оказался сверхкомфортабельным. И водитель весьма добродушен. Все хорошо. Только остановку у Ударника из-за стройки отменили, и шестерка проехала до Балчуга.

 Теребилова высадилась, автобус уехал, и она осталась одна. Как теперь до Лаврушинского добираться?

Это оказалось дальше, чем она предполагала. Никого. Что делать? Покатила сама. Трудно.

Наконец, удалось остановить летевшего мимо молодого человека. Молодой человек сразу согласился помочь.

Теребилова выяснила, до какого места он может ее докатить. Молодой человек торопился на деловую встречу у памятника в скверу. Это было по пути.

Доехали до максимально возможной точки. Теребилова и молодой человек любезно распрощались. Теперь предстоял мост, и невероятно крутой  - самым настоящим коромыслом.

Одной точно не одолеть. На счастье шли отец с подростком сыном, согласились помочь. Доехали до вершины моста, далее – крутой спуск. Теребиловой стало жутковато.

- У вас тормоза есть? – сообразил «толкающий».

- Есть!  - обрадовалась Теребилова, зафиксировав колеса коляски немного ослабшими тормозами, благодаря чему коляска двигалась на маленькой скорости.

 И потихоньку-полегоньку благополучно добрались до мостовой. Теребилова перевела дух.

Но жажда попасть в Третьяковку у нее не иссякла. Отец с сыном распрощались с Теребиловой.

Теперь Теребилова была почти у цели – перед нею простирался Лаврушинский переулок, довольно длинноватый.

То есть не три и не пять метров. Шла семья приезжих: муж, жена, дочка-подросток и еще одна женщина. Они торопились, но Теребилова успела их окликнуть.

Теперь уже Теребилова ехала с чувством победы:  сейчас перед ней предстанет Третьяковка.

И она – эта милейшая Третьяковка! - наконец предстала перед взором нашей неутомимой путешественницы во всем своем архитектурном очаровании и кротким

свидетелем прошлой счастливой жизни, когда маленькая Теребилова приходила сюда со своей теперь уже почившей мамой и здравствующей и по ныне старшей сестрой.

Мужчина любезно подкатил Теребилову к стеклянным дверям инженерного корпуса. Тишина, никого. Теребилова испугалась, открыто ли?

Но тут дверь открыла высокая белокурая молодая женщина в форме полицейского, с пилоточкой на голове и в бронежилете.

- Вы на Федотова? – спросила она.

- Да!

- Заходите! – полицейская помогла Теребиловой вкатиться.

Теребилова уже видала женщин в бронежилете. «Представляю, если этой красотке придется вступить в единоборство за Третьяковку!.. Почему в единоборство?

Потому что больше ничего военизированного в округе не видать. Нет! Дама точно отобьётся!

Горе, неминуче горе поджидает врагов, осмелившихся напасть на нашу горячо любимую Третьяковскую галерею!»

Теребилова оказалась в просторном и уютном фойе инженерного корпуса. Гардероб, касса, контроль – как и в советские годы, все те же любезные бабушки-пенсионерки.

От них веет радушием и добротой, они рады каждому приходящему, как будто мы приходим к ним в гости, в их одинокую старость.

А с какой удалью и достоинством  они держаться! Да нет, какие они бабушки? Старушенции высший класс!

Выставка не пустовала, приходили и уходили пенсионеры и пенсионерки – московская интеллигенция.

Эта молчаливость, внутренний покой и сосредоточенность в себе сразу привлекли острое внимание Теребиловой. Контроль.

Две старушенции на страже входа на выставку. Она из них решила воплотить свои обязанности, увидев Теребилову без сопровождающего.

- Ирина Николаевна, я пойду, провожу! – сказала старушенция своей напарнице. Но та была чем-то своим увлечена и не слышала.

Провожатая повторила фразу. Та снова не отозвалась. Наконец, провожатая дотронулась до Ирины Николаевны, та вздрогнула.

- Я пойду, провожу! – третий раз сказала контролерша.

- Да, хорошо! – наконец-то добились ответа.

Она нажала кнопочку лифта, и вкатила Теребилову в него, хотя Теребилова могла благополучно вкатиться и без посторонней помощи.

Но отказывать в удовольствии другому человеку исполнять свои обязанности было не в правилах Теребиловой.

Вот он, вот он – Федотов!

- А основная экспозиция у нас здесь! – провожатая указала на восемь белого мрамора ступенек, ведущих в зал, где затаилась основная экспозиция. Теребилову охватили чувства.

