Лермонтов. Место дуэли

      Когда в душный предгрозовой час 15(27) июля 1841 года у подножия Машука прогремел выстрел, оборвавший жизнь Михаила Юрьевича Лермонтова, ни двадцатипятилетний отставной майор Мартынов, хладнокровно разрядивший кухенрейтер в своего давнего товарища, ни четверо других участников дуэли не могли даже помыслить о том, что ими погублен великий национальный поэт России. Ни один из них не дал себе труда приметить место убиения, ибо ни один не в состоянии был даже допустить мысль, что это место может стать священным для каждого совестливого россиянина. Их, называвших себя друзьями Лермонтова, хватило лишь на то, чтобы сокрыть правду об обстоятельствах дуэли, связать себя словом «не говорить  никому ничего другого кроме того, что будет  показано <…> на формальном следствии».

       Итог известен. За 170 с лишним лет никому из многочисленных исследователей так и не удалось приоткрыть полог тайны и узнать, что же произошло в тот роковой вторник в седьмом часу пополудни. Тайну верно хранит и само место дуэли. Многие десятилетия почитатели таланта Лермонтова совершают паломничество к известному монументу в окрестностях Пятигорска и далеко не все знают, что установлен он совсем не на том месте, где пролилась кровь поэта.

       Гениями становятся после смерти. В этом правиле, пожалуй, только Пушкин был исключением. Он погиб, находясь в зените славы, общепризнанным первым поэтом России. Немилосердная судьба отвела Лермонтову для активной работы в литературе всего лишь четыре с небольшим года. Включая офицерскую службу, ссылки,  войну... Но и при всем этом он совершил то, чего не удалось больше никому - довел свое поэтическое творчество до мировых вершин. Впрочем, при его жизни понять это было дано очень немногим. А жестокая судьба продолжала преследовать поэта и после гибели - то умалчиванием, то необоснованными обвинениями. И всегда - ложью и клеветой.

      Почти четыре десятилетия существовал то ли официальный, то ли молчаливый запрет на биографию Лермонтова. О его жизни, а особенно о кончине никто не решался написать ни слова, ибо отношение властей к поэту было хорошо известно.  Император Николай Павлович, этот, по выражению Ф.И.Тютчева, «Дон Кихот самодержавия», еще пуще надменные царедворцы, «жадною толпой стоящие у трона», не могли простить поэту праведно-гневных, обличительных стихов. Серый лицом карлик, так и не научившийся сносно говорить по-русски, но руководивший «наружной российской политикой» (Юрий Тынянов) Карл-Роберт Нессельроде, верховный жандарм и «бестолковый царедворец» А. X. Бенкендорф, великий мастер служебных злоупотреблений генерал Главного штаба П. А. Клейнмихель... Эти и иже с ними личности готовы были делать все возможное, чтобы само имя Лермонтова вытравить из памяти народной. Но что земная, даже будь она царственной, власть в сравнении с властью гения! Слава поэта росла, ширилась год от года, его произведения расходились в огромных  рукописных и печатных экземплярах. Постепенно имя Лермонтова заняло достойное место среди выдающихся деятелей русской культуры, а периодически появляющиеся все новые факты его биографии начали становиться общественно-значимыми для миллионов сограждан. Более того в 1881 году, к 40-летию гибели поэта, власти даже инициировали создание особой комиссии для определения и увековечивания места давней дуэли.

     Председателем комиссии был назначен вице-губернатор Терской области Г. X. Якобсон. На комиссию возложили непростую задачу: «через опрос сведущих людей и собрание надлежащих данных прийти к заключению о месте, где был убит поэт, и затем местность эту снять на план, определить пункт для постановки жертвуемого креста с оградою».

