Прадедушка Василий Иванович Чекалин

                Глава из "Родословной"

Дедушка моего отца, Чекалина Ивана Васильевича, Василий Иванович Чекалин  умер в 1936 году в возрасте 94 лет. То есть, получается, что родился он в 1842 году. Но имеется некоторая нестыковка в возрасте Василия Ивановича. Дело в том, что его сын, мой дедушка Василий, сказал на следствии в 1932 году, что отцу его 90 лет. Тогда получается, что он родился в 1842 году и умер именно 94-х лет от роду. А мой отец, Иван Васильевич, говорил, что дедушка умер в 1936 году в возрасте 96 лет. Тогда получается, что родился он в 1840 году. Здесь, теперь я думаю, больше можно доверять моему отцу, поскольку на допросе дедушка мог и не назвать точный возраст своего отца, тем более, что ошибки в его ответах были и не такими. Дедушка не назвал, например, как следует из протокола его допроса, который я читал, в составе семьи ещё одного сына, Ивана, 1922 года рождения (к тому времени десятилетнего по возрасту).

Он, Василий Иванович, рассказывал, что хоть и маленький был, лет пяти, но помнит переезд их семьи в Тамбовскую губернию в село Львово (что получается примерно в 1845-47 гг.). Сейчас это село относится к Токарёвскому району Тамбовской области. Раньше они жили где-то в Архангельской губернии. И там, и здесь были крепостными. Женился он в возрасте около тридцати лет приблизительно в 1870-71 гг. на примерно восемнадцатилетней Дарье из подворья Лунёвых. Дарья была происхождением тоже из крепостных крестьян. Родилась в том же селе Львово.

Следует немного пройтись в историю.

Освоение Тамбовщины началось ещё в каменном веке. Вначале там жили первобытные охотники и рыболовы, позже появляются скотоводы и земледельцы, знакомые с обработкой металлов. В южной части тех мест кочевали воинственные племена (I-е тысячелетие до н.э. – I-е века н.э.), киммерийцы, скифы, сарматы, а в северной – осёдлые финно-угорские народы, родоначальники городокской росписи. Примерно с середины III в. н.э. началось племенное перемещение народных масс, поэтому южная часть Тамбовщины на несколько столетий становится «диким полем».

Тамбовский край в древние времена составлял часть Азии. В то время границей Европы и Азии была река Танаис (современное название – Дон). Танаис назван так за его растянутое медлительное течение. Про те древние времена есть описания этих краёв в сочинениях Геродота. Он называл кочевые народы, населяющие эту часть лесостепной Азии будинами. Они перемещались на телегах, в которые запрягали быков. Их соседями, если так можно назвать для кочевников, были земледельцы, которых Геродот называл гелонами (или эллинами). По словам исследователей будины были голубоглазыми и рыжими, белокурыми и сильно веснушчатыми.

С середины VI в. н.э. населением тамбовских краёв считались мордва и мокша (от них и пошло, вероятно, название города Тамбов; по мордовски, я уже выше говорил, тамбов – омут). Первые русские появились там ещё в домонгольское время.

Эта местность, где проживали наши родичи, на реке Бурначка, упоминается в документах ревизской сказки 1782 года. В документах отмечено, что здесь находилось 9 домов (однодворцев). Среди них: Суздальцев Епифан, Кашковский Леонтий, Мальцев Осип, Шарапов Меркул, Поповы – Афанасий и Леонтий. 

И ещё из истории про другие края.

Как известно, Архангельская губерния, а также как и почти вся Сибирь, были свободны от крепостного права. Таких губерний, без крепостного права, было совсем мало в России, но Архангельская была в их числе. Однако в эту губернию приезжали именитые люди (офицерство, помещики и прочие зажиточные и служилые люди) из мест с разрешённым крепостным правом для получения очередных чинов и званий. Приезжали они вместе со своим имуществом, в том числе и крепостными, как собственностью, которую, конечно, никто и не освобождал от крепостничества, даже при переезде в свободную от крепостничества зону. Таким образом, можно предположить, что Чекалины и в Архангельскую губернию попали откуда-то из других мест, вместе со своим собственником, изъявившим желание повыситься в чине или звании.

