Поездка

Всё было как обычно, и это «обычное» пришлось на лето в далёкие семидесятые годы прошлого века. В те времена всё было иначе, но самое главное — мы были молоды! И этот факт сильно влиял на наше мироощущение.

Никто из нас не умирал с голоду, и не было безработных. Все учились и успевали работать, обеспечивая свой прожиточный минимум. У нас находилось достаточно времени для встреч и общения — мы собирались на кухнях, при свечах и гитарах. Но самые знаменательные встречи проходили всё-таки летом, на даче… А это уже отдельный разговор.

Каждый из нас начинал лето по-своему: кто-то отрабатывал практику в институте, кто-то уезжал в стройотряд, чтобы пополнить свой бюджет. На заработанные деньги можно было купить, например, магнитофон или сменить старую гитару на новую, при этом пристроив свою «старушку» в хорошие руки. Ну, а когда дела заканчивались, все, по возможности, собирались на даче. Это была традиция, идущая ещё с детства.

Там, на даче, мы чувствовали полную раскрепощённость, сбросив с себя путы условностей и предрассудков. Нет, мы не были подростками, бросающимися из огня в полымя, — мы стали уже серьёзными людьми: нам было по двадцать пять. Кто-то ещё учился в институте, кто-то пришёл из армии, а другие уже работали вовсю. Но нас объединяло одно — ностальгия по детству, пожалуй, по отрочеству — так вернее будет. Этим мы были спаяны намертво. Хотя «женатики» потихонечку выходили из нашей коалиции, обосабливаясь в своей тихой семейной жизни. Были и такие, что сгоряча уже успели хлебнуть семейного счастья, а теперь возвращались на «круги своя» — в холостяцкую жизнь.

Муж и жена, Громовы, были нашими друзьями. Они относились к той породе молодых людей, для которых брак совершенно не менял главные устои добрачной жизни. Лучше друзей, чем они, трудно себе представить! Вернее сказать, общей подругой для всех была Лариса, а её супруг, Виктор, был «пришлым». Но они с Ларой учились в одной группе в институте, и поэтому мы считали его своим. Виктор легко и просто влился в наш коллектив, спокойно принимая наши условия. Хотя многое в нашем поведении ему не нравилось, но вида он старался не подавать.

Именно они стали тем «энергетическим центром», вокруг которого мы собирались, как замёрзшие путники у костра. Громовы хорошо знали нашу проблему, которую нам каждый раз приходилось решать, — а сводилась она к одному: где проводить очередной вечер? Костёр с сосновыми сучьями, под открытым небом, в лесу, где тебе и дождь, и сырость, и надоедливые комары… — это давно ушло в прошлое. Нас теперь тянуло под крышу, в тепло. Нам стало ясно — всему своё время.

Супруги Громовы предложили свой стопроцентный вариант — собираться у них. Дом, по меркам тех времён, был довольно большой, но главное — отец Лары постоянно пропадал в Москве. На даче он появлялся редко, по причине постоянной занятости, что нам было только на руку.

Бабушка Ларисы, которая в основном и хозяйничала в доме, не имела определяющего голоса. Её влияние распространялось только на кухню да на годовалого правнука Диму, которого Лариса родила год назад, в июле. Тогда у внучки «пропало лето» — с ребёнком пронянчилась. Теперь же надо наверстать упущенное. Ведь сейчас Димку можно и на бабушку повесить, а самой хоть немного плечи расправить. Вот и придумали они вместе с Виктором проводить раз в неделю подобные встречи. Сначала только среда была, потом — пятница прибавилась, а дальше — третий… и четвёртый вечер присоединился…

То, что бабушка в доме и что ребёнка надо укладывать, — никто уже на это не обращал внимания. Воспринимали гостеприимство Громовых как само собой разумеющееся. Иногда заваливались к ним без особого приглашения. Бывало, что и днём приходили. Виктору вскоре эта бесцеремонность стала надоедать. «Ну что с него возьмёшь? Он же не наш — «чужой»…» Лариса, наоборот, гостям всегда была рада. Хотела хоть так из домашней рутины вылезти.

Но какие бы размолвки ни происходили у них в семье, к вечеру они были солидарны и ждали гостей на специально для этого оборудованной террасе. В оформлении интерьеров дачи участвовали оба. Подручного материала для этого было предостаточно: старинная мебель и канделябры, огромный круглый стол, накрытый зелёным сукном, и старинные бархатные занавески с тяжёлыми кистями. Но главным украшением всего этого пиршества старины был самовар.

Все эти приобретения появились в доме благодаря стараниям Ларкиного отца, большого любителя старины. Когда в шестидесятые годы люди избавлялись от всего старого и ненужного, отец всё тащил домой. Правильней сказать, на дачу. Здесь всё пригодится, да и как можно выбрасывать красоту такую? Так и превратил он свой загородный дом в антикварную лавку.