     Комиссия отнеслась к возложенной на нее миссии в высшей степени добросовестно. Были соответствующие обращения в архивы, письма к родственникам поэта, настойчивые поиски очевидцев событий сорокалетней давности. К сожалению, к тому времени в живых осталось лишь двое, заслуживающих внимания свидетелей: пятигорский мещанин Евграф Чалов, сопровождавший на своих лошадях секундантов А. Столыпина (Монго) и А. Васильчикова к месту дуэли (подчеркнем: только по его собственным показаниям, которые больше ничем и никем не подтверждалось), и его земляк Иван Чухнин - младший брат Кузьмы Чухнина, бывшего дворового кучера, которому выпала скорбная участь довезти бездыханное тело Лермонтова до дома Чиляева, где поэт и Столыпин снимали квартиру. В период работы комиссии Чалову шел 72 год, Чухнину было 64 года. Многое забылось, растворилось в памяти. Их сведения не во всем совпадали. Комиссия пришла  «к заключению, что место дуэли, указанное Чаловым, более вероятное, так как он сам был очевидцем дуэли; видел  место днем и после того много раз бывал на этом месте. <…> Чухнин же сам не был очевидцем дуэли; брат его Кузьма, везший тело Лермонтова ночью, легко мог в следующие дни ошибиться точным определением места, тем более, что по словам  Ивана Чухнина, когда они приехали на 3-й день на место, указанное Кузьмою Чухниным, то на поляне никаких признаков дуэли не осталось. Место это впрочем находится на близком расстоянии от указанного Чаловым, что еще более подтверждает показание сего последнего».

     «Протокол Комиссии по определению места  дуэли поэта М.Ю.Лермонтова близ Пятигорска», откуда взят выше приведенный отрывок, был утвержден 22 сентября 1881 года начальником Терской области генерал-адъютантом А.П.Свистуновым. В том же году на площадке, указанной Чаловым, был установлен каменный пирамидальный обелиск. 

       К 60-летию со дня гибели поэта его почитатели решили увековечить место дуэли более внушительным памятником. Был объявлен конкурс на лучший проект и сбор для этих целей народных средств. Победил проект архитектора И. И. Байкова. В июле 1901 года памятник был торжественно открыт. Он представлял собой гипсовый бюст на постаменте с примыкающей к нему 13-метровой балюстрадой. Но уже через шесть лет из-за нестойкости материала сооружение пришлось разобрать. Только в 1915 году на этом месте появился новый памятник скульптора Б. М. Микешина - обелиск, выполненный из кисловодского песчаника с бронзовым бюстом поэта в круглой нише.

       А через несколько лет в архиве канцелярии шефа III жандармского отделения обнаружился документ, вызвавший сенсацию среди лермонтоведов. Это был акт, составленный следственной комиссией на второй день после дуэли. В акте - подробное описание места дуэли.

       «Это место отстоит на расстоянии от города Пятигорска верстах в четырех, на левой стороне горы Машухи, при ее подошве. Здесь пролегает дорога, ведущая в немецкую Николаевскую колонию. По правую сторону дороги образуется впадина, простирающаяся с вершины Машухи до самой ее подошвы; а по левую сторону дороги впереди стоит небольшая гора, отделившаяся от Машухи. Между ними проходит в колонию означенная дорога. От этой дороги начинаются первые кустарники, кои, изгибаясь к горе Машухе, округляют небольшую поляну. Тут-то поединщики избрали место для стреляния».

       Стало очевидным: знаменитый мемориал, установленный, как значится в многочисленных источниках, на месте гибели поэта, никакой стороной не вписывается в ту местность, которую в действительности избрали поединщики. Ну а где же настоящее место дуэли? Этот вопрос вновь  встал тогда в полный рост и уже целый век волнует почитателей поэта. Предпринимались неоднократные попытки найти его и увековечить, восстановив таким образом историческую истину и справедливость, однако содержащегося в найденном документе описания местности недостаточно, чтобы осуществить задуманное, не совершив еще оной ошибки. Но проблема не только в этом.

       Многолетний сотрудник Пятигорского музея «Домик Лермонтова» С. И. Недумов (именно ему посчастливилось обнаружить акт следственной комиссии), опубликовавший более сотни исследовательских работ о Лермонтове, разыскал, как сообщалось в печати, место гибели поэта, но так и не добился официального признания результатов своего исследования. Причины самые банальные: российским и местным властям не было и нет дела до Лермонтова.

