Северная ведьма. 2 книга Гл. 17. Московские ночи

 
  Виктор с Натальей сидели на кухне, пили чай. У Виктора через четыре часа самолет. За ним должна была заехать его служебная «Волга», поэтому он мог позволить себе сидеть спокойно и не волноваться, как всегда бывает пред отъездом с любым из нас.

-   Нат, у меня любопытный разговор получился с Марго. Сижу и думаю, рассказывать тебе, или нет?
-   Она звонила?
-   Нет. Она на завод приезжала.
-   М-м?

-   Да. Ворвалась в кабинет, как спецназовец. Без предупреждения, без звонка. Как-то для неё, с её занятостью, это неестественно. А вдруг меня бы на заводе не было?
-   Ну, и как она это объяснила?
-   Если честно, то я и сейчас не очень понимаю, что из того о чем мы с ней говорили было причиной, для такого визита. Я как-то раньше за ней не замечал легкомыслия. Может быть, я чего-то не понял?

-   Расскажи мне, о чем вы говорили?
-   Скорее всего, вот, что и тебе интересно будет послушать. Она мне сказала, что наш Герман и их Соня встречаются. Понимаешь? По вечерам где-то там ходят.
-   И что?
-   Вот и я думаю – и что?
-   А она?
-   Она этому какое-то значение придаёт. Вплоть до того, что они завтра жениться собираются. Представляешь?

-   Нет, - Наталья с искренним удивлением покачала отрицательно головой, - во-первых, сколько Гере лет? О какой женитьбе может быть речь? И потом, мне кажется, что Соня старше Германа?
-   Возможно. Я как-то не задумывался об этом.
   В прихожей хлопнула дверь, и на кухню заглянул Гера.
-   Всем большой привет! Па, я слышал ты улетаешь? В Москву?
-   Да. Через часик уже надо выходить.
-   Я тебя отвезу в аэропорт?
-   За мной служебная машина придет.
-   Гера, ты голодный?
-   Нет, ма, спасибо.

-   Чаю выпей с нами. Присядь, - и вопросительно поглядела на Виктора.
   Виктор кивнул. Гера протопал по прихожей в комнаты и оттуда крикнул:
-   Мне кофе. Я сейчас приду, только умоюсь.
   Наташа тревожно посмотрела на Виктора.
-   Спросим? Только ты спрашивай, хорошо?
-   Разумеется.

    Герман вошел веселый, бодрый, с мокрой шевелюрой и каплями на лице, шумно подвинул себе стул и заглянул в кружку, которую Наташа поставила перед ним.
-   Ма, а можно мне капучино. У тебя это так здорово получается.
-   Можно, - вздохнула Наташа и забрала кружку, - только подождать придется, я молоко подогрею.
-  Может быть, все-таки поешь что-нибудь? - Виктор постукивал пальцами по столу, - я все время занят был, не поговорил с тобой.

-   О чем, па?
-   О твоей учебе. Когда ты в Москву едешь? У вас же там, я думаю, сборы какие-то должны быть?
-   Я не знаю, что такое сборы. Меня Натали встречает двадцать пятого. Прямо на перроне, сказала, встретит. Сказала, что она все уже подготовила, все решила. И где я жить буду, тоже уже решила, и в институт мы с ней вместе пойдем. Она меня с кем-то познакомить должна.

-   Так ты её в Москве уже видел? Она что, в Москве?
   Герман, удивленно глядя на Виктора, кивну.
-   Конечно, видел. Но я не знаю, где она сейчас.
-   А почему ты мне ничего не сказал?
-   Ты не спрашивал.
   Наташа весь разговор стояла, молча, у плиты и смотрела на Виктора. И теперь они с Виктором, так же молча, глядели друг на друга, будто говорили оба «И что ты теперь скажешь?».
-   Чем я вас расстроил? Тем, что в Москве мне Натали помогала? Да я её видел всего два раза. В день приезда и в день отъезда.

   Герман взял за руку подошедшую с чашкой Наталью. Одной рукой взял, а другой погладил её по тыльной стороне ладони.
-   Ма, вот вы не представляете, как это хорошо, что у меня две мамы. И обе такие замечательные. Вы для меня обе очень дороги и каждая незаменима. Я вас очень люблю.
   Наталья наклонилась и поцеловала Германа в макушку. Отвернулась и подошла к плите. Виктор наблюдал эту сцену с иронично приподнятой бровью. Опять постучал пальцами о стол.

-   Гера. У тебя собака когда-нибудь была? Или кошка? Ну…, какое-нибудь животное?
-   Ты о чем? – Гера пожал плечами, - собаки были. У дедушки на ферме несколько собак было, три в вольере жили, одна, маленькая, пекинес – в доме. А что? Енот еще у нас одно время жил. У него лапка…
-   Ладно, про енота потом расскажешь. Ты мне скажи, как ты к животным относился?

-   Хорошо. С Бимом, пекинесом мы спали вместе. Я тогда маленьким был.
-   Хорошо. Можно сказать, что ты его любил?
-   Конечно. К чему ты клонишь?
-   Ты ему хоть раз об этом говорил?
-   Кому? Биму? Но он же не понимал…
-   Да все он понимал.

-   А-а. Я понял, отец…, да…, ты прав. В Америке, действительно, часто это друг другу повторяют. I love you. Да. Принято так.
-   Ты русский, Герман. Когда человек много о своих чувствах говорит, начинаешь сомневаться в его искренности. Русские любят так, что говорят об этом один раз, но на всю жизнь. Я, во всяком случае, так думаю.

   Наташа подошла к Виктору сзади и обняла его, наклонилась и прижалась к его щеке.
-   Он не только так думает, Гера, он так и поступает, - улыбнулась.
-   Вы красивые, - Герман говорил серьёзно, - я горжусь вами.
-   Ладно, - Виктор разомкнул руки жены, - я вижу сентиментальности в нашей семье не занимать. Мне бы уже собираться надо. Я вот еще что хотел у тебя спросить, сынок. Какие у тебя отношения с сестрами Панасюк?