Вообще крепостное право появилось практически с конца XVI века во время царствования святого Фёдора I Иоанновича, придурковатого сына Ивана Грозного, к которому был приставлен опекуном совсем даже не придурковатый шурин Фёдора Борис Годунов. Вот Годунов и издал указ 24 ноября 1597 года о запрещении перехода крестьян с места на место, от одного землевладельца к другому. В то время землю давали служилым людям с расчётом дальнейшего заселения в основном степных дач в междуречьях Оки и Дона. Невозделанный степной чернозём находился по верхней Оке, верхнему Дону и по обе стороны средней Волги. Существовало правило: «кто служит, тот должен иметь землю» или «кто владеет землёй, тот должен служить». Надо полагать, что крепостное право появилось впервые именно в степной зоне России.

Перед крепостным правом крестьяне арендовали землю у землевладельца по обоюдному соглашению, а сами они её в собственности не имели. Для заселения своих дач землевладельцы искали крестьян-съёмщиков и рабочих. Поэтому из старых центральных областей пошло значительное переселенческое движение крестьян. В заокских земельных поместьях в то время стали проявляться две характерные черты поместной системы, которые во многом способствовали появлению здесь первых признаков крепостного права:
– преобладание мелкого землевладения (в среднем заокские землевладелецы образовывали на своём диком поле усады размером 20 – 80
десятин усадебной земли, что соответствовало примерно 22 – 88  гектарам);
– стремление закрепить крестьян на своей земле путём поземельных обязательств и личной долговой зависимостью от землевладельца.

Стремление закрепить крестьян было настолько сильным, что их закрепощение началось задолго до годуновского уложения от 24 ноября 1597 года, изданного за два дня до известного Юрьева дня, когда крестьянам разрешался переход к другому помещику-землевладельцу. Уже примерно с 1580 года появилась служилая кабала, по которой должник отрабатывал во
дворе господина не долг, а проценты на сумму долга. Поэтому освободиться от такой кабалы было практически невозможно. А по уложению 1597 года
вообще устранилась и всякая возможность кабального освобождения путём выплаты долга, потому что один из пунктов этого уложения обязывал крестьянина служить владельцу кабалы до смерти этого владельца.   

На севере России чекал или чекала означает земляной заяц или мышь, а вот ближе к Польше, Белоруссии и Украине слово чекать означает ждать или дожидаться. Вряд ли от глагола произошла эта фамилия. Из истории известен казанский посадский человек (1646 г.) Лука Чекалкин, которого позже стали записывать как Чекалин. Было в ходу и мирское имя Чекала, от которого вполне могла появиться и фамилия Чекалин.

Их (Чекалиных) владелец, помещик или военный, и помещик села Львово встретились где-то волей судьбы на празднике души. Может быть в Москве, может быть в Санкт-Петербурге, а может и в каком другом месте, положим, в самом Архангельске. Не знаю. Мало того, что встретились. Они сели играть в карты, и архангельский помещик проиграл львовскому несколько крестьянских семей, на вывоз. Ну а вывоз тогда был известный – на подводах, с каким ни на есть скарбом. Случилось это примерно в 1844-47 году.

Кто был в то время львовским помещиком, я не нашёл. Эти места, в районе Львово, начали заселять в верховьях рек Битюг, Бурначка, Токай и Большой Эртиль во второй половине XVII – первой половине XIX веков. В 1805 году образовалась Токарёвка, в которой в 1811 году насчитывалось 42 дома (148 человек мужского пола). В 1866 году уже было 90 домов (681 человек). Только в 1879 году, спустя почти три четверти века после первых поселений, была построена церковь.

Согласно Ревизии 1816 года деревня Львово принадлежала семье Трофимова Ивана Дмитриевича. Вместе со своей женой, Надеждой Львовной, он владел 320 крепостными крестьянами. Поэтому появилось и второе название села, Львово, которое осталось до сих пор. Село Львово, находящееся от Тамбова примерно в 90 вёрстах, раньше называлось «Малая Терша» (у нас в семье это село называли Тёрша; тёршинские – о человеке), которую основали крестьяне-переселенцы из села Керша Бондарского уезда той же Тамбовской губернии. Находится село на высокой террасе между двух ручьёв, впадающих в речку Бурначку. Древнейшее население этих мест были тюрские кочевые племена. Плотное и основательное освоение этих мест русскими поселенцами началось на рубеже XVII – XVIII веков и продолжалось до середины XIX века.

