В деревне Грязюки

               
      
      
     Старшее поколение ещё, несомненно, помнит, что печаталось  в наших газетах, в период развитого социализма.Откроешь газету – передовица – «Вести с полей»: На полях Новгородчины, в колхозе «Светлый путь» с опережением сроков, в две недели, с успехом, завершен посев пшеницы. – Посеяли и посеяли, а то, что ранний посев практически  не даёт никакого эффекта, как – то, никого не интересовало. А о том, что кукурузу сеяли, там, где она не растёт, а потом, скармливали её скоту, не писали. И то, что давали указание разводить водоплавающую птицу, где не было никаких водоёмов,тоже не знали.
    
     Осенью, сообщали о стахановских методах уборки урожая. Хотя потом, выяснялось, что, несмотря на то, что грянули морозы, капуста лежит на полях… Впрочем, обо всём этом, я узнала от пожилых людей. Сама я, ничего этого не видела, и не слышала.
    
     Когда иссякали вести с полей, нам, доверительно сообщали, что токарь Балтийского завода Петров А.А. перевыполнил норму на сто процентов. Что шахтёры Донбасса выдали на гора 115% плана! А ещё текли молочные реки, а свинарки давали богатый опорос! Просто душа радовалась!
    
     А потом вдруг, выяснилось, что социализм у нас совсем даже не развитый, и жить при нём просто невозможно. Вместо него, наступил, то ли недоразвитый капитализм, то ли какая – то демократия. Газеты, естественно, совсем, другое пишут. Что именно, вы сами знаете. Мы теперь, совсем не в курсе, растёт у нас что – ни будь на полях или нет. Если поглядеть, издали, на прилавки, то, вроде, растёт. А если вблизи, то оказывается, что картофель с Кубы, а цветная капуста и редиска, из Израйля  Даже яблоки заграничные!
    
    Само – собой, не знаем мы и как крестьяне живут. Мы теперь только двумя вещами интересуемся, политикой и жизнью наших звезд. Особенно нас волнует последнее. Такие, знаете ли темы, такие откровения! И всё это, так быстро меняется, что не уследишь, кто с кем сошелся, кто с кем разошелся. Заглянешь в Интернет, просто как в Диснейленде побываешь! Что хочешь, можешь скачать себе на память. Например, фотографии наших известных артистов – гомосексуалистов.
    
     Забыла представиться – я журналистка. Веду в газете – не буду упоминать названия, рубрику « Дела семейные». Впрочем, редактор поручает мне, иногда и другие темы. Как – то тут, говорит: – что – то мы совсем забыли наших кормильцев, то есть, крестьян. Колхозов нет, как они теперь кормятся? - Знаешь что, пошлю – ка я тебя в командировку в деревню! В какую – ни будь, тьму тараканью! Ты девочка бойкая, подход у тебя, к людям есть.
    
     Я слегка заволновалась. Против деревни, я ничего не имею, но в тьму – тараканью ехать не очень хотелось. – А куда, мол, конкретно, спрашиваю. – А куда кривая выведет! - говорит он мне. Взял карту, ткнул пальцем и попал на деревню Грязюки. - Вот, говорит, туда и поедешь! Я было, хотела отвертеться. Говорю – может быть лучше в Грязи? Тоже деревня и от Москвы  недалеко. Он возражает. Говорит – какая же это деревня, если там  наши звёзды в замке живут! Наверное, и грязи то не осталось! - Можно подумать, что он меня за грязью посылает!
    
     Ну что, смирилась. Поехала билет заказывать. Проторчала там целый час – кассирша говорит – слыхом не слыхала, видом не видывала такого названия! Еле разобрались.
    
     На другой день пустилась в путешествие. Еду, волнуюсь, как там всё будет. Я ведь, за свои двадцать пять, ни разу в деревне не была. Да и не читала ничего. Так что, сведений у меня, кот наплакал. Знаю только, что в избах, какие – то русские печки, а ещё непонятные чёрные бани. Почему чёрные, и как в них мыться, если они такие грязные?! Да ещё вот, в кино видела, как мужики, помывшись в этой самой чёрной бане, голышом в снегу валяются.
    