-   Хорошие.
   Герман отвечал спокойно, видимо еще не почувствовал подвоха.
-   С обеими?
   Герман склонил голову набок и улыбнулся.
-   Разведка работает?
   Виктор уже стоял в дверях, всем своим видом показывая, что вопрос этот его интересует, но не на столько, чтобы опаздывать на самолет.

-   Так всё-таки? У тебя есть, что сказать нам?
-  Милые мои! Я за вечер могу не с одной девушкой потанцевать, одну поцеловать, другую проводить, и что?
-   Нат, - Виктор развел руками, - вот и я говорю – и что?
-   Вы о чем? – Герман улыбался, - давайте договоримся так, что обсуждать эту тему будем тогда, когда я решу, что мне нужна жена.
 
   Виктор хмыкнул и вышел из кухни. А Наташа присела на стул напротив Германа.
-   Гера, а это скоро будет?
   У Германа брови взлетели вверх.
-   Ма! Да что с вами? Герман и Соня, мальчик и девочка, ходят в парк, гуляют, держат друг друга за ручку, может быть, даже целуются…, но причем здесь то, о чем вы думаете? Мальчик и девочка! Она, кстати, замечательная девушка! Мне с ней очень интересно. И вообще! Па, тебя проводить? – крикнул, вставая.
   Выходя из кухни, он обернулся.
-   Раньше чем через десять лет…, да, десять - это минимум, этот вопрос поднимать больше не будем. Хорошо, ма?
-   Хорошо, - Наташа улыбалась, махнула на него рукой, - иди, жених.
   Виктор стоял в спальне, одетый в дорогу, чемодан у ноги. Наташа обняла его, прижалась и уткнулась носом в распахнутый ворот рубашки.
 
-   Витька, как не хочется, чтобы ты уезжал! Если бы ты знал! В море легче тебя провожала. И ещё, в Москве – она.
   Подняла лицо, глаза мокрые.
-   Наталья, постыдись. Я тебе повод давал? И заешь…, мне сейчас не до этого. Ты не представляешь, что у меня в голове. Я ведь авантюрист, каких свет не видел. Я просто боюсь завтрашнего дня. Министерство. Громадный улей чиновников-специалистов. И зациклены они на выполнения планов не только моего завода, а всей отрасли. Они просто могут не понять, зачем им связываться с человеком, который не знает, при какой температуре стекло варится. А ему завод поручили.

-   Погоди. Ты о чем? Мы же с тобой столько литературы перелистали. Ты все забыл? Волнение? Или ты кокетничаешь? У тебя же скрытое оружие есть, - Наталья улыбнулась, -  жена технолог. Ты там так и скажи, что жена весь свой отдел в институте вместе с лабораторией переведет на технологическое обеспечение завода. Нет, серьёзно. Вернись к нашим разговорам. Подумай своей светлой головой в поезде. Заключим договор, институт с заводом, у нас свободная программа есть, и будем работать. Можем разработать проект ванных печей для плитки, подберем оборудование для проката. Вспомни все, о чем я тебе говорила. И горшковые печи для хрусталя разработаем. Ты, может быть, не знаешь, а я за эти дни даже поставщиков сырья для стекол нашла. И для глушенного стекла и для хрусталя. Мне только надо с вашими технологами встретиться. Посмотреть ваши наработки.
 
-   Золото ты у меня, - Виктор запустил пальцы в густые волосы Натальи, - как я не подумал. А ведь я мог тебя с собой взять.
-   Успеется. Ладно. Я успокоилась. Лети глубь. Только будь почтовым – возвращайся. Я буду стоять вот здесь у окошка, ладошка козырьком, и ждать тебя. Всё. Целуй меня покрепче…, ой, Витька…, сейчас разревусь.

   В аэропорту Виктор встретился с инструктором по промышленности обкома партии, они уже были знакомы, выяснили, что летят вместе и пошли на регистрацию. В самолете перекинулись еще несколькими фразами о погоде и молчали до самой посадки. В аэропорту инструктор взял такси, и они поехали прямо в гостиницу «Москва». Номер был забронирован, оформились они быстро и скоро уже заносили вещи в двухкомнатные апартаменты на третьем этаже с окнами на Красную площадь. Виктор отодвинул тяжелые бархатные шторы, по другую сторону площади в вечерних огнях, знакомая еще по картинкам в букваре, величаво стояла Спасская башня Кремля.

-   У нас здесь персональные часы? Московское время двадцать один час сорок минут, - голосом диктора сообщил Виктор.
-   Вы что, первый раз в этой гостинице? – с напускным равнодушием спросил попутчик.

   Не понравился Виктору его тон. Чиновник с первых минут знакомства старался подчеркнуть дистанцию. Он в разговоре уже однажды напомнил Виктору о том, что является членом бюро обкома партии. На вид инструктору было за пятьдесят. Был он чуть выше среднего роста, рыхл телом, но спину держал ровно, ходил четко. Лицо невыразительное, реденькие волосы с сединой аккуратно зачесаны на пробор. Виктор вспомнил, в аэропорту, когда они встретились, инструктор, как бы, между прочим, проронил, мол, «это вы со мной летите?». Виктор сначала растерялся. Мало ли ошибок бывает, может быть, он не с тем человеком встретился, может быть здесь в толпе улетающих ходит другой человек, который должен лететь с ним. Он оглянулся по сторонам. Знакомых лиц не было. Виктор принципиально отвернулся.

-   Что? Не можете найти, с кем летите? – спросил не поворачиваясь, - поищите. Я вот, кроме вас никого здесь знакомых не обнаружил. Значит, мы летим вместе. И не надо со мной играть в эти ваши игры. Я с вами, или вы со мной. Вы меня поняли? Лучше давайте еще раз познакомимся. Что-то не помню вашего имени отчества.

