В заросли за хворостом!

  ПРЕДИСЛОВИЕ.  Восьмого марта это произведение в течение часа прочитали пятьдесят восемь читателей под номерами. Кто-то нашел его в рубрике о военном детстве и дал ссылку. Модераторы тоже не могли объяснить, кто это организовал. Я подумал: может быть нашим авторам текст тоже покажется интересным? Приглашаю к чтению!               
                Но даже и труд обернется сначала
                к Ванюше нарядной своей стороной…
                Н.Некрасов.
Кристина раскраснелась, румянец покрыл ее щеки. Она глубоко дышит, и пар от ее дыхания постоянно виднеется в морозном воздухе. Она рубит хворост в забоке* за рекой для отопления своего родного дома. Занятие это не из легких. Тальник, крушина черная и крушина белая где на полметра, а где и выше занесены снегом. Прежде чем срубить очередную хворостину, нужно пробить к ней тропинку в снегу, раскидать вокруг снег и притоптать его, чтобы срубить под самый корень. А потом срубленный хворост отнести к конным саням и подать братишке.

Хворост – единственное топливо в доме. Им отапливается почти вся деревня. Высокие и толстые кустарники, достигавшие в высоту до четырех метров, давно вырублены. Остались тонкие, невысокие. Но и они годятся для отопления.

Дома хворост рубят на куски размером сантиметров по сорок – чтобы укладывать в печь над колосниками.  Сначала поджигают заранее высушенные, оставленные на ночь на той же печи расщепленные палочки. Сверху, когда они разгорятся, на них кладут нарубленный сырой хворост. Он покрывается влагою, потом, нагреваясь, начинает шипеть и изрыгать из торцов влажную пену. Торцы еще выплевывают влагу, а средина палок уже горит! Удивительное сочетание горящего и сырого! Но, чтобы добиться такой гармонии топлива, нужно научиться топить печь сырым хворостом, довести это умение до искусства!

Афанасий знает уже, как укладывать хворост, чтобы воз не развалился и чтобы нагрузить на сани как можно больше. Одни хворостины он кладет комлем вперед на уровень головок саней. Другие – на расстояние метр-полтора от них, чтобы занять все розвальни. При этом топчется по хворосту, уплотняет. Постепенно поднимается все выше и выше. Вот уже он стоит выше лошади.

 «Интересно», - думает он. - «А тот «мужичок с ноготок» из  стихотворения Некрасова, который «лошадку ведет под уздцы», - он тоже хворост на воз укладывал? Вряд ли. Он еще дошколенок». 

   Сестра у него работящая, постоянно трудится на колхозной ферме. Поэтому и подводу ей дают. Иначе не допросишься. Многие привозят топливо на себе, впрягаясь в салазки. В апреле сорок пятого года Кристине исполнится восемнадцать, но она уже давно считает себя взрослой и ни в чем не уступает семейным колхозницам. Парень ее, Иван Прозоров, ушел на войну в первые дни. Присылал письма, писал, что тоскует, что скоро вернется, и они поженятся. Но год назад мать Ивана получила похоронку.

«Смешной этот Некрасов! – размышляет Афанасий. – Сам же пишет: «Я из лесу вышел. Был сильный мороз». Из лесу вышел, а пацана спрашивает: «Откуда дровишки?» Обхохочешься! Обидел он мальца, надсмехаться вздумал. «Здорово, парнище!» Подчеркивает, что уж очень он мал. А тот, хоть и крепостной, деревенский, и видит, что перед ним барин, но не растерялся, ответил дерзко: «Ступай себе мимо!» Барин рассердился и решил взять ребенка на испуг. И строго так говорит: «Откуда дровишки?» От удивления малыш даже замедлил шаг и с ехидцей ответил охотнику: «Из лесу, вестимо! Отец, слышишь, рубит? А я отвожу».

Афонька расшифровал ответ примерно так: «Ты дурак, что ли? Из лесу вышел, слышишь стук топора, видишь перед собой хворосту воз, а задаешь такой вопрос?»