     Наконец, доехала. Соскочила  в этих Грязюках с поезда,  он там, всего одну минуту  стоит, зашла на вокзал. Народу никого. Обращаюсь к кассирше. Спрашиваю, на чём, мол, до Грязюк доехать можно. Есть ли какой автобус?  Девушка даже засмеялась – скажете тоже, автобус!  С надеждой спрашиваю – может грузовик, какой поедет?  Отвечает, что в Грязюки, раз в неделю, по воскресеньям, автолавка ходит. Потом посоветовала – там, говорит, на вокзальной площади, дед на телеге сидит. Попросите, подвезет. Только поторопитесь, а то он уедет, и до завтрашнего дня, не вернется!
    
     Выскочила я из вокзала, и чуть в лужу не угодила. Увидела, на той стороны лужи старика с телегой. Хотела подойти к нему, посмотрела налево – вода. Посмотрела направо, тоже вода. Что делать?  Стала махать ему и кричать:
     -Дедушка, подвезите меня!
      Он меня услыхал и тоже кричит:
     -А, куда тебе надоть?
     Кричу в ответ:
     -В Грязюки!
     -Ну, дак иди, садись!
     -Так ведь лужа, и перехода через неё нет…
     -Ну ладно, стой тама, счас подъеду! – отвечает он и трогает.
    
     Подъехал он ко мне, словно приплыл. Посмотрела я на лошадь, а она такая тощая и костлявая, что я сомневаться стала, стоит ли на неё садиться. Может быть, лучше пешком пойти? Стою и не знаю, что делать. На всякий случай, спрашиваю:
     -А что, дедушка, она, по дороге не упадёт?
     -А с чего ей, вдруг, падать? – спрашивает он удивленно.
     -Да уж больно она, у вас, тощая. Того и гляди, завалится!
    - И вовсе она не тощая, а поджарая. Не боись, довезем с ветерком!
    
     Что такое поджарая, спрашивать  я не стала. Выплыли мы из лужи, выехали на проезжую часть, если её вообще можно так назвать. Бугор на бугре, рытвина на рытвине. А в рытвинах вода. Едем, брызги во все стороны летят. Спрашиваю:
     -А, почему грязь такая, дождик что ли прошёл?
     -Да нет, дождика, почитай, с неделю не было. Да у нас и завсегда так. Не зря же назвали Грязюками. Грязюки и есть!
     -А что, чинить дорогу не пробовали? – поинтересовалась я.
     -Почему не пробовали, пробовали. Только давно, когда еще колхоз был и председатель. А теперя, у нас никого нету, командовать некому… - вздохнул он с сожалением.
     Какое – то время мы молчали, думая, каждый о своём. Потом он спросил:
     -А ты, к нам, зачем едешь, к сродственникам каким, или как?
     -Да нет, по делу!
     -Ишь ты! – удивился он. – И, какое же это такое дело у тебя в наших краях?
     -Хочу посмотреть, как теперь, без колхоза,  деревенские живут.
     -Ну, увидишь, и что дальше будет?
    
     -Дальше, статью для журнала напишу, - отвечаю.
     -И что, пропечатают? – интересуется он.
     -Пропечатают.
     -А ежели мы плохо живём, тоже пропечатают?
     -Пропечатают.
     -Ну а нам, что с этого будет?
     -Думаю, что ничего, - вздохнула я с сожалением. – В, лучшем случае, гуманитарную помощь пришлют.
     -Ну так, какого ёшкина кота, писать об ентом, ежели ничего лучшего не будет? И ехать сюда было не к чему!
     -Наверное, вы правы, - отвечаю я.
     -А то!
     Минут десять, мы едем молча, потом он начинает рассказывать:
     -Раньше, ещё до советской власти, мы хорошо жили, по совести. Кто с темна, до темна, трудился, тот и сыт и богат был. У него ведь вся семья была в работе. Дети, и те при деле был. Те, что по старше, коз пасли. А те что совсем малые были, гусей на луг гоняли. Ну и сами хозяева трудились не покладая рук. Кто пашет, кто сажает, кто скотиной занимается.  Ну а те, что на печи поваляться любили, те в нищете и жили. Чтобы совсем с голоду не помереть, к богатым батрачить нанимались.
    
