На родину предков

      Путевой дневник.

      В Белоруссию мы поехали впервые.

      Почему «на родину предков»? В буквальном смысле. Отец бабушки, тот самый, который воевал под Плевной и на Шипке, белорус из Могилёвской губернии. Правда, до Могилёва мы не доехали. Но и не собирались.

      Итак, в первый день мы доехали из Москвы до Смоленска. Дорога отличная! Из новых впечатлений - оказывается, где-то по пути находится исток реки Москвы и часовня, но мы их проскочили с ходу.

     В Смоленске мы бывали и раньше. И нам тогда понравилось больше, город тогда казался более культурным. Это был первый город, где передо мной на переходе останавливались машины. Теперь и в Москве этим никого не удивишь, а в Смоленске, что ли, надоело?

     Мы очень любим в Смоленске гулять в городском саду Блонье, возле памятника М.И.Глинке. Сфотографировали металлические нотные записи мелодий композитора. По воскресеньям в Консерватории, которая находится как раз по соседству с Глинкой, в два часа бывают детские театрализованные музыкальные концерты.

      Мне показалось, что город стал грязнее. Или раньше мы гуляли по центру, а теперь устроились в гостиницу на какой-то окраине. Но нет: даже около сада Блонье тоже мусор валяется.

      Прошли к памятнику Александру Твардовскому и Василию Тёркину, вспомнили строки бессмертной «книги про бойца». Мы знали, что ещё Михаил Исаковский – смоленский поэт, а тут ещё услышали на экскурсии, что и Николай Рыленков тоже из тех краёв. Прочитали и его стихотворение «Всё в тающей дымке...»

      Очень удобно для туристов, что в центре везде есть указатели, в какой стороне находятся достопримечательности, и даже адреса указаны. Так мы вышли от Консерватории к художественному музею.

     За два наших прошлых визита мы не побывали там. А в этот раз очень удачно я попала в картинную галерею Смоленска. Прежде всего посетителей встречает, очевидно, местный житель, который обитал где-то в районе Смоленска в незапамятные времена Речи Посполитой или Великого Княжества Литовского – гетман Ян Сапега. Иначе с чего ему такая честь?

     Смоляне гордятся коллекцией древнерусской живописи, то есть икон. Спас Нерукотворный, Одигитрия – смоленская традиционная икона Божией Матери. Интересная икона – «Плоды Христовой Веры», где вероучение Христа показано как дерево с прекрасными плодами. Резные деревянные иконы, например, образ Святой Софии – символа мудрости.
 
     Затем большой раздел – русская живопись. Я запомнила портреты работы Тропинина, тарелки Фёдора Толстого, посвящённые подвигу русского народа в Отечественной войне 1812 г., лес Шишкина, море Айвазовского. Обратила внимание на две картины времён русско-турецкой войны с изображением турецких мечетей на проливе Босфор. Россия мечтала командовать на проливах, считая их «ключом к Европе».

     Видела я в музее одну картину и майолики Врубеля.
     В музее есть три портрета знаменитой смоленской меценатки эпохи модерна – М.К. Тенишевой. Один в молодости, другой – уже в пожилом возрасте, дама серьёзная. Кажется, импрессионистический третий портрет – кисти Сомова.
Искусству модерна посвящён целый зал. Мощно ударяет по психике зрителя красный цвет, и вообще сочные цвета и смелые их сочетания. Машков, Фальк, Бакст, Н.Гончарова и др.

     Отдельно представлена в галерее советская живопись, среди которой есть интересные работы. И немного картин западноевропейских старых мастеров. Обращают на себя внимание некоторые полотна, изображающие Мадонну. Тонкие нежные черты юной девушки, почти девочки, разительно отличаются от наших икон, которые мы видели в первом зале.

     Перекусили в кафе «Русский двор» около Глинки прямо в саду. В прошлые наши приезды с питанием было плоховато: в единственное приличное кафе в округе приходили все. Местные жители в выходные тоже любили посидеть там и поесть блюда из курицы.

         
     * * *
     На следующий день остановились для прогулки в г. Орша в 120 км от Смоленска. Там раньше я была только проездом на поезде – в Друскининкай, в Калининград из Москвы. Посетили место древнего городища на слиянии речки Оршанки с Днепром, ещё очень узким и маленьким. Посмотрели памятники архитектуры: костёл, православную церковь. В костёле размещена библиотека, церковь действует. 8 сентября как раз были именины Наталии, в честь этого свечки поставила.

     Там есть музей – мельница, но мы торопились и даже не зашли туда. Снаружи поглазели и поцокали языками.

     Объехав Минск, через 100 км оказались в посёлке Мир. Тихий маленький посёлочек, деревня деревней, с памятником истории и архитектуры Мирским замком – владением Радзивиллов, затем Святополк-Мирских.