         Недумов умер в 1963 году, ничего не доказав, ничего не добившись. Да что Недумов! Имеющий немалый политический вес и общественный авторитет А.Т.Твардовский, мечтавший о том, чтобы еще к 150-летию со дня рождения Лермонтова были решены и вопрос о реальном месте дуэли, и «вопросы капитального порядка», не дождался этого. Можно назвать еще десятки более или менее известных фамилий людей, которые в разное время пытались как-то сдвинуть дело с мертвой точки. И каждый раз их усилия оставались тщетными.

           Пусть не покажется в данном контексте это верхом нескромности, но делал такую попытку и я - к 150-летие со дня гибели поэта – в военном еженедельнике «Сын Отечества», приложении газеты Министерства обороны «Красная звезда». Напомню читателем, что это был 1991 год – время нашей общей эйфории и радужных, но абсолютно пустых надежд. Являясь заместителем редактора еженедельника, курируя в нем вопросы истории, культуры, искусства и проч., с наивностью, свойственной лейтенанту, в крайнем случае,  капитану, но никак не полковнику, я  уверовал в то, что мне вполне под силу за предъюбилейные печальные лермонтовские  месяцы сделать, наконец, то, что давно нужно было сделать. Объединить усилия энтузиастов, музейных специалистов, работников Министерства культуры и с помощью местных органов власти общими силами создать специальную комиссию, способную на основании проведенных в разное время исследований определить и узаконить место дуэли. С публикацией об этом и обратился через еженедельник к официальным лицам и общественности, в том числе к военнослужащим и лично  министру обороны Маршалу Советского Союза Д.Т.Язову.

           Почему к военнослужащим? По имеющимся данным, которые, безусловно, надо неоднократно проверить и лучше всего с привлечением военных топографов, искомое место находится (точнее будет сказать, находилось почти полтора десятка лет назад) на заповедном, не тронутом цивилизацией участке подножия Машука, где со всех сторон нависают деревья да хозяйничают птицы. Увековечить его надо так, чтобы оставить окружающее в первозданном виде. Можно ли это сделать без подъездных дорог, без тяжелой техники, ничего не перепахивая, не ломая? Можно, если за дело возьмутся военные строители, если они, используя уникальные технические возможности, будут действовать не столько по приказу, сколько по душевному устремлению, ведомые любовью к великому поэту и храброму офицеру. Чрезмерных усилий строительство не потребует. А средства... Они, как представлялось, не слишком большие. Неужели же не найдутся в Отечестве меценаты, отзывчивые, щедрые люди? Неужели не откликнутся, не помогут? Так или примерно так говорилось в публикации, адресованной командованию Северо-Кавказского военного округа, курсантам ставропольских военных училищ, министру обороны...

        Официальной реакции на публикацию, однако, не последовало. Ничего не дали обращения и телефонные звонки к военным, к  разного рода чиновникам, общественным организациям  и иным инстанциям. Нет, прямых отказов не было. Напротив, идеи, предложения находили, вроде бы, полную поддержку. Намечались какие-то планы, кому-то давались поручения, согласовывались и утрясались вопросы. Но в итоге выяснялось, что нет специалистов, «в полной мере владеющих проблемой», что Лермонтовская комиссия после смерти ее председателя Сергея Баруздина распалась и прекратила существование, что документы, касающиеся места дуэли, разрозненны, противоречивы, что они являются собственностью энтузиастов-одиночек, а не государственных организаций, что совершенно неясно, кто именно должен и на основании каких циркуляров всем этим заниматься... И потянулась наша родимая уныло-бесконечная волынка.

