Знаки

Кафе называлось "Лыжник" и ничем не отличалось от дюжины таких же кафешек, расположенных по периметру площади.
"Лыжник", однако, был мне по пути. Возвращаясь в гостиницу, я частенько  захаживал туда, чтобы передохнуть и, с наслаждением вытягивая непослушные конечности, умащивался в пластмассовом креслице в предвкушении "Сараевского".
Дошло до того, что хозяин, распознав издали мою прихрамывающую походку, стал радостно приветствовать меня, спеша навстречу с запотевшим бокалом пива на подносе. Дело было в июне.

Местный народ казался мне исключительно работящим и практичным.
Как бы рано я ни просыпался, а на соседней стройке уже кипела работа. В прохладной утренней тиши деловито постукивали мастерки в чьих-то руках, плавно скользили стрелы неведомо кем управляемых кранов. 
Зато часов с двух-трёх пополудни, когда наступала жара, вся эта "невидимая" братия обреталась в многочисленных питейных заведениях (открывшихся здесь ещё с времён олимпиады), растягивая один единственный  бокал на весь вечер под пачку сигарет и разговоры.
О чём можно было говорить, что обсуждать, горячо жестикулируя и беспрестанно закуривая, мне тогда было непонятно. 

Местечко Илиджа представляло собой обширнейший природный парк, в одном из укромных уголков которого прятался мой отель. Сумрачные коридоры гостиницы, убранные в тёмно-зёлёный шёлк и коньячный дуб, казались сошедшими со страниц  Стивена Кинга. Массивные шторы на окнах, скрывавшие за собой таинственные чащи,чёрный кафель ванной комнаты рождали тревожные предчувствия. Поэтому, чтобы не оставаться в номере, я вечерами спускался в холл, где просиживал допоздна, наблюдая из его зазеркалья  неуёмные празднества аборигенов. Дешёвый бренди, купленный по дороге на соседнем рынке, снимал напряжение.
 
Публика в отеле подобралась иностранная, в основном, пенсионного возраста; русских среди них не было.
Я добросовестно со всеми раскланивался, получая в ответ дежурные улыбки. Никто не лез ко мне с дурацкими разговорами. Всем на всех было наплевать, нужно было лишь соблюдать внешние приличия.
Меня это вполне устраивало.

*
Сидя в глубоком кресле, я старательно делал вид, что изучаю местный таблоид, не понимая в нём ни бельмеса. Во флаконе ещё плескалось, но настороженный взгляд портье настойчиво сигнализировал, что пора завязывать. Собрав волю в кулак, я с сожалением высвободился из объятий полюбившего меня взасос кресла, и переместился в услужливо подогнанный лифт.
Едучи, я внимательно рассматривал в искусственно состаренном зеркале свою харю, основательно подрумяненную выпитым, желая придать ей устало-серьёзное выражение. Мой номер находился в противоположном конце длиннющего коридора, который предстояло преодолеть с минимальными потерями, что, учитывая моё состояние, было непросто.

Обычно коридор пустовал, но сейчас мне навстречу двигалась незнакомая пара. Я подобрал живот, задержал дыхание, чтобы предательский выхлоп не портил имидж, и отважно двинулся вперёд, ставя ноги на ширину плеч бывалого матроса - коридор слегка штормило. Пара неумолимо приближалась, превращаясь из размытого пятна во вполне конкретных людей. Первыми из сумрака проявились шикарные кавалерийские усы, концы которых доблестно закручивались кверху. За усами следовал их хозяин в парадном мундире прошлого века, увешанном медальками. Его под ручку сопровождала элегантная особа, глядя на которую я искренне пожалел, что не гусар. Тем не менее, я изобразил лёгкий поклон и даже прищёлкнул каблуками. На мой взгляд, это вышло залихватски, но парочка невозмутимо продефилировала мимо, даже не взглянув в мою сторону. На мгновение дохнуло холодом.
Добравшись в конце концов до постели, я рухнул в неё, как подпиленный. "Ну ладно, не гусар, но к чему обижать-то?! Куклы ряженые", -  подумалось напоследок.

*
Наглый зуммер резко выдернул меня из небытия, заставив дотянуться и снять трубку. В трубке оказался Драган, который бодро сообщил, что заедет за мной минут через сорок.

Контрастный душ, свежевыжатый сок, горячая яичница и кофе (ресторанчик в отеле был вполне приличным) почти примирили меня с действительностью.
Проходя мимо конторки, я с пристрастием поинтересовался у дежурного о том, почему меня никто не предупредил о вчерашнем маскараде, и что за пара поселилась в соседнем номере.
Глядя на меня с искренним изумлением, портье лепетал, что ничего не знает ни о каком маскараде; а по соседству со мной по-прежнему обитает тот самый долговязый немец, который прибыл на местный автозавод. И больше никого! Я поверил ему на слово.
Выходя, в витринном отражении дверей я отчётливо наблюдал, как профессионально корректную физиономию клерка исказила презрительная гримаска: мол, понажираются тут...