   Попутчик тогда стушевался и протянул руку.
-   Не стоит так резко реагировать, Виктор Павлович. Напомню, меня зовут Георгий Михайлович. Я инструктор по промышленности обкома партии.
-   Вот и хорошо, Георгий Михалыч. Во-первых, давай на «ты», иначе контакта у нас тобой не будет, а нам контакт нужен на эти дни. Я прав?

-   Ну, что ж. Давай на «ты».
   И они тогда надолго замолчали. И вот, в номере к Георгию Михайловичу вернулся тон наставника. Виктору, видимо, предстояло жить в одном номере с этим чинушей еще не известно сколько дней.
-   Михалыч, ты и дома, в семье такой же зануда?
-    Что вы имеете в виду?
-    Мы же договорились на «ты» перейти.
-  Видите…, видишь ли, Виктор Павлович, там, где я работаю, а я с комсомольских молодых лет работаю в партийной организации, с соответствующей партийной дисциплиной, с соблюдением, как бы вам понятнее сказать…, с учетом табеля о рангах…

-   Да брось ты, скажи просто – с чинопочитанием.
-   Да-а, грубить вы любите, я смотрю. Тяжело вам будет, работая на руководящей должности, ладить с городским и, тем более, с областным партийным руководством.
-   А я и не собираюсь ни с кем «ладить». Я работать собираюсь.
-   Я понимаю, понимаю, - говорил Георгий Михайлович негромко, будто сам с собой разговаривал, -  времена наступают смутные, не ясные. Перестройку, объявленную нашим генеральным секретарем, не все понимают так, как её изложили в директивах. Вот и пошла смута. Каждый трактует, как ему на душу ляжет, все смелые стали.

 -   А ты её правильно понимаешь, Михалыч?
   Виктор снял туфли и лег на кровать, забросив за голову руки. Георгий Михайлович стоял у окна и смотрел на освещенную прожекторами площадь. Он заложил руки за спину, выпятил грудь и, казалось, сейчас выбросит вперед руку с распрямленной по ленински ладонью и произнесет речь.
-   Я думаю, что правильно понимаю то, что подразумевалось нашим политбюро и лично генеральным секретарем нашей партии. А вот донесли до масс, мне кажется, несколько упрощенно. Не разъяснили народу основные цели перестройки, не указали четко на незыблемость важнейших основ партийного, цементирующего, прямо скажем, контроля за исполнением указаний. Да, именно контроля.

   Виктор прикрыл глаза. Так. Надо отвлечься, пойти принять душ, поискать место, где можно выпить чаю с бутербродом и спать. Спать, спать. Никого, кроме меня в номере нет. Надо будет постараться этого типа не замечать. Насколько это удастся. Только так. Иначе я не смогу сосредоточиться на делах. А у меня масса вопросов, которые надо не столько решить, сколько разобраться  в них.
-   Именно из-за отсутствия должного контроля и может случиться непоправимое. Идеи партии будут извращены и сведены к пустопорожней болтовне. Вот вы мне скажите, Виктор Павлович…

-   Нет. Так дело не пойдет. Георгий Михалыч, закрывай свою партийную летучку на хрен. Я приехал работать. У меня конкретные дела и планы на завтра и на все последующие дни. Твоей роли в моих делах я не просматриваю…, или не понимаю. Да и понимать не желаю, - Виктор, не вставая, махнул рукой на пытавшегося перебить его обкомовского инструктора, - я сказал – всё! Мне перед завтрашним днем отдохнуть надо.

   Чиновники такого ранга, как Георгий Михайлович, надо сказать, очень остро чувствовали все тонкости отношений между людьми, с которыми их сводила служба. Они чувствовали все нюансы чиновничьих приоритетов и слабостей. Они прекрасно понимали законы поведения на каждой из ступеней иерархической лестницы. О новом директоре завода Георгий Михайлович постарался узнать максимально больше сразу после того, как Виктора назначили на эту должность. И первое, что узнал инструктор, было то, что у нового директора очень тесная связь с самим Панасюком из обкома партии.

 Знал инструктор и о предыдущей профессии нового директора. И такая резкая смена деятельности, с явным профессиональным несоответствием только закрепляло в чиновничьей голове Георгия Михайловича убежденность в том, что обкомовская «лапа» и дальше будет вести нового директора по широким служебным коридорам власти. Сейчас у него была инстинктивная попытка проверки на слабость этого директора. И окрик Виктора он четко понял, как приказ занять свое место. По-другому он это понять не мог.

 И хотя для Виктора его реакция была естественным поступком для капитана, привыкшего в рабочих ситуациях ставить всех на свои места и принимать самому решение, тем не менее, произошло то, что произошло. Его попутчик принял новые правила игры спокойно, как само собой разумеющееся.

-   Совершенно с вами согласен, Виктор Павлович. Завтра рабочий день. Надо отдохнуть. Ужинать будете?
-   Я не любитель ужинов в компании. И вообще, прими к сведению, Георгий Михалыч, я человек не компанейский. Так что делай то, что считаешь нужным, а меня оставь в покое, - и демонстративно прикрыл глаза.
   В этот вечер они, практически, больше не разговаривали. На следующее утро, когда он стоял под прохладным душем, в ванную постучал Михалыч и вкрадчиво доложил «такси будет в девять ноль ноль». «Прекрасно» ответил Виктор, и рабочий день в Москве начался.

