Война раскинула печаль по плечам. Начало

               
    25 июня 1941 года Василия Жилова, плотного белокурого красавца не очень высокого роста, 22 лет от роду, вместе с другими односельчанами  забирали  по повестке в Каратузский райвоенкомат, чтобы оттуда отправить на фронт. Василия провожали родители, сёстры, братья, ближайшие родственники.
 
    В сторонке от провожающей родни стояла невысокая семнадцатилетняя девушка, Анна Золотухина. Из её миндалевидных карих глаз, катились, не переставая, слёзы. Она стянула с головы ситцевую голубую косынку и вытирала ею своё  заплаканное лицо.

    Короткие темноватые курчавые волосы и загорелая кожа делали её похожей на мулатку. Год назад она переболела тифом и чуть не умерла. Когда волосы, подстриженные машинкой наголо, стали на голове отрастать, то они, к удивлению Анны и всех её знакомых, сменили свой цвет со светло-русого  на  каштановый  и стали завиваться в крутые завитки. Одета была Анна в голубенький  сарафан. На ногах матерчатые тапочки.

    Василий на минутку оторвался от родни и подошёл к Анне. Сквозь слёзы, она попыталась улыбнуться ему несмело: « Как  мне теперь жить, Васенька? Они же все  меня со свету сживут, как только  узнают про мою беременность . А, наша с тобой свадьба? Мы же хотели её в августе сыграть, когда и ягоды поспеют и овощей всяких полно нарастёт. Не зря у меня в левом ухе целую неделю звенело – к худым вестям.  Куда уж хуже то?»

     Он приобнял её за плечи и прошептал на ушко: « Не плачь, Аня. Всё будет хорошо. Я  маме признался, что ты ожидаешь ребёночка от меня. Она пообещала мне заботиться  о тебе и ребёнке. Как вернусь с фронта, так сразу и поженимся».

     Тётка Василия, Екатерина Мациевская, маленькая, худенькая  тридцатилетняя  блондиночка, одетая в синюю сатиновую, оборчатую юбку и ситцевую блузку в горошек, подошла к ним со своим десятилетним сыном Иваном.

     Желая разрядить тягостную атмосферу расставания влюблённых, она решилась пошутить: « Ну, что ты, Аня, так убиваешься по Василию?! Он уезжает,а мой-то Ваня дома остаётся. Вот, подрастёт немного и будет тебе женихом. Мальчонка  только
носом зашмыгал в ответ на материны слова. Василий с Анной даже не улыбнулись шутке.

     Через три месяца, сколь Анна не утягивала широким поясом живот, односельчане догадались, что она тяжёлая. И забегали бабы друг к дружке, зашептались по углам и подворьям, зашипели и заплевались в её сторону,гадая :«Кто же это её обрюхатил?  От кого эта бесстыдница понесла? Куда же смотрели её родители?» Чужой рот не хлев, не затворишь.

     Отец Тимофей, тихоня пастух, вечно ходивший в брезентовом плаще с капюшоном  и растоптанных кирзовых сапогах, попытался выгнать  дочь  из  дому,  горестно  повторяя: «Ребёночка в подоле принести, это не вожжой трясти. Всё налицо, как выеденное яйцо!»

     Мать Варвара, боевая, голосистая , шустрая красавица казачка лет сорока, сунула мужу фигу под нос, откостерила яростно сплетниц у колодца и стала готовить приданое младенцу.

     Ей тоже хотелось узнать, « какая зараза испортила её любимую дочь», но Анна молчала, будто язык проглотила. Мать Василия тоже, как воды в рот набрала. Даже мужу не шепнула, что  будущий ребенок у Анны от их сына, клялась, что ничего не знает. Поневоле старуха клянётся, коли врёт.

     Анна всё ждала весточки от Василия,но писем не было. Несколько раз она ходила к тётке Татьяне узнать о том, пишет ли им Василий. Но та сердито отмахивалась от неё: « Писем не получаем. Что с Василием, не ведаем. И, что ты ко мне повадилась ходить? Без тебя тошно».В лукавом человеке правды не сыщешь.

     Обращалась Анна и к почтальону Косте, двоюродному брату тётки Татьяны. Тот, отводя глаза в сторону, подтверждал: « Писем домой Василий не присылал ещё». Обещал ей сообщить, если письма начнут приходить. Говорил, что сочувствует ей сильно.  Да, правду люди говорят: « Речи, как мёд, а дела, как полынь».

     К Рождеству Христову в январе 1942 года Анна родила крепенького белокурого
мальчонку с голубыми глазками и пухлым ротиком. Мать её, обмывая внука,  уверенно произнесла, словно припечатала: «Василия семя!» Тётка Татьяна внука не признала.

