Песня за околицей

Солнце уходило на покой: большой красный диск медленно уходил за горизонт. Когда до села осталось километра полтора, я слез с лошади и пошел пешком.  Я за день насиделся верхом, так как пас молодых лошадей, то есть жеребят.  Загнав на ночь их в загон, поехал в село - нужно было съездить домой: повидать маму и взять хлеба. Шли мы с конем по полевой дороге, проходившей по полю и делившей его пополам. В поле росла пшеница и уже колосилась, попадалось много васильков, которые почему-то любили расти в посевах.  Васильки были такие красивые и если их набрать, то получится хороший букет. На обочине по меже росли ромашки, я нарвал васильков и ромашек, думаю поставлю дома в банку с водой, маме будет приятно. Было тихо, кузнечики, наверное, уже спрятались на ночь в траве и не стрекотали.

Мы с конем подходили к селу, солнце село, и я услышал песню. Сперва не громко, чуть слышно, но чем ближе я подходил к опушке, песня слышалась все громче и громче. Это пели сельские девчата, пели о кудрявой рябине и о поезде, который катился где-то вдалеке.  Песня в тишине разливалась все громче и дальше, пели девчата на разные голоса, как будто ими руководил дирижер.  Вскоре я подошел к компании девчат и ребят, которые устроились на опушке на сваленной грозой березе.  Девчонки закричали мне: "Ваня-незабудка, давай к нам! - Нет, - сказал я, - мне коня отвести нужно, напоить, потом подойду."   В селе меня звали Незабудкой за голубые глаза.  Сперва я обижался, а потом привык и махнул рукой. Я пошел домой, мне и правда нужно было напоить коня, букет я отдал девчатам. Дома мама уже легла спать, но, увидев меня, встала и собрала поесть.  Я напоил коня, поел и вышел на улицу и сел на лавочку у дома покурить.
  
Девчата продолжали петь у опушки, песня подымалась ввысь и неслась по всей округе, пели какие-то страдания.  Вечер был по-летнему теплым,  только песня нарушала покой и тишину.  Я не пошел  опушку, мне нужно было рано вставать и ехать обратно к своим жеребятам. Такая была у меня работа, я был табунщиком.