Терпение 1

Степная южная часть Украины. Только искусственные насаждения, которые называются
ветроупорами или лесопосадками. И вдруг живописное село с холмами, речкой, родниками и огромным заказником, где водятся и кабаны, и косули, и фазаны, и другая живность.
Что за удивительное место! В музее говорят, что здесь когда-то жили скифы и сарматы.
А речушка эта была полноводной, даже судоходной рекой. Историю села мы ещё постараемся узнать, а вот то, что в нём живут интересные люди, мы поняли, когда на лето приезжали работать в спортивном лагере, расположенном в центре, на нижней улице. А всего их две: нижняя и верхняя.

Нижняя улица как улица: длинная -от края до края села. Поселились на ней в основном почему-то приезжие из России. А вот верхняя заслуживает особого внимания. Она покороче и не так густо заселена, но в каждом дворе уникальные семьи. И название у
этого села особенное - Терпение.



Тётка Катерина почти пятьдесят лет живёт-мучается, как она говорит, со своим нерадивым чоловиком, которого все зовут Ё-моё (по его присказке чуть ли не после каждого слова)
А мы то встретили его обутым странно: на одной ноге кед, на второй - ботинок.
То он прошёл по улице в майке, надетой задом-наперед. Но "шедевром" в его гардеробе стали трусы, сшитые из старой шинели. А сработал эту уникальную вещь не менее колоритный мастер, о нём ещё речь впереди, - одноглазый портной, у которого ножная машинка"Зингер", привезенная им вместе с аккордеоном, хоть играть не умел, ещё с войны.
Когда мы увидели деда Панаса возле речки (рыбу удил) в этих плавках, чуть не упали в
воду и от неожиданности и от смеха, сдерживаемого, конечно, потому что видно было, что дед попросту в них щеголял. Ни разу до этого он не приходил ловить рыбу.

Мне тётка Катерина призналась, что она его терпит из жалости всю жизнь. А спать выгоняет с ранней весны до поздней осени на горище (чердак значит). Там стоят ваганы (что-то вроде корыта, что ли). В них он и спит. И неглупый дед, бывалый, блокаду пережил, а вот такой...особенный. А сама она маленькая, щупленькая, быстрая, востроносая, как говорят, легкая на подъём до того, что в свои 73 года свободно влезает на дерево, чтобы оборвать вишню или черешню. Так забавно смотреть, как она сидит высоко на огромном дереве, ведро висит на одной из веток, туда она бросает ягоды, а потом полное ведро опускает на верёвке. За глаза (хотя она это знает) в селе её называют тёткой Козой.

Ну вот пришёл Панас однажды к другу своему Шпакову, замечательному закройщику, как тот себя называл, и попросил сшить плавки или трусы - не имеет значения. А из чего?
Бабка материал не даёт. А у Шпакова, опять же с войны, шинель осталась. Примерили -
выйдут штаны. Ну и сшил. Строчку красивую сделал, еще какие-то украшения хотел присобачить, но не стал - машинка старая, трудно операции выполнять. А вот то, что штанины получились разной длины, ни заказчик, ни мастер, не заметили. Первый - из-за радости от обновки, второй - из-за отсутствия одного глаза.

Баба Катерина, конечно, чуть в обморок не упала от этого шедевра портновского искусства.
(В то время ещё слово кутюрье в селе не знали.) Но решила, что нет худа без добра, мужу теплее будет спать на чердаке, ведь ночи и прохладными бывают.

А кутюрье был горд своим изделием и по утрам в магазине (у него была традиция такая:каждое утро посещать магазин - общаться с односельчанами) рассказывал, как трудно было шить эти плавки, но он справился на славу.

Дед Шпаков имел в то время 72 года от роду, но выглядел довольно моложаво: высокий,
сухощавый, выправка чуть ли не военная. Он и считал себя молодым, любил поговорить
о любви, своих бывших любовных связях. Все уже знали об этом и старались ретировать-
ся при первых его фразах о былых похождениях. Мне же было неудобно прерывать его
излияния, поэтому приходилось выслушивать. А он не раз начинал свой рассказ для
меня такими словами: -Ну ты-то меня поймёшь, ведь мы с тобой ровесники (мне 40, ему-
70). Мне помогала моя закалка учителя -уметь слушать - иначе могло и плохо стать,
потому что рассказы были всегда длинные и уже мною слышанные раньше.

Особенно красочно повествовал дед Шпаков о своей бывшей жене, которая жила в этом же
селе, но ушла от него давно, и он не знает, почему.

Я тоже однажды опростоволосилась. И только невнимательность деда -он никогда не слушал собеседника - только себя - спасла меня от нетактичности. Мне очень хотелось польстить ему, похвалить его мастерство. И, когда он завёл речь о том, что мог бы работать закройщиком и в Киеве, в дорогой мастерской, я сказала: -Конечно, Вам же стоит лишь одним глазом посмотреть, и всё будет в порядке... Сказала и застыла от ужаса:вот это ляпнула, про  глаз-то! Использовала, так сказать, один из своих любимых
фразеологизмов. Он не заметил ещё и потому, что увидел свою Александру. Какое же
восхищение в его голосе я услышала, когда он сказал о ней: -Ты посмотри, красавица-то
какая моя Сашка!

А его Сашка шла вдоль дороги странным образом: спиной вперед. Под мышкой у нее была
маленькая ободранная собачонка, с которой Александра никогда, похоже, не расставалась.
К тому же одевалась она странновато: всегда в длинном, темном, старом-престаром то ли
халате, то ли плаще. И не потому, что денег не хватало на нормальную одежду. Почему же?
Кто ее знает?
Смешно мне, конечно, стало, но тут я подумала: вот ведь он-то в жене видит совсем
другую женщину, чем мы. И жалко стало обоих.