Два заговора. 100 лет назад

Сторонники монархии в России до сих пор с горечью вспоминают события Февральской революции 1917 года, сожалеют о слабости императора Николая II, о его нерешительности в попытках подавить оппозицию в Государственной думе и массовое движение против самодержавия. Вот если бы он решительно, опираясь на армию, раздавил бы, посадил бы, беспощадно бы...
Тем самым дается понять современным правителям России, что самый надежный метод сохранения стабильности государства в случае обострения ситуации  - это жесткое, силовое подавление любой попытки выйти за рамки законности.

Но правда ли , что император лишь беспомощно наблюдал за развитием революционного процесса, так ли уж безвольно себя вел, чтобы сохранить  власть?
При всей очевидной слабости характера, император считал незыблемой и единственно возможной для России формой правления только самодержавие. Поэтому вовсе не случайным был неожиданный для либеральной "публики"окрик о "бессмысленных мечтаниях" по поводу реформ, прозвучавший из уст молодого монарха всего через три месяца после воцарения.

И чем дальше, тем больше проявлялись безграничные амбиции Николая II. В разгар войны с Германией и Австрией в ответ на требования оппозиции ограничить самодержавие, провести некоторые реформы, император 23 августа 1915 года сместил с поста Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и назначил на этот пост самого себя.   
Вместо ограничения самодержавия оппозиционеры из либеральной буржуазии, объединившиеся в так называемый "прогрессивный блок", получили его усиление.

Реформы стучались в дверь, а за дверью творилось невообразимое. Царская верхушка деградировала, императрица Александра Федоровна (мелкопоместная немецкая принцесса Алиса Гессенская) приблизила к себе откровенного проходимца, "святого старца" и "прорицателя" Григория Ефимовича Распутина (Новых), который активно вмешивался в управление государством, в кадровую политику через Александру Федоровну. Так, она пишет мужу: "Григорий кашляет, и волнуется по поводу Греции". Как веселые анекдоты аристократы рассказывали о записочках фаворита со смешными по форме просьбами, предваряемые словами, вроде  «милай сделай», «милай выслушай ево», «милай-хороший помоги ей». Но многое здесь было от мужицкой хитрости и от любимой русской привычки немного попаясничать,попридуряться. Не забыли в обществе, например,  "шалости" полководца А.В. Суворова, его причуды, вроде кукареканья во время разговора. А ведь Распутин даже две книжки опубликовал, хотя написать их ему, несомненно, помогали. Но многие ли современные политические деятели сами написали свои книги? Не на пустом месте родились известные стихи Роберта Рождественского: "Все что было не со мной, помню".

Но фаворит императрицы был слишком прост, чтобы уцелеть в придворном гадюшнике. Стремясь спасти авторитет династии, несколько знатных монархистов в декабре 1916 года заманили Распутина в особняк Сумарокова-Эльстона, сыграв на известном неравнодушии "старца" к женщинам, и убили его .

 "Особы, приближенные к государю", пожалуй, еще больше, чем революционеры, раскачивали государственную лодку, подсиживали друг друга, выдвигали на ответственные посты бездарных и нечистоплотных людей.  Они устроили настоящую министерскую чехарду. За два с половиной года войны сменились четыре военных министра, шесть министров внутренних дел, четыре председателя совета министров.

Недовольство в стране нарастало. Слова военного министра В. Сухомлинова, убеждавшего государя в 1912 году, "что из войны произойдет только одно хорошее для нас", оправдались с точностью до наоборот.  Затянувшаяся война с ее кровавыми потерями и поражениями, хозяйственная разруха, расстройство финансовой системы, всё это показало: царизм неспособен ни воевать, ни побеждать, ни управлять.  Всё чаще проходили в городах забастовки, демонстрации под красными флагами, лозунгами "Долой самодержавие!" и пение "Марсельезы".

Царская бюрократия, опасаясь массовых выступлений, особенно в войсках,  недооценила депутатов Государственной думы. В августе 15 года тогдашний министр внутренних дел князь Щербатов презрительно говорил: "Вряд ли на прямое неподчинение думцы решатся. Все-таки огромное большинство их трусы и за свою шкуру дрожат".