   Как не представляй себе, как не воображай предстоящую встречу с пока непонятными обстоятельствами, все произойдет совсем не так, как казалось должно произойти, к чему готовился. Если не ровно наоборот. Вот и Виктор готовил речи, аргументы, складывал в папке в нужном порядке нужные бумаги, чтобы не суетиться и не рыться в них на глазах министерских руководителей. Не понадобились заготовки. Здесь ждали вовсе не его одного, якобы для знакомства, собирали директоров большинства стекольных заводов всех направлений. Заводов технического стекла, тарного и сортовой посуды.

 Вот когда Виктор по-настоящему почувствовал неловкость, так это когда его начали знакомить с директорами «стекольного куста» Владимирской области. Это были матерые стеклоделы, с юных лет выросшие у верстаков стекловаренных печей, знающие технологию стекла от шихты до декорирования еще по «мальцовским» рецептам. Заводчик Мальцов был основателем стекольных заводов в Мещерских лесах с центром в Гусь-Хрустальном. Представлял Виктора директорам начальник объединения «Россстелохрусталь» Кисляк Виктор Иванович. Сам он к назначению Виктора отнесся с пониманием, сразу же сообщив тому, что уже говорил с руководством Ростовского обкома партии, рекомендовавшем нового директора.

 Я, сказал Кисляк, прислушиваюсь к высоким партийным органам. На приехавшего с Виктором инструктора и попытки его давать рекомендации новому директору никто особого внимания не обратил. И сейчас инструктор обкома  сидел в сторонке и тоскливо смотрел на собирающихся в зале для заседаний. Директора вежливо здоровались, знакомились с Виктором, спрашивали о погоде на юге и отходили, собираясь в группы по интересам. С Виктором задержался главный инженер Гусевского Хрустального завода Фигуровский Иринарх Алексеевич. Крупный, чуть сутулый человек с добрым взглядом пожал Виктору руку и прямо спросил:

-   Почему я вас раньше никогда не видел?
-   Иринарх, ты не поверишь, но он не стеклодел, - начальник объединения хлопнул Виктора по плечу, - он моряк! Представляешь? Капитан дальнего плаванья!
   Фигуровский помолчал, с серьёзным лицом разглядывая Виктора, потом снова протянул руку.

-   А что? А я этому человеку, моряку, верю. По глазам вижу – наш человек, стекло сварит, - улыбнулся, - моряку стекло доверить можно. Ладно, извините, - он кивнул Кисляку, - мне тут вопросик один уладить надо, - и отошел.
-   Ну, раз Фигуровский тебя благословил, значит все будет в порядке. На пенсию он уходит.  Орденоносец, лауреат! Наша гордость! Давай Виктор Павлович, осваивайся, не робей, а мы еще с тобой поговорим, - и пошел в президиум.

   Доклад делал заместитель министра министерства Промстройматериалов РСФСР. Тема для большинства руководителей заводов и объединений оказалась неожиданной. Докладчик много говорил о «перестройке», о путях «расширения», «углубления» и, в конце концов, перешел, видимо, к главному вопросу, из-за которого и было организовано совещание. О подготовке заводов к переходу на новую  организационно-правовую форму деятельности предприятия. И докладчик сообщил руководителям заводов, что в министерстве проработали эту инициативу партии и правительства и решили, что лучшей формой существования для них будет акционерное общество закрытого типа. Я, сказал докладчик, на деталях перехода на новую форму хозяйствования сосредотачиваться не буду, для этого мы организовали для вас семинар.
 
   Во второй половине дня всех вновь собрали в институте экономики Академии наук СССР. Предупредили, что семинар продлится не более двух дней. Первый доклад на нем сделает сам директор института Абалкин Леонид Иванович, и в дальнейшей работе семинара примут участие ведущие экономисты института.

 Сразу с проходной всех направляли в цокольный этаж, в конференц-зал с большим столом, за каким обычно восседает президиум. Здесь, в зале их встретил средних лет худощавый мужчина с внимательным взглядом и неторопливыми движениями. Он терпеливо, молча, ждал, когда все рассядутся и успокоятся. Прошел за стол, на центральное место, еще раз всех осмотрел, ребром черной папки постучал по столу, призывая к вниманию, и поздоровался.

-   Добрый день, товарищи руководители. Зовут меня Владимир Ильич, - помолчал, едва заметно улыбнулся на пробежавший среди слушателей шепот, - да, Владимир Ильич…, Богачев. Я ученый секретарь по международным связям института экономики, и поскольку в программе ваших лекций будут вопросы международной торговли и создание совместных предприятий, я буду курировать ваш семинар. Со всеми вопросами, какие у вас возникнут в процессе – милости прошу. Хотел бы вам настоятельно рекомендовать прослушать все – подчеркнул «все», -  лекции, которые мы вам организуем.

 Уже тот факт, что первую, вводную и, я бы это акцентировал, наиболее наукоёмкую лекцию вам прочитает директор института Леонид Иванович Абалкин, должен указать вам на то, что вы в эти дни услышите самые свежие новости с экономической и политической кухни нашей страны. Я понимаю, какая передо мной аудитория, поэтому не буду вам перечислять все титулы и научные заслуги российского экономиста, доктора экономических наук, академика Абалкина. Скажу только, что он сегодня входит в очень узкий круг экономистов, которые формируют и разрабатывают новую перестроечную, переходную программу экономической политики Советского Союза. По договоренности с вашим министерством мы не стали предавать этому семинару вид учебного процесса, а предлагаем его вам в виде свободного курса лекций со свободным посещением и свободным выбором тем, которые вам будут предложены. У меня здесь, - он опять постучал ребром папки по столу, - распечатанные для вас списки лекций с темами и временем их проведения. Я их оставлю здесь на столе. Подобные семинары уже проводились нами по отраслям и министерствам, опыт уже наработан. Я считаю, что мы с вами уложимся в три дня. В конце мы вновь проведем встречу с Леонидом Ивановичем для того, чтобы вы, на основании услышанного смогли задать ему свои вопросы.
 