Крепостных и проигрывали в карты, и дарили, и продавали семью в розницу, и били, и убивали. Было это в порядке вещей. Ответственности за такие преступления не было никакой. Ни перед законом Божьим, ни перед государством. Всё это известно. Ну кто же будет судить тебя за, например, сломанную тобой свою же лопату или, положим, топор? Даже если известно, что ты это сделал нарочно. А для крепостника что лопата, что человек – одно и то же. Лопата даже может быть и дороже. Во время царствования императрицы Екатерины II некоторые передовые люди того времени выступали против продажи крепостных в розницу. Но их выступления не имели никакой поддержки со стороны правящего класса, издававшего законы.

Я приведу небольшие выдержки из книги известного учёного и революционера-анархиста князя П.А.Кропоткина «Записки революционера». Почему, спросите, именно П.А.Кропоткина? Ведь не только он один писал об этом! Конечно, не он один. Только потому его и взял, поскольку наши предки по линии бабушки, Барановы, долгое время были крепостными князей Кропоткиных. Князья Кропоткины владели селом Петровским, которое находилось через речку от села Львово, то есть были соседями с помещиком, выигравшим в карты семью Чекалиных. Первым владельцем из князей Кропоткиных был Пётр Алексеевич, потом – его сын, генерал-майор Алексей Петрович, а завершилось владение сыновьями Алексея Петровича, Петром и Александром. Пётр Алексеевич Кропоткин не только известный революционер-анархист, он также является и не менее известным учёным-географом, исследователем Дальнего Востока России.

«Один помещик раз спросил другого:
- Почему это в нашем имении число душ так медленно прибывает? Вы, по всей вероятности, мало следите за тем, чтобы люди женились?
Через несколько дней после этого генерал возвратился в свою деревню. Он велел принести себе список всех крестьян, отметил имена всех парней, достигших восемнадцати лет, и девушек, которым исполнилось шестнадцать, то есть всех тех, которых по закону можно венчать. Затем генерал отдал приказ: «Ивану жениться на Анне, Павлу на Парашке, Фёдору на Прасковье» и т.д. Так он наметил пять пар. «Пять свадеб, - гласил приказ, - должны состояться в воскресенье, через десять дней».
Вой поднялся по всей деревне. В каждой избе вопили женщины, молодые и старые. Анна надеялась выйти за Григория. Павловы старики уже сговорились с Федотовыми насчёт их дочери, которая скоро входила в возраст. На придачу время было пахать, а не свадьбы играть! Да и как можно было приготовиться к свадьбе в десять дней. Десятки крестьян приходили, чтобы повидать барина. Группы баб с кусками тонкого полотна в руках дожидались у чёрного входа барыни, чтобы заручиться её заступничеством. Но всё было напрасно. Помещик заявил, что свадьбы должны быть через десять дней, так оно и быть должно.
В назначенный день свадебные процессии, скорее напоминавшие похороны, направились в церковь. Женщины вопили и причитывали, как по покойникам. Одного из лакеев командировали в церковь, чтобы доложить, когда обряд свершится. Скоро, однако, лакей прибежал, бледный и расстроенный, с шапкой в руках.
- Парашка упрямится, - доложил он. – Она не хочет выходить за Павла. Когда батюшка спросил: «Согласна ты?», она громко крикнула: «Нет, не согласна!»
Помещик рассвирипел.
- Ступай и скажи ему, долгогривому, что, если он не обвенчает Парашку, я донесу на него архиерею, он – пьяница. Как смеет он, мерзавец, не слушаться меня. Скажи, что я сгною его в монастыре. Парашкиных же родителей сошлю в степную деревню.
Лакей передал приказ. Парашку обступили поп и родные. Мать на коленях молила дочь не губить всех. Девушка твердила «не хочу», но всё более и более слабым голосом; потом шёпотом; наконец совсем замолчала. Ей возложили венец… Она не сопротивлялась. Лакей помчался в барский дом с докладом: «Повенчали».
Полчаса спустя у ворот помещичьего дома забряцали бубенчики свадебных поездов. Пять пар слезли с телег, перешли двор и вошли в переднюю. Помещик принял их и велел поднести по рюмке водки. Родители, стоявшие позади плакавших дочерей, велели им кланяться в ноги барину.
Таковы были дела, которые я сам видел в детстве. Картина получилась бы гораздо более мрачная, если бы я стал передавать то, что слышал в те годы: рассказы про то, как мужчин и женщин отрывали от семьи, продавали, проигрывали в карты либо выменивали на пару борзых собак или же переселяли на окраину России, чтобы образовать новое село; рассказы про то, как отнимали детей у родителей и продавали жестоким или же развратным помещикам; про то, как ежедневно с неслыханной жестокостью пороли на конюшне; про девушку, утопившуюся, чтобы спастись от насилия; про старика, поседевшего на службе у барина и потом повесившегося у него под окнами; по крестьянские бунты, укрощаемые николаевскими генералами запарыванием до смерти десятого или же пятого и опустошением деревни. После военной экзекуции оставшиеся в живых крестьяне отправлялись побираться под окнами. Что же касается до той бедности, которую во время поездок я видел в некоторых деревнях, в особенности в удельных, принадлежащих членам императорской фамилии, то нет слов для описания всего».

