Тараканы

     Над городом тихо подымалось тихое и уютное майское утро. Подымалось – не тот глагол. Правильнее - утро обволакивало, обнимало, ласкало город, будто нежная матушка, любуясь на сонное личико ребенка, и желая разбудить и боясь потревожить сон его. Или так бывает с нами в те редкие дни, когда подруга наша вдруг проснулась пораньше, и никогда не догадаться - с каких, наверняка идущих далеко вперед причин, а возможно и в простую благодарность за минувшую эмоциональную ночь, но скорее и так и эдак, решила сварить нам кофе; душистый аромат с кухни простирается, обволакивает всю квартиру и мы, еще и не пробудившись толком, еще не убежавши ночных кошмаров своих, вдруг понимаем, что все эти неприятности и страхи, даже когда снилась нам пускай и собственная смерть – лишь липкий сон; но настаёт, вот сейчас настанет дивное безоблачное пробуждение и подруга уже несет нам кофе в постель. Такие дни, такие утренники, согласитесь, ой как редки, но, будь они часты, - ценили бы мы их, говорили бы о них, вспоминали бы их как лучшие минуты нашей жизни?

     Такое было сегодня утро. Пять утра. Я закурил сигарету и вышел на балкон. Будто окунув кисть свою в нежно-розовую акварель, влажным сфумато расцветил безвестный гений полнеба; внизу, разлитым средь травы парным молоком стелился туман; птицы еще даже не пели, а лишь распевались, пробуя пока не самые высокие ноты и не самые сложные свои вокализы и слышно было, как какой-нибудь молоденький и неопытный соловей нет-нет, да и даст "петуха". Французы почему-то называют сумерки часом "меж волка и собаки", но как они называют часы рассвета? Я вспомнил французов лишь потому, что среди всего этого уютного безлюдья, я вдруг заметил внизу собаку. Она не бежала, весело задрав хвост колечком, по своим делам, что было бы вполне понятно и вряд ли привлекло бы мое внимание, но сидела на тротуаре неподвижно, пристально устремив рыжую морду свою в забор детского садика, что в метре от тротуара. Когда мы видим застывшую в неподвижной позе кошку, - мы знаем, что она охотится за какой-нибудь птичкой или мышкой, но собаки… Собаки так оцепенело могут глядеть лишь в витрину магазина, где за стеклом висит муляж какой-нибудь колбасы, но здесь же не было ни витрины, ни колбасы? И только тут я заметил, что из кустов молодой акации торчат чьи-то ноги. Продлив по ним свой взгляд вперед и вверх, я увидел наконец предмет такого пристального внимания пса. К металлическим прутьям ограды прислонена была спина и голова какого-то мужчины. Он будто застыл в позе горниста, только вместо горна в руке у него блестела бутылка. Видимо прикончив мелодию утренней побудки, «горнист» отбросил «горн» свой в кусты, занюхал рукавом, закурил и, обращаясь к собаке, заговорил, будто продолжив на слове прерванную речь, или отвечая, после минутного размышления, на чей-то вопрос:

- Теория палеоконтакта? Да нет, вряд ли теория, малыш. Теория есть нечто стройное, с ясными формулировками цели, вразумительными леммами, крепкой доказательной базой, возможностью эмпирической проверки; а это скорее предположение, гипотеза о палеоконтакте, но она не более чем очередная ахинея бестолкового, в отличие от тебя и братьев твоих, человечества, каковыми, в смысле ахинеями, являются все религии мира. Факту, как прямому следствию истины, не нужны никакие доказательства, ибо он есть факт, скажем факт твоего четвероногого и хвостатого наличия на земле. Но вот ежели факту этому находится сотня объяснений, да еще каждое из них претендует на истину, то истина где угодно, только не в этих объяснениях.

     Пес махнул по пыльному асфальту хвостом и, будто понимая смысл слов и ожидая продолжения, будто сейчас вот откроются витрины истины и муляж окажется настоящей колбасою, нетерпеливо переступил передними лапами.