Было лето. За окном благоухал июль. Солнце, запутавшись в ветвях соседнего леса, постепенно сползало за деревья. Самовар, «раскочегаренный» ещё час назад, начал остывать. Пахло дымком и вечерней свежестью. «Народ» медлил: в другие вечера, бывало, уже за столом сидели, а сейчас только я, уставший ждать всех, бродил по полупустому дому в ожидании гостей. Я всегда приходил первым, чтобы поболтать с хозяевами. Мне нравилось у Громовых. Интерьеры дома несли утончённый привкус старины. Казалось, что когда-то в них обитали персонажи бунинских рассказов.

Как же это прекрасно, когда тебя ничего не связывает и ты никому и ничего не должен. Лето. Дача — ну что ещё нужно усталому студенту, сбросившему с себя груз последних экзаменов!

Появился Никита со своей женой Анной — они поженились только год назад, а неженатым, пожалуй, оставался только я один. Но это не мешало мне быть со всеми на одной ноге, так как мы все дружили с самого детства — были всегда вместе и прекрасно проводили время.

Сели за стол, когда уже совсем стемнело. На столе красовались: нарезка колбасы, сыра, две вазы с фруктами; к ним прилагались хрустальные фужеры из коллекции отца. В общем, всё то, что отлично подходит для хорошего красного вина и весёлой вечеринки. Вино было самодельным, но это ни в коем случае не умоляло его достоинства. Хозяин дома выделывал его из яблок, вишни, слив — он пробовал всё, что произрастало в саду. Лара, тайком от отца, выносила из его подвала — то бутылочку, то две, а иногда сколько придётся. Но пропажи никто не замечал. Запас вина, пополнявшийся каждый год, делал исчезновение этих бутылок совсем незаметным.

— В конце концов, пора начинать! — не выдержал Виктор. — А то мы так до утра сидеть будем! Мало ли у кого какие неотложные дела… Кому надо, подойдут! — логично подытожил он.

— Вот! — восторженно произнесла Лара, выставляя на стол две бутылки вина. — Смородинное! Вы до сегодняшнего дня навряд ли такое пробовали — ему уже года три будет… Давай, Витюш, наливай! — сегодня, пожалуй, ждать больше некого, а подоспеет кто, будут воду из колодца пить!

Застолье началось, как всегда, дежурно. Были произнесены тосты за Громовых, — а как же по-другому: они «благодетели» наши! — за Димку — их сына, за бабушку и отца. А потом пошло и поехало. Незаметно принесённое вино закончилось. Разговор становился всё более свободным и развязанным. На столе появлялись новые бутылки, но их ждала та же участь, — и они опустели… за рекордно короткое время…

В начале застолья мы обсудили творчество Бродского и Окуджавы, а также новые фильмы Тарковского и спектакли Захарова. Затем завязалась дискуссия о Владимире Высоцком. Все отметили, что он уже не тот, что раньше, и что его гитара часто расстроена.

Лара была центром внимания за столом. Она осознавала свою роль лидера и понимала, что остальные приходят сюда только ради неё. Никто не знал, как долго Виктор мог терпеть этот «театр». Поговаривали, что после таких вечеров он устраивал ей взбучку, и даже доходило до рукоприкладства. На следующий день её видели на улице, тщательно скрывающей следы побоев под толстым слоем макияжа.

Виктор ревновал её ко всем, даже к фонарному столбу. А что уж говорить о мужчинах в нашей компании? Чувствуя, что Лара начинает перегибать палку, он решил что-то предпринять.

— Ребята, а поехали купаться на озеро? По-моему, водичка сейчас в самый раз, как парное молоко! — неожиданно предложил он. — А ты, Лар, заканчивай со своим позёрством — всё, концерт окончен. Душно тут, так на воздух хочется… Всё, выходим, выходим!

Виктор начал поднимать Никиту. Анна, жена Никиты, пожалуй, единственный трезвый человек в компании, уже стояла у выхода на крыльцо. Лара, недовольная, натянуто улыбалась, наблюдая за действиями мужа.

— Витюша, ты сегодня как чужой… Ну что ты волком на меня смотришь? Осторожней, а то я так и свалиться могу! — произнесла Лариса, осторожно спускаясь со ступенек террасы.

— Я не чужой, просто надоело… И твоими выкрутасами я сыт по горло! Так хоть прокатимся с ветерком! — процедил сквозь зубы муж.

Глаза Виктора горели дьявольским светом, и казалось, что его осенила какая-то идея, ради воплощения которой он был готов рискнуть собой и нами.