То, что крепостных ни во что не считали, очень образно описал П.А.Кропоткин в тех же «Записках».

«…Но когда после долгих приставаний нам удалось заставить отца (отец, А.П.Кропоткин, был военный – С.Ч.) рассказать, за что он получил Анну с мечами и золотую саблю, тут уж мы были совсем разочарованы. История была до крайности прозаична. Штабные офицеры квартировали в турецкой деревне, когда в ней вспыхнул пожар. В одно мгновение огонь охватил дома, и в одном из них остался ребёнок. Мать рыдала в отчаянии. Фрол (крепостной А.П.Кропоткина – С.Ч.), сопровождавший всегда отца, бросился в огонь и спас ребёнка. Главнокомандующий тут же наградил отца крестом за храбрость.
- Но, папаша, - воскликнули мы, - ведь это Фрол спас ребёнка!
- Так что ж такое, - отвечал отец наивнейшим образом. – Разве он не мой крепостной? Ведь это всё равно.
   
А вот и ещё, от философа В.В.Розанова (В.В.Розанов. Религия и культура. – Сборник статей – «По тихим обителям»), изучавшем крестьянский вопрос.

«…Русский мужик не ленив… Отхожие промыслы есть великий показатель, что мужик наш не лежебока. Но он решительно сбит с ног:  1) малостью земли, 2) отсутствием верных и обильных по близости заработков. Раньше грамоты, раньше даже веры надо спасти физиологическую суть народа. Надо положить или хоть не выбирать рубль из его кошеля – и уже затем его стричь, чесать, учить, даже «креститься» учить! Раньше всего надо «быть», и уже потом на это «быть» надевать культуру. А в деревне нашей поставлен вопрос о самом «быть». Ещё на ступень опуститься ей – и всё треснет там, ибо пахарь на дохлой клячонке, держащий вместо коровы козу (всё виденные примеры!), местами ленивец (от беспомощной бедности, от отчаяния, начинается лень), везде почти пьющий (русский опиум), вдруг протянет по дорогам руку за подаянием! Нищенство страшное явление. Тихое – оно зловеще бурь. Нищий – пансионер народа. Но когда сам народ «протянет ручку», кто же ему тогда подаст? Откуда? что?!»

Написано это было ещё до отмены в 1861 г. крепостного права. Не прислушались. Не только крепостники, но потом и имперское государство, а потом и правопреемник – большевистское государство. И вот оно, тихое нищенство-то, и наступило. Оно ещё раньше наступило, и сейчас продолжается полным бездействием власть имущих.

Вот тогда насильно и перевезли Чекалиных из одной нищеты в другую.