     Здесь интересный замок – памятник мирового значения ЮНЕСКО. Он был основан ещё в XV веке потомками какого-то Ильи. Позже попал во владение к князьям Радзивиллам, которые были хозяевами замка вплоть до XIX века.
Экскурсию нам проводили с точки зрения интересов Великого Княжества Литовского, а русские князья и цари были представлены врагами.

     Ближе к революции замком стали владеть Святополк-Мирские. Это случайное созвучие фамилии с названием посёлка. У них жёны были из семейства Энгельгардтов. Софья и Надежда Васильевна. Софья была сироткой, и её взяла под своё покровительство императрица Мария Федоровна, и поэтому естественно, что девочка обучалась в Екатерининском институте благородных девиц в Петербурге, а потом служила фрейлиной.

     Замку повезло, что после революции он был на территории Польши, так что даже он был восстановлен к 1939 году в своём прекрасном обличье. Однако при Советах хозяева были сосланы в Сибирь и реабилитированы в 1942 году, но это не помогло: хозяин умер от туберкулёза.

     Во время войны здесь было еврейское гетто, на 800 человек. При облаве 250 человекам удалось сбежать, но остальные были расстреляны прямо здесь же, за замком.

    В Мирском замке, когда он был ещё в руинах, снималось кино с Адомайтисом в главной роли – «Восточный коридор» (1966), о белорусских партизанах и провокаторах, о героизме и жертвах. Но ни о фильме, ни о съёмках в замке никто не слышал и не говорит. И ещё какой-то детский фильм снимали, Васильич смотрел недавно, и мы видели там кадры с замком.

    Сейчас в Мирском замке интересный музей эпохи Великого Княжества Литовского. Замок восстановлен в среднем на эпоху XVII в. Сейчас в нём экспонируется множество портретов прежних владельцев, оружие, доспехи, шкуры и головы животных, которых добывали князья на охоте, дорогая посуда: фарфор, фаянс, медь и серебро, зеркала старинной работы, паркет, потолок, отделанный многими килограммами сусального золота.

    В Мире мы поднялись на высокую башню, с которой можно посмотреть на то, что простирается внизу, под стенами замка. И спускались в подвалы, где хранилось вино, запасы провизии, рассчитанные на 120 человек, на пять месяцев осады. Показывали нам кухмистерскую с восковой персоной кухмистера, рассказывали о пирах, которые закатывали князья. Вилки и бокалы были в средние века очень дорогими, поэтому гости крали у хозяев столовые предметы, а потом владельцы отправлялись по соседям искать свои вещи.

     Мирский замок - это настоящая крепость. Показали нам и тюрьму, в которой узники могли выдержать не более года: умирали и сходили с ума. Там влажно, воняло нечистотами, так как туалет выводился по трубе в эту темницу. Там было и холодно, и мало места. Пленники были, как водится, прикованы цепями к стене.
 
     Вокруг замка князьями Святополк-Мирскими был создан парк. Одна часть – регулярный французский парк, другая – английский пейзажный парк начала ХХ в. Пруд есть, с оптимистичной сосновой аллеей, которая так хорошо освещается закатным солнцем. Но пруд, говорят, проклятый: в нём каждый год погибают молодые люди, потому что ради этого пруда хозяева вырубили цветущий яблоневый сад. А погибшее в цвету плодовое деревце – это, по преданию, чья-то загубленная душа.

     Около пруда как раз перестал работать наш фотоаппарат, и пришлось бежать покупать новый, купили смартфон. От него одни проблемы были поначалу, но сейчас муж смотрит по нему ролики на Ютубе.

     Святополк-Мирские также построили у пруда усыпальницу, где покоится их прах. Образ Христа на фасаде соседствует с их гербом.
 
     Мир – спокойная деревня, зато улицу подметают тщательно: рано утром машина очень шумно проезжает по семь раз под окнами. Яблоня осыпала свои плоды возле запертого запасного входа в гостиницу. Но яблоки оказались незрелыми. Вообще в Белоруссии сейчас всё в садах усыпано яблоками – и земля, и деревья. Мы купили в магазине парочку больших кисло-сладких яблок. Очень вкусные, и недорогие, между прочим. В пределах сорока рублей за килограмм. Потом на трассе купили два маленьких ведёрка яблок: мельбу и яблок, похожих на белый налив. А ещё купили розовый мелкий лук, немного огурцов и помидоров.

     Отправившись из Мира в Минск, проездом заехали в Несвиж. Этот день был весь дождливый, ливень не прекращался, поэтому впечатления были испорчены. К тому же ещё отказался фотографировать фотоаппарат. Мы нырнули сразу во дворец, а оттуда сразу в машину. Погулять не удалось. Смартфон сожрал все несвижские фотки.

