4. Баку, Душанбе

см. ФОТО:1. Памятник личному составу 8-й пдр в Болграде.Лично я с тех пор как его установили, считал и считаю, что он был той маленькой (или большой и жирной), точкой в конце всех бесславных дел горбачева. (фамилию пишу с маленькой не по ошибке).2,3,4.центральные площади Баку в те дни.



Смена командования дивизии.



       В марте 1989 года части дивизии возвратились в пункты постоянной дислокации.
Переброски десантников в Армению и обратно были настоящими операциями ВДВ и ВТА. Летчики работали безотказно и четко. С воздуха - шли в зоны бедствия. В бой за спасение людей. Они знали: военные надежны и сильны - а это свято.

  Но жизнь, в том числе и в дивизии, на месте не стояла. Командир, генерал – майор А.А.Чиндаров, свое в дивизии отслужил. Его отправили на учебу в академию генерального штаба. А на его место был назначен хваленый, и сейчас всем известный,  герой Советского Союза, полковник, В.Востротин. Весь личный состав, а в первую очередь офицерский корпус, почувствовал резкую перемену. Это примерно тоже,  как бы на смену Андропову, сразу же, без промежуточных вождей, пришел Горбачев.


          Чтобы закруглить мои воспоминания о генерале Чиндарове, забегу на несколько лет вперед. Следующая, и крайняя  моя  встреча с тогда генерал-лейтенантом, произошла случайно, аж в 1991 году. В Ферганской 105 ВДД. В аккурат 18 августа, накануне ГКЧП. Я был в курсе, что в дивизии прибыла с инспекторской проверкой комиссия со штаба ВДВ, под руководством заместителя командующего ВДВ, генерала А.Чиндарова.


        Два часа дня, выхожу со штаба местной дивизии. И направляюсь в военторговскую столовую на обед.  Я там тогда  холостяковал. Столовая находилась рядом со штабом.  Солнце в зените, жара,  как обычно в августе. Иду расслабившись, и тут из-за угла палисадника, мне на встречу выходит генерал Чиндаров, которого я уже не видел три с половиною года. Вижу что идет прямо на меня,  смотрит своим  неменяющимся взглядом из под лба, ухмыляется и протягивает руку.


-Начальник санитарно эпидемиологической лаборатории  дивизии, капитан Озерянин! Здравия желаю товарищ генерал-лейтенант! Представляюсь и здороваюсь я строго по уставу, подавая руку генералу. Мой любимый командир пожимает руку, а потом и обнимает меня. Ну надо же, я такого и не ожидал. Прошло почти четыре года, а генерал помнит какого то там старлея, крутится при этом у меня в голове. А бывший комдив начинает расспрашивать меня как я оказался здесь. Какие имеются проблемы. Чем он может помочь.


       Краем глаза я наблюдаю за всей Московской свитой, которая прибыла на проверку дивизии вместе с заместителем командующего. Они, вместе со всей дивизионной верхушкой замерли на высоком крыльце столовой. Стоят, ждут,  когда генерал наговорится с каким то капитаном, и никому неизвестным эпидемиологом дивизии. А генерал вовсе и  не торопится. Обстоятельно расспрашивает меня, что да как. Мне аж неудобно, что он уделяет столько времени моей персоне. Но я тоже стараюсь четко отвечать на все вопросы, и ни на что не жаловаться. Так принято в армейской среде. Ни в коем случае, через головы своего прямого начальства не жаловаться вышестоящему командованию.


      Наконец с пожеланиями успехов в дальнейшей службе, зам. командующего  ВДВ,  снова пожав  руку, отпускает меня на обед, а сам проследовал в штаб. Вся толпа томившаяся под жгучими лучами узбекского солнца, облегченно вздохнула и начала движение навстречу мне. Я постарался не особо привлекая внимание к своей персоне проскользнуть мимо них. Тем не менее все они просканировали мое тело насквозь, запоминая на всякий случай. Особенно было удивлено мое дивизионное начальство. Вот какой,  оказывается,  служит у них казачок! С  Чиндаровым он обнимается. Ну-ну. А на второй день было ГКЧП. И уже никому ни до кого не стало дела. Но все это я уже опишу еще не скоро. В отдельных, последующих  главах своего повествования.



         А пока что вернемся назад, в  98 гв. ВДД. На смену волевому и жесткому руководителю, который импонировал не только мне, но и большинству командиров и начальников, пришел мямля и розмазня. Мгновенно в дивизии возродилось повальное пьянство, разброд и шатание. На фоне финиша горбачевской «перестройки», и с приходом  на дивизионный «олимп», этого героя, у офицеров дивизии возникло ощущение безысходности и ненужности нашей службы.