Мой отец, Иван Васильевич, рассказывал, что когда он во время войны лежал в госпитале в Петрозаводске (начинал он воевать по мобилизации в Финляндии, в 1943 году) медсестра спросила его, нет ли у него брата, Михаила. А у него как раз так и звали брата, который моложе него был на три года. Отец обрадовался, что жив, возможно, его брат. Его брат был с 1925 года рождения. В 1942 году, зимой, на разгрузке вагонов в Ульяновске, он поскользнулся на трапе, упал и сломал позвоночник. Там, в Ульяновске, и был похоронен. Встретился отец с тем Михаилом Чекалиным, оказалось – не брат. Так вот «не брат Михаил» рассказал, что в деревне их, в Архангельской области, половина деревни  – Чекалины. Вполне могло оказаться, что деревня эта и была родиной нашей фамилии. Но название её, к сожалению, не сохранилось.

По линии Чекалиных в то время мужчины женились в позднем возрасте, за тридцать лет. Примерно лет тридцати с небольшим женился и Василий Иванович. Жену его звали Дарья. Больше, к сожалению, о ней ничего не известно. Знаю только, что умерла она в 1927 году, ещё до переезда их семьи из села Львово в деревню Красный Куст. К концу своей жизни Дарья полностью ослепла.

От Львово Красный Куст находится (находился, потому что в настоящее время, начиная с 2004 года, он уже не существует) километрах в двадцати пяти, если по прямой линии, и километрах в тридцати – по дорогам. В то время деревня эта относилась к Грязно-Двориковскому сельсовету Полетаевского района Тамбовской области. На новое место Чекалины перевезли свой старый деревянный дом, пятистенок. В этом доме были большие сени, кухня со столовой, да и спальней заодно, и большая горница, предназначенная в качестве спальни. Но горница была очень холодная, не пригодная для житья в ней зимой, так что на зиму она закрывалась, и все обитали в одной комнате-столовой-спальне.

В 1950 году, начиная с весны, старый дом снесли и построили дом из самана, тоже пятистенок, с большими сенями, из которых был выход  во двор и на небольшое крыльцо, а также через приставную лестницу в сенях – на чердак, или, как мы называли, на потолок. Фундамента не было, саманные стены стояли просто на земле. Не потому, что так было принято строить, а потому, что не на что было купить кирпич.

Что такое саман? Очень простое устройство. Берётся глина, солома, добавляется немного навоза, всё это смешивается с водой и замешивается как тесто. Только если надо было много саманов, то замешивали лошадью. А если немного, то самостоятельно, ногами. Для изготовления самана делали деревянную форму, примерно 60х40х15 см, которую заполняли замешанной глиной с соломой. Потом эту форму выкладывали просушиться на подготовленный чистый и ровный участок земли, каркас освобождали от глины и использовали для следующей закладки. Полученные саманы («кирпичи») укладывали в стены, связку между ними делали тоже глиной, но без соломы, смешанной с песком, как при кладке печи.

Крыша первоначального дома  была соломенной, а потом, на новом доме, её заменили на железную. Русскую печку оставили от старого дома, стены строили вокруг неё. А в новой горнице дополнительно сложили печку-шведку, или голландку, точно сказать не могу, не специалист. Но печка эта была на две конфорки. Теперь и в зимнее время в горнице тоже жили. В ней находились родители с нами, детьми, а в избе – дедушка с бабушкой. Но это всё относительно, потому что и мы с братом часто спали на русской печке, а то и на полатях.

Но это было уже потом. Я продолжу про прадедушку.

Василий Иванович человек был набожный, но в церковь ходил очень редко, только по очень большим праздникам, и очень не любил попов. Даже по самым большим праздникам, на Пасху или Рождество, в дом их не пускал, да они и сами его дом обходили стороной. Он говорил, что, мол, моему Богу денег не надо. И все домашние терпели это. Ну кто же мог слово сказать? Хозяин, всё-таки, как-никак!

Был ли он молокан, не знаю. Хотя в их селе Львово молокан было много. Молокане – это приблизительно баптистская секта, основными книгами которой является, в безусловном следовании им, Ветхий и Новый Заветы, объединённые в Библию. Апостол Павел как-то сказал о Библии, что это млечное питание для верующих. Поэтому и секта стала называть себя молоканами. Говорят, что такое название секта получила за то, что во время поста её члены пьют молоко. Не думаю, что это так, что из-за этого. Скорее, что молоко они пьют, потому что раньше прозвали себя молоканами.

У нас в семье существовала такая история про молокан. Рассказывал очевидец:
– Захожу постом я к таким-то (к молоканам), а они обедают, молоко пьют. У меня волосы прямо аж дыбом встали!