        Потом грянул август 91-го, разваливший страну и общество, пошли замены лозунгов и жизненных приоритетов; государственно-чиновничья и партийная номенклатура, резво развернувшись в обратную сторону и приняв лик демократов, усердно принялась за строительство светлого капиталистического будущего... До Лермонтова ли кому было, до его ли посмертной судьбы?!
         А читательские отклики на публикацию продолжали поступать: письма, открытки, телефонные звонки. Их авторы сопереживали, советовали, возмущались, предлагали посильную помощь. Среди них были и те, кто сам занимался этой проблемой многие годы.

         Архитектор из Днепропетровска В.А.Щербаченко несколько десятков лет исследовал тему гибели Лермонтова. Кстати, он не только архитектор, но еще и художник, и, что в данном случае особенно важно, геодезист-маркшейдер. Судя по письму, Щербаченко еще в 1963 году впервые в истории розыска места дуэли Лермонтова выполнил топографическую съемку местности. Изыскания привели к Волчьей балке. Построенные с помощью теодолита поперечные профили балки позволили выявить в зарослях орешника и бузины шесть старых затерянных дорог. Только одна из этих дорог вела в ту самую Николаевскую колонию (ныне поселок Иноземцево), которая упоминается в акте обследования места дуэли. Потом начался поиск площадки - той единственной из многих, которая должна быть в длину не менее 15 метров и иметь к северу уклон, равный 6,3 градуса. И площадка, отвечающая всем заданным условиям, была разыскана.

        Если читатель думает, что уникальными исследованиями Щербаченко заинтересовались власть предержащие от культуры, то он глубоко заблуждается. Результаты исследований остались невостребованными. Определенную роль в этом сыграл тогда Ираклий Андроников.

        «Ираклий Луарсабович в письме ко мне обещал пригласить меня с докладом о результатах проведенных мною исследований на лермонтовскую научную конференцию, посвященную проблемам установления места дуэли, но не сдержал слова, - писал в редакцию Щербаченко. - Сколько, если судить по публикациям, ученые-теоретики поломали копий на той конференции! Одни утверждали, что место снесено при прокладке кольцевой дороги, другие - что оно заросло непроходимым кустарником и его уже невозможно отыскать, третьи - что нужно привлекать топографов и с их помощью начинать серьезные исследования местности. Андроников же сидел и молчал. А мог бы встать и сказать: «Товарищи! Зачем тратить время на споры. Топографические изыскания уже выполнены лермонтоведом-любителем  В. А. Щербаченко. Он заснял Волчью балку, ощупал там каждую полянку и в результате нашел не только место, но и точку, где стоял поэт. Давайте заслушаем его и решим, насколько точны и научно обоснованы его выводы».
         Да, мог бы сказать, но промолчал, похоронив дело неизвестно до каких времен. Ведь без его милостивейшего разрешения ни один редактор не принимал статью о Лермонтове. А Андроников был монополист, маленький Сталин в лермонтоведении...»

         Почти в одно время с публикацией в «Сыне Отечестве» на тему место дуэли Лермонтова выступила и газета по своей тематике не очень близкая к литературе и лермонтоведию – «Новая строительная газета». В трех номерах кряду, в каждом размером в газетную полосу, она опубликовала обстоятельные изыскания того же В.А.Щербаченко. И снова – в ответ тишина. И снова это никого  не заинтересовало.

        А в следующем году будет уже 175-летие печальной дуэли. Не нужно быть пророком, чтобы предугадать – ничего, абсолютно ничего не изменится. Такие мы люди, уточним – русские люди, увы.
 
                ***
        На предполагаемом месте дуэли М. Ю. Лермонтова наши дореволюционные предки трижды возводили памятники. И не их вина в том, что строили не в нужном месте. Наши деды и отцы за всю послереволюционную историю ничего не сделали, чтобы исправить ошибку. И мы с вами пока не помышляем об этом. Нас хватает на все: на политические распри и междоусобные бойни, на конкурсы красоток и ослепительные шоу, на показушные помпезные «стройки века» и мутные потоки бездарно-детективно-эротической литпродукции. Неужели нас так и не хватит на то, что мы должны, что по элементарным понятиям чести и долга обязаны сделать для великого поэта и гражданина Государства Российского?!