    Я запомнил  только  одно,  тягомотное совещание под руководством этого Востротина. Посвященное все тому же беспробудному пьянству. С которым,  он  тоже якобы начал пытаться бороться. В течении часа, в огромном зале клуба 299 пдп,  что – то там бубнил невнятно себе под нос. И только одно предложения я тогда расслышал и запомнил. Что –то типа резюме: "Если кому то так уж сильно хочется выпить, - сказал полковник, - то вы купите ведро водки, закройтесь в квартире, выбросьте ключ на улицу через окно, и пейте,  сколько уж вам влезет."


         То есть нового командера, не волновало само пьянство, он очень боялся   его последствий, которые могли  наступить после злоупотребления. А затем,  соответственно,рикошетом, побеспокоить  и его "героическую" персону.
 – Ну вот, теперь понятно, кто пришел нами командовать.,- бубнили сидящие рядом со мною офицеры.
Так и пошло, командиры частей опустили руки. На работу нашей службы, по профилактике и предупреждению  заноса инфекции в части, мгновенно был забит большой и толстый болт.


      Тут же полезла всякая зараза. От грибковый заболеваний кожи ног, до уже призабытых гепатита и дизентерии. Мы продолжали контролировать, сигнализировать, Востротин писал на наших актах,  какие то сопливые резолюции. Никто на них не реагировал. Проблемы как снежный ком нарастали. Параллельно с инфекционной,  нарастала волна «эпидемии травматической».


      При отсутствии жесткого контроля и руководства, армейские хулиганы почувствовали вседозволенность. Челюсти, ребра и селезенки летели во все стороны. Я часто про себя вспоминал счастливые времена службы под руководством прежнего комдива. Но это были только воспоминания. Даже поделиться ими было  особо не с кем.


       Тут - то мне и стали поступать заманчивые предложения, от моего Московского шефа,  Солнцева. Сначала он предложил перевод на должность эпидемиолога, в Псковскую дивизию. И если бы я не был там в свое время на стажировке, то конечно, без сомнений бы согласился. Но когда вспоминал,  что там творилось в восемьдесят пятом году, когда вся дивизия лежала с гепатитом и дизентерией, то начал убеждать своего начальника что дождливый климат псковщины, мне после бессарабского солнца, противопоказан.
– Ладно, подыщем тебе,  что ни будь южнее. Пошел тогда мне на встречу,  эпидемиолог ВДВ.

      Завершение фазы полетов дивизии,  на юг СССР.


           А тем временем, после небольшого затишья, обстановка в Закавказье снова обострилась. Эпицентр событий вновь переместился в Баку. Масштабы развернувшихся событий превзошли все ожидания. В первых числах января был учинен разгром государственной границы на протяжении почти 70 километров, а в районах Астары и Пришипа она фактически прекратила существование. Затем начались массовые погромы, убийства и грабежи армянского населения Баку.
 

           С 12 января 1990 года вооруженным путем осуществлен захват власти в Ленкорани, Нефтечале и Джалилабаде. Через разрушенную границу в захваченных автомобилях международных перевозок из Ирана стали поступать оружие, обмундирование и боеприпасы. Под видом приграничных азербайджанцев в районы Джалилабада, Пришипа и Ленкорани прибыли группы иранских жандармов и стражей исламской революции, используя вывеску НФА, был создан штаб, боевые отряды и склады оружия. С 16 января началось блокирование воинских частей, военных училищ и городков проживания семей военнослужащих.


      Против органов МВД развернулся настоящий террор, и спустя несколько дней они были парализованы. 19 января НФА незаконно ввел в Баку чрезвычайное положение. Прекратили работу телевидение, предприятия, больницы, транспорт конфисковался. Въезды в город были блокированы, закрыты аэропорт и морской порт.


       Баку оказался полностью отрезан от страны, управление утрачено. Армия, попав в положение заложников, ждала ультиматума в свой адрес. По похожему сценарию развивались события и в Армении. 15 января 1990 года Президиум Верховного Совета СССР после детального изучения обстановки принял решение «Об объявлении чрезвычайного положения в Нагорно- Карабахской автономной области и некоторых других районах». В соответствии с ним ВДВ начали операцию, проводившуюся в два этапа.