Кстати, секту молокан организовал во второй половине XVIII века Семён Уклеин, житель Борисоглебского уезда Тамбовской губернии, что совершенно рядом с местами, где проживали наши предки, некоторые из них были и из Борисоглебского уезда. Основа их вероучения состояла (тогда состояла, сейчас – не знаю) в следующем:
– поклонение Богу в духе и истине;
– не признание икон и креста, не совершают и крестного знамения;
– не признание почитания святых;
– абсолютное отрицание церковной иерархии (достаточно одного Иисуса Христа);
– часто постятся полным отказом от пищи;
– отрицают таинство крещения и причастия;
– запрещают клятвы;
– осуждают безбрачие и монашество, считают такие явления грехом и соблазном совершить грех;
– не пьют спиртного, не используют незензурные слова, не едят свинину;
– для совершения бракосочетания не используют таинство венчания, достаточно только родительского благословления;
– почитание власти (поскольку всякая власть от Бога).

Церкви, как таковой, у молокан нет. Для проведения своеобразных богослужений, на которых у них читают только книги Священного Писания, поют псалмы, они собираются в просторной избе (горнице). За столом во время молитвенных собраний мужчины и женщины сидят по разные стороны.

Судя по этим описаниям Василий Иванович вряд ли был молоканом. В церковь не ходил, но в проруби на Крещение купался, а это у молокан не приветствуется. Из молокан, больше всего, происходила его сноха, бабушка Вера. Она как-то говорила немного об этом, но уверенно сказать не могу, что это так.

Василий Иванович был крупный высокий мужчина. Дети пошли не в него, вероятно, в мать, Дарью, и в её родню. И здоровья он был крепкого.

На самом-то деле в Красный Куст переехал со своей семьей сын Василия Ивановича, Василий Васильевич, мой дедушка. А Василий Иванович так вместе со старшим сыном, и к этому времени, единственным, жил в его семье. Вместе с ними жила и незамужняя дочь Василия Ивановича, Василиса. Васёна, так её называли в нашей семье. До преклонных лет Василий Иванович купался в проруби на Крещение, никогда не болел и умер с тридцатью двумя зубами. Любил париться в русской печке. Бани у них не было, да и ни у кого там, в степном районе, не было бань, потому что топить нечем было – дров в степи нет. Русскую печь протапливали сухим навозом (да и вообще её топили постоянно, даже и в летнее время, для приготовления пищи). После топки, для парилки, печь чисто выметалась, стелилась солома, и парильщик забирался в неё головой вперёд. Прогревался до седьмого пота. Это не только сложно было сделать, но и представить-то невозможно. Ноги, вероятно, не помещались, хотя внутри, под сводом, было сравнительно просторно. Зимой во двор и к колодцу Василий Иванович выходил босиком и в свои девяносто лет.

Детей у Василия Ивановича и Дарьи было пятеро: два сына, Михаил и Василий, и три дочери, Мария, Василиса (Васёна) и Федосья.

Бабушку Машу, Марию Васильевну, полную тёзку по имени и отчеству моей прямой бабушки со стороны мамы, я хорошо помню. Шутница была, в неё и племянница пошла, Антонина Васильевна, сестра отца. В Красный Куст в гости приходила пешком из Львово, а уж была в преклонном возрасте, за семьдесят лет. Придёт, что-нибудь обязательно принесёт, чечевичных зёрнышек, семечек, а то и яичко. Говорит: «Серёня! Иди-ка, поклюй нямнога!»

Как-то раз возвращалась Мария Васильевна от нас домой, по дороге нагнала её машина с каким-то местным начальником. Он хорошо знал её, да и все её знали, как шутницу, на свадьбы приглашали. Посадили бабу Машу в машину, довезли до дома. Так она вылезла и говорит:
– Подождите-ка, я сейчас, – и достает из узелочка двугривенный. – Вот, за труды возьмите.
Те, которые подвезли:
– Ну, что ты, тётя Маша, не надо.
Думали, что она и в самом деле расплатиться хотела. Она об этом потом рассказывала:
– Я им, прямо, серьёзна, и они тожа серьёзна, руками размахалися. А денег-то у меня всего двадцать копеек и было.
В кино билет тогда, до реформы 1961 г., стоил два рубля.