Но и среди депутатов нашлись смелые. 1 ноября 1916 года на заседании Государственной думы лидер "прогрессивного блока" П.Н. Милюков заподозрил придворную камарилью ни больше, ни меньше, — в измене. Имея в виду действия правительства, он задал вопрос: "Что это: Глупость или измена?" Наиболее решительные деятели оппозиции стали готовить дворцовый переворот. Заговор состоял в том, чтобы захватить царский поезд на пути из ставки в Могилеве в Петроград и  вынудить Николая II отречься от престола в пользу его сына, царевича Алексея. В результате переворота планировалось учредить конституционную монархию. Ни о каком  мире либеральная буржуазия и слышать не хотела. Им была нужна только война до "решительной победы"!

Входивший в состав  Временного комитета Государственной думы В.В.Шульгин впоследствии в своей книге "Дни" (Белград, 1925) откровенно поведал о надеждах, которые русские буржуа-либералы связывали с императором и которые он не оправдал. "Николай I повесил пять декабристов, но если Николай II расстреляет пятьдесят тысяч "февралистов", то это будет задешево купленное спасение России".

"Упертые" сторонники исконно-кондового самодержавия во главе с императором тоже не дремали. Они задумали свой государственный переворот. Их заговор состоял в том, чтобы
 Разогнать Государственную думу.
 Закрыть все оппозиционные органы печати (газеты, журналы и т.п.).
Объявить военную диктатуру.
 Заключить сепаратный мир с Германией.

Для реализации заговора столица была выделена в особый Петроградский военный округ. Полиция как наиболее надежная силовая структура, по сравнению с армией, которая с каждым днем теряла боеспособность и выходила из подчинения командиров,  была переведена на военное положение. На вооружение полиции передали пулеметы. Полицию и жандармерию подкрепили кавалерийским частями и казаками. В строгом секрете велись переговоры о заключении сепаратного мира с Германией.

  Ни тот, ни другой заговор не был осуществлен. Хитроумные замыслы политиков сорвало мощное массовое народное движение. Вопросы о мире и войне, о самодержавии и правительстве вышли из кабинетов и конспиративных явок на улицы и площади города.

  23 февраля (8 марта) на предприятиях началась многотысячная забастовка в Петрограде, которая на другой день переросла во всеобщую забастовку.

С чего же всё началось, если иметь в виду конкретику событий? Как эпически просто говорил впоследствии на допросе в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного правительства командующий Петроградским военным округом генерал С.С. Хабалов, "возникшие с 23 февраля в городе волнения имели своим первоначальным источником недостаток хлеба. Эти волнения выразились в скопищах на улицах...".

На предприятиях 23 февраля (8 марта) отмечали Международный день работницы. Особенно активничали именно работницы. В большевистской газете "Правда" отмечалось, что " женщины были настроены очень воинственно. Не только работницы, но массы женщин, стоящих в хвостах за хлебом, за керосином. Они устраивали митинги, они преобладали на улицах... они останавливали трамваи. "Товарищи, выходите!"—раздавались энергичные возгласы. Они являлись на фабрики и заводы и снимали с работ" (5 марта 1917г.).
Еще до беспорядков в городской думе Питера был выработан проект продуктовых карточек. Рабочие заволновались, узнав из печати, что намечается выдавать по карточкам по одному фунту на человека, что этого мало и поэтому надо запасаться. Стали усиленно закупать хлеб и из него выпекать сухари. Сообщение в газете от имени Хабалова, что хлеба у нас хватит, что мука подвозится, рабочих не успокоило.

И вот командующий пытается, как хозяйственник, причем неумелый, принять меры к тому, чтобы увеличить количество выпекаемого хлеба. Для этого он приглашает  пекарей (!?) и говорит,  что волнения не столько от недостатка хлеба, сколько от провокаций. Депутация от общества пекарей из лавочников высказала свои претензии.

"Они говорили, — повествует далее генерал в стиле русских летописцев, которых отличают обстоятельность и внимание к мелочам: «Вот, по вашему объявлению, теперь все на нас обрушиваются: говорят, что мы не печем, что мы куда-то муку прячем, мы воруем, вот пожалуйста!»… На это я просил депутатов высказать, чем они объясняют недостаток хлеба. «Мало, — говорят, — нам муки дают. Дают нам 30.000, а нам нужно плохо 50.000». — Я говорю на это, что 50.000 пудов давным-давно не выдавали и, при всем желании, выдать невозможно, потому что нет муки столько… — «Ну, — говорят, — если бы хоть 35.000: мы бы справились! У нас, кроме того, горе не в том заключается, что муки мало, а в том, что у нас рабочих мало, пекарей мало… Пекаря все забраны на военную службу. Мы подали прошение о том, чтобы пекарей освободили, потому что с теми, которые остались, сладу нет, не работают, пьянствуют, никак не заставить работать»… Эта просьба их, действительно, пришла в штаб. Я приказал немедленно прошение это — об освобождении 1500 человек — переслать в главное управление генерального штаба".

