ЧЕМУ БЫТЬ. Глава вторая

               

    В камере  женщины научили не отказываться от обвинений и подписать все, что прикажут. Иначе будут бить, пока не подпишешь.
А как не отказываться, если следователь сразу  велел признаться в убийстве Липочки?   
- Молчишь, Елизарова?  Молчи- молчи. Мы и так знаем, что ваши  с бабкой  умыслы были направлены и на убийство брата погибшей,  товарища Шорина — работника   органов НКВД.  Вы  и его хотели извести своей отравой.
Она  от ужаса сползла с табурета и  кинулась следователю  в ноги:
- Да, что  же это? Да, как же можно такое  про нас думать? Гражданин начальник! Миленький! Мы с Липочкой - ровно, сестры родные.  Повинилась она мне, что ребеночек у неё будет. От кого — не сказала. Плакала только да просила помочь. Отца, мол, боится очень. Я и баушке  не сказала.  Сама  сдуру  ей пучок   пижмы  дала. А после её и не видала. Уехала по деревням с бригадой ликвидаторов безграмотности. Вернулась через неделю, а она, родимая, уж в гробу лежит. Сказали, кровью истекла. 
Разве ж я её  погубить мыслила?  А  товарищ Шорин ко мне всегда по-доброму.  Разве ж мы убийцы какие? И не колдуньи. Не отравительницы. Просто  целебные травы понимаем и людям иногда даем, если просят.  А про пижму у нас на селе все бабы и так знают.

Страшное всё не кончалось. В перерывах между допросами  сердце терзалось от невольных вин. За смерть Липочки. За страдания бабки.

    Отец Дарьи был  плотником и смолоду   работал на подрядах в Москве. Там сошелся  с кухаркой и  женился.  В село к вдовой матери и дочке  они приезжали  зимами и то на короткое время.
- Куда с малОй в городе-то? Вот уж подрастет.  Не реви, Фрося, - каждый раз перед отъездом  успокаивал жену Иван.

    В  двадцать седьмом, когда Дарьюшке шел девятый годок,   родителей, не спрашивая их согласия,    послали    строить большой завод на Волге, где они вскоре и сгинули. Осталось лишь   казенное письмо на серой бумаге с печатью - "Справка  о факте смерти   Елизарова Ивана Федотовича, 1889 г.р. и   Елизаровой Ефросиньи Семёновны 1891г.р." да   пенсия,    назначенная       девочке в связи с потерей кормильцев.
Мизерная, конечно, пенсия, но на неё    иногда можно было купить в кооперативной лавке соль, сахар,  подсолнечное масло. А если  подкопить, то и какую-нибудь обновку  для Дарьи. Бабка после каждого похода в лавку просила Бога:
- Дай им, начальникам  в совете, здоровья, Господи! Откуда же бы я денег взяла? Нету ведь теперь ни у кого их - денег-то.
 
Они, хоть и без мужиков,   держали корову, пару овец  да пять куриц с петухом. Овец сдавали в счет мясозаготовок и налогов.  Почти всё молоко и яйца  меняли на хлеб. Так и перебивались. Не хуже людей. А в колхоз их  и не звали  — что  взять   со старухи да  девки неразумной.

Дарья помнит, как в однажды в дом постучал незнакомый дядька. Он  привез девочке  мятного пряника - коня неведомой вкусности и рассказал, что умерли Иван с Фросей  от сыпняка,  эпидемия которого свирепствовала на строительстве целый год.
               
               
     На очной ставке  бабка  старалась выгородить внучку, брала всю вину на себя. И   робко  приговаривала, оглядываясь на мучителей:
- Мне ведь недолго уже осталось. А  ты смирись, внученька. Что таперича? Мы таперича  прОклятые. Всё одно погибать.
- Да что ты, бабусенька. Ты-то в чем виновата? Отпустят тебя, -   перечила Дарья.
Она  искренне верила, что  бабку освободят.
А о проклятии тогда не думала совсем — не до него было.

Допросов было ещё много.  Следователь то  уговаривал, то угрожал, несколько раз даже бил тяжелым кулаком до синяков и кровоподтеков.  Но она упрямо повторяла одно и то же, с ненавистью глядя в нависшее над ней  красное лицо с воспаленными  глазами в белесых ресницах.
 
Её  приговорили к   пяти годам  за  подпольный аборт, вызвавший смерть потерпевшей. Статья эта в уголовном кодексе была свеженькая -   в тридцать шестом году в стране  запретили аборты.  Теперь за их криминальное проведение   судили не только   врачей или знахарок, но и женщин,  решивших избавиться от будущего ребенка. 
Бабку она больше никогда не видела.  О её смерти в тюремной больнице еще до приговора узнала только в пятьдесят девятом.

PS: на иллюстрации советский плакат тридцатых годов двадцатого века.   

Продолжение - http://www.proza.ru/2015/04/14/1076