Пушкин и Лермонтов. Две судьбы, две дуэли. ч1
НЕОТВРАТИМОСТЬ СУДЬБЫ.
УБИЙСТВО ИЛИ САМОУБИЙСТВО?
Повсюду страсти роковые
И от судеб защиты нет.
А.С.Пушкин
За каждый светлый день иль сладкое мгновенье
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.
М.Ю.Лермонтов
СОВПАДЕНИЯ
Два красивейших дерева растущих на почтительном расстоянии друг от друга создают впечатление абсолютного отсутствия какой-либо связи между ними. Но что остаётся спрятанным от глаз – это их корни. Они не только соприкасаются ими, в иных местах корни этих деревьев оказываются переплетёнными друг с другом, словно намекая на некую возможную общность их судьбы.
Именно там, «в глуби времён», родословное древо Пушкина переплелось с корнями лермонтовского древа. Среди предков Лермонтова числится некая Евдокия, она была дочерью казнённого по приказу Петра за участие в стрелецком бунте Фёдора Матвеевича Пушкина. Это его упомянул в своём стихотворении «Моя родословная» Пушкин: «С Петром мой пращур не поладил». Так вот Евдокия стала второй женой капитана Ивана Боборыкина, а их дочь Анна в 1746 г. вышла замуж за секунд-майора Юрия Петровича Лермонтова. Это и были прабабка и прадед М.Ю.Лермонтова.
Предпоследняя дуэль Лермонтова с сыном французского посланника Э.Барантом, на которой Лермонтов едва не погиб, произошла тоже у Чёрной речки, причём стрелялись Лермонтов и Барант точно теми же пистолетами, что Пушкин и Дантес.
ЧАСТЬ 1
ПУШКИН
СУДЬБА СТУЧИТСЯ В ДВЕРЬ
Рок, судьба. Насколько предопределены и неотвратимы они? Именно судьба едва ли не главный герой всех античных трагедий. «Дамоклов меч» неотвратимого рока висит над головой каждого. Падение этого меча неизбежно. Человек, одновременно с чудом рождения, получает и смертный приговор, который будет приведён в исполнение в срок угодный некой высшей астральной силе или силам.
По мнению автора статьи «Судьба», напечатанной в «Википедии», «приговор судьбы делает её, своего рода, «небесным» аналогом земного тоталитаризма».
Вопрос, конечно, открыт, насколько возможно предсказать судьбу человека или хотя бы её ключевые моменты. Вместе с тем, нельзя отделаться от мысли, что те, кто обладает этими феноменальными талантами способны каким-то образом заглянуть всё же в «книгу судеб», в этот потусторонний сценарий, расписанный кем-то для каждого из нас.
Раннюю смерть Пушкина предсказала ему его сестра Ольга. Вот как об этом рассказывает её сын Л.Павлищев:
«Одним из любимых занятий Ольги Сергеевны в молодые годы её было изучение физиогномистики и френологии, так что сочинения Лафатера и Галля сделались её настольными книгами, с помощью которых она, как говорила, безошибочно распознавала характер людей. Занялась она, следовательно, и хиромантией, сама иногда изумляясь своим предсказаниям...
Однажды Александр Сергеевич, вскоре после выпуска своего из лицея, убедительно стал просить посмотреть его руку. Ольга Сергеевна долго не соглашалась на это, но, уступив наконец усиленной просьбе брата, взяла его руку, долго глядела на неё и, заливаясь слезами, сказала ему, целуя эту же руку: «Зачем, Александр, принуждаешь меня сказать тебе, что боюсь за тебя?... Грозит тебе насильственная смерть, и ещё не в пожилые годы»...
В тени этого мрачного предсказания произошло и последнее свидание сестры и брата. Оно окрасило их расставание особо глубокой печалью.
«Свидание между матерью и дядей в 1836 году оказалось последним, – пишет Павлищев. Расставанье её с ним было до крайности грустное. Оба они томились предчувствием вечной разлуки, и брат, провожая сестру, залился горькими слезами, сказав ей:
«Едва ли мы увидимся когда-нибудь на этом свете, а впрочем, жизнь мне надоела, не поверишь, как надоела! Тоска, тоска! Всё одно и то же, писать не хочется больше, рук не приложишь ни к чему, но... чувствую – недолго мне на земле шататься»...
По получению рокового известия в Варшаве (о гибели Пушкина) явился чиновник дипломатической канцелярии к моим родителям ночью на квартиру. С таинственным видом прошёл он в кабинет отца и на вопрос: «Зачем пожаловали не к чаю, а так поздно?» отвечал: «Известие страшное – Александр Сергеевич убит!»... Между тем мать моя, услышав голоса разговаривавших, позвала отца по уходе печального вестника и спросила, кто был у него так поздно и зачем?
- Александр Сергеевич... – начал отец.
- Что, болен? Умер?
- Убит на дуэли Дантесом.
Это известие было для моей матери таким страшным ударом, что она занемогла очень серьёзно. Кровавая тень погибшего брата являлась к ней по ночам. Она вынесла жестокую нервную горячку, во время которой неоднократно вспоминала, как, рассматривая руку брата, предсказала ему насильственную смерть».
Гибель Пушкину предсказала и знаменитая в то время в Петербурге гадалка Кирхгоф.
«Шарлотта Федоровна Кирхгоф, - пишет о ней в романе «Дела давно минувших дней» П.Каратыгин, - приехала в Петербург на вербной неделе 1818 г.
Высокая ростом старуха лет 60-ти, она наружностью менее всего походила на колдунью. Довольно свежее лицо напоминало старушекРембрандта, Жерара Доу или Деннера.
Кирхгоф на её квартире посещали преимущественно мужчины, молодые и пожилые, и не только статские, но и гвардейцы. Многие шли к ней посмеиваясь, но выходили серьёзные и угрюмые. Предсказаньям не верили, называли их вздором, враньём...
... В приёмную вошли Сосницкий и Пушкин.
- Неужели, Александр Сергеевич, это вас серьёзно занимает?
- Как сказки старой няни: сознаёшь, что пустяки, а занимательно и любопытно. Не верю, но хотелось бы верить».
