Джон К. Бэнгс. Миссис Рэффлз. Глава 1

   Первая глава романа Джона Кендрика Бэнгса (John Kendrick Bangs, 1862-1922) “Mrs. Raffles”.
   Иллюстрация: Альберт Леверинг (Albert Levering),1905 г.
   © Перевод. Олег Александрович, 2013
   ***

   История приключений
   вдовы известного взломщика А. Дж. Рэффлза,
   изложенная ее сообщником Банни.
   Под редакцией Джона К. Бэнгса.

   I. ЧАСТНОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ В ВОСКРЕСНОЙ «ГЕРАЛЬД»

   Положение дел моих было скверней некуда, и в подтверждение сего приведу факт, что после покупки воскресной «Геральд» в кармане у меня остались почтовая марка ценою в два с половиной пенса и две медные одноцентовые монеты: одна 1873-го года выпуска, другая — 1894-го. То, что эти даты врезались мне в память, красноречиво свидетельствует о значимости для меня в ту пору даже таких скудных медяков, и, стало быть, о крайней, а сказать точнее — абсолютной ограниченности моих средств. Рэффлза больше не было — угодив, как и я, под мобилизацию, он погиб, как вам, вероятно, известно, в битве на Спион-Копе. И я, его компаньон, не знавший никогда нужды в те времена, когда искусные его руки с успехом претворяли в дела — с моей помощью — его же блистательные хитроумные задумки, оказался теперь на мели.

   В Соединенные Штаты я отправился не потому, что мне так уж по нраву эта страна и живущие в ней люди (на мой взгляд, американцы в большинстве своем чересчур уж недоверчивы и бдительны, и потому они оказались довольно твердым орешком для такого не столь уж великого мастера, как я). Просто война окончилась, и надо было покидать Южную Африку, а в силу ряда причин профессионального свойства топтать английскую почву — под недреманным оком Скотланд-Ярда — мне в ту пору было небезопасно. По крайней мере, пока не истечет срок давности по последнему нашему с Рэффлзом делу — бриллиантовому корсажу герцогини Геррингдейлской. В британских следственных кругах еще не улегся ажиотаж вокруг этого деяния, а сама дерзость кражи — в сочетании с дьявольской изобретательностью — со всей определенностью указывала на почерк Рэффлза. Ну, и на мой тоже, хотя при своем компаньоне я, должен признаться, выполнял все-таки по большей части подручную работу. Потому я и выехал в Америку — страну, где можно оставаться англичанином, не будучи при том под юрисдикцией законников Его Величества Эдуарда Седьмого, Короля Великобритании, Ирландии и прочих владений, над которыми редко заходит солнце. Если заходит вообще.

   За два года, однако, так и не удалось мне в этой стране легких денег, какими представали мне Штаты в рассказах американского военного корреспондента в Трансваале, обеспечить себе мало-мальски сносное существование. Начал я с чтения лекций о бурах и войне с ними в различных учебных заведениях — и за шесть месяцев этого занятия дошел до такой степени нищеты, что вынужден был опуститься до воровства самого мелкого пошиба. В одну, к примеру, зиму в период острой нехватки угля я рыскал по дворам в поисках драгоценных кусков антрацита, чтобы, наполнив корзину, продать ее каким-нибудь мерзнущим беднякам за один-два доллара. Не намного стабильней были и прочие источники моих доходов.

   Лишь однажды удалось мне разжиться, можно сказать, по-крупному — ограблением кебмена. Я сел в его экипаж на Площади Мэдисона, и когда мы выехали за город на Бостонский почтовый тракт, велел остановиться возле небольшой таверны. Выказав сострадание к моему основательно продрогшему вознице, я напоил его до бесчувствия, оставил в таверне и направил клячу в город, где до рассвета заработал извозом пятнадцать долларов. А затем, бросив кеб в Центральном парке, продал лошадь за восемнадцать долларов начальнику снегоуборочной подрядной артели с Ист-Сайда.

   Мне, джентльмену по рождению и партнеру такого прославленного мастера, каким был покойный Рэффлз, совестно, конечно, было унижать себя, пусть даже под давлением обстоятельств, такого рода деяниями. Впрочем, должен я честно признать, что, несмотря на изрядный багаж опыта, оставшийся у меня после нашей совместной работы, мне никогда не удастся стать вровень с Рэффлзом ни в хитроумии замыслов, ни в дерзновенности их осуществления. Все мои самостоятельные предприятия имели постоянное свойство давать осечку в самом начале, — что, может быть, и к лучшему — иначе я давно бы уже потерял свободу. А заняться крупной охотой в мире больших денег — о чем я мечтал, плывя сюда на пароходе, — без сообщников было немыслимо.

   Вот таковы, вкратце, причины моего жалкого положения, в коем оказался я в тот солнечный воскресный день, когда без денег (не считая двух медяков), без перспективы завтрака, но, к счастью, потеряв и аппетит, — дабы отвлечься на время от невеселых дум я развернул утреннюю газету.

