признание
«Дорогая Кларочка!
Я прочитала твоё последнее письмо Косте и у меня возникла потребность поделиться с тобой своим настроением. Призыв партийного руководства подействовал на меня так же, как и на тебя — это говорит тебе всё. После моего возвращения из России я чувствую себя в этом смысле довольно одиноко. Нерешительность и мелочность всей нашей партийной действительности так резко и больно предстала пред мноим взором, как никогда раньше. Только Парвус чувствует похоже, но он уже в большой мере порвал с немецкой партийной жизнью, чтобы так чувствовать всю горечь, как я. Но я из-за этого положения дел так не возмущаюсь как ты, потому что, поразмыслив, ясно увидела, что эти вещи и этих людей не изменить до тех пор, пока ситуация не станет совершенно другой. И даже тогда — я себе после хладнокровного обдумывания сказала и решила зарубить на носу — если мы хотим руководить движением масс, нам придётся считаться с неизбежным сопротивлением этих людей. Ситуация такова: Август (Бебель) и тем более все другие отдали себя и полностью растворились в парламентаризме. При всяком изменеии ситуации, выходящем за рамки парламентаризма, они откажутся от действий, даже более того, постараются всё свести на рельсы парламентаризма, будут с яростью со всем и всеми сражаться, как с «врагом народа», с теми кто захочет пойти дальше. Массы, и в ещё большей мере большинство товарищей по партии внутренне разделались с парламентаризмом, такое у меня чувство*. Они с восторгом поприветсвовали бы свежий ветер и новую тактику, но старые авторитеты ещё давят на них, и в ещё большей степени верхний слой оппортунистических редакторов, членов парламента и руководство профсоюзов. Теперь перед нами простая задача: по возможноти резко противостоять процессу ржавения этих авторитетов, при этом, так обстоят дела, на нас ополчатся не только оппортунисты, но и руководство и Август. Пока шла борьба против Бернштейна со товарищами, Август со товарищами охотно допускал нашу помощь и наше общество, потому что они первые наделали в штаны. Насанет время наступления против оппортунизма, тогда старики вместе с Эде (Бернштейном), Вольмаром и Давидом встанут против нас. Такова по моему мнению ситуация, и, наконец, самое главное: выздоравливай и не волнуйся! Это задачи на многие годы! До свидания, сердечно целую»
Кларе в то время было 49 лет, неспокойная политическая жизнь, трудности семейной жизни (ранняя смерть первого мужа, проблематичное второе замужество с молодым художником, который был моложе Клары на 18 лет) уже сказывались на её здоровье. Из-за катаракты Клара совершенно не видела левым глазом. Может быть поэтому её старший сын учился в Мюнхене на медицинском факультете. А Костя колебался: его интересовала философия, изобразительное искусство, но и к политической жизни в стране он, конечно, не мог оставаться равнодушным.
*Чувство, что массы на её стороне, всегда возникало у Розы на собраниях, поэтому как ни тяжелы были связанные с ними поездки, Роза старалась не отказываться от приглашений и колесила по всей стране и за её пределами.
Свидетельство о публикации №215053100582