О подробностях этого визита к гадалке вспоминал позже приятель Пушкина Соболевский:
«Я часто слышал от него самого об этом происшествии . Он любил рассказывать его в ответ на шутки, возбуждаемые его верою в разные приметы.
Предсказание (Кирхгоф) было о том, что во-первых – он скоро получит деньги,
во-вторых, что ему будет сделано неожиданное предложение, в-третьих, что он прославится и будет кумиром соотечественников, в-четвёртых, что он дважды подвергнется ссылке, наконец, что он проживёт долго, если на 37-м году возраста не случится с ним какой беды от белой лошади, или белой головы, или белого человека, которых он должен опасаться.
Первое предсказание о письме с деньгами сбылось в тот же вечер. Пушкин, возвратясь домой, нашёл совершенно неожиданно письмо от лицейского товарища, который извещал его о высылке карточного долга, забытого Пушкиным. Не менее странно было для него и то, что несколько дней спустя в театре его подозвал к себе Алексей Фёдорович Орлов (впоследствии князь) и предлагал служить в конной гвардии».
Во время пребывания Пушкина в Одессе грек-предсказатель повторил предупреждение Кирхгоф об опасности для него беловолосого человека.
Отныне мысль о том, что его убьёт белокурый человек не покидала Пушкина. Она не была доминирующей в его раздумьях, а если и была то лишь на какое-то время, вытесняемая другими заботами и тревогами, которые с его женитьбой, похоже, нагромождались одна на другую. Но стоило ему наткнуться на подобного, как ему казалось, «вестника гибели» и он тут же вспоминал о зловещем предсказании, обескураживая странной реакцией как подозреваемого, так и окружающих.
Вот что пишет летом 1827 г. А.Н.Муравьёв. «Когда я возвратился летом в Москву, я спросил Соболевского: «Какая могла быть причина, что Пушкин, оказавший мне столько приязни, написал на меня такую злую эпиграмму?» Соболевский отвечал: «вам покажется странным моё объяснение, но это сущая правда: у Пушкина всегда была страсть выпытывать будущее, и он обращался ко всякого рода гадальщицам. Одна из них предсказала ему, что он должен остерегаться высокого белокурого молодого человека, от которого придёт ему смерть. Пушкин довольно суеверен, и потому, как только случай сведёт его с человеком, имеющим все сии наружные свойства, ему сейчас же приходит на мысль испытать: не этот ли роковой человек? Он даже старается раздражать его, чтобы скорее искусить свою судьбу. Так случилось и с вами, хотя Пушкин к вам очень расположен».
ЖЕНИТЬБА КАК ШАГ НАВСТРЕЧУ
«БЕЛОКУРОМУ ЧЕЛОВЕКУ».
«Никогда ещё не видал я чужой земли, - пишет Пушкин в очерке «Путешествие в Арзрум», - Граница имела для меня что-то таинственное, с детских лет путешествия были моей любимой мечтой. Долго вёл я потом жизнь кочующую, скитаясь то по югу, то по северу, и никогда ещё не вырывался из пределов необъятной России».
Так и не довелось Пушкину увидеть, говоря его словами «далёкий Китай» и «кипящий Париж». Не помогли ему жалобы на аневризм (заболевания вен), под предлогом лечения которого он рассчитывал выехать за границу. «Если бы царь меня для излечения отпустил за границу, - писал Пушкин, - то это было бы благодеяние, за которое я бы вечно был ему благодарен». Ответом Пушкину было предложение Александра I выехать в Псков и лечиться у тамошних эскулапов, мол, наши врачи тоже не лыком шиты.
Пушкин поинтересовался специалистами в Пскове: «Мне указали на некоторого Всеволожского, - пишет он не без сарказма Жуковскому, - очень искусного по ветеринарной части и известного в учёном свете по своей книге о лечении лошадей»
Попытки Пушкина добиться официального разрешения на поездку заграницу, (что можно воспринимать и как попытку избежать уготованной ему судьбы в России) проваливались одна за другой. В глазах властей он был слишком неблагонадёжен. Провалился его секретный план бегства заграницу через Кавказ. Брат Лёвушка разболтал об этом плане всем, кому только мог, и слежка за Пушкиным стала ещё интенсивней.
Петербург оказался для него капканом, западнёй. Не потому ли он как-то сказал в сердцах: «Чёрт меня дёрнул родиться в России с умом и талантом». Он был патриотом, никто не мог упрекнуть его в недостаточном патриотизме и всё же - отсутствие свободы, слишком плотная, с его точки зрения, опека властей (куда входил даже просмотр его личных писем) душило, уязвляло самолюбие, служило источником его депрессивного настроения.
«Как себе хочешь, Ольга, - жаловался он сестре, - здесь в Петербурге, мне не житьё, а прозябание, Тоска, понимаешь, тоска меня ест».
На что сестра, судя по воспоминаниям, отвечала:
- Слушай, Александр! Сознаться в причине тоски ты сам не желаешь, а причину-то я вижу насквозь.
- Но...
- Без всяких «но». Просто-напросто, тебе тридцать лет стукнуло. Человек для одиночества не создан... Скажу без обиняков: жениться пора, вот что!
- Жениться? Боже сохрани и избави! Могу ли я, в состоянии ли я осчастливить женщину Нет, нет и нет – ни материально, ни нравственно. Если за меня бы и вышли, то, спрашивается, по каким причинам? По расчёту? На это скажу, что карман мой очень невелик. Из-за моей литературной известности, ну, положим даже, литературной славы? И на это опять скажу, что русские барышни и вдовушки ставят не только стихи, но и прозу ни в грош, а требуют состояния или, по крайней мере, такой служебной карьеры, которая принесла бы прочные, вещественные выгоды, а не суп из незабудок. Наконец, статься может, из-за моей наружности? (Тут дядя, как говорила мне мать, засмеялся неприятным, принуждённым смехом), – но стоит мне подойти к зеркалу – сам вижу чего я стою. Не Бог знает сколько вёрст от орангутанга уехал...».
27 апреля 1830 г. дядя поэта В.Л.Пушкин пишет П.А.Вяземскому: «Александр женится. Он околдован, очарован и огончарован».
