Корни. Татьяна. Глава 1

          Татьяна была очень долго ожидаемым и очень желанным ребёнком в семье. Она очень и очень любила своих родителей, а потом и маленького братика. Всегда охотно, без какого-либо принуждения возилась с Мишей. Лучше всех остальных, даже мамы, умела и успокоить, и утешить его, когда вдруг с ним случалась какая-либо детская неприятность, в виде счёсанных об камни коленок или мокрых штанишек, которые он хотел бы скрыть от взрослых. Танечка долгое время считала себя самой счастливой девочкой на свете, ведь у неё такие красивые мама и папа, они так любят её, как никого вообще нигде и никогда! Но потом вдруг стала замечать, что всё-таки к брату мама относится не совсем так, как к ней самой… Не то, чтобы она перестала её любить, это было бы равносильно смерти или предательству, но уж слишком часто из маминых уст звучали не совсем добрые, к ней обращённые, слова: «Ты уже взрослая, стыдно так себя вести! Прекрати немедленно плакать! Что за пример ты подаёшь Мишеньке?» А она вовсе не хотела и не подавала ему никакого примера, а плакала от того, что ей было обидно, что мечтала о том, чтобы мама просто обняла её, как делала это раньше, прижала к себе и, заглянув озабоченно в глаза, спросила: «Что случилось, хорошая моя?» Просто погладила бы по голове… и хотя бы иногда, но поцеловала так, как каждый день целует своего ненаглядного Мишеньку… Увы… увы… Папа – да, бабушка Лиза – да! Даже Мишка… Но не мама…

          Почему всё складывалось так знали только Небеса… Казалось бы, девочка должна быть ближе матери, но не в этом во случае, не в этой семье… И в результате Татьяна замкнулась… Не возненавидела, нет! Но ушла в себя, перестала выпрашивать и каплю внимания к себе, особенно со стороны матери… Она не бунтовала, как, к примеру, повела бы себя та, попади она вдруг в подобную ситуацию, нет… Ходила в школу, где хорошо, пусть и без каких-то особых успехов и достижений училась, возилась с братом, обучая его алфавиту, читая ему сказки, которые он мог слушать весь день, помогала по дому… Но когда вдруг ей бывало и горько и обидно, впредь уже никому не показала даже крохотной слезинки, рано научившись скрывать свою душевную боль… Говоря современным языком, девочка соорудила вокруг себя непроницаемую стену, культивируя самый настоящий комплекс неполноценности, сделав однозначные выводы, что она, и только она, а не кто-то иной, виновата в том, что к ней относятся так, как относятся, считая себя много хуже, чем была на самом деле. Тане не казалось, она была твёрдо убеждена в собственной никчёмности, незначимости, второстепенности и непригодности…

          И каждый следующий день приносил ей однозначные тому подтверждения: что бы она ни сделала, что бы не произнесла, за что бы не взялась – всё тут же порицалось и даже высмеивалось… Может быть, на самом деле всё было не так уж и однозначно плохо, может быть, не замкнись она, умей улыбнуться над чем-то в самой себе, будь немного попроще, что-то сложилось бы и по-другому, не было бы так, как оно было… Но, как говорят, из песни слов не выбросишь… Вот почему, когда пришли просить её в няньки, как она решила про себя, Танечка в свои одиннадцать лет с неожиданно взрослой решимостью и без вздоха сожаления повернулась спиной к своей прошлой, ещё такой коротенькой жизни, и ушла, не обернувшись, вложив крохотную ладошку в руку совершенно чужого и незнакомого ей человека…

          Что-то говорил, прощаясь, отец, плакала и целовала её лицо мать… Но Таня не воспринимала всерьёз их печаль, не соединяла её с тем, что они расстаются с нею… Она им не верила…

          - Слёзы… это так, чтобы соседи не осуждали… А сама, небось, радуется, что освобождается от меня… - думала про себя девочка, отворачиваясь от проявлений такой уже ею забытой нежности со стороны мамы – Целуй теперь своего Мишку сколько хочешь!

          Вот отца было немного жалко… Но и он, такой же, как мать…

          - Повезло мне! Хорошо, что я уезжаю! Всё сделаю для того, чтобы как можно дольше не возвращаться сюда! - плескалась радостной волной мысль в совсем ещё детском её уме…

          Но Татьяне и на самом деле очень и очень повезло на том отрезке жизненного пути! Семья, в которой ей предстояло жить, была весьма и весьма уважаемой в определённых кругах, конечно! Он – известный врач, хирург в весьма престижной клинике Москвы, который кроме врачебной практики, вёл ещё и преподавательскую работу, обучая студентов тонкостям своей совсем не лёгкой, но такой необходимой профессии. Очень порядочный и интеллигентный человек, еврей по национальности, о чём Таня долгое время не знала, но даже и тогда, когда узнала, это ей ни о чём не говорило вовсе. Человек как человек… Умный, начитанный, знающий ответ на любой вопрос, ни разу не отмахнувшийся от её возникающих подчас весьма неожиданно каких-то сложностей, не единого раза не повысивший голоса на кого бы то ни было. Его жена, Наталья Ильинична, всё время чем-то болела, постоянно принимала какие-то лекарства, много лежала, читала, или вязала на спицах, к чему со временем приобщила и Таню. Добрая, милая, очень приветливая женщина, которая сразу же, с первых дней, стала называть её дочкой, вовсе не заставляя обращаться к себе как к маме:

          - Танечка! – говорила она – Пойми меня, девочка моя! Я так хотела, чтобы у меня была дочка… Не получилось… Но ты совершенно не обязана называть меня мамой: у тебя есть мама, и дай ей Бог здоровья на многие годы! Просто мне так проще… Ты, надеюсь, не будешь против?