     Праздники хорошо праздновали. У нас в деревне, девки голосистые были, как запоют, аж в другой деревне слыхать. Они и в церкви пели. Особливо хорошо  по праздникам. В Пасху, скажем, или в Рождество. Прямо как ангелы! Слушаешь, аж душа к небу подымается!
     Кроме домашних делов, многие всякими  рукомеслами занимались. Кто из дерева вырезал, кто из глины чего лепил. Горшки там, крынки, свистульки разные. Потом на ярмонку ездили продавать. Да… -Немного помолчав, старик вновь заговорил:
     - А потом, на нашу голову, советская власть пришла! Тут же, богатых хозяев, кулаками назвали. Кого, сослали, куда Макар телят не гонял,  а кого просто ограбили, то бишь, раскулачили. Кое что, лентяям дали, остальное куда – то увезли. Стали колхоз строить. Руководить всем этим, поставили  мальца. У него ещё молоко на губах не просохло, а он, туда же, командовать рвется. Шустрый такой, ходит и всё покрикивает. Коровник построили, птичник. С этим он, кое – как справлялся. А, как до земли дело дошло, оказалось, что он в этом, ни бельмеса не понимает. И сеют не вовремя, и сажают не тода, кода надо.
    
    Ну, ничего не скажешь, жили мы, опять же по совести – ни у председателя ничего не было, ни у нас! Это уж потом, агронома прислали. Тот  тоже не всегда угадывал, когда сеять, а когда косить. Но видать, чему – то, всё – таки, учился. Стали хорошие урожаи снимать. Вот, только как – то так стало получаться, что работали мы хорошо, а есть, было нечего.  Теленка, или поросёнка вырастишь – сдай на мясо. И если теленка нет, тоже сдай. А, от кудава же его, это мясо взять, ежели нет телёнка? Из коровы, что ли, вырезать? Парни да девки в город, подались. А потом стали паспорта отнимать. А без них, куда ж, поедешь?
   
    Признаться по совести, мне его болтовня надоела. Для меня, всё это, было так далёко, что стало казаться, будто он мне сказку рассказывает. Чтобы перевести его разговор на другую тему, я спросила:
     -А ликбеза – «надо же, вспомнила!» – у вас не было?  Дед даже оживился:
     -Как не быть, был! Школу то, выстроили! Вот, в её всех и загоняли, даже стариков!  Само – собой, свет провели. Вот, радости – то было. То мы, с сумерками, спать ложились, а то сидим. бабы ткут или вяжут, мужики со сбруей ковыряются.А потом уж, и радио провели! Мы тода, всё подряд слушали, да между собой рассуждали, что да как.

     Опосля фельшерку нам прислали. Хорошо было, порежешься или обваришься, сразу к ей. Она тебе и помажет, и завяжет. А потом она замуж выскочила и мужиком куда - то подалась. Так мы и остались без всех. Если что не сильно болело, настою попьешь или травку какую приложишь. ну, а када совсем худо, то ложись и помирай, Потому как до поселка, где больница есть, десять километров. Там же и аптека. Но она нам, вроде как и не к чкму. Мы травками лечимся! Спасибо, Глафиру - знахорку не отобрали и замуж она не вышла, потому как старая уже.
    
      А потом, явление у нас случилось – прислали к нам для робят, училку. Вся такая тоненькая, да беленькая, будто всегда по тени ходит. Вроде бы и славная, но, какая – то чудная. Что ни слово, все извините да пожалуста. И одета, как – то  не по нашенскому. Даже не знаешь, как и подойти к ей. Но робятишки полюбили её. Сережка Митькин у неё научился. Сядет обедать и говорит матке – дайте мне, пожалуста, хлеба. Мы, над им, до слёз смеялись. Летом, когда занятий не было, она робятишек в поле и в лес водила. Всё им про цветочки, да про птичек рассказывала.
    
     Всё бы ничего, да наши бабы шибко ревновали её, потому как ихние мужики глаз с неё не сводили. Бабы всё удивлялись – и чем она их прельстила? Не нашенская она. И говорит не как мы, и живёт не по – нашему! Они её, вроде как, непутёвой считали. Вместо того, чтобы огород завести, цветочки садит. Ничего не скажешь, красиво, только  толку то никакого. И злятся они, а ревновать не к чему, потому как она ничего себе такого не позволяет. Даже никогда ни одному мужику, не улыбнётся. С ей только одна Фрося дружила. Она тоже одинокая была, ну и сдружились. Помогала ей огород копать и картошку садить.
    