     Летом Анну вместе с другими колхозницами  стали посылать на лесозаготовки и сенокос.Полугодовалого Мишеньку отдали в детские ясли. Нянечками в яслях работали пятнадцатилетние девчонки. Миша оказался на редкость подвижным ребёнком: сидел сам, ползал, пытался вставать на ноги в манеже. Однажды в середине августа  он вывернулся из рук нянечки, упал на спинку, сломал позвоночник и умер через некоторое время.

     Односельчане очень жалели Анну. Только тётка Татьяна как-то произнесла в магазине, вздохнув с облегчением: «Бог дал! Бог взял!» Уж очень ей не хотелось брать невестку из бедной семьи. Даже своей коровы не было у пастуха.

     Анна почернела вся от дум, словно головёшка. Спала с лица. Осунулась. Куда и красота вся подевалась. Пошла к управляющему отделением и упросила его направить её на курсы трактористов в село Моторское. На заигрывания парней на курсах отвечала таким суровым взглядом, что те  молча, отходили от нее, так как уже были наслышаны от людей об её бедах.

     От Василия вестей по-прежнему так и не было. После Победы фронтовики, оставшиеся в живых, по одному возвращались домой. Василий с фронта  так и не вернулся.  Надежда в  её душе на его возвращение потихоньку стала угасать. Она выплакала все слёзы, передумала все горькие думы, пережила обиды и унижения.  А жить всё равно надо было.

     Прошло ещё три с половиной года. Тётки Катерины сын Иван подрос, возмужал. В январе 1949 года ему исполнилось 18 лет. Уже с 16 лет он постоянно крутился около Анны, хотя она не обращала на малолетку  никакого внимания. Ей уже шел двадцать шестой год.

      Она ему постоянно твердила: « Ваня, ну что ты тут время около меня теряешь? Высокий, красивый, голубоглазый. На баяне так душевно играешь.  Шёл бы ты лучше к своим ровесницам. Вон, как они по тебе сохнут!  То семечками тебя угостят, то ранеток принесут, то пирогов настряпают!»

      А Иван ей в ответ: « Мне же не с семечками да ранетками жить придётся!  Скучно мне с  ними. Поговорить не о чем.  Одни сплетни на уме. С тобой  другое дело. Даже молчать с  тобой и то  приятнее, чем с ними обжиматься».

     Каждый вечер заканчивался его предложением ей: « Выходи, Аня, за меня замуж.
Люблю тебя больше жизни. Знаешь, какие дети у нас красивые будут!»

      А тут еще и мать её вступилась за Ивана: « Ну, что ты над парнем  изгаляешься? Сохнет, ведь, он по тебе. Смотри, девка, уведут его у тебя из под  носа. Женихов–то ,ноне, раз, два и обчёлся. Что ты насупилась на меня. Дело тебе сказываю! Будешь потом локти себе кусать. Придётся , вместо детей трактор свой протирать, да облизывать. Тьфу,  на тебя!  Всё у тебя не так, как у людей. Видно, в бабку свою уродилась».

    Анна пыталась оправдаться перед матерью: « Мне Василий обещал жениться,когда
с фронта вернётся. Ей – Богу ! Любим же мы друг друга. Забыть его никак не могу».

     Мать, аж взвилась чуть ли не до потолка от злости: « За чужую душу  не божись. Василий, Василий! Да где же он, твой Василий? Столько лет ни слуху, ни духу. Сгинул на войне. Так весь век и просидишь в вековухах ?  Я у Татьяны пытала про него, так из неё слова клещами не вытянешь. Зараза, жестокосердая! »

    Каждый Божий день жужжала мать над ухом, словно пчела жалила в одно и то же
место. И добилась своего таки. Ответила Анна Ивану согласием на брак.

     В январе 1949 года брак зарегистрировали в сельском Совете. Анна с Иваном стали себе строить маленький  домик, чтобы отселиться от Ивановой матери, у  которой еще подрастали две дочери на выданье.

      В июле 1949 года, когда Анна была уже на шестом месяце беременности от Ивана, вернулся Василий  домой к родителям. Живой. Невредимый. Полна грудь орденов и медалей. Где был с мая 1945 по июль 1949 года объяснять отказался:  "Тайна государственная. Дал подписку о неразглашении».

      Через некоторое время засобирался к Анне. Мать сообщила ему новость,скорбно
поджав губы: « Анна тебя не дождалась. Окрутила твоего малолетнего двоюродного
братишку Ивана. Ждёт от него ребёночка».

      Василий так и опустился на лавку: «Так вот почему мне она не отвечала. А вы тоже хороши. Молчали. Ничего о ней не сообщали. Я от неведения с ума сходил. А что с моим ребёночком?  Пойду, хоть на свою кровинку погляжу».
               
 Окончание следует : http://proza.ru/2015/05/05/1123