По дороге я рассказал Драгану о ночной встрече, уточнив при том, что принятая доза была отнюдь не рекордной, и о глюках не могло быть и речи.
Неожиданно, Драган отнёсся к моему ироничному повествованию со всей серьёзностью.
- Думаю, - сказал он, - то был эрцхэрцох са его графиньюшко. Они када-та жылы у нас,  Илиджа, и може, у истом хотелу. Мыслым, они хотят предпрежды. Дело в том, что у нас е таки луди, кои желе поделе Босна и Сербиа. Болшинства народ проты. Но эти молоды, злы и ве'ома много сп'очены, - Драган был настолько взволнован, что постоянно съезжал на сербский.

Мне тут припомнились люди в кафешках. Их лица, сосредоточенные, а временами откровенно злобные; их напряжённые разговоры, которые я не понимал; их безудержные ежевечерние пляски под европопсу, перемешанную с зажигательными балканскими ритмами, как будто не насытиться, будто в последний раз. И гнетущая атмосфера гостиницы, и вчерашняя странная встреча...Всё это в одно мгновение, последними скорбными мазками завершило картину. Ту самую, которая  уже давно жила в моём подсознании,  и которую я рационально опровергал.
Волна оцепенения накрыла меня. Я узнал это ощущение, так бывало всегда, когда у меня получалось понять, достичь истины. Сейчас это было предчувствие неотвратимо надвигающейся беды. 
Я, вдруг, ясно, каким-то внутренним чувством, ощутил, как этот  райский уголок превращается  в уже созревший и в любую минуту готовый рвануть кроваво-гнойный абсцесс войны.

На совещании я никак не мог сосредоточиться и то и дело поглядывал в окно. Летнее солнце, пробивая грозовые облака, яркими пятнами высвечивало белые домики под красной черепицей на кудрявых склонах и балконы в обрамлении цветов.
Худосочная в это время года Миляцка робко прокладывала себе путь меж камней. Вдалеке невзрачной черточкой виднелся Латинский мост. Тот самый, у которого они оказались случайно, и где Гаврила Принцип их застрелил. Говорят, что Софи была беременна.

Служил Гаврила террористом. Людей Гаврила убивал...


***
Драган через год погибнет. Он попадёт под артиллерийский обстрел, застряв на своём любимом АЛЕКО в пробке по дороге в Илиджу.

Моя гостиница будет разрушена прямым попаданием, а из кафешек на площади ни одно не уцелеет.
Но в них не будет нужды, потому что все, кто в состоянии, подадутся отсюда подальше в спокойные и сытые страны.
Там, берясь за любую работу, они кое-как обустроятся. А потом станут приезжать на родину на побывку, подобно тому, как навещает свою деревню покинувшая её молодёжь. А старики, которые не смогут уехать, будут потихоньку вымирать, едва сводя концы с концами, унося с собой их традиции, их историю.

И среди нелёгких каждодневных забот у них не останется ни времени, ни сил, чтобы вспомнить свою мечту о процветающей независимой родине. Когда-то они поймут, что созидает только мир, покой, а революции и войны всегда разрушают. Но у их повзрослевших детей, лишённых корней и ощутивших себя людьми второго сорта, будет совсем другое мнение.

Спустя ещё пару лет, я уже не смогу ходить без палок, и мама однажды скажет, что я похож на лыжника.

Строительство аэропорта, благодаря которому я когда-то попал в командировку в Сараево, будет заморожено и возобновится лет через двадцать. И он будет построен, аэропорт в прекрасном городе у моря. так же, как и другие грандиозные сооружения. И там проведут великолепную олимпиаду.
И спустя несколько месяцев, нелепая и беспощадная братоубийственная война будет громыхать всего в сотне километров от моего дома. 

Жизнь часто подаёт нам знаки. Нужно только уметь их замечать.



'14-15г.


Рецензии
Пока есть заинтересованные лица и страны бросать поленья к костер войны - нелепые и беспощадные братоубийственные войны будут продолжаться

Владимир Ус-Ненько   19.04.2015 18:03     Заявить о нарушении
А эти "лица" не люди, что ли?

Просто, ничто никого ничему не учит.

Каждый "мнит себя исключительным".

Воистину, гордыня - смертный грех.

Потомкам   20.04.2015 18:09   Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.