     Немного помолчав, старик продолжил:
     -Девки на неё тоже в обиде были – парни, вместо того чтобы на их глядеть, все  в её сторону смотрят! Говорить то не о чем, вот, кости и перемывали. Всё ждали, кода робята школу в четыре класса кончат, тада она, глядишь и уедет куда – ни на есть. А потом, всё как – то и утряслось. А дело было так:
    
     Приехал к нам, однажды, городской мужик, тоесь мужчина, потому как, на голове у него шляпа. Ясно дело, что не деревенский, в деревне то, на што, шляпа?! Высокий такой, статный, но лицо закрытое, посмотришь на него и не поймёшь, о чём он думает. Тем – более, что ни о чём, ни с кем не разговаривает. Ну, када кто поздоровкается с ним, кивнёт и дальше шагает. Одним словом, тоже не как все! Поселился он в доме Пелагеи. Она два года назад померла и дом её, пустой стоял. Не знаю уж как он об етом узнал, купил или как.
    
     Расспрашивать его, кто он и, по какой надобности сюда прибыл, не осмелились, но решили, что он, не иначе как шпиён! Работать не работает, а деньги кажинный месяц получает. Знамо дело, шпион! А мы что? Мы по совести живём. Раз вынесли такое решение, что он шпиён, значит шпиён! Подумали бы, своими дурными бошками, чего у нас тут шпионить?! О том, что колхоз развалился, так это и так известно. Что дома покосились, а починить некому, потому как, окромя стариков, никого в деревне не осталось?! Потом передумали и решили что он убивец. Убил кого, может шишку какую, а к нам прятаться приехал.
    
     Так бы и дальше языками чесали, да вышло тут оказия. Пошёл энтот мужик в лес за грибами, а вернулся оттудова с робёночком! Об ентом, вмиг вся деревня узнала!  И, сразу решили, что он мать того дитяти убил, а робёночке себе взял.  А еслиф это не так, то откудова оно, это дитё, взялось? Не ясно только, зачем  оно одинокому мужику? Думали, что он его к нашему старосте понесёт, чтобы тот расследовал. Ан нет, себе оставил!
    
     Стали, меж собой решать, какая баба, из нашей деревни, в последнее время брюхатой ходила. Но, так никого и не вспомнили.  И решили что, кроме как Зинки шалавы, никто втихоря не мог с пузом ходить. И потом, робёночку то годика два уже. Не мог же он энти два года в хроне жить! Ну, все - равно собрались гуртом, пошли выяснять, но ничего так и не добились. Хоть ты её режь, уверяет, что никакого дитя не родила. Так и ушли ни с чем. 
    
     Потом новость.  Сидели бабы на завалинке, лясы точили, а тут, вдруг Матрёна прибегает и, запыхавшись, говорит:
     -Барышня – то наша, Елена Фёдоровна, к убивцу пошла!
    
     Что тут началось, матерь божья! Как, да что, да зачем. Да что она там потеряла? Любопытство, просто душу рвёт, а спросить никак! Прошло дня три, снова она к ему пошла! Ну, что ты будешь делать?! А потом уж, кажинный день ходить стала! А потом, и вовсе, к ему перебралась. Даже не знаю, расписались они, аль нет. Только венчаться, точно не венчались. А как лето пришло, они с ей и с робёночком, гулять стали. Прямо, как господа, какие. Он, робёночка за одну ручку держит, она за другую, смешно! Наши то робятки, с измальства, без мамки бегают. Где – то может и споткнуться, и упадут, но ничего, живы!
      