      * * *
      Несвижский замок – памятник историко-культурного значения. Там мы опять увидели наших «старых знакомых» Радзивиллов: они владели как Мирским замком, так и Несвижским. Дворец построен в неоитальянском стиле. Он представляет собой замкнутый прямоугольник. Мы прошлись по первому и по третьему этажам, посмотрели парадные покои Радзивиллов, поразились тому, что цвет стен и интерьеров в целом выбран тёмным. Тёмное дерево, вишнёвые обои, портьеры, обивка мебели. Знакомые имена владельцев, портреты Сиротки, Рыбоньки и проч. Посидели в капелле - домашней католической церкви. Вот там стены светлые, розовые, тёплого цвета. Трёхъярусные балконы.
 
            Сразу, как только въехали в Минск, почувствовалась разница атмосферы по сравнению с деревней, сразу стало сушить кожу, в горле пересохло. Посетили мы Александровский сквер около театра Янки Купалы. Это старый театр, появился в начале ХХ в. В сквере сохранился фонтан – мальчик с лебедем. В Минске много каштанов, – мне показалось, больше, чем у нас в Москве. Но их листва жухнет, как обожжённая. Что это?

      Старые кварталы, улочки и предместья чудом сохранились в огне войн и революций. Вообще, в Беларуси сильнее чувствуется западное влияние. Много костёлов, даже православные церкви существуют в характерных для католических храмов архитектурных формах. Нам всё это очень непривычно.

      Между прочим, моя бабушка рассказывала о том, что когда её отец вышел в отставку полковником, то ему дали квартиру в восемь комнат в центре Минска. Экскурсовод в музее, когда я обмолвилась об этом, смотрю, чуть не поперхнулась, услышав. Но в 1914 году началась война, немцы наступали, и семье бабушки пришлось бежать. Она сама в это время была в Екатерининском институте благородных девиц на Фонтанке в Питере.

      Я успела очень бегло осмотреть исторический музей Минска. Изюминкой сезона, очевидно, является шведская выставка личных вещей солдат западных стран, участвовавших во второй мировой войне. Быт у них устроен был серьёзно, комфорт они любили. Много фляжек, бутылок, зеркала, белые фаянсовые чашки, телефоны и прочие вещи. Даже представлена банка из-под кока-колы. Местные смотрительницы говорят, что для европейцев это всё экзотика и старина, а для них – обычное дело, ибо они всем этим пользовались несколько десятилетий назад.
   
      Странно смотрятся рядом с вещами военного времени платья минских дам 19 столетия. Данные археологических раскопок, реконструкция примерного жилья местных жителей во втором тысячелетии до н.э. Опять Радзивиллы, шляхетские костюмы современных авторов – историков костюма и художников, выполнены как в миниатюре, так и в натуральную величину. В общем, чего там только нет, в этом музее! Даже выставка шоколадных фигур!

      От вокзала можно съездить на обзорную автобусную экскурсию по Минску. Но там хитрая организация. До часа Х никаких признаков жизни нигде не заметно. Потом вдруг появился автобус, двухэтажный, набежал народ, все места были заняты. Текст нужно слушать через наушники. Ездили часа два.

      Проехали по проспекту Независимости, посмотрели сверху садики: Детский парк имени Горького, Ботанический сад и др. Предприятия, учебные заведения, спортивные комплексы, воинский мемориал, стелу «Минск – город-герой», жилые кварталы. Мы увидели даже знаменитую Белорусскую национальную библиотеку в форме кристалла – памятник современного зодчества.

      Нам рассказали основное о Минске, о его истории и современности.

      Метро в Минске относительно новое. Ничего особенного, в духе московского метро 1980-х годов. Вагоны ленинградские, какие изначально появились у нас на жёлтой линии, но без ужасного писка «малой секунды» на остановках. Не знаю, как минчанам удалось избавиться от этого звука и почему москвичи не смогли.

      Все говорят исключительно по-русски, надписи почти все по-русски. В метро объявления на белорусском языке и на английском, причём в английском варианте названия станций произносятся с русским акцентом, пускай и по-белорусски.

      Интересное слово у них: станция называется «Кастрычницкая». Это значит просто «Октябрьская». Октябрь месяц по-белорусски – костричник, точнее - кастрычник. Надо же, а само это славянское слово связано с льнообработкой. Кострица, или кострика, - так называлась твёрдая, деревянная часть льняного стебля, которая после сушки льна удалялась, для чего лён мяли, потом чесали. Чем тщательнее удалишь кострику, тем тоньше нитку можно спрясть.

     В Троицком предместье, у реки Свислочи, есть старинные домики, в них размещены магазины, и там я себе отхватила рушник ручного тканья, на 16 подножек. Без вышивки, зато подешевле, но настоящая ручная работа, в красных и белых тонах. Дальше мы не пошли, ибо захотели срочно искать музей-усадьбу Ваньковичей, а можно было пройти ещё по Троицкому предместью и посмотреть старинный Минск.