 Афанасию в октябре будет десять лет. Считай, половина мужика. Он так и ведет себя, как мужик, хоть еще и половина. За коровой ухаживает, дрова для голландки рубит, двор от снега очищает, все, что ни скажет мать, выполняет. И в школе неплохо учится. А сейчас вот укладывает хворост. Мороз пробирает его, не дает остановиться. «Ему хорошо: «В больших сапогах, в полушубке овчинном, в больших рукавицах!» А у нас, если есть в хозяйстве колхозника три овцы, то к весне нужно сдать пять шкур! Не из чего полушубок сшить! Ходи в старой  фуфайке».

Сначала воз раскладывал широко, даже шире, чем сами сани. Теперь же, когда поднялся метра на полтора или даже выше, стал сужать его, чтобы завершить. Ничем не закрепленный хворост пружинит, колеблется под ногами.

«У пацана отец хворост рубит. И в лесу. А у нас девушка и в забоке, в которой скоро одни пеньки останутся».

Афанасий вспомнил рассказ учительницы о порядках, которые были в России, когда писалось это стихотворение. Крепостным крестьянам, хоть деревня стояла у самого леса, барский лес трогать не разрешалось. Крестьяне могли рубить себе на топливо только хворост, да и то лишь по воскресеньям. Вот и старался отец семейства нарубить как можно больше хвороста в воскресный день. Не первый, судя по ответу «мужичка», воз он нарубил. «А я - отвожу» - отвечал тот.

 Барин снизошел до нужд крестьянина, чем и гордится. И стихотворение поэтому написал, чтобы похвастать, какой он добрый! Спросил: «Семья-то большая?» И услышал в ответ: «Да два человека всего мужиков-то: отец мой, да я».

А в семье Афоньки он один - мужик. Отец – инвалид войны, у него руки покалечены. Старший брат направлен на учебу в производственно-техническое училище. Стране нужны специалисты, вот и дали ему справку на выезд. Вообще-то крестьянам выезжать из села запрещалось. Говорят, что еще в 1937 году вышло какое-то постановление. Хоть уже и советские люди, и давно колхозники, а паспортов у них нет. А без документа куда выедешь?

Из трудоспособных в семье - только мать да старшая сестра Кристина. «Сестра – слышишь – рубит? А я – на возу!» - сочинил Афонька. И вдруг ему показалось, что под его весом воз клонится на сторону и вот-вот свалится набок. Это же сколько работы пропадет! Укладывать придется все заново. Не дожидаясь, когда это произойдет, он, не отталкиваясь, чтобы не сделать еще хуже, нырнул в снег рядом с возом. Летел вниз головой, но выставил руки. Встал, отряхиваясь. Сестра без слов поняла, в чем дело, и похвалила его.

Перекинули и завязали веревки. Потом еще закрутили их при помощи палок. Хворост и сани теперь стали как одно целое. И отправились в путь. Предстояло переехать через речку Алей, берега у которого очень высокие и крутые. Есть напротив села относительно пологий песчаный спуск. Но именно относительно. Если съезжать с него прямо, то никакая лошадь не сможет сдержать воз, даже если она будет упираться всеми четырьмя ногами. А если под напором воза пустится в галоп, то споткнется и разобьется. Ехать приходится наискосок. Поэтому сани наклоняются в сторону речки и грозят перевернуться.

Кристина взяла лошадь под уздцы, чтобы она не вздумала бежать под горку, а Афонька изо всех сил стал подпирать воз плечом. «Пацану хорошо – на горку, да и село рядом. А тут аж позвоночник хрустит». Но нашлась какая-то кочка под левым полозом саней, и воз выровнялся. Иногда сани шли юзом и попадали в накатанную колею. Медленно, но уверенно сестра с братом преодолевали эти злополучные сто с лишним метров, пока не выехали на лед речки. Теперь стало легче. Подъем в село не так крут, хоть и затяжной. Воз для лошади посильный, но и Кристина, и Афанасий взялись с двух сторон за оглобли и помогают. Так и въехали в село. А там и дом недалеко! Дрова прибыли! Недели на две топлива хватит! 
Забока* - заросли кустарников по берегам водоемов в пойме реки.