 На листах в конце программы, розданной вам, есть номер моего кабинета и служебный телефон. Кабинет мой на четвертом этаже. Со всеми вопросами организационного характера прошу обращаться ко мне. А сейчас, - Владимир Ильич глянул на часы, - минут через десять придет академик Абалкин Леонид Иванович.
   С мест задали несколько несущественных вопросов, пошутили, организовали раздачу предложенных программ, оказавшихся в комплекте с блокнотами и ручками. Владимир Ильич вышел из-за стола и спросил:

-   Кто из вас директор Ростовского стекольного завода? – и увидев поднявшегося Виктора, предложил, - мне надо с вами переговорить. Не могли бы мы выйти на минуту?
   Вышли из аудитории и секретарь протянул Виктору руку:
-  Давайте еще раз познакомимся. Я уже представлялся. Владимир Ильич.
-   Виктор Павлович.

- Да-да. Все правильно. Мне так и говорили. Дело вот в чем. Я на днях организовывал встречу наших экономистов с западными коллегами. Так вот, среди них оказались те, кто, узнав о том, что у нас будет проходить семинар с руководителями стекольной отрасли, захотели встретиться с представителями предприятий, что находятся на юге нашей страны. Почему такой выбор, я не знаю. А потом и вообще уточнили, что хотели бы встретиться с директором Ростовского стеклозавода. То есть с вами. Может быть, вы знаете причину?

   Виктор удивленно пожал плечами. Все это было неожиданно для него, непонятно, и нежелательно. Ну, какой он переговорщик? Он еще не разобрался как следует в своем производстве и ничем, кроме административной деятельности пока у себя на заводе не занимался. Был бы сейчас с ним рядом кто-то из технических специалистов или технолог, тогда другое дело. Говорить об этих своих сомнениях он Владимиру Ильичу не стал, кивнул без особого энтузиазма.

-   Виктор Павлович, я знаю, что наши руководители пока еще не имеют опыта делового общения с зарубежными партнерами, тем более западными. Капиталистами, так сказать, - усмехнулся, - поэтому, готов предложить вам свое посредничество. Помощь на каком-то этапе. Это вас ни к чему не обяжет.
-  Конечно, Владимир Ильич, конечно, буду вам очень признателен.
-   Вот и замечательно. У вас часа через два лекция закончится, я вас встречу и провожу. Договорились?

   Виктор кивнул и ушел в аудиторию. Через несколько минут пришел академик Абалкин, поздоровался с аудиторией, улыбнулся, поинтересовался настроением. На разноголосый ропот уточнил, что имеет в виду настроение руководителей в связи с политическими новшествами в стране. Заговорили все сразу. Академик поднял руку, дождался, когда все замолчали и предложил сначала послушать его анализ происходящего. Лекция получилась живой и интересной. Академик перемежал свой доклад собственными вопросами к аудитории, от этого лекция на некоторое время превращалась в диспут, дополнялась конкретикой и живым разговором. Руководителям было, что сказать академику, дополнить его анализ свежими новостями с мест. В результате лекция закончилась ощущением недаром проведенного времени. С утра еще у многих было мнение, что они теряют свое драгоценное время, и некоторые уже подумывали о том, чтобы, не привлекая  внимания, покинуть Москву. Сегодня, разъезжаясь после лекции, понятно стало, что завтра соберется большинство.

   Владимир Ильич, как и договорились, встретил Виктора у двери и предложил пройти к себе в кабинет. Но до кабинета они не дошли. В просторном холле на четвертом этаже, у лестничной площадки их встретили двое, мужчина и женщина. Притом, что по коридорам института, в основном, все ходили в строгих костюмах, мужчина был в потертых джинсах, яркой пляжной рубахе и с портфелем на ремне через плечо вместо ручки. А женщиной оказалась Варя. Она еще издалека умудрилась мимикой просигналить Виктору, чтобы он сделал вид, что не знает её. И Виктор это каким-то чудом понял.

 Главное, что у него пропало ощущение дискомфорта от этой предстоящей встречи. Мужчина тоже издалека приветствовал их поднятой рукой и поздоровался на английском, когда они подошли. Владимир Ильич представил их друг другу, при этом Варю представил, как Натали Берг, работника международной неправительственной организации с названием, которое Виктор не расслышал и не понял. Мужчина оказался американцем с ирландским именем Доналл О’Нейл, специалистом в области фундаментальных и прикладных проблем техники и технологии. Виктор про себя усмехнулся «вот только со мной эти вопросы и решать, нашли специалиста».  И только присутствие Вари успокоило его. Понял, что следует ожидать чего-то другого от этой встречи. То, что Натали говорит на русском языке, по-видимому, Владимир Ильич знал, потому, что здоровался с ней и знакомил их с Виктором на русском. И только со специалистом поздоровался на английском.
 
   Варя сразу взяла инициативу в свои руки. Она предложила всем пройти куда-нибудь, где можно посидеть в тишине и выпить чашечку кофе. У нас, сказала она, очень много вопросов к господину Мороз.
-   Правильно я произношу вашу фамилию? - невинно спросила и доверительно тронула Виктора за руку.
-   Так, как будто вы её давно знаете, - Виктор постарался сделать вежливую физиономию, а сам подумал «артистка».

-   Простите, Натали, - а что вы подразумевали, когда сказали, что у вас много вопросов к Виктору Павловичу? Дело в том, что я обещал оказать ему содействие в ведении переговоров, но у меня не более получаса свободные.
-   Владимир, а вы не беспокойтесь, мы проведем предварительные переговоры, ничего не обязывающие. И у вас будет время проконсультировать господина Мороз. Так что, большое вам спасибо за организованную встречу. Мы с вами не прощаемся, - и она протянула Богачеву руку.