     До революции Минск был очень маленьким городом. Усадьба Ваньковичей была на окраине, последняя усадьба, за ней уже огороды, леса и дорога на Москву. А сейчас она находится в самом центре города.

     Нам провели очень душевную экскурсию, внимательно и доброжелательно, всё рассказали, показали. Это усадьба, восстановленная на первую половину XIX века. Эдвард Ванькович владел этой усадьбой. Его двоюродный брат Валентий был знаменитым художником, рисовал портрет Адама Мицкевича. Встречался с Пушкиным в Петербурге в 1828 году, писал его портрет. Но от усадьбы Ваньковичей не осталось ничего, кроме двух вещей (книжки и какого-то кресла). То ли всё было утрачено, то ли вывезено хозяевами в Европу, когда они покинули Минск в 1918 году. Зато там выставлен портрет дочери Фаддея Булгарина. Заносчивая девушка!
Удивительно, как сохранились эти кварталы среди войны, оккупации, огня и большевицкого рвения разрушить старый мир.

      В Минске мы погуляли всего-то один полный день.

      * * *
      Километрах в 50 от Минска в сторону Витебска находится мемориальный комплекс «Хатынь». Нам предложили пройтись по комплексу самим. Мы же знаем, что там было, и читали, и смотрели. Наверное, это младшему поколению надо всё рассказывать с самого начала.

      Огромное пространство, на котором была деревня, занято под мемориал. Вначале – «символический плетень» из железобетона, подходишь к которому по дорожке, усаженной красными, как кровь, как огонь, цветами. Символический сарай – гранитная двускатная крыша, обозначающая место, где их сожгли.
 
      Мы прочитали здесь же, что гитлеровцы сожгли 2300 деревень Белоруссии, в том числе около двухсот – 186 – с жителями. Это злодеяния, равных которым свет не видывал!

      Но это и характер белорусов: их, упрямых, нельзя заставить, поработить, согнуть – их можно только уничтожить! Два миллиона 300 тысяч жителей республики погибли в годы войны. Это каждый четвёртый житель Белоруссии. «А чацьвёрты не живый, а мёртвы…» Я помню эту переделку народной белорусской песни в одной из публикаций журнала «Юность», посвящённых Хатыни. Отдельно стоят, как могилки, чёрные обелиски, посвящённые памяти других сожжённых деревень. Из некоторых деревень привезена земля – песок, по цвету напоминающий белокурые волосы местных жителей, - он находится здесь же в капсулах. На отдельном стенде – названия возрождённых деревень.

      Целый ряд в мемориале представляет собой перечень жертв гитлеровцев в различных местах и городах Белоруссии. Наверное, это не только жители республики, но и многие узники, в том числе красноармейцы, погибшие в концлагерях, в еврейских гетто.

      На территории деревни показаны железобетонными периметрами места, где стояли избы сожжённых жителей, около каждой звонит колокол. Он запускается мгновенным включением тока, но не все колокола звучат одновременно, получается такое своеобразное «арпеджио», чтобы было слышно, что не один колокол звонит, а множество.

      Около каждой избы табличка с именами жителей. Дед с бабкой, муж с женой и четверо детей Желобковичей, две семьи Иотка, две избы друг против друга – поляков Каминских, одинокая женщина Федоркович… Детей очень много – примерно половина погибших, от 10 до 2 лет.

      Белорусы и сейчас очень детолюбивы, очень много мы видели на улицах Мира, Несвижа, Минска, Витебска и детей, и беременных женщин. У них есть и форум очень активный – «Многодетки.бай».

      На въезде в Бегомль мы пообедали в дешёвом шофёрском кафе и быстро доехали до Витебска. Дорога хорошая и очень хорошая. Поражает, что все поля и луга у батьки используются по назначению. Видели «гусеницу», сделанную из маленьких копёшек сена.
      
     В Витебске купили за тысячу наших рублей льняные брюки мужу, и мне он решил тоже купить белый свитер, полушерстяной, с альпакой. Три с половиной тысячи рублей на наши деньги. Очень красивые вязаные узоры.

      Посетили сквер победителей над Западной Двиной. Там пушки 1812 и 1944 годов, послевоенный самолёт-истребитель, вертолёт, БМП и другая боевая техника.

      У площади Свободы огромный обувной базар в пирамиде, как в Лувре, называется «Мир Марко». Эту обувь я любила покупать сыну.

      Рядом находится Пушкинский мост со львами через реку Витьба, а также большой мост через реку Западная Двина. Несколько православных церквей на базе западной, польско-литовской архитектуры с двумя башнями. Называется стиль «витебское барокко».
 
      Посмотрели сквер 1812 года, дворец генерал-губернатора начала ХХ века, Успенскую горку с захоронениями павших героев 1944 года, а также более поздние могилы героев Великой Отечественной войны.

