Когда я был молодым и горячим

Когда-то я был молодым и горячим. Сейчас я тоже далеко не тёплый, но когда-то тогда я был не просто горячим, я был необыкновенно быстро перегревающимся. По большому счёту в жизни я буддист. Но в истории, о которой я только что вспомнил по дороге из магазина домой, я вполне мог стать убийцей человека на почве неконтролируемого воспламенения.

В те далёкие времена я  занимался органическим катализом и использовал в работе несколько газов, в том числе водород. К стенам большой комнаты, в которой я работал, были прикреплены медные трубки, по которым водород, азот и гелий направлялись из газовых баллонов к хроматографам и реакторам. Трубок было несколько десятков метров и соединялись они с помощью фиттингов. Фитингов было очень много, поскольку для обвязки использовались метровые трубки. Очень часто прокладки фиттингов становились негерметичными. Всё это происходило в давние советские времена. Для уплотнения использовались самодельные прокладки, которые быстро усыхали и растрескивались. Поэтому приходилось время от времени обмыливать соединения, чтобы находить места утечки газов. Особо важно было предотвратить утечки водорода, от которых можно было легко взлететь на воздух.

У меня работала старшим лаборантом очень высокая молодая девушка с широкими плечами и крупным продолговатым лицом. Когда я что-то ей говорил, она внимательно смотрела на меня сверху вниз, постепенно вытягивала губы трубочкой, не отрываясь взглядом от моих губ. По мере того как я говорил, её губы вытягивались всё больше и больше, и когда вытягивание губ достигало анатомического предела, она возвращала губы в исходное нативное состояния и тутже вновь начинала их вытягивать. Скорость вытягивания губ была обратно пропорциональна степени понимания того, о чём я говорил. Если ей было что-то непонятно, то губы она вытягивала более энергично. В лаборатории её почему-то за глаза называли Кукуруллой. Имя "сеньора Кукурулла" упоминалось в фильме "Брак по итальянски".

Со временем это вытягивание губ начало доводить меня до исступления и в итоге привело к тому, что я усовершенствовал систему дачи заданий Кукурулле до одной фразы. Кукурулла с её высшим образованием была явно непригодна для научной деятельности, но мне её было почему-то очень жалко и я старался её использовать там, где можно было обойтись без мозгов. Вообще-то не замечать её было легко. Если её не останавливать, то она могла выполнять единожды данное задание месяцами.

Однажды я уехал в командировку на неделю. Поскольку после отключения баллона с водородом давление в линии быстро падало, то я дал задание Кукурулле обмылить фиттинги, чтобы найти место возможной течи. В моё отсутствие в лабораторию заявился корреспондент местного радио. Я не могу вспомнить, чем я отличился. Ему нужно было встретиться со мной. Он заходил в лабораторию два раза, просиживал каждый раз по пол часа (никто не знал, когда я приеду), и всё это время Кукурулла мылила соединения. К тому времени, когда я приехал и пришёл в лабораторию, корреспондент появился в третий раз. Увидев меня, Кукурула взволнованно воскликнула: "Леонид Владимирович! Я нашла течь!" Я сказал ей, чтобы она закрыла газовый балон и спросил корреспондента, чем могу быть полезен. Он представился корреспондентом радио, назвал свою фамилию и сказал, что хотел бы взять у меня интервью. Я ему сказал, что я - не артист и не писатель, что нет никаких резонов брать у меня интервью и вообще меня это совершенно не интересует. Он посмотрел на меня, как на какое-то очень необычное творение природы, попрощался и уехал.

У нас в лаборатории постоянно вещал репродуктор. В старые советские времена, когда ю-тьюбом ещё и не пахло, часто по местному радио передавали хорошую музыку. Через несколько дней после приезда я краем уха слушаю радио и вдруг до меня доходит, что речь идёт обо мне. Это уже был конец передачи. Насколько я понял, корреспондент решил, что время, потраченное им в ожидании меня, не должно всё же пропасть даром. Из его повествования вытекало, что основное, чем мы занимаемся в лаборатории, это ищем течи. "Леонид Владимирович! Я нашла течь!" закончил он свой репортаж, удивительным образом копируя интонацию Кукуруллы. Именно так, с оттягиванием окончаний слов, обычно Кукурулла и говорила.

Короче говоря, единственный раз в жизни мне по-настоящему захотелось убить человека. Очень захотелось. Если бы этот корреспондент находился рядом в тот момент, когда передавали его репортаж по радио, то я бы его непременно убил любым попавшимся под руку предметом. Такое желание у меня возникло всего один раз в жизни. Я всегда с презрением относился к своим кавказским соплеменникам, для которых различного рода противостояния со стрельбой и поножовщиной, мордобоем и демонстрацией силы являлись самыми ценными и незабываемыми моментами осознания собственной индивидуальности. Эту тупость в определенной среде было принято квалифицировать как храбрость. Для меня же такого рода люди всегда представляли собой низший сорт Homo sapiens. Но в данной описываемой мною ситуации я вёл себя как человек этого самого низшего сорта и вполне мог убить. Вот этого я никогда не смогу забыть. На мгновение это совсем не моё стало совсем моим. Помню, что до исступления меня особенно довело копирование интонации Кукуруллы, столь искуссно продемонстрированное корреспондентом.