   Тот засмеялся, покачал головой, пожал руку Натали, потом Доналлу. Виктора тронул за плечо.
-   Виктор Павлович, желаю удачи. Вы меня извините, я действительно не имею возможности уделить вам столько времени. Вы на меня не сердитесь?
-   Ни в коем случае. Я вам только благодарен, - Виктор слегка поклонился.
   Богачев ушел, а Варя, взяв мужчин под руки, буквально повлекла их на выход.
-   Всё, пошли на воздух. Я так устала от кабинетов и вообще от помещений. Что ты скажешь о моем предложении, Дон?
-   Я согласен, - с сильным акцентом ответил её спутник.
-   Мадам Натали, как вы прикажете мне вас называть?  - Виктор не сдерживал радости и удивления.

-   Дорогой мой, можешь называть меня Варей. Я так соскучилась по этому имени, - и, помолчав, добавила, - и по тебе.
   Они уже вышли из здания и остановились в тени деревьев. Доналл кивнул Варе и пошел на противоположную сторону улицы.

-   Сейчас он подгонит машину, и мы поедем куда-нибудь, где можно в тишине поболтать. Хорошо? Как у тебя со временем? Где ты остановился? Ну, что ты молчишь? Что ты так на меня смотришь? Скажи же что-нибудь. Вот что ты сейчас думаешь?
-   Я привыкаю. Привыкаю к тому, что это ты. Что ты рядом. К голосу твоему привыкаю. Ты думаешь это легко? Ты же всегда появляешься ниоткуда. Когда я о тебе на какое-то время забываю, ты как будто это чувствуешь и немедленно появляешься.
-   Неоткуда? – Варя, как когда-то давно, давно, обняла его за пояс и коснулась носом его подбородка.
-   Варь, ты всегда разная. То сдержанная, почти чужая, не подступишься, то вот такая. Что это?
-   Ведьма я, Витя. Ведьма. Только на этот раз, - она вдруг стала серьёзной, - на этот раз я ведьма-женщина. Больше женщина. Понимаешь? Мне кажется, что я просто очень давно тебя не видела и очень соскучилась.

-   Я нашу последнюю встречу в Мурманске забыть не могу. Мне кажется, что нам не следовало так далеко заходить. У меня тогда просто голова кругом пошла. Ты была такая…
-   Вот как? Вить, а ты мужаешь. Хотела сказать матереешь. Ты становишься таким правильным, что нам пожалуй придется менять отношения. Нет. Я тебя не осуждаю. Ни в коем случае, не хмурься. Все правильно. Мне, женщине надо было это первой делать. Ладно.
 
-   Варь. Ты меня неправильно поняла. Мы только встретились и …
-   Капита-ан! – Варя покачала указательным пальцем у Виктора под носом, - слово не воробей, капитан. Ты дал понять женщине, что жалеешь. А теперь пытаешься сделать хорошую мину, да? О, боги!
-   О, женщина! – Виктор обнял Варю, - давай помолчим. Разговоры нас с тобой ни к чему хорошему не приводят.
 
   Рядом коротко просигналил автомобиль.  Варя подняла глаза на Виктора.
-   Так как? Поедем? У нас есть о чем поговорить. И он, - она кивнула в сторону автомобиля, - тоже хотел бы с тобой поговорить.
-   А зачем нужна была такая сложная схема? Если ты знала, что я в Москве, почему просто не приехала? Без посредников.
-   Витя, посредник здесь – я. Другое дело, что я знала, кого с кем свожу. Все, о чем вы сейчас будете говорить, очень полезно в твоей новой работе. Очень. Внимательно отнесись к этому разговору. Потом мы с тобой все еще раз обсудим. Хорошо?

 -   Посмотрим. Мне надо сначала услышать, о чем будет идти речь. Я и сам разберусь, полезно мне это, или нет.
   Варя внимательно слушала Виктора, помолчала, глядя ему в глаза, и кивнула.
-   Ну-ну.
   Сели с Варей на заднее сидение. Варя взяла Виктора под руку, прижалась к нему и положила голову ему на плечо.
 
-   Ханой? – повернулся к ним Доналл.
-   Да. Это ведь рядом, - подняла глаза на Виктора, - здесь рядом ресторан «Ханой». Едем?
-   Едем, - обреченно кивнул Виктор.
-   Вить, ты знаешь…, - она помолчала, - как бы тебе это пояснить? Я уже целую вечность, непрерывно нахожусь в состоянии , - она прижалась крепче, - такого напряжения, такой сосредоточенности, что…, нет, ты не поймешь.

-   Варя, ну что ты? – он погладил её голову, - даже если я не пойму, я ведь тебе верю.
-   Я главного не сказала. А главное…, я тебя увидела и потеряла контроль над собой. Во мне только женщина осталась. Такого со мной давно не было, - она вздохнула и отодвинулась от Виктора.
-   А в Мурманске?
-   А что в Мурманске? Это было давно. Уже больше года прошло, да? Ну хорошо, больше не будем об этом. Скажи мне лучше, как там, у Германа настроение?

-   Нормальное. Боевое.
-   Вы с ним ладите?
-   Ты кого имеешь в виду, меня?
-   Всех вас. Всю твою семью.
-   Варь, ты ревнуешь? Ты знаешь у нас у всех такое ощущение, что мы в таком составе, - Виктор улыбнулся, - жили всегда. Герман родной не только мне. Понимаешь?
-   Понимаю. Вернее будет сказать – знаю. Он такой.
 
   Доехали быстро. В ресторане было несколько пустых столиков, сели у окна. Доналл объявил, что голоден и не против плотно поесть. Говорил он на английском, предварительно извинившись перед Виктором. Решили, что все будут полноценно обедать. Заказали рыбу и какой-то экзотический салат. Доналл, как только отошел официант с заказом, взял на колени свой объемный портфель, извлек из него какие-то бумаги, разложил их на портфеле, полистал, видимо, нашел нужное и обратился к Виктору. Говорил на английском. Варя перевела. Говорил Доналл о том, что у него есть некоторые не профильные, не связанные с его прямой профессиональной деятельностью интересующие его вопросы. Виктор большей частью понял то, что сказал американец, за исключением технических терминов. Но промолчал и стал слушать перевод Вари. Доналла интересовал профиль производства стекла на заводе Виктора. Узнав, что они варят в ванных печах матовое стекло для проката технической облицовочной плитки, поинтересовался, что такое ванные печи.