      С горки был бы прекрасный вид на реку, если бы всё не заросло лиственными деревьями. Здесь же, на горке, художественный центр Марка Шагала, но там нет его живописных работ – их вообще в Витебске нет. Можно посмотреть графические работы.

      Но мы там были в ранний час, полчаса ждать не захотелось, и мы отправились в дом-музей художника. Прошли по берегу, потом перешли пешком мост через Западную Двину, с которого открывается очень живописный вид на соборы, на зелёные берега. Вид очень спокойный, пасторальный, кажется, будто мы не в городе, а в деревне. Пошли по ул. Советская, зашли в льняной магазин. Всё очень дорого, поэтому ничего покупать не захотелось.

      По ул. Димитрова мы прошли в старый еврейский квартал с характерной кирпичной застройкой начала прошлого века. Прошли мимо винзавода с характерным запахом, и вышли мы к дому Шагала.

      Там нам красивая большеглазая еврейская девушка Анастасия провела прекрасную экскурсию по дому, двору, рассказала о творчестве и любви художника.

      Моего мужа поразила мама Шагала: она была фактической главой семьи (Шагал нарисовал картинку: большая мама и где-то у её ног крошечный папа), зарабатывала в своей лавочке больше мужа-грузчика (могла даже взять товар в кредит и не отдать), но чтила его как главу семьи, готовила специально для него в пятницу вечером в качестве угощения жаркое, которое никому, кроме папы, не доставалось. Марку хотелось попробовать, но его желание осталось неудовлетворённым, и он хотел скорее вырасти, чтобы ему жена тоже готовила такое блюдо.

      Потом Шагал поехал в Петербург, там учился у Бакста и других мирискусников. С Малевичем они не нашли общего языка: слишком разная эстетическая программа. Познакомился с девушкой на два года моложе, поженились через семь лет, но он сразу понял, что это его любовь на всю жизнь. Её звали Белла. При Советской власти Шагал основал в Витебске художественную школу, здание которой тоже сохранилось, как и их дом, и здание училища, где он учился.

       Поехали они в Берлин, потом в Париж. Там им понравилось. Познакомился с Гийомом Апполинером и др. поэтами. И жили они во Франции до 1939 года, пока Париж не был оккупирован гитлеровцами, и, конечно, евреям оставаться там стало небезопасно, и они поехали в Америку, где Белла погибла от вирусной инфекции. Все лекарства были направлены в пользу фронта, и спасти её не успели.

       Дочь Шагала заботилась о нём и нашла ему домработницу, которая была очень похожа на Беллу. Но она была не разведена со своим мужем, поэтому официально жениться они не могли. Она родила сына Давида, Дэвида, которого Шагал воспитывал, хотя он носил другую фамилию. Однажды Шагал пригласил фотографа, чтобы снять свою подругу, а она возьми да и влюбись в этого фотографа, и она ушла к нему от Шагала. Потом у него ещё была жена Валентина, тоже красивая и похожая на Беллу.

       Умер Шагал в США в возрасте 98 лет, это было в 1985 году.

       Нам показали комнатки, где жили мальчики, где девочки, показали помещение маминой бакалейной лавочки, показали кухню, где она готовила. Тут же у печки стояла колыбель, чтобы ребёнок был рядом с ней.

       Потом мы пошли в сад. Там яблони роняют свои яблоки, цветут яркие осенние цветы, стоит деревянный дом наподобие того, в котором жили вначале Шагалы. В ходе раскопок и реставрации была обнаружена каменная дорожка в саду. Музейные работники уверены, что по ней точно шагал Марк Шагал.

       Интересное скульптурное метафорическое изображение художника, где живопись сравнивается с музыкой, палитра со скрипкой, кисточка – со смычком. Сам он сидит на спине небывалого животного, чем-то похожего (мне показалось) на животных Нади Рушевой.

       На углу улицы есть ещё один памятник Шагалу. Скульптура художника в арке, в такой позе, мол, надоели вы мне все, а сверху летает его любовь – Белла. Он считал, что влюблённые люди летают, поэтому рисовал летающих людей.
Там же есть корчма, где мы не особо дорого пообедали.

       Уделили внимание транспорту. Автобусы ходят и в Ригу, и в Россию. Я, оказывается, проезжала Витебск на поезде – по пути из Калининграда в Ленинград. Пригородное сообщение у них на тепловозной тяге, а вагоны – как электричка, только без пантографа. Пришёл пригородный поезд, и из него высыпала тьма народу, и все с огромными корзинами, полными грибов. Грибы разные: у кого белые, у кого сыроежки. Но народу, грибников, бешеное количество, и корзины у них здоровущие!