Все вышли на улицу. Мы были пьяны, но идею Виктора поддержали с энтузиазмом. Сменить обстановку было просто необходимо, и лучший выход — прокатиться на машине. Куда ехать и как — никто не представлял. Кроме Ани, все были пьяны и не отдавали себе отчёта в своих действиях. Но процесс уже начался, и назад дороги не было.

Мы сели в новую, ещё пахнущую краской «шестёрку». Виктор сел за руль, рядом с ним — Никита, который недавно получил права, а до этого в основном гонял на мотоцикле. На заднем сидении был я, рядом со мной плюхнулась Лара — её близость в тот момент была мне очень приятна. Анна наотрез отказалась ехать, как она выразилась: «В катафалк, набитый дураками, она садиться не намерена!» Такой категоричный вердикт она вынесла, глядя на наши пьяные физиономии.

— Ладно, — насупившись, произнесла она, влезая в машину, — не бросать же вас! Разобьётесь, а я потом одна виновата буду, что не остановила безумных! Погибать, так уж вместе…

Машина рванула с места, выбрасывая куски дёрна из-под колёс. Мы стали петлять по узким проулкам дачного посёлка. Главное — не запутаться и постараться выбраться на ближайшую асфальтированную дорогу. Виктор хорошо знал местность при дневном свете и, будучи трезвым. Но в таком состоянии, в котором он находился сейчас, ему бы лежать в тёплой кровати и смотреть телевизор.

Витя был зол на всех и, прежде всего, на самого себя. Почему он так долго терпел весь этот «цирк», который разыгрывался у них дома чуть ли не каждый вечер? Это хорошо ещё, что сегодня гостей было мало! Обычно приходили в два-три раза больше. Особенно злило его то, что такая жизнь нравилась Ларе: она ждала каждого вечера, весь день только и думала о том, кто к ним сегодня придёт, что приготовить и как развлекать гостей, чтобы никто не скучал.

Но сейчас она сидела рядом, прижавшись ко мне, и смотрела в окно. Находиться втроём на заднем сидении «Жигулей» довольно затруднительно, и я использовал это, как мог, прижимаясь к Ларе как можно ближе. При этом я старался делать вид, что ничего, собственно, не происходит, а она перебрасывалась с Анной ничего не значащими фразами. Но наши тела существовали сами по себе.

Наконец, колёса автомобиля коснулись гладкого асфальта. Теперь можно было «пришпорить коня», и Виктор не замедлил это сделать, нажимая вовсю на педаль газа.

В темноте казалось, что машина стоит на месте, и только пронзительный свист ветра указывал на её скорость. Мы мчались «под сто»! И это в непроглядной мгле, где только свет фар вырывал из темноты фрагменты шоссе, и то не более пятидесяти метров впереди машины. А там каждая рытвина или камушек, лежащий на поверхности, мог бы стать роковым препятствием! Эта скорость для дороги местного значения, да ещё ночью, была чрезмерной.

Как-то, проскакивая очередной бугорок и не сбросив скорости, мы подскочили на сидениях так, что довольно сильно ударились головами о потолок машины. Только, будучи пьяными, мы не придали этому особого значения, хотя Никита не выдержал и вскипел:

— Всё, хорош! Теперь я поведу! Витёк, глаза открой, посмотри, куда едешь! Не картошку везёшь! С нами дамы, в конце концов… Уважать надо!

— Дамы в девятнадцатом веке остались, Никит, а с нами просто пьяные бабы, которые лыка не вяжут, или, по крайней мере, одна из них. Спроси у Ларисы, — она тебе всё в подробностях расскажет, как я её у магазина с местными парнями застукал: там такой мат стоял, что уши вяли!

Виктор дёрнул машину, и мы поехали дальше.

— Ладно, ладно… Всё, едем купаться на Чёрное озеро! — выпалил Виктор. — Едем, чёрт дери!

Мы развернулись, при этом въехали в ольховый куст, стоящий у дороги. Наверное, поцарапали машину… Но кто об этом сейчас думал — все веселились. Лариса пела «Всё могут короли». Никита барабанил пальцами по стеклу — изредка и невпопад, стараясь подпеть Ларке. На обратном пути вновь подскочили на злосчастном бугорке — но на этот раз никто не обратил на это внимания…

– Ура! На озеро! – радостно кричала Лариса.

Все были согласны с её призывом. Только одна Аня, вжавшись в сидение и припав к окну, всматривалась вдаль, пытаясь хоть что-то отыскать глазами в этой непроглядной мгле. Она уже абстрагировалась от этого пьяного психоза, который охватил всю нашу компанию. Он стал ей просто невыносим, но она терпела, хорошо понимая, что по-другому никак нельзя.