          - Нет! – пожала плечами девочка – Я буду к вам обращаться по имени и отчеству, хорошо?

          - Как тебе будет угодно!

          В общем, нежданно – негаданно из простой деревенской девочки наша Танечка в одно мгновение ока превратилась чуть ли не в сказочную принцессу, которая живёт в волшебном замке со множеством комнат и слуг… Слуг, правда, было всего двое и те приходящие: одна женщина наводила во всём доме порядок, а также стирала и гладила бельё… Эта женщина являлась через день, молча делала своё дело и уходила, мало с кем и когда разговаривая вообще: спросят – ответит… А вот другая, та, что была здесь поваром и готовила всем очень вкусную и разнообразную еду, Анечка, как её все звали, приходила каждый день и даже иногда оставалась ночевать, что для детей, и Танюшки и маленького Костика, было настоящим праздником! Почему? А потому, что в этом случае она обязательно пекла им их любимые пирожки с курагой, разрешая даже помогать ей на кухне! А потом долго или читала, или что-то рассказывала, но так интересно и забавно, как не прочитаешь ни в какой настоящей книжке!

          Костику было на два года поменьше, чем Мишеньке, по которому Танечка неожиданно для себя теперь страшно скучала… Это был такой типично интеллигентный мальчик из еврейской семьи, рано узнавший и понявший, что такое хорошо и что такое плохо, что можно, а что ни в коем случае… К нему приходили учителя на дом, один из которых учил ребёнка языку предков – идиш, а другой игре на маленькой скрипочке… И то и другое он просто ненавидел и наивно всякий раз прятался в одно и то же место, под стол, в надежде на то, что вот в этот раз его там точно не найдут… Но, конечно же, его тут же находили, извлекали и он, после получасового рёва, смиренно шёл в папенькин кабинет исполнять то, что от него требовалось… Эта каждодневная «процедура» весьма сильно действовала его русской маме на нервы, но она вынуждена была всякий раз терпеливо уговаривать своё чадо, угрожая ему тем, что вот сегодня-то она непременно всё расскажет папе, не единого раза не исполнив своего обещания… Но вот что было удивительно, Костя всякий раз ей верил и сразу, как только произносились эти самые магические слова, смахивал ладошкой слёзы и шёл заниматься…

          Москва… Что такое «Москва», Таня, конечно же, знала, потому, как уже закончила там, в Лучках, четыре класса общеобразовательной школы. Москва – столица нашей Родины! Столица – главный город надо всеми городами и деревнями России. Вот, что такое село или деревня ей объяснять было не нужно… Но, что такое город? Город вообще, не говоря уже о главном, если самый высокий дом, который она видела до этого – бывший барский, в котором теперь помещалась её школа, был всего в два этажа, но казался таким огромным, что в первое время ученики плакали не вдруг находя из него выход…

          Маленькая деревенская девочка волею судьбы вдруг оказалась словно бы на другой планете, в совершенно другом мире, в котором было непонятным всё, начиная с поездки на поезде, который до этого видела только на картинке в учебнике, до той же самой железной дороги, по которой он ехал… Пугал даже размеренный перестук колёс на стыках под вагоном: ей казалось, что вот сейчас всё непременно разломается, рухнет, и они погибнут так никуда и не доехав… Несчастное её сердечко сжалось в сердитый комок и отказывалось даже трепыхаться… Девочка про себя уже тысячу раз прокляла свою решимость и согласие ехать куда бы то ни было, ругала себя за ту лёгкость, с какою оставила привычный и знакомый до мелочей мир и свою ворчливую, но вот теперь, издалека, самую-самую любимую мамочку на свете… Но вот если бы у неё спросили: может, пока не поздно вернёшься обратно? Однозначно сказала бы: нет! Хотя уже твёрдо решила, что самое позднее, чем через месяц попросит, чтобы её отвезли домой! Почему не сразу? А потому, что очень хотелось посмотреть и не только Москву, а вообще… Какой он вообще, мир-то? Как в нём живут люди? То, что они одеваются не так, как в деревне, Таня заметила сразу и не потому, что на неё оглядывались, а потому, что она оглядывалась на всех!