     На первом этапе в период с 12 по 19 января 217 гв пдп был переброшен на аэродром под Баку, 299 гв пдп - в Ереван. На этом этапе активно велась разведка, ее данные анализировались, организовывалось взаимодействие, связь и управление. Всем частям были поставлены конкретные задачи и способы их выполнения, определены маршруты движения.


       Второй этап начался в ночь с 19 на 20 января одновременным внезапным вступлением десантных частей с трех сторон в Баку. Действия войск отличались высочайшим профессионализмом, быстротой и отсутствием потерь людей. Войдя в город, десантники «разрезали» его на части, изолировали основные очаги сопротивления, деблокировали воинские части и городки семей военнослужащих, взяли под охрану основные административные и экономические объекты.


        Оперативно оценив обстановку, выяснив тактику действий боевиков, командир принял решение развернуть борьбу с подвижными отрядами боевиков и снайперами. Были созданы мобильные группы по их захвату, которые, действуя расчетливо и профессионально, занимали и «очищали» от экстремистов дом за домом, район за районом. Выяснив основные места концентрации сил экстремистов, их штабы, склады и узлы связи, десантники с 23 января приступили к операциям по их ликвидации.
Вскоре был также ликвидирован пункт управления боевиками, размещавшийся в трансагентстве, освобожден аэропорт, на ряде предприятий предотвращено производство оружия и боеприпасов. Но что важно - в городе снова появился хлеб, бесперебойно пошла вода, заработало телевидение, почта, телеграф. Баку постепенно возвращался к мирной жизни.



      В начале февраля 1990 года стала осложняться обстановка в Душанбе и некоторых других районах Таджикистана. Уже имевшийся трагический опыт показывает, что непринятие именно решительных мер ведет к последствиям «закавказского типа». С 12 февраля в Душанбе начались бесчинства, начальным итогом которых за три дня стали 20 погибших, сотни раненых и изувеченных. Республиканское и городское руководство, органы МВД и командование гарнизона стали терять контроль над ситуацией. Важную самодеятельную акцию осуществили горожане, создав районные и уличные отряды самообороны из бывших воинов-афганцев. 14 февраля находившийся в Ереване 299-й гвардейский парашютно-десантный полк был поднят по тревоге и переброшен по воздуху в Душанбе, где  под  руководством командира  полка гв подполковника  Вознесенского С.В., с ходу приступил к выполнению задачи.

 

          Были взяты под охрану аэропорт, объекты пищевой промышленности, водозабор, объекты энергетики и нефтебазы, изолированы места формирования и пути движения бесчинствующих групп погромщиков, взяты под контроль транспортные магистрали, ведущие в город. В центральных газетах республики было опубликовано обращение воинов-десантников к душанбинцам, где, в частности, говорилось: «Уважаемые душанбинцы! По велению Родины мы, десантники, прибыли сюда, чтобы защитить вашу мирную жизнь. И сегодня выносим слова искренней благодарности за радушный прием, за то, что вы правильно поняли нас, поверили в единство армии и народа. Мирного вам труда и чистого неба!».

 

            Благодарность людей - не только теплый хлеб и печенье для десантников, которыми их угощали на улицах города. Люди шли в газеты, на радио и на телевидение, чтобы выразить свои чувства. Наиболее емко об этом сказали 500 авторов коллективного письма одного из районов Душанбе, опубликованного газетой «Коммунист Таджикистана»: «Не знаем, что было бы в городе без армии. Воистину, помощь пришла с неба, в лице наших славных десантников!».



        Благодаря высокому профессионализму, верности присяге и воинскому долгу воинам-десантникам удалось предотвратить крупномасштабный конфликт с непредсказуемыми последствиями на огромной территории.


Трагедия 8 роты 217 пдп.

 
          В конце сентября 1989 года начала вновь обостряться внутриполитическая обстановка в Азербайджанской ССР. 3 октября 1989 года в г. Баку самолетами ВТА был переброшен 217 гв пдп в количестве более тысячи человек с задачей обеспечить охрану административных зданий, отдельных участков и объектов жизнеобеспечения, мостов и тоннелей. Поставленные задачи личный состав полка выполнил в полном объеме.


        18 октября 1989 года при возвращении к месту постоянной дислокации, при взлете с аэродрома Насосная под Баку загорелся и, не набрав высоты, упал в Каспийское море самолет Ил-76.
В 18 часов 37 минут старший воздушный стрелок прапорщик Александр Андриян по внутренней связи сообщил о возгорании одного из двигателей. Тот час же была задействована система аварийного пожаротушения.