«Зачем они хвастались, что в инженерном корпусе все оборудовано для инвалидов-колясочников?

Беспрепятственный вход в фойе и лифт – это большой сдвиг во внутреннем убранстве современного выставочного зала.

Но "какого лешего" приляпали эти ступеньки? Неужели без этих ступенек нельзя было сделать вход в зал?» Теребилова малость подрасстроилась.

- А «Сватовство майора» где? – в надежде на чудо поинтересовалась Теребилова.

- Вот здесь, в основном зале! – невозмутимо ответила провожатая, продолжая указывать рукой на восемь ступенек белого мрамора, ведущие вверх.

После короткой паузы они распрощались, провожатая направилась в лифт, а Теребилова отправилась преодолевать восемь ступенек белого мрамора.

Двое мужчин нашлись быстро, они подняли Теребилову и «процессия» двинулась вверх. Мужчины оказались слабенькими.

Теребилова, с большим трудом перебирая ногами, преодолела эти восемь белого мрамора, уже не думая о том, как она будет сползать обратно.Отдышалась.

Подошла смотрительница.

- Давайте я вас повожу! – предложила она с намерением исполнять свои обязанности видя, что Теребилова в единственном лице без провожатого.

 Видимо такое наблюдалось впервые на ее веку, потому что все инвалиды приходят на выставку с сопровождающим.

- Спасибо, не надо, я сама! – устало ответила Теребилова.

- Да все равно подвигаться надо! – возразила смотрительница.

- Хорошо, повозите!

Теребилову подкатили к картине. Тут она поняла, что  ей надо застревать у каждой картины надолго.

- Вы знаете, я лучше сама, потому что мне надо долго всматриваться, подумать хочется. – вообще-то Теребилова любила одиночество.

Смотрительница отошла.  Теребилова действительно подолгу останавливалась у каждой картины.

А увидев эскиз «Бродячие артисты» - группа из четырех человек плюс две собачки и вовсе достала из сумки свою рабочую тетрадь за бывшие когда-то девяносто шесть копеек, то есть с альбомный лист формата «А-четыре», и принялась перерисовывать.

Рисовала долго, почти что поучилось.  Понравилась композиция и разные характеры.

 Полтора часа Теребилова рассматривала основную экспозицию. Наконец, осмотр закончен, и Теребилова оказалась на площадке, перед ступеньками белого мрамора, теперь уже ведущие вниз.

Теребилова устала, плохо себя чувствовала и точно знала, что такой же демарш, как вверх, у нее не получиться.

Прошла группа зрителей – четыре девушки и один юноша. «Один – это мало.» - думала Теребилова.

- Как же вы спускаться будете? – поинтересовалась та самая любезная смотрительница.

- Вот, один молодой человек уже есть, надо второго найти, - ответила Теребилова.

- Но он же пришел выставку смотреть! – как бы между прочим заметила любезная смотрительница.

Теребилова  промолчала. И ничего в душе ее уже не «ёкнуло», как это бывало обычно в начале ее болезни, когда она еще пусть плохо, но все-таки на костылях ходила.

Чего только выслушать не пришлось! Теребилова окликнула двух женщин «внизу», которые направлялись в следующий зал, и попросила  найти двух мужчин.

 Помощь не замедлила прибыть. Мужчины оказались сильными, стащили Теребилову со ступенек прямо в коляске, и ей не пришлось вставать  на непослушные ноги.

Теребилова не верила в свое счастье. Второй зал, то есть начало осмотра. Портреты, эскизы, карикатуры про маленького гения.

Очень мило, все по-доброму. Невероятный профессионализм Федотова восхищал. Остановилась у портрета одной молодой дамы.

Невозможно оторвать взора от красоты, благородства, внутренней силы этой женщины девятнадцатого века.

 «Такое лицо в наше время невозможно встретить. Великий подвиг совершили наши предки-художники, запечатлев в работах своих современников, которых они знали, с которыми общались каждый день.

Завидно! Вот бы с этой милой дамой подружиться. Право же, нам было бы о чем поговорить!» - размечталась Теребилова.

На следующий день Теребилова узнала, что там был еще третий зал. Теребилова сокрушалась, но не долго.

 Не могли эти бдительные  смотрительницы подсказать ей. Да, впрочем, Теребилова и на осмотре второго зала очень устала.

Ладно, не посмотрела, так и ничего страшного. Каталог есть. Все равно, выставка Федотова оставила неизгладимый след в ее душе.