Но не всё так просто. Даже будучи «огончарован», он всё ещё полон сомнений. Ведь на кон поставлена «холостяцкая вольница» со всем, что было столь привлекательно в ней
для него. Он топчется у этого психологического Рубикона, то исчезая на время из поля зрения семейства Гончаровых, то вновь нажимая на мать Натали, полную собственных сомнений по поводу будущей помолвки не внушающего ей доверие жениха.
Между тем, свадьба Пушкина с Натальей Гончаровой едва не сорвалась. Ссоры с будущей тёщей настолько «заминировали» в какой-то момент предпосылки к будущей женитьбе Пушкина, что Пушкин-жених в переписке с друзьями вновь возвращается к теме о преимуществах холостяцкой жизни.
«Свадьба моя отлагается, - пишет он П.А.Плетнёву. Между тем я хладею, думаю о заботах женатого человека, о прелести холостой жизни».
Ещё немного и Пушкин-жених заговорит с Натали словами Пушкина-поэта, а точнее словами Евгения Онегина из его письма к Татьяне :
Когда бы жизнь семейным кругом
Я ограничить захотел,
Когда б мне быть отцом-супругом
Приятный жребий повелел.
Когда б семейственной картиной
Пленился б я хоть миг единый,
То верно б кроме вас одной
Невесты не искал иной.
Но я не создан для блаженства,
Ему чужда душа моя,
Напрасны ваши совершенства,
Их вовсе не достоин я.
«Порой Пушкина охватывал страх перед тем, на что он идёт, - пишет Вересаев, - и у многих друзей было впечатление, что он был бы рад, если бы свадьба расстроилась».
Кажется, она и впрямь близка к тому, чтобы «расстроится». Кажется, вот-вот и пушкинская судьба примет совсем другой оборот, без формулы
Натали+Пушкин+будущий убийца - «белокурый» Дантес.
Но нет, похоже, что никакие поправки в сценарии его жизни, увы, не предвидятся. Свадьба всё же состоится. «Совершенства» Натали перевесили, в конце концов, все остальные соображения.
Как пишет тот же Вересаев в книге «Загадочный Пушкин»: «машина уже катилась по рельсам, красота девушки тянула к себе, а в душе была усталость от холостяцкой жизни, жажда тишины, семейного уюта. И Пушкин шёл к роковой цели, как бык под занесённый обух».
«Александр Сергеевич венчался 18го числа, в день, который считал неблагополучным – пишет племянник Пушкина Павлищев. - Кроме того, мать мне рассказывала, как её брат во время обряда неприятно был поражён, когда его обручальное кольцо упало неожиданно на ковёр».
«Боюсь, Ольга, за себя, а на мою Наташу не могу иногда смотреть без слёз; едва ли будем счастливы, и свадьба наша, чувствую, к добру не поведёт! Сам виноват кругом и около:
из головы мне вышло вон не венчаться 18 февраля, а вспомнил об этом поздно – в ту самую минуту, когда нас водили уже вокруг аналоя».
«Я – женат, пишет в письме к М.И.Кривцову незадолго до свадьбы Пушкин. Женат – или почти. Всё, что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни противу женитьбы, всё уже мною передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе, как обыкновенно живут. Счастья мне не было. Счастье – только на избитых дорогах. Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся – я поступаю, как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться».
«Жена Пушкина - прекрасное создание, - замечает в письме князю Петру Вяземскому графиня Фикельмон, - но это меланхолическое и тихое выражение похоже на предчувствие несчастия».
Интересны воспоминания Брюллова о семьянине Пушкине.
«...Вскоре после того, как я приехал в Петербург, вечером, ко мне пришёл Пушкин и звал к себе ужинать. Я был не в духе, не хотел идти и долго отказывался, но он меня переупрямил и утащил с собой. Дети Пушкина уже спали, он их будил и выносил ко мне поодиночке на руках. Не шло это к нему, было грустно, рисовало передо мной картину натянутого семейного счастья, и я его спросил: «На кой чёрт ты женился?» Он мне отвечал: «Я хотел ехать заграницу – меня не пустили, я попал в такое положение, что не знал, что мне делать, - и женился».
«ЗВАНЫЙ» ГОСТЬ - ЖОРЖ ДАНТЕС
«Пушкин, которому понравился остроумный и весёлый француз, сам ввёл его в свой дом, - пишет о Дантесе в книге «Чёрная речка» Вадим Старк. - Он познакомился с ним летом 1834 г., когда из-за отъезда Наталии Николаевны вёл холостую жизнь и обедал в ресторане Дюме , где столовался и Дантес».
Об этом же упоминается и в изданной в 1863 году брошюре «Последние дни жизни и кончина А.С.Пушкина»: «Данзас познакомился с Дантесом в 1834 году, обедая с Пушкиным у Дюме, где за общим столом обедал и Дантес, сидя рядом с Пушкиным».
Итак, Дантес наносит первые визиты в дом Пушкина. Отныне тень этого «белокурого человека» будет почти неотвязно следовать за Пушкиным, намереваясь, рано или поздно, подтвердить угрюмые предсказания гадалки Кирхгоф.
Будущий убийца поэта настолько обаятелен, что своими манерами, по-крайней мере, на первых порах, умудряется «обворожить» Пушкина, словно забывшего о своём беспокойстве при появлении того, кто казался ему «вестником гибели». Остроумный, («он умел и Пушкина смешить»), опытный ловелас, пылкий красавец Дантес, после первого визита к новому другу, должен был прийти к выводу, что среди блистательных амурных побед в петербургских гостиных, ему явно не хватает Натали Пушкиной.
Пушкины стали принимать его тем охотней, что Натали была озабочена будущим своих сестёр, которые жили с Пушкиными. Очень ей хотелось найти женихов для Асиньки и Коко, как называла она своих сестёр. В негласном списке «выгодных женихов» числился и холостяк Дантес. Но так уж получилось, что увлекли его не две девушки на выданье, а неотразимо красивая супруга радушного хозяина.
Он «влюбился в неё чуть не с первого взгляда, - пишет в книге «Пушкин» Ариадна Тыркова-Вильямс, - что опять-таки никого не могло удивить. Наталья Николаевна была в зените своей женской прелести, и одно её появление делало других женщин незаметными.