Кстати, эти события опровергают устоявшийся штамп о невиданном долготерпении русского народа. Какое долготерпение, когда только на третьем году войны возникли очереди за хлебом и заговорили о продовольственных карточках?  В Германии положение с продовольствием было намного хуже. Только когда нехватка продуктов стала исключительно острой, когда в крупных  промышленных центрах  начался голод зимой 1916/17 года, и его утоляли  брюквенной похлебкой, было решено перейти к нормированию отдельных продуктов питания. Выдача по карточкам производилась с задержками и не полностью. Да и немецкие солдаты на фронте снабжались немногим лучше, чем население в тылу.
 А в Советском Союзе распределение по карточкам было введено с первых месяцев Отечественной войны и продолжалось до декабря 1947 года.

24-го февраля, генерал Хабалов  у себя на квартире созвал совещание ответственных лиц города — гражданских, военных и от полиции — по прекращению беспорядков. На первом месте — вопрос о хлебе. "Я даже, - сказал генерал, - посоветовал завести тетрадочки, где на одной странице была бы записана ежедневная выдача муки, а на другой, — расход ее на хлеб выпеченный и где, кроме того, указано, сколько выпеченного хлеба поступает в продажу. Пускай пока проверяют, записывают".
Как же, вероятно, смеялись собравшиеся прожженные дельцы и профессиональные силовики над этими тетрадочками!

Пока Хабалов разбирался с мукой, печеным хлебом и пекарями, вся власть в столице неуклонно переходила в руки Петроградского Совета рабочих депутатов. Одновременно к власти подбирались и депутаты Думы.

Император еще не понимает, что происходит, и вечером 25 февраля шлет грозный приказ командующему Петроградским военным округом генералу С.С.  Хабалову: "Повелеваю завтра же  прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией".

Какой стиль приказа—"Повелеваю"!, "Прекратить"! Для императора начавшаяся революция всего лишь просто "беспорядки". И это можно понять. Коренные потрясения всегда происходят внезапно для любого правителя. Даже такой гений революции, как В.И. Ленин, который предвидел неизбежность народных восстаний в Европе "в связи с этой хищнической войной",  в докладе о революции 1905 года на собрании рабочей молодежи в Цюрихе говорил 9 (22) января 1917 года: "Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции". А буря грянула через полтора месяца.

Получив приказ, фактически разрешавший "патронов не жалеть", генерал Хабалов действовал без особого рвения, хотя у него под началом было 700 тысяч военных, в том числе только в Питере около 200 тысяч.
А Питер бурлил! Каждый день митинги, демонстрации, рабочие и солдаты громили полицейские участки, захватывали правительственные здания. По указанию генерала были призведены многочисленные аресты. На крышах, чердаках и колокольнях установили пулеметы. Из пулеметов на другой день расстреляли демонстрантов, собравшихся на Знаменской площади у Казанского собора.  Но  солдаты Павловского полка  в ответ на приказ расстрелять демонстрантов, открыли огонь по разъезду городовых.

 Ночью 27 февраля учебная команда Волынского полка по призыву старшего унтер- офицера Т.И. Кирпичникова дала клятву не стрелять в народ. Когда их командир штабс-капитан Лашкевич явился в часть, он был застрелен. К восставшим присоединились солдаты Преображенского и Литовского полков.

Кирпичников стал калифом на час. Был награждён Георгиевским крестом 4-й степени, который ему вручил  лично генерал Л.Г. Корнилов. После Октября бежал на Дон, пытался присоединиться к Добровольческой армии, но обратился к полковнику А. П. Кутепову, ярому монархисту, который сражался за императора в феврале 17-го до последнего. По приказу Кутепова георгиевский кавалер был расстрелян.