-   Это непрерывная выработка стекла. Уровень стекломассы в печи, в отличие от горшковых печей, неизменный. Печь проточная и выработка восполняется непрерывной сыпкой шихты, - шутливо подмигнул Варе, - сможешь перевести?
   Прослушал её перевод и, даже не понимая отдельных слов, понял, что она понятно для американца перевела сказанное. Удивился и больше не обращал внимание на перевод. Доналл поинтересовался, имеет ли директор завода право и возможность смены ассортимента на своем производстве. Судя по теме сегодняшней лекции, ответил Виктор, нас ожидает как раз вот такая свобода работы на рынке. И если смена ассортимента продукции завода будет выгодна, то почему бы и не сменить его.

-   У вас есть предложение? – спросил он у американца.
-   Вы знаете, что есть фритта? – спросил тот по русски.
   И Виктор растерялся. Он не знал даже такого названия. Он успел познакомиться только с теми видами стекла и продукции из стекла, что производилась на его и ближайших заводах юга. И он был вынужден, не скрывая того, что ему неловко в этом признаваться, сказать, что не знает, что это такое. Поговорив между собой, Варя и Доналл объяснили Виктору, что фритта, это стекло сваренное по специальному рецепту, и является основным компонентом для приготовления муфельных красок и глазурей для декорирования стекла и керамики. Но сейчас разработаны рецепты для варки фритты, применяемые в производстве высокопрочной и жаростойкой керамики, которая в свою очередь используется в оборонной и космической промышленности.

 Виктор внутренне напрягся, но виду не подал. Косо глянул на Варю. Та спокойным взглядом дала ему понять, что все в порядке и не следует уходить от разговора. А американец развивал свою тему. Есть достаточно большой спрос на эту продукцию, сказал он. Есть покупатели, готовые уже в ближайшее время заключить договора на комплексное решение вопроса. То есть они готовы инвестировать в производство, с учетом инвестиций согласовать ценообразование и производить закупки в согласованные спецификациями сроки. Виктор слушал и кивал. Помолчал, сказал, что ему предложение нравится, но требует тщательного анализа со своими специалистами. Все время разговора американец был строг и по-деловому собран, но тут он улыбнулся. Мы, сказал он, уже провели изыскания и тщательно проанализировали рынок сырья, проанализировали рынок рабочей силы и заработной платы региона. Поэтому, на основании этого анализа мы и выбрали ваш регион. И я вам могу сказать, - он тронул через стол Виктора за руку, - производство этой фритты на вашем заводе будет рентабельно для вас и выгодно для нас. Кроме того, добавил он, это будут долгосрочное, взаимовыгодное соглашение.

-   Но, мы же не собираемся сейчас, здесь, за столом подписывать эти договора, - пошутил Виктор.
-   Разумеется, - серьёзно ответил Доналл, - но вы не рядовой переговорщик, вы директор, и вы можете мне сейчас сказать, что вы серьёзно отнеслись к моему предложению. И в ближайшее время мы сможем обменяться протоколами о намерениях. О’кей?

   Виктор молчал, молчала и Варя, переводя взгляд с одного на другого переговорщиков. Принесли заказ, все трое приступили к еде. Молча поели, заказали кофе. Американец от кофе отказался. Виктор понял, что тот спросил у Вари «вы остаетесь?» Варя молча кивнула. Доналл встал и вопросительно посмотрел на Виктора. Виктор тоже поднялся, протянул американцу руку.
-   Я в Москве буду еще три дня. Думаю, что уезжая, я дам вам ответ, который внесет ясность в наши переговоры.
   Варя не переводила, но американец улыбнулся, удовлетворенно кивнул и, помахав рукой, вышел.
 
-   Какие у тебя планы на вечер? – Варя отвернулась в окно и говорила тихо, как сама с собой.
-   Ты мне сначала скажи, что это было? Ведь это ты все инициировала? О моей новой работе ты могла, естественно, узнать у Германа. Но ведь вывести на такое предложение американцев, значит самой разбираться в стеклоделии? Ты меня не просто удивляешь периодически, но порой поражаешь.
-   Витя, - Варя говорила так же тихо, - ты мне не ответил. Какие у тебя планы на сегодня? Я очень устала. Очень. Можешь в такое поверить? Ну, спасибо.
 
-   Дорогой мой человек, Варенька, мне горько в этом признаться, но мне …, - помолчал, улыбнувшись, - никак не хочется с тобой расставаться. Я по-прежнему, когда вижу тебя, теряю голову и трезвый рассудок.
-   Милый мой, не путай пожалуйста трезвый рассудок с трусостью. Обычной мужской трусостью. Когда и хочется и колется. Не обижайся, я любя. Я признаю все приоритеты твоей несомненно прекрасной жены Наташи. У тебя другой и не могло быть. Но, я тебе это уже не раз говорила, что я твоя первая и последняя настоящая любовь и женщина.
 
   Варя держала в своих ладонях лежащую на столе руку Виктора и едва ощутимо гладила. А у Виктора по всему телу, как после рюмки коньяка, расходились теплые волны.
-   Я очень редко пью, но сейчас вдруг захотелось выпить чего-нибудь. Хорошего. Ты как, не против? – Виктор оглянулся по сторонам, ища официанта, - я закажу?