Дантес был ей ровесник. Когда они встретились, ему было 22 года. Многие считали его красавцем. У него был отличный цвет лица, густые белокурые волосы, открывающие плоский, срезанный назад лоб. Голубые выпуклые глаза смотрели дерзко и ласково. Маленький красивый рот был всегда готов раздвинуться в призывную улыбку. В нём была та самоуверенная наглость молодого, здорового зверя, которая на некоторых женщин действует безошибочно. Наталье Николаевне с этим ничтожным французом было несравненно веселее, чем с умными друзьями мужа. И потом он был видный, статный, высокий, на много вершков выше Пушкина.
- Меня судьба, как лавочник, обмерила, - с усмешкой говорил про свой рост Пушкин».
На великосветских приёмах, где нередко присутствуют император с императрицей, к этой скользящей по инкрустированному паркету, самозабвенно вальсирующей паре всё чаще присматриваются «гении» сплетен и интриг, чувствуя, что тут безусловно есть чем поживиться.
Должно быть, они и впрямь потрясающе смотрелись оба - одна из первых петербургских красавец и её уверенный в себе и в своей неотразимости, кавалер.
«Мне с ним весело, - ответила как-то Натали на предостережения княгини Вяземской. - Он мне просто нравится. И ничего не случится».
Между тем, «танец беды» с Дантесом, в который так легкомысленно и с упоением втягивалась всё больше Натали, становится в глазах следящего за этим с нарастающим беспокойством Пушкина зловещим символом будущей семейной катастрофы.
Его всё чаще видят одиноко стоящего в углу и угрюмо посматривающего в сторону танцующей с Дантесом Натали.
«Получился настоящий бал, - делится своими впечатлениями от проведенного вечера С.Н.Карамзина. - И очень весёлый, если судить по лицам гостей, всех, за исключением Александра Пушкина, который всё время грустен, задумчив и чем-то озабочен. Его блуждающий, дикий, рассеянный взгляд с вызывающим тревогу вниманием останавливается лишь на его жене и Дантесе...
Жалко было смотреть на фигуру Пушкина, который стоял напротив них, в дверях, молчаливый, бледный и угрожающий!»
Ленц, гостивший в тот роковой год у графа Вельегорского вспоминал:
«Балкон дачи Кочубея, где жили Вельегорские, выходил на саженное берёзами шоссе, которое вело от Каменноостровского моста вдоль реки к Елагину Острову. Здесь я увидел картину, выступавшую из пределов действительности... После обеда доложили, что две дамы, приехавшие верхами, желают переговорить с графом. Все вышли на балкон. На высоком коне, который не мог стоять на месте и нетерпеливо рыл копытами землю, грациозно покачивалась несравненная красавица, жена Пушкина. С нею были её сёстры и Дантес. Граф приглашал их войти.
- Некогда, - был ответ.
Прекрасная женщина хлестнула по лошади, и маленькая кавалькада галопом скрылась за берёзами аллеи. Это было как идеальное виденье. Той же аллеею суждено было Пушкину отправиться на дуэль с Дантесом».
«Характер мой – неровный, ревнивый, подозрительный, резкий и слабый одновременно – вот что иногда наводит на меня тягостные раздумья» - сказал как-то Пушкин о самом себе.
И всё же, читая многочисленные исследования о Пушкине, воспоминания современников, приходишь к выводу, что не ревность была основным катализатором того настроения, которое найдёт свой выход в его роковой дуэли с Дантесом.
Всё расширяющиеся пересуды о нём, сплетни о взаимоотношениях Натали и Дантеса, всё
это «жужанье клеветы» перешли далеко за пределы Петербурга. Их география явно расширилась. Он становился чуть ли не всероссийской мишенью насмешек, под угрозой оказались - его честь и достоинство.
Его имя, которое раньше связывали только с литературными шедеврами, трепали отныне на все лады чуть ли не во всех «градах и весях» России.
«Неужели вы думаете, что мне весело стреляться? - сказал Пушкин Соллогубу после так и несостоявшейся с ним дуэли... - Да что делать? Я имею несчастье быть человеком публичным, и знаете, это хуже, чем быть публичной женщиной».
Он попытался сбежать от предначертанной ему судьбы в деревню, но натолкнулся на противостояние этому царя. Да и Натали не выказывала никакого желания менять весёлую петербургскую карусель, ухаживания Дантеса, влюблённый взгляд обращённый на неё светскими щёголями на бесконечно скучное, в её глазах, прозябание в деревне.
Когда она, похоже, решится на это, то будет поздно. Слишком поздно что-либо изменить.
Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит –
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём
Предполагаем жить, и глядь – как раз умрём.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля –
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег.
4 ноября 1836 г. Пушкин получает по почте, как он сообщает Бенкендорфу: «три экземпляра анонимного письма, оскорбительного для моей чести и для чести моей жены».
В письме сообщалось, что Пушкин, единогласным решением участников «Ордена Рогоносцев», принят в его ряды.
Среди тех, кто получил по почте копии этого письма были Карамзины,Жуковский, Вельегорский и даже Николай I.
Пушкин показал письмо Натали. «Эти письма, - как писал Вяземский, - привели к объяснениям супругов Пушкиных между собой и заставили невинную в сущности жену признаться в легкомыслии и ветрености, которые побудили её снисходительно относиться к навязчивым ухаживаниям молодого Геккерна...(Дантес к тому времени был усыновлён голландским посланником в России бароном Геккерном и взял его фамилию).
Обладая горячим и страстным характером, он не мог хладнокровно отнестись к положению, в которое он с женой были поставлены: мучимый ревностью, оскорблённый в самых нежных, сокровенных своих чувствах, в любви к своей жене, видя, что честь его задета, он послал вызов молодому Геккерну» .
«На свете счастья нет. Но есть – покой и воля». Семейное счастье, на которое он так уповал первое время после женитьбы вместе с покоем, развеялись на его глазах, «как сон, как утренний туман».
Оставалась лишь – воля, воля совершить то, что он считал единственным выходом для себя из этой безвыходной ситуации.
