Мой Крым

   Москва, лето 1963 года,  закончен первый курс МАИ (Московский авиационный институт).  Никита Сергеевич Хрущев ещё у власти,   о волюнтаризме пока не говорят, ссоримся с китайцами, строим коммунизм  к 1980 году. 

  Сессия сдана, нужно думать, что делать летом.  А  тут  в институте объявляется набор рабсилы на строительство  спортлагеря  под  Алупкой.  По какой-то причине,  новоиспеченных второкурсников («козерогов») туда не брали.  Зная об этом, никто особенно туда и не рвался. Мы довольствовались разгрузкой вагонов на товарной станции, да барж в  Речном порту.
  Но буквально за день до отправления  основных сил на юг,  в комнату врывается  Витька  Пелах  (по прозвищу Пупочек) и  кричит :
–Пошли в комитет (комсомола), там срочно требуются автомеханики и шоферы.
Поскольку в запарке никто не стал требовать никаких доказательств нашей квалификации,  аудиенция у начальника лагеря майора Калашникова с военной кафедры закончилась зачислением меня в качестве автомеханика,  Витьки – в качестве автослесаря  в отряд,  и на следующий же день поезд Москва-Симферополь  мчал нас к морю.
   В первые два-три  дня было славно – купание в море, сносное питание.  Солнечные ожоги. Адаптация словом. На третий день в лагерь на буксире притащили два автомобиля марки ГАЗ-51 (таких теперь нигде нет). Калашников поставил задачу – собрать из двух машин одну, поставить на неё цистерну и обеспечить подвоз воды из Судака (вблизи лагеря пресной  воды не было). В помощь нам с Витькой приставили шофера, гнавшего сцепку кажется из самой Москвы.

  Первый трудовой день – разборка автомобиля. Шофер из-под машины кричит
– Отсоедини аккумулятор!
Я , как старший по званию, транслирую  Витьке :
 -Отсоедини  аккумулятор !
- А где он ?
Я транслирую под  машину :
- А где он ?
Шофер:  - В кабине под сидением…..
Короче, к обеду  нас  вызывают к Калашникову.  Вердикт – в разнорабочие ( поскольку отправлять нас  одних  в Москву без сопровождения  по технике безопасности не положено).
  На следующий день подъем в 6.30, завтрак,  линейка, разнарядка. Нас, как неквалифицированную рабсилу ставят на просевку песка от галечника на пляже. Устанавливаем грохот,  набрасываем  пляжный песок вперемешку с  галькой, в качестве продукта  получаем  песок для строителей.
Гальки много, песка мало. А норма – 20 кучек заданного размера.  Дело идет туго. Возникает рацпредложение – сначала нагребаем кучу гравия,  сверху ставим грохот и присыпаем  кучу песочком – выглядит  вполне натурально. С нормой справились довольно быстро. 
Ночью был шторм, и все наши кучки  смыло.
 Когда пляж подсох,  нас вернули на прежнюю должность.  Отработав в том же духе, мы быстренько справились с нормой и  отправились  купаться.
 НО : учтя предыдущий опыт, строители решили сразу вывезти  добытый песок на верхнюю террасу. И мы  прогорели.
  На утренней линейке перед  строем Калашников обматерил нашу парочку, и назначил в дисциплинарные наряды.
Первым заданием было выкопать выгребную яму около кухни.  В скалистом грунте это было  нелегко, но мы с Витькой таки вырыли некую яму уже к обеду. В обеденный перерыв пошли в море с ластами и масками   собирать рапанов  (это такие большие  витые раковины с перламутром внутри).  Для  того, чтобы очистить  раковины от  обитателей, их вываривали и вытряхивали биомассу.  Что мы и проделали, вытряхнув эту гадость в новую выгребную яму , еще не перекрытую крышкой.  На жаре, буквально в течение  часа от ямы понесло такой вонью, что  в кухне невозможно было находиться, и кухонная смена пожаловалась начлагеря.
  Калашников заставил нас, невзирая на чудовищную вонь, лезть в яму и собирать эту ужасную субстанцию, затем вынести её далеко за пределы лагеря и закопать.
Репрессии продолжились. Каждые  полчаса по громкой связи  неслось ;
« Пелах и Бондаренко, явиться к начальнику лагеря» - и следовало очередное унизительное (так нам  казалось) приказание.
 Самым страшным  было раннее дежурство на кухне. Несчастного трудармейца поднимали в  5  утра (за полтора часа до общего подъема) и отправляли на кухню. Не минула  чаша сия и меня .
В обязанности  дежурного-чернорабочего вменялась  топка  титана для обеспечения горячей водой кухни, к приходу поваров.   Как топить титан  я  представлял, но никто меня не предупредил, что в нем нет воды. В результате титан раскалился и расплавились паяные швы – лагерь остался без  завтрака.
- Скотина ! – вопил Калашников на утренней линейке.
 И меня с Витькой  перевели в низшее сословие – быть на подхвате в  хозкоманде (отнести, разгрузить, переставить….).
Напомню, что времена были непростые – мы ссорились с Китаем, в газетах  писали о едином порыве и патриотическом подъеме. Для лучшей информированности трудармейцев,  решили установить рядом с кухней информационный стенд для вывешивания свежих газет и распоряжений лагерного начальства, а также прославления  ударников труда на  строительстве лагеря.
Естественно, что вырыть ямки под столбы для  установки стенда  поручили штрафникам, то есть, нам с Витькой.   Принялись за дело, но вот моя кирка ударилась о что-то твердое – все же скальный грунт !  Размахнулся  как следует – и … из-под кирки вырывается фонтан воды.   
Дело в том, что пресную воду завозили из Судака автоцистерной, и сливали  на верхней площадке, выше лагеря, откуда вода по трубе поступала на кухню и  к умывальникам.

  Естественно, я попал именно в эту трубу, напор был посильнее,  чем в бахчисарайском фонтане, вода текла рекой, пока её не перекрыли сверху –  лагерь  остался без воды (пару дней её пришлось носить ведрами с верхней террасы). И патриотическая пропаганда также  приостановилась. Ждём утра стрелецкой казни.
   НО – о чудо !  Начальник лагеря, майор советской армии Калашников, когда нас  опять привели к нему на расправу, вдруг простонал :
- Чтобы я вас  больше  не видел !

    И с этого дня нас вообще перестали куда-либо трудоустраивать,  и мы совершенно наглым образом бездельничали оставшиеся семь дней.
Даже когда мы самовольно смылись на пару дней  «прошвырнуться» в Ялту,  Мисхор и Алупку - никакой  карающей реакции со стороны начальства не последовало.
  Описывать  Крым, море, солнце , вино по 15 копеек за стакан на рынке, песни под гитару по вечерам смысла нет – всё было,  как это бывает в молодости, в 18 лет.
О том, как мы ехали обратно в Москву – это отдельная история.
     Потом я перевелся учиться в Красноярск, Витька закончил МАИ, мы несколько раз  встречались позже  – он приезжал со стройотрядом на Красноярскую ГЭС, затем  в Кишиневе, где он поселился, а я туда приезжал  на научную конференцию. Вскоре Витя Пелах  с семьей уехал в Израиль, связь с ним потерялась.