Или ещё. Пришла она в клуб, фильм смотреть. Уселась в первых рядах. А на экране, по ходу фильма, паровоз летит на зрителей, на полном ходу. Это не картина «Прибытие поезда», другой какой-то фильм был. Наша баба Маша как заголосит, будто с испугу. Клуб весь переполошился. А ну её уговаривать, что всё это неправда, картинка это на стене. А она – своё. Потом нам говорит:
– А то я не знаю, что это картинка. Всё потом вспомянут, как в кино ходили.
 Но ни над кем оскорбительно или обидно шутить себе не позволяла. Только в отношении себя самой.

Семья Василия Ивановича во Львово жила одним домом. Никогда не было ни одной размолвки между снохами и золовками, моей бабушкой и сёстрами дедушки, которые вместе вели домашнее хозяйство, начиная с топки печки по раннему утру и кончая уходом за скотиной. И, конечно, дети были на их руках. В первый год замужества бабушкина свекровь, Дарья, не допускала бабушку к печке, ворочать чугуны. Уже потом, после рождения первого ребёнка, Антонины, бабушка стала и у печки хозяйствовать.

Сын Василия Ивановича, Михаил, во время бунта тамбовских крестьян в начале 20-х годов, был взят как заложник в числе многих других мужчин из их деревни и окрестных деревень. Михаила позже, когда уже бунт был подавлен, определили как шпиона банды Антонова. Дедушка на следствии в 1932 году об этом скажет. Бунт этот был связан с безвозмездным изъятием продовольствия у крестьян, так называемая продразверстка, при которой у крестьян изымалось 70% зерна. Причиной бунта стала не столько продразверстка, сколько то, что в 1920 году случилась сильная засуха, а государством была установлена сдача 11,5 миллионов пудов зерна. Практически это означало верную голодную смерть.

Подавление бунта было возложено весной 1921 года на будущего Маршала, Тухачевского Михаила Николаевича, в будущем также и «врага народа». Поручили это ему, исходя, вероятно, из его не очень удавшегося похода в Польшу и успехов в подавлении Кронштадтского мятежа, случившегося накануне. И сказать тут больше ничего нельзя, определение «враг народа» правильным оказалось, хотя расстреляли его совсем не за то, что к середине 1921 года он в крови утопил бунтовские настроения тамбовских крестьян. В состав воинских формирований М.Н.Тухачевского, участвовавших в подавлении крестьянского бунта, входила и бригада легендарно известного Г.И.Котовского (1881-1925), а также и 58-й отдельный Нижегородский полк, которым командовал тогда 17-ти летний А.П.Гайдар (1904-1941), написавший впоследствии много детских книжек.

Для заложников, членов семей бунтовщиков и просто попавших первыми под руку, в чистом поле огородили место колючей проволокой. Такой концентрационный лагерь для заложников – чистое изобретение М.Н.Тухачевского. Вот за эту проволоку и попал дедушкин брат, Михаил Васильевич, будущий «шпион банды Антонова». Случилось это летом 1921 года. Арестованным не давали пить и есть. Поили через ограду – ковшом на людей лили воду. Пей, как сумеешь. Родственников с передачами допускали, но передать ничего невозможно было. Только можно было перебрасывать через ограду. А там – кому достанется. Бабушка Маша, Мария Васильевна, сестра Михаила, о которой я выше уже говорил,  ходила с передачами и рассказывала об этом. Говорила:
– Стон на всю степь стоял. Все вместе, мужики за проволокой, бабы с ребятишками тута, с другой стороны, кричать, плачуть. Ходила я несколько разов, а Михаила-то так и не увидала.

Среди арестованных – тиф, дизентерия. Мёртвых не убирали, говорили, что всё равно, кто «в проволоках» – никому не жить. Заложников расстреливали и заменяли новыми. Никто из заложников и не вернулся. Позже, я думаю, для оправдания такого массового убийства мужчин, всех заложников обвинили за сотрудничество с Антоновым. Вот наш Михаил и стал таким образом этим «шпионом».

«Усмирили» крестьян к середине 1921 года, но самого Антонова, руководителя восстания, смогли уничтожить только 24 июня 1922 года. А.С.Антонов погиб вместе со своим братом Дмитрием в неравном бою с чекистами в селе Нижний Шибряй Борисоглебского уезда.