        Командир борта, полковник Александр Колмаков, принял решение вернуться на аэродром, с которого только что взлетел. Во время разворота и снижения старший бортовой техник старший лейтенант Евгений Андреев пытался активизировать систему пожаротушения. Он не знал, что в результате микровзрыва разлетевшиеся лопасти турбины перебили не только топливные шланги, спровоцировав пожар, но и разрушили управление системой пожаротушения.


          Все попытки экипажа справиться с огнем были обречены на неудачу. До спасительной взлетно-посадочной полосы оставалось еще несколько километров, когда уже вся плоскость крыла была объята пламенем. У летчиков были с собой парашюты. Несмотря на малую высоту, они могли попытаться покинуть борт и спастись. Но десант был без куполов. О том, чтобы бросить десантников не могло быть и речи, летчики продолжали бороться за свои и чужие жизни. Однако, несмотря на самоотверженные действия, удержать самолет в воздухе экипаж был не в силах.


        Ослабленная огнем конструкция крыла начала разрушаться, Ил-76 накренился и рухнул в Каспийское море. Самолет упал на мелководье. С берега были видны хвост и часть фюзеляжа. Тут же снарядили катера и моторные лодки, но штормовой северный ветер поднимал огромные волны. У спасателей ни разу не получилось даже подойти к остаткам самолета, среди которых надеялись обнаружить живых. После неудачных попыток, когда уже совсем стемнело, спасательную операцию прекратили.


         В момент падения в самолете находились 48 десантников 8-й парашютно-десантной роты, многие из которых были без пяти минут «дембеля» (командир роты гв капитан Зорев Николай Николаевич), 7 членов экипажа и 2 человека из наземных служб аэродрома. Всего погибло 57 человек.

 
      Среди погибших были офицеры и прапорщики дивизии, которые зашли на этот борт совершенно случайно. Мы ведь при перелетах туда-обратно,  билетов не покупали. Садились в любой, подвернувшийся поблизости борт. Был здесь и лейтенант, врач  второго пдб  217 полка,  Коврыгин Дмитрий,  и лично мой знакомый, повар инструктор,  прапорщик Гуров Александр.


      На их месте тогда мог оказаться любой из нас.  О трагедии я услышал в сообщении радио-«Маяк». В 13 часов 15 минут, по радиоточке в столовой санатория, где находился,  будучи в очередном отпуске.  Была прервана какая то мелодия.  Все присутствующие в зале напряглись, потому что очень редко, а чаще никогда,  трансляция «маяка»  не прерывалась по пустякам.  И диктор замогильным голосом сообщил, что в одной из десантных дивизий, дислоцирующейся на юге Украины произошла трагедия.


         Из присутствовавших,  в том обеденном  зале, только я знал, что на юге Украины есть только одна десантная дивизия. Та,  в которой я прохожу службу.
ВДВ и ВТА до последнего мига оставались вместе.


      На второй день после прощания с погибшими сослуживцами, полковник В.Востротин объявил конкурс на должность командира 8-й парашютно-десантной роты. 30 человек сразу же выразили готовность взять на себя тяжелую ношу. Рота была на виду ВДВ и страны. Предпочтение было отдано командиру разведвзвода гвардии старшему лейтенанту Аркадию Дадыко.


     Ровно через год, 18 октября 1990 года в центре Болграда, с участием  попов местного собора, что я тогда наблюдал впервые, был торжественно открыт монумент памяти гвардейцев-десантников, который и сегодня сохраняется усилиями ветеранов дивизии.  Козлобородых допустили тогда к мероприятию, потому что они тоже внесли какую то сумму, в  возведение памятника.

         Офицеры, прапорщики, сержанты и солдаты 8 парашютно-десантной роты до конца выполнили свой долг перед Родиной.
Благодаря их усилиям в течение трех лет не разгорелся межэтнический конфликт в Закавказье. Не было массовых убийств, издевательств, грабежей, покинутых домов, беженцев… их подвиг навсегда остался в наших сердцах.

       У горбачевской державы, денег уже ни на что, в том числе и на увековечивание памяти своим защитникам, не было.  В 1998 году, уже на ивановской земле, на территории 217-го полка вознесся к небу памятник, на котором также увековечены имена гвардейцев 8-й роты. Есть памятники в Украине в расположении 25 овдбр, сформированной на базе 217 гв пдп и дислоцирующейся сейчас в Днепропетровской области, а также в Азербайджане на месте падения самолета на берегу моря в районе станции Насосная.