      На четвёртом троллейбусе поехали в центр города. Прошли от площади Свободы к зданию четырёхклассного училища, где учился Марк Шагал, потом прошли на Рынковую площадь – где соборы и Ратуша. В здании бывшего Окружного суда, а позже обкома партии, теперь художественный музей, но посетить его нельзя: там как раз в это время проходила трёхдневная конференция по еврейским вопросам. Витебск был за чертой оседлости, поэтому там до революции тоже было много евреев, как и в Минске.

      Зато в Ратуше находится исторический и краеведческий музей. И там очень большая экспозиция. Часть её постоянная, например отдел природы. Лёне бы понравилось. Там и животные, и раковины, и прудовики, и трилобиты, и показаны каменные породы, образованные в различные геологические эры.

      Зал «Древний Витебск» посвящён древним рукописям, Радзивилловской летописи. В этой летописи, относившейся к XVII веку, содержится текст «Повести временных лет», начальной русской летописи. И в ней, естественно, город Витебск упоминается несколько раз.

      Тут чтят древнего князя Альгирдаса, Ольгерда, который жил чуть ранее Куликовской битвы. Он воевал против московских князей. Его сын Ягайло шёл на соединение с Мамаем, но на Куликовскую битву опоздал.

      Выставлена и берестяная грамота – вся чёрная. Говорят, это муляж. По языку эта грамота выдаёт новгородское происхождение автора, хотя найдена она была в 1959 г. (на пике обнаружения берестяных грамот) именно в Витебске.
Напротив, на выставке «Огнём и мечом», показано оружие, холодное и огнестрельное. Там меня заинтересовала таблица развития спускового механизма пистолетов и проч. Только я всё сразу же забыла и перепутала.

      В следующем зале устроена постоянная экспозиция «Витебск в годы Великой Отечественной войны». Фотографии, документы, портреты людей, которые участвовали в подпольной борьбе. Немного и о партизанах, которые скрывались в близлежащих лесах. О порядках, которые завели здесь фашисты. В общем, всё сурово, в 1942-43 гг. погибла основная масса советских патриотов. Освобождён Витебск был 26 июня 1944 года, на третий день после начала операции «Багратион». Город находился в руинах.

      История Витебска в фотографиях представлена в отдельном зале. Там и виды дореволюционного города, на которых узнаются соборы, Рынковая площадь, Ратуша, Пушкинский мостик со львами, река Западная Двина… И послевоенные виды, внушающие оптимизм советским людям, занятым на восстановлении народного хозяйства и мирного облика города.

      Характерные фото 1950-х, где молодёжь, в основном лет 30-ти, на них эпоха очень узнаваемая. У мамы тоже есть такие же фотографии, где девушки в таких же платьях, с такими причёсками, в тех же позах…

      Фото 1970-х – виден колорит эпохи, которую уже помню и я. Интересно, что от пристани на Западной Двине ходил в те годы пассажирский теплоходик, сделанный в Устюге на ССРЗ, на Северной Двине. Не знаю, есть ли на Западной Двине нынче судоходство.

      А, кстати, на современном фото можно заметить и теплоходик, но уже другой. Есть на выставке и цветные цифровые фото, изображающие нынешний облик города.

     Представлены в витринах и фотоаппараты от самых первых, на ножках, с тряпочкой, до современных. И те, что у нас валяются: ФЭД, «Старт» и проч. – тоже есть.

     Наверху, под самой крышей ратуши, я посмотрела «вещи с бабушкиного чердачка»: льномялки, ступа с пестом, посуда, хомуты, грабли и всё такое прочее… Захотелось послушать деревенскую белорусскую мову.

     В зале с другой стороны представлены мягкие авторские игрушки юной художницы Т.Прокофьевой по мотивам басен Крылова. Особенно меня поразила многорукая Мартышка с многочисленными очками, а также Ягнёнок, который чуть ли не больше Волка – чего ж он испугался тогда, дал бы Волку раза – тот бы и отлетел! Короче, фигурки изображают героев басен весьма своеобразно!

      Ещё мне показали две авторские выставки. Одна – фотографа из Москвы Стёпкиной. Она только в 2008 году серьёзно начала заниматься фотографией и достигла больших художественных успехов. Она умеет найти особый ракурс, например, показать маленькую Эйфелеву башню через колоннаду, которую непонятно где и нашла… Её видение Парижа, Вены, Петербурга, Стокгольма заставляет задуматься. Но в то же время эти фотографии мне напомнили, что, кроме преходящего, в городах есть вечное, которое не меняется и составляет их прелесть, их изюминку. Это Стёпкина и передала в фотографиях. Она печатает их не только на бумаге, но и на каком-то особом светопроницаемом материале, так что источник света, поставленный за снимком, даёт ещё дополнительное освещение и вносит таинственность в изображаемый пейзаж.
 