    -Ну, все, а особливо бабы, успокоились. Да и мужики уж, заглядываться на её перестали. Да и парни тоже. А потом, вроде как, через полгодика, они и вовсе от нас уехали. И тута стало выясняться, что они, и он  и она, хорошими людьми были. Никогда, никому слова дурного не скажут, собаки не обидят. Между прочим, собаки – то наши, даже самые злые, никогда на их не лаяли. А  что не кусали, так это точно. 
    Они  собак даже прикармливали.  А у нас то как? Заведёшь собаку, да вроде и не кормишь её. Она, мол, сама себя прокормить должна. Разве что, когда кость бросишь или кусок хлеба. Так что мы, видать, зря, о них плохо думали. И что удивительно, их уже не один год, как нет, а цветы, вокруг их развалюхи, кажинное лето цветут. Глянешь на их, и под сердцем как – то тянет. Вроде бы стыдно, что ли, становится…
    
     Старик замолчал, и я решив, что ему больше не о чём рассказывать, задала вопрос:
     -А домовые у вас водятся, или это только сказки?
     Старик, видно, даже слегка обиделся:
     -Да ты что, какие же это сказки?! Конешно водятся. В каждом доме свой.  У кого добрый, а у кого сердитый. Что не сделаешь, всё ему не так. Выключишь свет, ляжешь спать, а он как зачнет по избе бегать. Бегает и всё бурчит себе под нос. Ругается, что хозяева плохие.
     -Так, может быть, хозяева сами виноваты? – спрашиваю я.
     -Может быть и сами, - соглашается он. - Забудут ему молочка налить или хлебца положить, он и ругается. А ещё такие водятся, которые кошек дразнют. Кошка спать наладится, а он, то за хвост, то за ухо  её дернет. Чего смеёшься? Я правду говорю. Если не веришь, оставайся ночевать, сама услышишь, а то и увидишь!
     -А вы, сами – то его видели? – спрашиваю я.
     -А как же,  всенепременно!
     -Ну, и какой же он? – поинтересовалась я.
     -Ну… маленький такой старичок с бородёнкой. В рубашонке и штанах плисовых. А, на ножках, летом лапоточки, а зимой валеночки. Когда я ещё малым был, жил у нас домовой, который сладости любил. Я, бывало спрячу себе, под подушку, сахара кусок, так он всенепременно, стащит.
     -Он и теперь у вас живёт?
     -Нее. Теперя у нас другой.
     -А куда же вы того дели?
     -Да никуда не дели. Мы в новую избу переехали, а он не захотел, там остался. Теперя у нас новый живёт. Он очень до сметаны охочь! Не прикроешь крынку, непременно половину вылижет!
     -Вы же говорите, что он маленький, так где же ему полкрынки сметаны съесть?!
     -А этого я уж и не знаю…
     -Ну, с этим ясно, - говорю я. – а как у вас с ведьмами, водятся они или нет?
     -А как же, всенепременно!
     -Вы их сами видели?
     -Ну, всех не видел, а одну знаю. Она под горой живёт, а звать её Секлетеей.
     -Ну, и как вы узнали, что она ведьма?
     -Как поселилась она у нас, стала, по вечерам, по деревне, свинья бегать. Ну, сперва мы решили, что она, чья – то хозяйская. Только никто её не признал. Тада мужики решили спаймать её. Бегали, бегали, а она никак в руки не даётся. Один мужик, совсем  было поймал её, так она, как взбрыкнёт. А потом, об землю ударилась, да в колесо превратилась. А колесо  с горы покатилось. Разве споймаешь?!  А, во второй  раз, другой мужик за ухо её схватил. Она вырываться стала, дак он крепко её держал. Рванулась она а ухо её у мужика в руках осталось!
    
     Проходит день, другой, третий, а Секлетея из дому не выходит. Ну, баба одна, вроде как, проведовать её пошла. Заходит в избу, а Секлетея на печи лежит, стонет. Голова платком замотана.  Баба та спрашивает, - что, мол, с ней случилось, чего летом, на печи валяется? А Секлетея отвечает ей, что, мол, ухо болит. Вот она и держит его в тепле. Баба, не долго думая, подходит к печи, на лавку встает и говорит:
     -Ну ко, дай – ка, я погляжу, что с твоим ухом случилось. И, тут же, платок с Секлетеи сымает. Та даже сопротивиться не успела. Глянула баба, и чуть с лавки не свалилась от испуга. Потому, как у Секлетеи, одного уха почти целиком нету…
     -А, где ухо – то твоё? – спрашивает. А Секлетея отвечает, что, мол, собака отгрызла, Но, кто ж в это поверит. Мы ж не дураки! Секлетея, небось, на дороге не валялась. А до уха ещё достать надо!
    