Вызов на дуэль, который он послал Дантесу, был также и его вызовом судьбе.
Дуэль должна была состояться на год раньше, чем она произошла, в 1836 г. Но...
Дантес вдруг дал понять, что не жена Пушкина его интересовала и интересует, а её сестра Екатерина Гончарова и что он, оказывается, настолько увлечён ею, что готов сделать ей предложение.
Если верить источнику, это произошло при следующих обстоятельствах:
«Пушкин возвратясь откуда-то домой, находит Дантеса у ног своей жены. Дантес, увидя его, поспешно встал. На вопрос Пушкина, что это значит, Дантес отвечал, что он умолял Наталью Николаевну уговорить сестру свою идти за него. На это Пушкин сухо заметил, что тут не о чём умолять, что ничего нет легче, он звонит, приказывает вошедшему человеку позвать Катерину Николаевну и говорит ей: «Voila M.Dantes qui demande ta main (Г-н Дантес просит твоей руки), согласна ли ты?»
Затем Пушкин прибавляет, что он тотчас же испросит на этот брак разрешение императрицы (Катерина Николаевна была фрейлиной), едет во дворец и привозит это разрешение». Я.Грот (Из книги Вересаева «Пушкин в жизни»).
Похоже, что все, кто знал о настойчивых, у всех на виду, ухаживаниях Дантеса за Натали, были поражены этим необъяснимо-загадочным оборотом событий.
«Это событие удивило весь свет, - пишет, сообщая отцу подробности сватовства Дантеса к Екатерине Гончаровой сестра Пушкина О.С.Павлищева. Не потому, что один из самых красивых кавалергардов и один из самых молодых людей, располагающий 70 тыс. дохода, женится на девице Гончаровой – она для этого достаточно красива и хорошо воспитана, - но дело в том, что его страсть к Наташе ни для кого не было тайной».
Сам Пушкин видел в этом лишь трюк Дантеса, его попытку избежать таким образом дуэли с ним и считал, что несмотря на то, что Дантес решил жениться на сестре Натали, дело до свадьбы не дойдёт.
Но, всем на удивление, свадьба всё же состоялась.
Долгое время оставалось загадкой, почему Дантес решил всё же жениться на Екатерине Гончаровой. Только ли желание избежать дуэли, как считал Пушкин, руководило им?
Ответ на этот вопрос был найден только в 1988 году, когда один из авторов сборника «Чёрная речка, до и после» Серена Витале, будучи во Франции, получила неожиданно доступ к никогда не публиковавшимся ранее письмам Дантеса, которыми он обменялся с посланником Геккерном, когда последний уехал в Голландию для оформления документов по усыновлению Жоржа Дантеса и, что не менее важно, с письмами Дантеса к Екатерине Гончаровой. Впрочем, надо оговориться, что выводы авторов книги не являются абсолютным ответом на столь неясный вопрос с женитьбой Дантеса и, скорее всего, их можно назвать - довольно убедительным предположением.
Так вот, исходя из содержания писем Дантеса к супруге, авторы пришли к выводу, что ко времени столь удивившей всех скоропалительной помолвки, Екатерина была беременна. И Дантесу ничего не оставалось, как, избегая грядущий скандал по этому поводу, объявить о давних любовных чувствах к ней и о желании жениться на ней.
С неожиданной помолвкой и свадьбой исчезает и основание для вызова Дантеса на дуэль. Ведь его, оказывается, интересовала отнюдь не Натали, так что ревнивый муж может на этот счёт успокоиться.
К делу подключается Жуковский. После напряжённой и многократной челночной дипломатии (от Геккернов к Пушкину и от Пушкина к Геккернам), Пушкин решает более не настаивать на поединке с Дантесом.
Дантес же решил воспользоваться подобным оборотом дел. Женившись на сестре Натали, он рассчитывает войти в семью Пушкина и на правах родственника иметь теперь серьёзный повод бывать у Натали в доме, куда вход ему, еще до вызова на дуэль, был, по распоряжению Пушкина, закрыт раз и навсегда.
Свадьба Дантеса с сестрой Натали состоялась, но ситуация оставалась всё такой же напряжённой, как и раньше. Дантес пользуется любым случаем, чтобы продолжить свои ухаживания за Натали, с которой он чуть ли не каждый день видится в свете. Более того, его ухаживания теперь носят чуть ли не демонстративный характер. Он словно хочет дать понять всем, кто наблюдает за этой драмой, что он женился на сестре Натали вовсе не потому, что испугался дуэли с её мужем, как это пытается внушить всем Пушкин.
Возможно, что Дантес знал, (ему могла рассказать об этом сестра Натали Екатерина Гончарова) о том, что у Пушкина была встреча с императором и тот взял с него слово «не драться (на дуэли) ни под каким предлогом». Не это ли придало его поведению особенно наглый и вызывающий характер? Он, видимо, решил, что поскольку Пушкин связал себя обязательством данным царю, то теперь можно игнорировать в ещё большей степени «бешенно ревнивого супруга». Теперь, везде, где появляется Пушкин с женой, появляется и Дантес. Он танцует с Натали один танец за другим, он пользуется любым случаем, чтбы обменяться с ней репликами, остротами, которые носят иной раз довольно вульгарный характер. Натали, тем временем, делится с мужем всеми подробностями встреч с Дантесом, в том числе и с двусмыленными шутками в её адрес, причём как самого Дантеса, так и его названного отца – барона Гекерна.
Не финал ли объяснения по этому поводу Пушкина с Натали застал И.П.Сахаров, который по приглашению поэта посетил его незадолго до дуэли:
«Пушкин сидел на стуле, на полу лежала медвежья шкура, на ней сидела жена Пушкина, положа свою голову на колени мужу...»
Л.А. Якубович, который посетил Пушкина в тот же день, что и Сахаров, отмечал в своих воспоминаниях, что Пушкин был «очень сердит... ходил скоро взад и вперёд по кабинету, хватал с полки какой-нибудь том и читал...»