- Инопланетяне… Инопланетяне лишь тысячная попытка уцепиться за что-то, что было бы более осязаемо, нежели бог. Раньше человек вытачивал тотемы, малевал иконы, дабы было за что ухватиться хотя бы взглядом, теперь рисует, фабрикует видео с НЛО, с тем же, надо сказать, нулевым, что и иконы, успехом. В новой этой религии отличительно и любопытно следующее: тогда как иудаизм, буддизм, ислам, христианство и прочая мура все-таки рисуют некие моральные принципы и исходящие из них хоть сколько-то законы, то новая вера в палеоконтакт и НЛО лишена вообще всякой идеи нравственности – простые умозрительные объяснения происхождения жизни, безо всякой трактовки ее мотива и цели.

     Пес снова переступил лапами и сглотнул слюну.

- А еще глупее, Джек, – эти россказни про похищения, исследования, а то и внедрения инопланетян в наши тела и наши мозги с целью исследования или завоевания нас с тобой, дружище. Зачем? Исследования? Так как мы вообще не понимаем, какого черта живем, то нам льстит, разумеется, что мы хоть кому-то интересны, коль скоро земным богам нашим мы давно уж не нужны, - только такой смысл, такое оправдание бытия нас все равно мало греет. Другое дело – если нас хотят завоевать, то есть мы, сами пока не понимая, но вроде как есть некая ценность хоть для кого-то. Так всякая женщина, к примеру, когда если ее домогаются, ухаживают за нею, - всенепременно мнит себя первой красавицей, хоть нам-то с тобой и понятно, что нужно всякому кобелю от всякой суки. Но более любопытна идея завоевания нас путем внедрения в нашу сущность. То есть вот цивилизация, умеющая управлять временем и пространством, в секунды преодолевающая расстояния в миллиарды световых лет, перемещающаяся противно всем законам физики, вдруг решает завоевать крохотную планетку тупых людишек… и собачек тоже, что вчера только слезши с пальмы пересели с велосипеда на вертолет, при этом в завоевании своем они используют буквально шекспировские ухищрения.

     Вот представь, что мы живем с тобой в нашей квартире, но нам вдруг стало там тесно – пускай расплодились слишком, а рядом есть еще одна, совсем пустая квартира, но в ней живут тараканы. Мы же с тобой не хотим вселяться в чужую квартиру с тараканами? Наши действия? Первое, что приходит на ум, - забабахать туда пару литров дихлофоса, или чем там их травят, или, на худой конец, выморозить, как на Руси вымораживали избы, дабы избавиться от блох и клопов, а после пройтись метелкой, собрать трупы в мешок, выбросить на помойку – вот и вселяйся. На хрена нам с тобою внедряться в тела тараканов, дабы уничтожить их изнутри таким витиеватым образом?

- Гав! – сказал пес, полностью соглашаясь и утвердительно вильнул хвостом.

- И опять-таки о морали. Ежели вчерашний бог или боги, в сегодняшней интерпретации, сообразно теории палеоконтакта, - пришельцы, то на чёрта им мораль? Чтобы завладеть умами? завладеть телами? А раз на земле много разных богов и разных моралей, то значит разные пришельцы борются за нашу тараканью квартиру? Значит нельзя дихлофосом-то? Это радует, дружище. Если ты кому-то нужен, да еще нужен и не одному кому-то, то есть же где-то тогда смысл нашей жизни?..

     Тут раздался рев мотора и визг тормозов. С улицы, по-голливудски, прямо на тротуар, нещадно давя колесами нежный еще майский газон, въехала полицейская машина, из нее вышли двое полицейских и молча стали заталкивать рассветного философа на заднее сидение, почему-то, против жанра, не надевши ему наручники и не зачитав права. Третий выскочил с дубинкой (хорошо не с пистолетом) и стал отгонять ею пса, потому как тот неистово лаял и норовил покусать его товарищей.

- Джек! Джек! Жди меня дома! – кричал арестант из окна автомобиля.

     Машина уехала, но пес, не послушав хозяина, полетел вслед за нею, громко лая и будя город. Зато крепко теперь заснул тот, кто вызвал наряд, дабы обеспечить мирный сон этого города с чистой его моралью и странное это опровержение теории о происхождении видов, еще толком не обретши ни научной стройности, ни достаточно сторонников (если не считать меня и Джека) сгинуло за решетками обезьянника городского отделения полиции. Утро больше не обнимало город, а подымалось над ним. Исчез запах кофе и где-то там, над горизонтом, угрюмо набухла грозовая туча.