-   Я с удовольствием. Но только не здесь. Поехали ко мне.
-  Куда это – к тебе?
-   У меня в Москве квартирка небольшая есть. В Замоскворечье. Ую-ютная, - Варя зажмурилась.
-   Ты сейчас, как девчонка. Слушай, как тебе удается так сохраняться. Я вот смотрю на тебя, ты какая была при первой нашей встрече…, помнишь?... в «Шайбе», ничуть с тех пор не изменилась. Нет, в глазах, конечно, женская мудрость. Но ты от этого стала еще красивее. И вот эта прядка седая. Откуда она у тебя?
-   Поехали, родной?
 
   Такси выехало на Ленинский проспект, остановилось на светофоре площади Гагарина, и громадный, сверкающий серебром в лучах заходящего солнца первый космонавт раскинул над ними руки. Виктор с Варей целовались на заднем сидении. Таксист, косо глянув через плечо, с иронией пожал плечами «как молодые». И только когда свернули с Большой Ордынки в Черниговский переулок, Варя тронула плечо водителя.

-   Не спешите, я сейчас скажу где свернуть и заехать во двор.
   Когда вышли из машины, Варя остановила Виктора.
-   Ты посмотри, мы в московском дворике. Я квартиру здесь сняла чуть больше года, и бываю в основном наездами. Но иногда мне кажется, что я здесь жила всегда. И я так полюбила этот дворик. Вон, видишь скамейка под кустом рябины? Я иногда выхожу вечером и сижу там…, час, два. Иногда пожилые женщины рядом сидят. Одна из моего подъезда, а другая вон, из того. И мы сидим, разговариваем. И они уверены, что я москвичка, а мне от этого очень хорошо на душе. Где я только за эти годы не жила. И вдруг оказалось, что здесь я дома. Что ты так на меня смотришь?

-   Ты какая-то необычная. Что-то с тобой произошло.
   Они остановились у двери с бронзовой, покрытой патиной табличкой, на которой просматривалась надпись с вензелями «Доктор Кремер Д.Ф.»
-   Родной, у меня просьба, или предложение. Погоди, я ключ найду, - она рылась в сумке, - тебе когда завтра на ваш семинар явиться надо?
-   У нас свободное посещение. Могу вообще не являться.
   Вошли в квартиру. Уютная квартира оказалась из нескольких комнат. Длинная широкая прихожая заканчивалась тремя двустворчатыми дверьми с витражными стеклами в стиле модерн конца прошлого века, а прямо напротив входной двери за раскрытыми дверями в полумраке открывались высокие до потолка полки библиотеки. У входа старинная вешалка для шляп и зонтов и сразу за ней огромные платяные шкафы.
 
-   Уютная квартирка, - улыбнулся Виктор.
-   Ты, пожалуйста, будь прилежным учеником, и лекции не пропускай. Я не хочу, чтобы из-за меня пострадал уровень знаний директора завода. А квартирка, да – уютная.
   Варя обняла Виктора, прижалась и заглянула в глаза.
-   Я тебя вот о чем попросить хочу. Я ведь тебе недаром о дворике рассказывала, и о том, что я здесь чувствую себя дома. И вот, я хочу попросить тебя. Давай сделаем вид, что ничего не было. Ни прошедших лет, ни жен, ни мужей. А были ты и я. Всегда. И живем мы с тобой вот здесь, в центре Москвы, в этом дворике, в этой квартире. Пожалуйста, поиграй со мной в эту игру. У нас один день. Или два. А потом мы это забудем. Хорошо? Ты и я.
 
   Ну зачем она его уговаривала? Его уже увлекли чары этой квартиры. И Варя, и комнаты со старой тяжелой мебелью, бархатными шторами и неслышными шагами уже  казались ему миром, в котором он естественно и незаметно растворился, и в котором не было ничего ему незнакомого. И он с тихим мелодичным звоном в ушах и приятным головокружением летел в мягкий полумрак пропасти этой квартиры.

   И был бесконечно долгий вечер, и такая же бесконечная ночь. Если когда впоследствии он и попытается вспомнить подробности этой ночи, в памяти будет возникать только одна картина. На огромной шкуре, на полу, среди подушек бордового бархата с кистями, совершенной красоты обнаженное женское тело и глаза Вари. На невысоком канделябре две оплывшие свечи, от колеблющегося пламени которых качаются полки с золотыми корешками книг. Канделябр стоит на полу в углу библиотеки, рядом бокалы с фиолетовым вином и кувшин с причудливой ручкой. Глаза зовущие, и глаза в глаза, и шепот губы в губы, и долгие поцелуи, и руки-ласковые змеи. Терпкий вкус вина и тонкий, кружащий голову аромат её тела, и волос, и губ… А со стены, из полумрака, в дрожащем свете свечей «Удивленная нимфа» Мане глядит на них из роскошного с позолотой багета.

   В полдень они завтракали тонкими бутербродами с сыром и пили кофе. Виктор чувствовал себя бодрым и свежим, будто проспал всю ночь и хорошо отдохнул.
-  У меня для тебя есть сюрприз, - говорит Варя.
   Виктор в ожидании смотрит на неё. Она подходит к нему с чашечкой кофе, садится на колени. Улыбается, трется носом о его щеку.

-   Он потому и сюрприз, что ты узнаешь о нем только тогда, когда увидишь.
-   Покажи.
-   Вечером. А сейчас ты поедешь на занятия. Потом в гостиницу, заберешь вещи и приедешь сюда. У нас с тобой еще должен быть разбор разговора с Доналлом. Не забыл? Так, не перечь мне. Ты обещал подарить мне эту короткую сказку-жизнь. Значит, слушай меня. А в двадцать ноль-ноль мы будем сидеть с тобой в «Славянском базаре». Знаешь такой ресторан в Москве?
-    Что-то слышал.
-   Вот. Там тебя и ожидает сюрприз.


Продолжение     http://www.proza.ru/2015/06/27/156