Пушкин - взбешён. Он всё больше видит выход в беспощадной дуэли с Дантесом, которая одна только и способна разрубить этот «гордиев узел»
К тому же, после личного расследования источника анонимных писем, посланных ему и другим, он приходит к убеждению, что эти письма, скорее всего, дело рук старшего Геккерна. Его убеждение в этом крепнет и он отправляет ему оскорбительное письмо, в котором даёт выход всему, что накопилось в нём за все эти месяцы.
«Я не могу позволить, - пишет он Геккерну, - чтобы ваш сын, после мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой и – ещё менее – чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь. Тогда как он просто трус и подлец».
В ответ на письмо, он получает от Дантеса вызов на дуэль.
«Зимой 1836-1837 гг. , – вспоминал П.Вяземский, - мне как-то раз случилось пройтись несколько шагов по Невскому проспекту, промежду Н.Н.Гончаровой_Пушкиной, сестрой её Гончаровой и молодым Геккерном. В эту самую минуту Пушкин промчался мимо нас, как вихрь, не оглядываясь и мгновенно исчез в толпе гуляющих. Выражение его лица было страшно. Для меня это был первый признак разразившейся драмы».
При встрече с секундантами, Пушкин даёт согласие на довольно жёсткие условия дуэли, даже не взглянув на бумагу, в которой они излагались.
«Чем кровавей – тем лучше» сказал он своему секунданту, когда тот, ещё в первый раз, до женитьбы Дантеса, вёл переговоры об условиях дуэли.
ДУЭЛЬ
Утро того рокового дня Пушкин провёл, как обычно, нисколько не изменяя своим правилам и привычкам. Это и отметит Жуковский, с точностью хронометра отсчитывая оставшиеся в распоряжении поэта часы:
«Встал весело в 8 часов, после чего писал часу до 11 –го. С 11 обедал, ходил по комнате необыкновенно весело, пел песни, потом увидел в окне Данзаса (секунданта), в дверях встретил радостно. Вошли в кабинет, запер дверь. Через несколько минут послал за пистолетами. По отъезде Данзаса начал одеваться, вымылся весь, всё чистое, велел подать бекешь, вышел на лестницу. Возратился. Велел подать в кабинет большую шубу и пошёл пешком до извозчика. Это было в 1 час».
Что было за этим спокойствием: покорность судьбе, уверенность в том, что он-то уж не промахнётся? Временами кошки скребли на душе от предчувствий. Но о шаге назад не могло быть и речи, и надо было двигаться только вперёд, навстречу развязке, а там – как господь распорядится.
«Если дело это не закончится сегодня же, - успел он сказать своему секунданту Данзасу, - то в первый же раз, как встречу Геккерна, отца или сына, я им плюну в физиономию».
Пушкин ждал Данзаса в условленном месте – в кондитерской Вольфа на Невском проспекте. Заказал лимонад. Отпивал неспеша, думая о своём. Приехал Данзас. Они сели в сани и отправились к Троицкому мосту.
На Дворцовой набережной произошла встреча, которая могла бы расстроить дуэль, по крайней мере на время. Они встретились с экипажем жены Пушкина. Она отправлялась в этот момент к Мещерской, дочери Карамзина, за находившимися там детьми. Но Натали была близорука, а Пушкин смотрел в другую сторону. Казалось, что вместе с этим сама судьба отвернулась от возможности что-либо изменить.
День был ясный. Петербургское общество каталось на горках и в то время некоторые уже оттуда возвращались. Многие знакомые Пушкина и Данзаса раскланивались с ними, но никто как будто и не догадывался куда они ехали.
На Каменноостровском проспекте они встретили двух знакомых офицеров: князя Голицына и Головина. Думая, что Пушкин с Данзасом едут кататься, Голицын закричал: «Что вы так поздно едете, все уже оттуда разъезжаются!» Данзас хотел как-нибудь дать знать другим о цели их поездки (ронял пули, чтобы увидели и догадались), но никто не обратил на это внимание. Пушкин всю дорогу спокойно сидел в санях, закутанный в медвежью шубу. Завидя Петропавловку, пошутил:
«Уж не в крепость ли ты меня везёшь?»
«Нет, - ответил Данзас. - Через крепость на Чёрную речку самая близкая дорога».
К месту дуэли они подъехали одновременно с Дантесом и его секундантом.
Дул сильный ветер, обдирая щёки. Чтобы укрыться от него и посторонних глаз место для дуэли выбрали в небольшой роще. Секунданты почти проваливались в снег, пытаясь протоптать тропинку. Высокие сугробы не позволили отмерить достаточно широкие, размашистые шаги, а это, в свою очередь, ещё более усугубило условия поединка.
Секунданты сбросили свои шинели с обеих сторон в снег и обозначили ими условные барьеры для дуэли. Пушкин, закутанный в шубу, сидел на снежном холме, взирая на приготовления. Время от времени обменивался репликами по-французски с Данзасом. Вообще на протяжении всего времени Пушкин говорил по-французски.
Когда Данзас спросил его, находит ли он удобным выбранное для дуэли место, Пушкин ответил: «Мне это решительно всё равно, только, пожалуйста, делайте всё это поскорее». Через несколько минут он окликнул Данзаса, спросив нетерпении: «Ну как? Уже готово?»
Противников развели, раздали пистолеты и по сигналу, который подал Данзас, махнув шляпой, они начали сходиться. Пушкин стремительно подошёл к барьеру и стал наводить пистолет. Дантес опередил его - он выстрелил, не доходя одного шага до барьера. Пушкин упал на служившую барьером шинель и, лёжа лицом в снегу, остался неподвижен. Секунданты бросились к нему, но когда Дантес тоже хотел подойти, он остановил его: «Подождите! Я чувствую достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел».
Дантес стал на своё место боком, прикрыв грудь правой рукой. Пушкин, полулёжа на земле, стал целиться. Он целился несколько минут - мешал снег, слепивший глаза и туманяющееся сознание, и он прицеливался вновь и вновь. Выстрелил. Пуля пробила Дантесу руку и, ударившись о пуговицу, отскочила. Увидев падающего Дантеса, Пушкин воскликнул «Браво!» и потерял сознание. Вскоре, придя в себя, он спросил д’Аршиака, секунданта Дантеса:
- Убил я его?
- Нет, - ответил тот, - вы его ранили.