     В этот момент, мы выехали из лесу, и моему взгляду, предстала удивительная картина. Перед нами была то – ли гора, то – ли холм, на котором , тут  и там, были раскиданы избы, окружённые цветущими фруктовыми деревьями. Я, в своей жизни, ещё никогда не видела ничего подобного! Не хватало только, какой – ни будь красивой мелодии, гимна природе. Но, вместо этого я услышала отдаленное куриное кудахтанье, мычание коровы и лай собак. И я подумала, что это, наверное, и есть гимн.
    
     Когда мы стали подниматься в гору, старик спросил:
     -Куды тебя, дальше то, везти? Устала небось от тряски?
     -Устала, - призналась я.
     -Пожалуй, я тебя к Фёкле отвезу. Попьешь молочка, отдохнешь, а потом и за дело своё возмёсси. А назад – то, кода собираешься?
     -Да завтра наверное, и поеду. Только вот, на чём?
     -Завтра воскресенье, автолавка приедёт. Она тебя и увезёт!
    
     Остановив лошадь возле дома Фёклы, но не слезая с телеги, старик крикнул:
     -Фёкла, выходь! Я тебе постоялицу привёз!
     -Сколько я вам должна, дедушка? – спросила я, слезая с телеги.
     -А сколько дашь, столько и ладно будет!
     Призадумалась я. До станции, не меньше десяти километров будет. Таксист бы меньше трёхсот не взял, а то и больше.
     -Вот, дедушка, думаю, я вас не обидела? – говорю я, протягивая деньги.
     -Да чего уж там! Спасибо и на этом.
     -Так я мало дала?
     -Да нет, будя!
     На том и расстались.
     Фёкла оказалась шустрой старушкой, неопределённого  возраста. Во всяком случае, я никак не могла понять, то – ли ей пятьдесят, то – ли семьдесят.
    
     Пока я кружку молока выпила, она мне сто вопросов задать успела. Первым был, конечно, вопрос к кому и зачем я приехала. Узнав, что я журналистка, задала тот же вопрос, что и дед – а кому это надо? И будет ли для них какая польза, если  то что я напишу, пропечатают. Потом пошли семейные вопросы – какая семья, есть ли муж и дети и т.п. и т.д.
    
      Когда её любопытство было удовлетворено, стала сама, без моей просьбы, рассказывать о их, деревенском, житье – бытье. Повествование её, было очень похоже на рассказ старика. Только ещё с женской жалостью. Видно, что было ей  жалко, не только себя, но и всю деревню, и развалившийся колхоз. И одинокую старость бывших колхозников. Что молодёжи совсем нет, и песен никто не поёт. Одним словом, грустная история.
    
     На другой день я, с самого утра, отправилась в «обзорную экскурсию». В дома не заходила. Вижу сидят на скамейке, возле ворот, подойду,  познакомлюсь, поспрашиваю. Дед рассказал мне так много, что, ничего нового я, практически, не узнала. Всё та же боль, та же грусть о прошлом и настоящем. Спросив адрес, пошла посмотреть на полу развалившийся коровник и заброшенный птичник. Тут мне, никто ничего не рассказывал, но всё было и так понятно.
    
     Бродя, словно потерянная, я вышла к старой церквушке, стоявшей на самом верху холма. Старенькая, почерневшая от времени, она была, тем не менее, очень живописна. Дверь была открыта и я решилась войти. Заутренняя уже закончилась, и, кроме одной женщины, никого не было. Перед иконами,  бросая на них свет, горели потрескивая свечи. Пахло чем – то незнакомым, но таким пронзительным, что, вдруг, захотелось плакать. Женщина неистово молясь, отвешивала глубокие поклоны. Посмотрев на неё, я подумала, что, по всей вероятности, у неё большое горе, и она молит бога о помиловании.
    
     К концу дня, я возвращалась на станцию на машине автолавки. У меня было ощущение, что я уезжаю от близких людей, вместе с которыми пережила и революцию, и войну, и развал колхоза и лихолетье, которое царит здесь  до сих пор. И мне очень захотелось  написать правдивую историю о затерявшейся во времени,  деревне Грязюки. О судьбах людей, которым выпало на долю, так много испытай, и так мало счастья. А ещё, чтобы областное руководство, хоть немного, хоть чем – то, помогло старикам и старушкам дожить свою жизнь достойно.
    
                ---о0О0о---      
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
     .