Мандарин

                рассказ из книги "Вокализ"

Оранжевый мандарин катился по тропинке, идущей вдоль шоссе.
Минуту назад его подбрасывала вверх, ловила неловко, роняла на землю, поднимала, смеялась, и снова подбрасывала девочка лет шести в синих шортах, белой футболке и косынке, из-под которой торчали в разные стороны русые косички.
За ней шла ее мама, молодая женщина в длинном, легком платье и шляпке из льна.
- Катя, прекрати, дорога недалеко, - требовательно сказала она.

Но, упав на сей раз, мандарин, как колобок из сказки, покатился туда, куда захотел, а именно к широкой канаве, расположенной между шоссе и тропинкой, где вскоре и скрылся благополучно.
Девочка подошла, посмотрела на бурно разросшийся в канаве лопух и развела руками:
- Все, нет мандарина, - сказала она маме, которая взяла дочку за руку, и они быстро пошли к машине, стоящей впереди, на обочине рядом с небольшим, придорожным магазинчиком, из которого вышел молодой мужчина со свертками.
Девочка подбежала к нему, с любопытством заглянула в пакеты, потом забралась на заднее сиденье, спереди сели родители, и машина тронулась с места.

За этой сценой наблюдала Наташа, хрупкая, невысокая женщина в темном платье, которая медленно, прихрамывая на одну ногу, шла позади мамы с дочкой.
Около рябины она остановилась, подняла с земли сухую, тонкую и довольно длинную ветку и с ее помощью стала раздвигать в канаве темно-зеленые, похожие на большие тарелки, листья лопуха.
Вот мелькнуло что-то яркое, Наташа подтянула, подтащила к себе и подняла большой, спелый мандарин. Она отряхнула его от земли и посмотрела пристально, сильный цитрусовый запах шел от этого оранжевого беглеца-колобка, лицо Наташи побледнело, губы задрожали. Она положила мандарин в сумочку и направилась к придорожному магазину.

Под Новый год Наташа и Виталий ставили дома большую елку, к запаху мороза и еловой смолы присоединялся аромат мандаринов, шоколадных конфет, свежей, сдобной выпечки и еще чего-то очень вкусного, особенного, что готовилось только в этот праздник.
В доме царила суета, волнение и ожидание того хорошего, радостного и настоящего, что виделось в будущем, и на что надеялся каждый сейчас и в прошлом году, и всегда.

На елку вешали мандарины, это была традиция.
Мандарины Наташа обматывала крепкой ниткой крест-накрест и еще крест-накрест, получалась как-бы плетеная корзиночка, сверху она делала петельку и потом уже вешала мандарины на нижние ветки елки, которые были покрепче.
Когда Сонечка подросла, то стала помогать маме, особенно ей нравилось наряжать мандарины в фольгу, и тогда на еловых ветках рядом с оранжевыми красовались необыкновенные, серебряные шары с мандариновым запахом.

- Мамочка, можно я пирожок возьму? - спросила Соня тогда, в тот Новый год.
- Потерпи, мой ангел, скоро за стол сядем.
- Ты редко такие пирожки делаешь.
"Правда, редко, - подумала Наташа, - уж очень хлопотная начинка - тыква, антоновка, корица, цедра лимона, а тесто обязательно на опаре и сдобное, возишься с ним так долго."
Она посмотрела на лукавую мордашку:
- Ну пойдем на кухню.

На большом, нарядном подносе лежали румяные пирожки, с одной стороны сладкие, с тыквой и яблоками, сделанные в виде треугольников, а с другой с мясом и луком, обычной, продолговатой формы.
Наташа протянула дочке еще теплый пирожок.
- Вку-у-сно-о! - пропела Соня, уплетая пирожок за обе щеки.

А потом пришли гости, и были игры, песни, танцы, но, главное, были для детей подарки.
Саше подарили радиоуправляемую пожарную машину, а Юле голубоглазую, с веселыми, рыжими конопушками куклу, Витя обрадовался клюшке с шайбой, а Соня... Соня получила то, что хотела больше всего - набор красок и кистей для рисования, и еще бумагу и даже небольшой мольберт.
Соню научил рисовать папа, когда ей было три годика, и с тех пор не было для нее ничего интереснее, чем изображать все, что она видела или хотела видеть... по зеленой траве у нее бегали голубые и красные лошадки, а все лягушки были розовые или желтые, или любые, но обязательно в цветочек, горошек или даже в клетку и с короной на голове.
- Почему? - спрашивала мама.
- Они же царевны... царевны-лягушки, - отвечала задумчиво пятилетняя Сонечка.

Около магазина на земле сидела на какой-то тряпице смуглая, черноволосая женщина, а рядом с ней мальчик около двух лет, малыш вертел в руках помятого плюшевого слоненка.
Наташа открыла кошелек, положила в протянутую руку женщины купюру, а потом достала из сумки мандарин и спросила:
- Можно?
Получив утвердительный кивок мамы, дала ей мандарин, и через мгновение малыш, обливаясь соком и причмокивая от удовольствия, ел его.
Домой Наташа возвращалась по той же тропинке, идущей вдоль канавы, заросшей лопухами, и ей все виделись в густой тени их огромных листьев... оранжевые мандарины на еловой ветке.

Через три дня после Нового года Виталий с Сонечкой поехали в цирк.
Почему именно на автобусе, почему именно в тот день, почему она, Наташа, не поехала вместе с ними... и почему, Милосердный, это произошло, почему, Господи, автобус на переезде столкнулся с электричкой... почему... почему среди погибших оказались ее самые любимые и дорогие...

На похороны Наташу привезли на инвалидной коляске, после страшного известия она получила инсульт, не двигалась правая рука и нога. Она не могла плакать, не могла говорить, ни слез, ни слов, как деревянный истукан.
Потом было долгое лечение, инвалидность, вернулась речь, восстановилась рука, но осталась хромота, однако, это, кажется, совсем не смущало Наташу.
Она все больше думала и думала, что плохо простилась с Сонечкой и Виталиком... не так погладила по голове, по щеке, груди, не так поцеловала, не так... и, главное, она не сказала им самых важных слов.
И все чаще ей казалось, что случившаяся беда просто жуткий, мучительный и непереносимый сон, и совсем скоро она проснется, нужно только еще немножко потерпеть.

Придя из магазина домой, Наташа прошла в свою комнату, села на кровать и взяла с тумбочки мандарин, ему было три года, это был мандарин из ушедшей жизни, с той, последней новогодней елки.
За годы мандарин высох как мумия, его кожура окаменела и превратилась в панцирь, и если вдруг он падал на пол, то раздавался звонкий звук разбитого стекла, из ярко-оранжевого он стал чуть желтоватым, и все-таки еще можно было уловить едва слышимый, будто угасающее эхо, мандариновый запах...
...ее лицо стало светлым и спокойным...