Одитинг в будущее

  …Я старый и больной. Мне холодно. Я лежу в белом ночном сумраке
больничной палаты. Мне тоскливо и я один. Я маленький, сжался в комочек.
Мне хочется рыдать. Я один. Моя нижняя челюсть трясется, я трясусь сам – тряска идет как бы изнутри, из груди – и с этим ничего нельзя сделать.
Пальцы рук  стянуты сухожилиями в кулаки. Я почти не вижу, только серый
сумрак палаты. Мне холодно, я лежу под простыней и мерзну. Я никому не нужен. Мне 85. Мои женщины умерли. Мой последний ребенок тоже.
Старшая дочь живет в другом городе. Сестра старая и больная. Меня самого пристроил сюда младший брат. У него тоже все больное, но есть связи.
Он за мной и присматривает. Приходит каждый вечер, приносит пакет с печеньем, сидит рядом и что-то рассказывает с упреком, иногда посмеивается с соседями.
Я плохо его слышу – в ушах сводящий с ума шум.
   …Я лежу голый - сухой и сморщенный. В горле застрял комок, но выреветь я его не могу. Я тихо плачу под простыней. Мне плохо от одиночества.
В это время даже если рядом со мной кто-то был, мне было бы все равно плохо.
Я один внутри.
И мне очень себя жалко.
И я не хочу умирать, хотя смысл моего существования потерян абсолютно.
Я ничего не могу дать людям.
Я ничего не могу делать.
У меня нет ни средств, ни сил, ни возможностей. Мир для меня сошелся на конус. У меня только осталось время «насладиться» этим ужасом и жалостью к себе.
Остался только бесконечно длинный отрезок до смерти. А я все не умираю. Я боюсь смерти. И я лежу в этом чистом стерильном и холодном аду.
Совсем один.
   …Время от времени ко мне приходит красивая медсестра и жалеет меня.
Но она бывает недолго. От ее ласкового «дедушка» мне еще больше хочется жалости к себе, причем чувство это бесконечно и всепоглощающе… как тонущий человек жадно цепляется за протянутую руку…
   …По-детски всхлипывая чувствую, что засыпаю… напряженные мышцы расслабляются, и я с легким стоном проваливаюсь в сон…
   …Утром следующего дня мне гораздо лучше. Я начинаю подниматься в кровати. Глаза слезятся и сквозь не стираемую ладонями пелену я вижу свет…
В палате светло. Открыто окно и с улицы доносится шум машин,
громко чирикает прямо под окном воробей, дует прохладным ветерком. 
На душе хорошо и я начинаю прикидывать, чем бы мне заняться?
Санитарка, с тряпкой пахнущей хлоркой, двигает мою кровать на колесиках и громко ворчит: оклемался старый… Каким-то чужим голосом шамкаю в ответ, что мол мы еще повоюем…
Где мои тапочки?! Пытаюсь встать с постели… на мне белый балахон на тесемочках… Опускаю вниз свои костлявые ноги и шарю в поисках тапочек. – Куда старый намылился? – опять ворчит, но зацепив тапки шваброй из-под кровати, рукой в мокрых перчатках бросает их мне под ноги...