- Странно, - сказал Пушкин, - я думал, что мне доставит удовольствие его убить, но я чувствую теперь, что нет... Впрочем, всё равно. Как только мы поправимся, снова начнём.
Между тем, он истекал кровью. Крови было так много, что она пропитала шинель под ним и окрасила снег. Секунданты пытались на руках донести Пушкина до саней, но это оказалось им не под силу. Тогда, вместе с извозчиком, разобрали забор из тонких жердей, который мешал проехать к тому месту, где лежал раненый Пушкин. Его уложили в сани. Кони медленно, шагом поплелись по тряской дороге. У комендантской дачи встретили карету . Её на всякий случай прислал за Дантесом Геккерн. Пушкина перенесли в карету, скрыв от него её принадлежность противнику. Он был ранен в правую часть живота, испытывал жгучую боль, говорил отрывистыми фразами, обмороки довольно часто следовали один за другим. Карету трясло, приходилось не раз останавливаться. Несмотря на испытываемые боли, Пушкин беспокоился о том, чтобы по приезду домой не испугать жену и давал указания как вести себя (Натали потеряет сознание, когда истекающего кровью Пушкина внесут в дом).
«Кажется, это серьёзно, - сказал он в какой-то момент Данзасу. - Послушай, если Арндт (врач) найдёт мою рану смертельной, ты мне это скажи. Меня не испугаешь. Я жить не хочу».
Секунданты шли пешком рядом с каретой. Скорбный кортеж протянул снежную колею от Чёрной речки до Мойки, словно подводя собой черту под всем, что называлось до сих пор жизнью.
ГИБЕЛЬ НА ДУЭЛИ,
ИЛИ САМОУБИЙСТВО?
Из воспоминаний племянника Пушкина:
«В день рождения он в написанном по этому случаю стихотворении «Дар напрасный, дар случайный – жизнь зачем ты мне дана?», прямо скорбит, что живёт на земле. Прочитав моей матери эти последние стихи, дядя Александр сказал: «Хуже горькой полыни напрокутило мне житьё на земле, нечего сказать, знаменит день рожденья, который вчера отпраздновал. Родился в мае и век буду маяться».
При этом Пушкин зарыдал. Ольга Сергеевна тоже не могла удержаться от слёз и впоследствии при всякой постигавшей её невзгоде вспоминала стихи брата, но на этот раз возразила ему так, думая утешить:
«Не будь бабой, Александр, перестань, полно плакать, а спрашивается из-за чего? Из-за каких-нибудь пошлостей журнальной ракальи? Охота тебе предаваться чёрным мыслям! Эти идеи – больше ничего, как расплясавшиеся нервы... Если мир земной гадок, то плачь не плачь – всё равно, людей не переделаешь... Твои стих – очаровательная музыка, - продолжала утешать Ольга Сергеевна брата, - но верь, ничто не случается без Божьего промысла, стало быть и ты появился на свет не с бухты-барахту».
«Такой бесплодной осени отроду мне не выдавалось, - пишет он Плетнёву осенью 1835 г. из Михайловского. Пишу, через пень колоду валю. Для вдохновения нужно сердечное спокойствие, а я совсем не спокоен».
Племянник Пушкина Л.Н.Павлищев замечает, что «нервы Пушкина ходили всегда, как на каких-то шарнирах, если бы пуля Дантеса не прервала нити его жизни, то он немногим бы пережил сорокалетний возраст».
Мысли о самоубийстве не были чем-то новым для Пушкина.
В январе 1820 г. до Пушкина доходят слухи, распространяемые графом Ф.И.Толстым о том, что его, якобы, вызывали в Тайную канцелярию, где подвергли телесному наказанию, проще говоря – выпороли. Пушкин потрясён. В полном отчаянье противостоять клевете, он решает свести счёты с жизнью. Спасает его от этого шага Чаадаев, о чём Пушкин ещё вспомнит, погодя, в стихотворении «Чаадаеву»:
В минуту гибели над бездной потаённой
Ты поддержал меня недремлющей рукой
И всё же, была ли последняя дуэль Пушкина закамуфлированной попыткой свести счёты с жизнью?
«Денежные дела Пушкина, - замечает в комментариях к своему сборнику «Пушкин в жизни» В.Вересаев, - были в это время почти катастрофическими. Наталья Николаевна писала брату, что у Пушкина «совершенно нет денег». «Я тебе откровенно признаюсь, - обращается она к брату, - что мы в таком бедственном положении, что бывают дни, когда я не знаю, как вести дом, голова у меня идёт кругом. Мне очень не хочется беспокоить мужа всеми своими мелкими хозяйственными хлопотами, и без того я вижу, как он печален, подавлен, не может спать по ночам и, следственно, в таком настроении не в состоянии работать, чтобы обеспечить нам средства к существованию: для того, чтобы он мог сочинять, голова его должна быть свободна».
Вот что пишет автор книги «Пушкин» Ариадна Тыркова Вильямс:
«Пушкин всем был должен: дровянику, молочнице, булочнику, в мелочную лавку, прислуге, каретнику, извозчику за наём лошадей. Раулю за вино 777 рублей. Портному за фрачную пару 450 рублей. В этом неоплаченном фраке Пушкина похоронили. Модистке Зихлер, за наряды Натальи Николаевны, он был должен 3364 рубля. И приблизительно столько же книгопродавцу Белизару за свою единственную роскошь, за книги. Когда он умер, в доме было только 300 рублей. Не на что было его похоронить».
Кроме обычных затрат, много денег уходило на то, чтобы поддерживать необходимый уровень внешнего благополучия из-за чуть ли ни постоянного присутствия при царском дворе. Немало денег уходило на выпуск журнала «Современник», который Пушкин выпускал на свои личные деньги. Бедственное состояние принадлежавших ему по наследству деревень не позволяло ему опереться хотя бы на доходы от них.
Увеличивающиеся снежным комом в связи с этим долги, невероятно нервозная обстановка в семье, связанная с откровенно-наглым и вызыващим поведением Дантеса вкупе с легкомысленно кокетничающей на глазах мужа Натали - всё это расшатывало нервы Пушкина, обостряло его и без того тяжёлое психическое состояние, приводило к мыслям о самоубийстве.