Виктор и Никита на озере купались голышом. Я не отважился, а может, попросту начал трезветь, сейчас трудно вспомнить. Лариса была в купальнике. Анна вообще не разделась — она стояла на берегу, скрестив руки на груди, и смотрела в сторону от озера… Ребята резвились, то уплывая так далеко, что их становилось не видно, то, как ошпаренные, с какими-то первобытными криками, выскакивали из воды, пробегая в лучах фар автомобиля, блестя белыми телами на фоне мрачного озера.

– Пора! – выкрикнул Виктор, натягивая на себя джинсы.

– Наконец-то! – вырвалось у Анны.

Такое впечатление, что весь вечер она только и делала, что ждала этих слов. Действительно, пора было собираться, и это понимали все. Хмель прошёл, оставив нервную дрожь и слабость в коленках, а редкое постукивание зубов дополняло это удручающее состояние. В таком виде вести машину было ещё тяжелее, чем в пьяном.

– Слушай, Никит, лучше ты порули, а то у меня что-то руки трясутся… Ненароком в канаву угодить могу! А ты тот ещё Шумахер!

Виктор похлопал Никиту по плечу.

– Идёт? Ну, вот и ладушки! Я хоть с женой, любимой посижу, а то все сидят, кроме меня. А? Ларчонок?

Он ехидно посмотрел в мою сторону.

Назад ехали молча. Говорить было не о чем, и каждый думал о своем. Никита вел машину плохо: то рвал с места, то, наоборот, тормозил, причем очень резко — там, где этого и не требовалось… Подъезжая к дачам, он вообще свернул не на ту дорогу, которая увела нас в лес, в сторону другого поселка. Виктор попросил остановить машину и поменяться с Никитой местами… Сел за руль, повернул машину, но не полностью, а так, что она стала поперек дороги… — нажал на газ и рванул в лес…

– Так короче будет… – как бы оправдывался Виктор.

Но по его поведению было видно, что делает он это назло, — но только кому? Наверное, всем нам: я представляю, как мы его достали. Машина проехала ещё метров сто и остановилась. Ехать дальше по бездорожью было нельзя, тем более — неделей раньше прошли сильные дожди, и земля была наполнена влагой. Виктор жал и жал на педаль акселератора, закапываясь задними колёсами в податливую почву. Всем стало ясно — сели.

– Витя, ты сволочь! Зачем ты это сделал? – взмолилась Лара. – Ведь ты знал, куда едешь… Ты это всё специально устроил! Откройте дверь! Я пешком до дома дойду, а вы оставайтесь здесь, с этим сумасшедшим, — пусть он вас в болоте утопит! У него ума хватит.

Она выскочила из машины и бросилась в лесную чащу, — её фигура то тут, то там мелькала среди стволов деревьев.

– Остановись, дура!

Виктор сначала решил бежать за ней, но потом, оценив свои силы, — а он был ещё достаточно пьян… — вернулся к машине.

– Ребята, давайте вытаскивать! – и вновь занял место за рулём. – Ну, давайте, толкаем! Ань, а ты отойди лучше: без тебя справимся.

Он начал газовать, зарываясь в землю всё глубже и глубже, а мы с Никитой всё толкали и толкали автомобиль. Через некоторое время, осознав бесперспективность этой затеи, мы отошли от машины и уселись под деревом. Наступила гнетущая тишина. Виктор сидел, опустив голову на руль.

– Он что, заснул там? – забеспокоился Никита. – Пойдём, посмотрим. – Эй! Ты чего? Уснул что ли?

– С вами заснёшь! Вы мёртвого поднимете… Как же вы все мне надоели… – выдавил из себя Виктор, выходя из автомобиля.

Он начал ключом закрывать двери, при этом предварительно погасив фары.

– Всё, финита ля комедия… Я – домой, а вы… Как хотите?

Фары погасли. Наступил полный мрак. Затем глаза стали привыкать к темноте, и появились первые силуэты, — это были стволы деревьев, кусты… Рядом стояли Аня с Никитой, Виктора с нами не было… Он словно растворился в предрассветной мгле.

Домой шли молча. Настроение было подавленным. Наверное, каждый из нас хорошо понимал, что детство уже закончилось, да и дружба висела на волоске. А то, что нас ещё сближало, кроме как безрассудством не назовёшь. Мы держались за любую ниточку, которая связывала нас с прошлым, но видно, что это было уже бесполезно: не успевали мы связать нить в одном месте, как она рвалась в другом, — надо было осознать это и принимать действительность, как она есть. А действительность состояла в том, что мы стали взрослыми, хотя поступки наши чаще напоминали детские шалости. Взрослость — это уже совершенно другая жизнь. Жизнь, в которой нужно отвечать за каждое своё действие, брать на себя ответственность за каждый свой поступок.

В полдень, когда я ещё спал, ко мне пришёл Никита и позвал помогать вытаскивать машину, которая так и простояла в лесу целую ночь.

                2015 г.*)