      А вторая выставка посвящена Дню знаний, который отмечается в начале учебного года – 1 сентября! Там буквари, прописи, пёрышки, старинная книга по обучению грамоте, чуть не XVIII века. Там ещё показаны тонкие вырезные работы художницы Ольги Араслановой. Они посвящены народному эпосу, сказкам, былинам, детским книжкам. Вырезанные из оранжевой, жёлтой бумаги симметричные картинки очень радостные и оптимистичные. Видно, что художница любит жизнь, сказки и детей.

      В заключение дня посидели в сквере имени Маяковского у фонтана.

      * * *
      Утром мы попытались найти дорогу на Пушкинские Горы. Но это удалось не сразу: мы два раза проехали мимо соборов, ратуши и бывшего училища, в котором учился Шагал, прежде чем попали на трассу.

      В 15 км от Витебска неожиданно мы увидели указатель: «Усадьба И.Е.Репина» и свернули туда. Действительно, в усадьбе Здравнёво, около деревни Малое Койтово, художник Репин купил в своё время 130 десятин земли и жил там летом с семьёй в 1892-1899 годах, и даже жена, с которой у него были плохие отношения, приезжала сюда и занималась хозяйственными делами. Однако это не помогло, и всё-таки художник с ней расстался. А в 1899 он купил под Петербургом усадьбу в Куоккале и назвал её «Пенаты». «Пенаты» стали его любимым уголком на долгие годы. Он ещё 30 лет прожил после этого.

      Меня больше всего поразила архитектура деревянного двухэтажного дома с башенкой, построенного по проекту художника. Жилые комнаты внизу: это столовая и спальни, сбоку мастерская Репина. Наверху очень солнечная светлая комната, где проходят выставки.

      В Здравнёве он готовился писать картину «Запорожцы», написал «Лунную ночь» – портрет дочери с собакой Пегасом.

      Дочь Надя была мужеподобной, любила охоту и прочие мужские развлечения, ходила часто в мужском костюме, крестьяне её звали «паныч». Дочь Татьяна любила угостить местных коров хлебом – Репин нарисовал эту сцену кормления животных, на картине изображены в окружении бурёнок три дочери художника. Очень солнечная картина.

      Картина «Осенний букет», изображающая дочь Веру, тоже написана в Здравнёве. Она находится в Третьяковской галерее. Третьяковым также был куплен портрет Льва Толстого «Пахарь. Л.Н. Толстой на пашне».

      Мемориальных вещей сохранилось мало: обломки тарелок, ломаные ножницы и проч. Это всё было найдено при раскопках. В музее воссоздан сад, аллейки, прудик, показаны некоторые породы деревьев, красивая поляна обрамлена берёзками, уже тронутыми осенней желтизной, над нею небо синее – очень живописно, действительно, станешь художником, созерцая такую красоту.
При нас приехали белорусские военнослужащие срочной службы на экскурсию о великом русском художнике.

      Очень было приятно гулять в парке: свежий воздух, деревья и проч. Но надо было ехать дальше. Поесть решили на трассе, но вид закрытого навсегда кафе в здании бывшей почтовой станции навеял только пушкинские строки:

              ...Голодный
              Для виду прейскурант висит
              И тщетный дразнит аппетит.

      Вскоре мы уже подъехали к границе с Россией, а кафе нам так и не встретилось. Батька отправил нас голодными. Так что есть пришлось уже на российской территории.

       * * *
       ...Проехав за день триста километров, часам к шести вечера по московскому времени мы уже были в Пушкинских Горах, устроились на любимой турбазе. За восемь лет, что мы тут не были, появилось кафе на территории, где можно было поужинать на двоих за 500 рублей. А на турбазе ужин стоит 200 р., но мне не нравится, как тут кормят, еда турбазно-совковая: каша пшённая, запеканка творожная с изюмом…

       Мы побродили по турбазе и высунули нос за территорию. Бывшее поле выглядит неопрятно. Пешком до Бугрова идти не захотелось. От бани и коттеджей приятно пахнет дымком, пикником. Воздух холодный, хотя и ясно. Очевидно, арктический антициклон.

       На следующий гуляли у любимого озера Маленец, поставив машину на стоянке у опушки. Прошли к трём соснам, посидели на лавочке, дошли до камня с надписью «граница владений дедовских», почитали стихи, а затем прошли в усадьбу Пушкина. В саду, на огороде, у прудов и в липовых аллеях безлюдно, потому что выходной.

       Насажена новая аллея – мелкие молодые липки. С другой стороны – аллея Керн, куда проход закрыт: боятся, чтобы старые деревья не завалились. Но красивые нынче липы в аллее, не обкорнанные. На пруду, где остров уединения, – утки плавают, а на Маленце – даже лебедь белая.

       Вечером проехали в деревню Березино, где жил два летних сезона Сергей Довлатов, работавший экскурсоводом в заповеднике.