Известно, что для подавления восстания Тухачевский приказал использовать отравляющий газ, что было санкционировано Москвой. Тогда запрещения на такие действия не было. Но отравляющий газ использовали только в лесной зоне Тамбовской области, где скрывались отступившие восставшие. Это намного севернее тех мест, о которых я рассказываю, примерно по реке Цне, в сторону Тамбова. Видно, что обычными воинскими средствами и способами эти «легендарные» Котовский с Гайдаром не могли победить восставший народ.

Александр Степанович Антонов в царское время был боевиком местной эсеровской организации. Тогда же его арестовали и приговорили к повешению, заменённому потом вечной каторгой. Во время Февральской революции 1917 года А.С.Антонова освободили. Работал он непосредственно после революции начальником милиции в городе Кирсанове. К моменту восстания ему был 31 год.

Усмирять было не впервой. Известны подобные «усмирения» донского казачества, Верхнего Дона, о чём, в своё время, не стал писать М.Шолохов в «Тихом Доне». Летом 1919 года без суда и следствия было расстреляно 62 казака из стариков в станице Мигулинская. А потом, в течение шести дней, было расстреляно более 400 казаков в станицах Казанской и Шумилинской. Эти расстрелы и вызвали потом мощное казацкое Вешенское восстание, описанное в «Тихом Доне». Шолохов не решился об этом говорить прямо, он только и привёл диалог между старовером и Штокманом. Старовер говорит:
– Потеснили вы казаков, надурили, а то бы вашей власти и износу не было. Дурастного народу у вас много, через это и восстание получилось.
– Как надурили? То есть, по-твоему, глупостей наделали? Так? Каких же?
– Сам небось знаешь… Расстреливали людей. Нынче одного, завтра, глядишь, другого… Кому же антирес своей очереди ждать?

Но вернёмся к началу. Умер Василий Иванович в 1936 году, одного года не дождавшись своего сына, Василия, «врага народа», осуждённого в 1932 году на пять лет по ст. 58 (реабилитирован в 1990 г. – С.Ч.) В это время Василий Иванович, как говорил отец, впал несколько в ребячество. Когда дедушка был в тюрьме, дочери его, Антонине, было уже за четырнадцать лет. Хотелось вечером с подружками на улице погулять, но дед ругался:
– У-у, ехидна вас забери! Отец в тюрьме сидит, а она – на улицу!

Василий Иванович не ругался нецензурно, «ехидна» – это его самое страшное ругательство.

Но Антонина убегала, хотя дед и скандалил. А тут к клубу радио на столбах подвели, известную «тарелку». Вот Антонина и придумала:
– Дедушка, там по радио говорили, что мужиков из тюрьмы скоро отпустят, и отца тоже.

Говорили, так говорили. Вечер. Антонина дома сидит. Дед и говорит:
– Тонька! А?! Ты чего же сидишь-то? Сходила бы, про отца-то узнала бы. Скоро придёт-то. Не охота, что ли, про отца-то узнать?

Убегала узнавать.

Понятно, старый, что малый. Деду-то было за девяносто лет. Он таких обманов уже и не понимал. Но этот обман безобидный. Внуки его, Иван и Михаил, придумали похлеще. Василий Иванович ходил за хворостом, в лощину за деревню Пичаево. Вот внуки и говорят:
– Дедушка, в Пичаево такой-то умер. Похоронили уже.

Пошёл дед как-то за хворостом, с вязанкой из лощины из кустов выбирается, а навстречу ему с такой же вязанкой тот самый «такой-то». Дед Василий аж присел:
– Ты откуда взялся?
– Откуда-откуда? Оттуда!
– Ну и что там?
– А что и у тебя.
– Да ты же умер, поди?!
– Да вот живой пока.
А дед после этого уже и боялся за хворостом ходить. Пошутили, называется.

Похоронен Василий Иванович в Полетаево. А до этого, в 1935 году, умерла его дочь, Васёна, Василиса Васильевна. Как говорили в нашей семье, дед Василий после смерти дочери затосковал и вскоре и умер. Но возраст-то и без тоски был довольно преклонный.