Вечером 27 февраля генерал Хабалов направил телеграмму начальнику генерального штаба генералу Алексееву: "Прошу доложить его императорскому величеству, что исполнить повеление о восстановлении порядка в столице не мог. Большинство частей одни за другими изменили своему долгу, отказываясь сражаться против мятежников. Другие части побратались с мятежниками и обратили свое оружие против верных его величеству войск".

 28 февраля Хабалов был арестован, впоследствии заключен в Петропавловскую крепость, подвергался допросам в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного Правительства. В октябре  был освобожден, через два года уехал на юг, а в 1920 году эмигрировал.

А император продолжает издавать указы. И что интересно, их продолжают исполнять! Утром 25 февраля (12 марта) Государственная дума получает императорский указ о перерыве сессий  Думы с 26 февраля до апреля 1917 г. Фактически это был указ о роспуске Думы. Депутаты молча согласились с указом, но расходиться не стали. Они провозгласили создание Временного комитета Государственной думы, который взял на себя инициативу создания нового правительства.  Но императора пока не трогают!

После создания Временного правительства 2 (15) марта революционеры решились, наконец, покончить с монархией. 3 (16) марта Николай II отрекся за себя и своего сына  от престола в пользу своего брата Михаила. Но и Михаил на другой день тоже отрекся от трона. Колебания Николая, его заявления, что он передумал и согласен на вступление на престол сына Алексея, оказались запоздавшими. Поезд ушел.

Временное правительство намеревалось отправить Николая в Англию. Однако исполком Петросовета решительно воспротивился отъезду бывшего императора за границу. Он был арестован и помещен в Царское Село под охрану войсковой части. Как показали дальнейшие события, это было равносильно смертному приговору с отсрочкой исполнения.

Всего через 4 года после торжественного празднования  Трехсотлетия  правления Романовых Российская империя рухнула. Теперь о юбилее, не считая историков, мы вспоминаем разве что за чашкой чаю, когда откроем пачку печенья "Юбилейное", празднично украшенную, яркую, производство которого было налажено на фабрике  "Товарищество «С. Сиу и Ко»  как раз к знаменательной дате.
 
Последующие акты трагедии:
Распад Российской империи на национальные государства и региональные образования.
Октябрьская революция, Брестский мир, гражданская война, иностранная военная интервенция, массовый красный и белый террор.
Невиданные страдания народов России, людские потери - свыше 20 миллионов за время мировой и гражданской войн; миллионы и миллионы  покалеченных,  голодных, нищих, беспризорных и бездомных детей.
Расстрел царской семьи и ее слуг.

Убитые в доме Ипатьева в ночь на 17 июля 1918 года:
Николай Александрович Романов, Александра Федоровна Романова. Их дети
Анастасия (16 лет), Алексей (13 лет), Мария (19 лет), Ольга (23 года) и Татьяна (21 год),
лейб-медик Е. С. Боткин, лейб-повар И. М. Харитонов,
комнатная девушка А. С. Демидова, камердинер полковник А. Е. Трупп.

Итак,
Ни проливов, ни Константинополя,бывшего когда-то столицей Византии и ставшего Стамбулом в Османской империи, ни господства на Балканах, в Европе и Азии, о чем мечтал император и его окружение.
Ни покоя внешнего, ни внутреннего, ни величия России, о чем мечтал Столыпин.
Ни счастья трудящихся, о чем, по словам всех его советских биографов, мечтал Ленин.
Ни царства прекрасного, ни поклонения искусству, о чем мечтали поэты Серебряного века.

Давно все это было, да и быльем поросло, скажет иной читатель. И будет прав. Все поменялось с тех времен. Не только империя, Советский Союз начинает потихоньку забываться. Но одного только нельзя позабыть, что самый небольшой сбой в привычном ходе общественной жизни, вроде нехватки хлеба, может внезапно  нарушить внутреннее равновесие страны, ее стабильность. Нет мелочей в политике.

И если есть, если почему-то накапливается годами и молчаливо недовольство, раздражение, злоба и ненависть, то все это может вдруг взорваться вроде бы и беспричинно яростным и разрушительным мятежом.  А от этого недалеко и Февраль, и Октябрь, и 37 год, и август 1991 года, и Майдан незалежности.

© Copyright: Владимир Разумов, 2015
Свидетельство о публикации №115040310047