          Первыми и самыми сильными впечатлениями по приезду в столицу было человеческое столпотворение… Такого количества людей и сразу в одном месте детский её ум никак не мог ни вместить, ни даже представить… Казалось, что все эти люди вдруг ни с того, ни с сего ослепли и потеряли нужное им направление, забыли и не могут теперь определить куда им двигаться дальше, и потому бестолково метались из стороны в сторону, натыкаясь и сталкиваясь друг с другом… С ужасом, граничившим с паникой, она вдруг почувствовала, как становится одной из них… Быстро посмотрев на своего спутника, с удивлением увидела, что тот был совершенно спокоен, уверенно продвигался вперёд, увлекая за собой и не выпуская её ладошки из своей крепкой руки… И тогда она успокоилась, доверившись ему настолько, что просто стала смотреть по сторонам широко распахнутыми голубыми глазами…

          На стоянке возле Курского вокзала их ждал личный автомобиль с шофёром. Автомобиль! Такой красивый, настоящий, тёмно-серого цвета! От восторга, удивления и ещё чего-то необъяснимого вовсе, её губы сами собой раскрылись в совершенно глупой улыбке, которая, как приклеилась к ним, не желая уходить. Хотелось потрогать, погладить… Хотелось… Таня уже и сама не знала чего ей больше всего хотелось в тот момент… Вдруг шофёр вышел из машины и распахнул перед нею заднюю дверцу, предлагая тем самым сесть на необыкновенно красивое бархатное сиденье вишнёвого цвета… Обтерев о подол неожиданно вспотевшие ладошки, она неуклюже нырнула внутрь, дверца захлопнулась, заработал мотор и машина не поехала, поплыла в потоке таких же автомобилей, как сама…

          А вокруг была - Москва! Огромная, просторная, непостижимая… Сколько они ехали? Может, час, а, может, и больше… Всё слилось перед глазами в какой-то пёстрый, мелькающий всевозможными красками водоворот, который настолько утомил, ошеломил и перепугал девочку, что она находилась уже на самой грани обморока, когда, наконец-то, перед одним из домов машина остановилась… Выйти самостоятельно у неё не получилось: мир стремительно вращался перед глазами и очень, просто невыносимо как, впервые в жизни, тошнило… Зажимая обеими ладошками рот, боясь испачкать эту сказочную карету, которой представлялся ей автомобиль, она сделала несколько неуверенных шажков на противно дрожавших ногах к какому-то кусту, сразу же выбросив под него всё содержимое своего желудка… Испуганный спутник стоял тут же, за её спиной, поддерживая за плечики и время от времени вытирая побледневшее личико платком…

          - Танечка! Деточка! Да, что же это с тобою? – страдал он вместе с нею – Ведь, я даже представить себе не мог, что так может быть… Ну, как тебе хоть немного получше? Можешь сама идти или тебя понести?

          - Нет! Я сама! – проговорила она, посмотрев ему в лицо – Я сама!

           - Точно?

          - Да, мне уже лучше! Голова совсем не кружится… Где мы?

          - А вот, посмотри сюда! Вот в этом доме ты теперь будешь жить вместе с нами, конечно! – указал она на один из многих стоявших в ряд совершенно одинаковых домов такой высоты, что когда девочка подняла голову, чтобы взглянуть на его крышу, то ей показалось, что та находится где-то даже выше медленно проплывающих облаков…

          - Ой, да как же я его отличу-то от других? Они же совершенно неразличимые вовсе…

          - Ну, с этим ты быстро справишься, уверяю тебя! – засмеялся мужчина – Привыкнешь! Это только поначалу так, а потом ноги сами дорогу запомнят!

          - Да?! – неуверенно протянула она, посмотрев внимательно вниз на свои ноги – Ну, не знаю…

          В подъезд вошли вдвоём (шофёр остался на улице), а там в какую-то маленькую, тесную, без окошек вовсе комнатушку, дверь тут же закрылась, а сама эта «комнатушка» вдруг задрожав, поехала вверх… От испуга вновь подступила тошнота… Он, взглянув на свою подопечную, поспешил успокоить:

          - Сейчас, через одну минутку лифт остановится! Потерпи чуточку!

          - Лифт… - мелькнуло новое слово – Вот эта клетка: лифт!

          И действительно движение скоро прекратилось и они вышли снова в подъезд. Там было четыре двери. Подойдя к одной из них, он нажал на какую-то белую штуку, прикреплённую к стене, и вдруг там, за дверью, словно запели птицы…
Это было так странно и удивительно, что Таня не поверила самой себе… Показалось?
 
          - Можно мне?

          - Что?

          - Нажать…

          - А зачем, нам сейчас уже откроют! – и вдруг сообразил, что обычный электрический звонок для неё нечто такое, о чём она прежде и догадываться не могла – А, впрочем, жми! - проговорил он и Таня, несмотря на то, что дверь уже гостеприимно распахнулась, нажала.

          Тут же раздалась приятная птичья трель, да такая радостная и настоящая, что захотелось рассмеяться и захлопать в ладоши!

          - Как это?

          - Я потом тебе всё объясню! Непременно! А пока – добро пожаловать, дорогая, в наше скромное жилище!