«Дуэль и смерть Пушкина, - пишет Зощенко, который одно время много занимался психологией и психоанализом, - в какой-то мере напоминает самоубийство или желание этого, может быть даже и не доведенное до порога сознания. Во всяком случае, если проследить всё поведение поэта за последние три-четыре года жизни, то это соображение покажется правильным.
Достаточно сказать, что Пушкин за последние полтора года своей жизни сделал три вызова на дуэль. Правда, два первых вызова (Соллогуб, Репнин) остались без последствий., но они были показательны – поэт сам стремился найти повод для столкновений. Настроение искало объект. Третья, состоявшаяся дуэль, привела Пушкина к гибели. Однако погиб не тот здоровый, вдохновенный Пушкин, каким мы его обычно представляем себе, а погиб больной, крайне утомлённый и неврастеничный человек, который сам искал и хотел смерти. Уже начиная с конца 1833 года жизнь Пушкина стремительно идёт к концу».
Известна запись о Пушкине в январе 1834 года (Граббе):
«Пылкого, вдохновенного Пушкина уже не было. Какая-то грусть лежала на его лице».
Осипова пишет в 1835 году:
«Приехал Пушкин, скучный и утомлённый...»
Муж сестры Пушкина:
«Она была (в январе 1836 года) поражена его худобой, желтизной лица и расстройством нервов. Ал.Серг. не мог долго сидеть на одном месте, вздрагивал от звонка и шума...»
Начиная с 1834 года в письмах Пушкина всё время попадаются такие фразы: «Жёлчь волнует меня...», «От жёлчи здесь не убережешься...», «У меня решительно сплин...», «Жёлчь не унимается...», «Все дни болит голова...», «Начал много, но ни к чему нет охоты...», «Головная боль одолела меня...»
«Эти письма, - по мнению Зощенко, - написаны человеком несомненно больным, разбитым и страдающим неврастенией.
Эта болезнь развивалась и усиливалась со дня на день и привела поэта к желанию смерти».
В подтверждение этой мысли Зощенко приводит отрывок из письма знакомой Пушкина по Тригорскому П.А.Осиповой А.И.Тургеневу:
«Встретившись за несколько дней до дуэли с баронессой Вревской, Пушкин, сам сообщил ей о своём намерении искать смерти». Пушкин бы непреклонен. Наконец, она напомнила ему о детях его. «Ничего, - раздражительно отвечал он, - император, которому известно всё моё дело, обещал мне взять их под своё покровительство».
При всём при этом есть свидетельства и другого рода, находящиеся в противоречии с гипотезой Зощенко и вообще с идеей «дуэль-самоубийство»:
Вот что вспоминал А.И.Тургенев:
«Я видел его накануне весёлого, полного жизни, без малейших признаков задумчивости: мы долго разговаривали о многом, и он шутил и смеялся... 3-го и 4-го дня я также провёл с ним большую часть утра, мы читали бумаги, кои готовил он для 5-ой книжки своего журнала».
Вяземский вспоминает как вечером 26 января, на балу у графини Разумовской, Пушкин подошёл к нему и попросил его написать в Варшаву П.Б.Козловскому, напомнив ему о том, что он обещал статью для «Современника», который выпускал и редактировал Пушкин.
Полный недоумения Жуковский отмечает, что Пушкин «за час перед тем, как ему ехать стреляться, написал письмо Ишимовой (воспоминания которой он собирался печатать в своём журнале) как будто бы ничего иного у него в эту минуту в уме не было».
В эти же дни, незадолго до дуэли, он встречается с Далем, Одоевским и другими авторами, чьи произведения он намеревался печатать в ближайшем номере «Современника».
А.Н.Вульф в своих «Рассказах о Пушкине» утверждал, что по его мнению «Перед дуэлью Пушкин не искал смерти: напротив, надеясь застрелить Дантеса, поэт, по свидетельству
близкого к нему современника, располагал поплатиться за это лишь новою ссылкою в Михайловское... и там-то на свободе предполагал заняться составлением «Истории Петра Великого».
Отчаянье что-либо изменить постоянно боролось в нём с решимостью противостоять судьбе, противостоять несмотря ни на что, вопреки собственным страхам и тяжёлым предчувствиям.
«Естественно ли, - вопрошал Баратынский в письме Вяземскому, - что великий человек, в зрелых летах, погиб на поединке, как неосторожный мальчик? Сколько тут вины его собственной, чужой, несчастного предопределения?»
Вторая часть статьи - "ЛЕРМОНТОВ":
http://www.proza.ru/2015/04/04/1715
_____________
Использованная литература
Серена Витале, Вадим Старк «Чёрная речка до и после».
К истории дуэли Пушкина. Письма Дантеса.
Из-во журнала «Звезда», Санкт-Петербург. 2000 г.
И.Ободовская, М.Дементьев
«Наталья Николаевна Пушкина».
Москва, Из-во «Советская Россия». 1985 г.
В.Вересаев
«Пушкин в жизни».
Из-во «Московский рабочий». 1984 г.
В.Вересаев
«Загадочный Пушкин».
Москва. Из-во «Республика». 1996 г.
А.С.Мельников
«Друзья! Вам сердце оставляю...»
Хроника жизни и творчества Пушкина.
Москва. Из-во «Олма-Пресс». 1999 г.
«Мир Пушкина. Семейные предания Пушкиных»
Санкт-Петербург. Из-во «Пушкинского фонда». 2003 г.
«А.С.Пушкин в воспоминаниях современников»
Москва. Из-во «Художественная литература». 1985 г.
Ариадна-Тырнова Вильямс
«Пушкин». ЖЗЛ.
Москва. Из-во «Молодая гвардия». 1998 г.
А.С.Пушкин
Письма 1831-1837.
Собрание сочинений. Т. 10.
Москва. Из-во «Художественная литература». 1978 г.
Свидетельство о публикации №215040202080
Ольга Сергеева -Саркисова 09.08.2017 02:02 Заявить о нарушении
Большое спасибо, Ольга, за отклик!
С теплом,
Яков
Яков Рабинер 09.08.2017 17:47 Заявить о нарушении