       Его избу года три назад выкупили энтузиасты из Петербурга. Там нас встретила женщина, Любовь Абрамовна, и мы с ней довольно долго болтали. Вначале она рассказала нам биографию писателя, истоки его мировосприятия, потом показала избу. Это пятистенок, в котором пятая стена проходит параллельно фасаду, а не перпендикулярно. Никогда таких изб не видела. Боже, какой ужасный вид у этой избы! Всё разваливается, разрушается. Она снаружи подпёрта мощными металлическими конструкциями, а внутри имеет всё тот же аутентичный вид без женской руки. Всё в разрухе и запустении.

      Это за деревней Бугрово. Надо вбок от дороги идти по деревне. Как только Бугрово кончается – через два шага начинается Березино, и можно почти до конца проехать на машине. А пешком, наверное, никто не ходит.

       В отличие от Белоруссии, у нас поля зарастают березняком, покрываются кочками. В Белоруссии не видно борщевика. Как только выехали в Псковскую область – он тут как тут, пожалуйте!

       Во дворе дома Довлатова везде развешаны листочки с цитатами из произведений писателя – в основном, конечно, из «Заповедника». Про псковские дали, например, также целый лист о том, как Алиханов (главный герой) искал избу для проживания, описание встречи с Михал Иванычем. В действительности старика-хозяина звали Иван Фёдорович Фёдоров. Помер уже. А некоторые прототипы сельчан ещё живут в этой деревне. В «Заповеднике» она носит тоже древесное имя – Сосново.

       Муж завёл с Любой разговор о школе, долго что-то рассказывал из своей жизни. Потом мы сели в машину и поехали переодеваться, чтобы в приличном виде зайти в монастырь.

       Туда прибежали пешком, уже было почти семь часов вечера. Холодно. Цветочки у бабульки купили – четыре штуки за 100 рублей. Посидели у могилы Пушкина, я ненадолго зашла в собор, пока там была служба. Всё темно и тихо, малолюдно. Котята маленькие ходят, мяукают, бедные. Выходил из храма монах, мы перекрестились, он и к нам подошёл, дал приложиться к иконе Божьей Матери, читал в это время молитву «Богородице, Дево, радуйся!»…

       Переночевали, и с утра пошли в НКЦ получить пропуск на автостоянки. Оказалось, стоит он 200 рублей, и хоть всю неделю езди по нему. А нам остался только один день.

       Мы встретились с нашими друзьями, которые там живут, и поехали на машине в Тригорское. Погуляли по парку, пофотографировали пейзажи.
Из нового я заметила у Прасковьи Александровны лекарственный огород. Мята перечная, душица, пустырник, копытник и другие интересные целебные растения растут там. Я удивилась: бабушка Анна Николаевна называла мелиссой то, что здесь обозначено как «кошачья мята».

       Склоны холмов, берега речки, липовые аллеи – всё выглядит по-осеннему печально. Листья деревьев не желтеют, а жухнут. Берёза-седло всё ещё не выросла. Липовые своды не составляют здесь такой же «пламенеющей готики», как в Истринском санатории, где мы были с Лёней в 2011 году.
 
       Заметили мы, что соломенная крыша баньки, в которой жил когда-то Пушкин у Осиповой-Вульф, за 10 неполных лет успела покрыться мхом.

       В Тригорском на стоянке нас обступили кошки. Они ищут, к кому бы пристроиться на зиму. Я угостила наиболее шустрых кусочками яйца.

       Нагулявшись в Тригорском, налюбовавшись псковскими далями, мы двинулись в Петровское.

       Торжественные древние липы ещё держатся, хотя они помнят даже Петра Абрамовича Ганнибала.

       Мы шли по аллее к озеру Кучане, и солнце, отражаясь в воде, било светом в глаза через арки беседки-грота. Мы поднялись наверх, посмотрели оттуда на окружающее, вспомнили «благородные забавы русского барина» Кирилы Петровича Троекурова и сошли вниз. Мы с Аллой Ивановной подбирали ракурсы для фотографирования. Мне понравились красные сочные розы на клумбах. Муж жалел, что мы не дошли до чёрного камня, на котором, по преданию, любил сидеть арап Петра Великого.

       После Петровского, несмотря на усталость и насыщенность кислородом, мы всё же двинулись в Михайловское. Мы проехали через Воронич, но не остановились.
 
       С пропуском в Михайловском можно доехать почти до праздничной поляны. И в противоположном её углу мы зашли в усадьбу Пушкина. Там мы послонялись, посидели, пофотографировались, почитали стихи, посмотрели пруды, еловую ганнибалову аллею.

       К нам вылезла из пруда утка, в бесплодной надежде получить угощение.
Посмотрели мы аллею Керн с противоположной стороны.

       И на этом наша прогулка закончилась, утром мы двинулись в Москву. Погода все дни была великолепная, кроме одного дня.