   Пробегая глазами колонки в разделе личных объявлений, что издавна было моей привычкой начинать чтение воскресной прессы, я натыкался в основном на обычный здесь матримониальный ассортимент: горячую просьбу к К.  встретиться с П. Д. на углу 23-й улицы, смиренные мольбы к Дж. А. К. поскорее вернуться к своей «единственной мамочке», которая обещает впредь не задавать никаких вопросов; и вдруг взор мой точно булавкой пришпилило к одному единственному слову — моему прозвищу, пропечатанному так, как печатают обычно названия «патентованных» шарлатанских снадобий от всех болезней. Это казалось невероятным, но никаких сомнений быть тут не могло:

   «Требуется: — Дворецкий. Предпочту БАННИ. Обращаться к миссис А. Дж. Ван Рэффлз, Ньюпорт, вилла „Боливар“, Р. И.»

   Для кого еще, как не для МЕНЯ, могло быть это написано? И кто такая, эта миссис А. Дж. Ван Рэффлз, — чье имя неотличимо почти от имени моего погибшего друга? Любопытство мое подскочило до высшего градуса. Неужели подательница этого необычного объявления…

   Но нет, вряд ли ТА стала бы искать со мною встречи после нашего прощального бурного разговора, — когда она объявила, что бросает меня ради Рэффлза: блистательного неотразимого Рэффлза, способного отбить Изабеллу у Фердинанда, Хлою у ее Коридона, Пьеретту у Пьеро, — да, и даже Элоизу у Абеляра. Впрочем, я давно простил Генриетту за то, что она отдала ему свое сердце, прежде обещанное мне; и несмотря на крушение моих надежд, я так и остался преданным другом и партнером Рэффлза — похитителя моей возлюбленной. Но ведь кто же еще, кроме красотки Генриетты, мог такое написать? В самом деле: «Рэффлз» — с добавкой «Ван» или без таковой, не важно, — в сочетании с «Банни» — такое никак просто не может встроиться в текст коротенького объявления по милости случая!

   — В Ньюпорт! немедленно! — воскликнул я, вскочил на ноги и, взволнованный, заходил взад-вперед по тротуару. Много раз, страдая от одиночества, вспоминал я Генриетту, чаще и чаще в последнее время задумывался о ее судьбе.

   И тут осознал я в полной мере всю беспомощность моего положения. Как же я, безденежный нью-йоркский бродяга, смогу добраться до виллы «Боливар», что в Ньюпорте? В этой скупердяйской стране шагу не ступить без банкноты в зубах — впрочем, буду справедлив, как и в Британии; бедность — равное неудобство как под властью короля, так и президента, а до бесплатного проезда по железным дорогам цивилизация еще не развилась.

   — Плутократы дьяволовы! — вырвалось у меня, когда подумал я о катающихся как сыр в масле директорах железных дорог, гоняющих поезда с полупустыми вагонами между Нью-Йорком и желанным Ньюпортом — городом, где может решиться моя судьба. И все рушится — из-за отсутствия жалкой пары долларов! Телеграфный перевод! — вдруг меня озарило. Оплатить телеграмму можно почтовой маркой. Если это она — откликнется непременно и тотчас!

   Спустя считанные минуты провода понесли в Ньюпорт мое сообщение:

   «СЕГОДНЯШНЯЯ ГЕРАЛЬД ЧАСТНОЕ ПРИНИМАЮ ТЧК СУММУ НА БИЛЕТ ТЕЛЕГРАФОМ ЗПТ ВЫЕЗЖАЮ НЕМЕДЛЕННО ТЧК ПОДПИСЬ БАННИ»

   Три бесконечных часа, возбужденный до лихорадочности, мерил я шагами ближайшие к телеграфу улицы и наконец получил ответ — несколько меня озадачивший:

   «ЕСЛИ ТОЧНО БАННИ ЗПТ ДОЕДЕШЬ БЕЗ МОИХ ДЕНЕГ ТЧК ЕСЛИ ВЫ ДРУГОЙ БАННИ ЗПТ ПРОШУ НЕ БЕСПОКОИТЬ»

   Прямо, доходчиво, убедительно! Сердце мое загудело как барабан на утренней побудке.

   «Ей-богу, — подумал я, — эта женщина не промах! И можно не сомневаться, это она — не кто иная, как Генриетта. И ради нашей с ней встречи она, надо думать, рекомендует мне взломать и выпотрошить какой-нибудь уличный автомат».

   Я словно перенесся вдруг в старые добрые времена. Частенько как средство от природного малодушия требовался мне чей-нибудь поощрительный толчок: дружеская шутка или похвала Рэффлза — и я готов был взломать Гибралтарскую Скалу, пустяковое расстройство — и в стальной лист превращалась для меня оконная штора.

   «„Если точно Банни, доедешь без моих денег“, — перечитывал я. — То есть она полагает, что если я — это НАСТОЯЩИЙ Я, недорогой билет на поезд для меня проблемой не станет. И не станет, клянусь! я раздобуду денег на его покупку!»

   Быстрым шагом, дыша благоуханным воздухом весеннего полдня, я шел по Пятой авеню и обдумывал планы ликвидации своего безденежья. Но подходящих объектов для претворения их в действительность, к моей досаде, на глаза не попадалось. Карманов, пригодных для облегчения классическим способом, на улице не просматривалось, а оплатить проезд в наземном или подземном транспорте, где охотиться за кошельками гораздо проще, мне было нечем. Кроме того, день был воскресный, и дамы — самая легкая добыча — шли без сумочек и кошелок.

   Я был уже близок к отчаянью, когда заслышал вдруг призывной звон колокола «Святой Джонди» — дома молитвы нью-йоркских мультимиллионеров. Звонили к полуденной службе. Я спасен, осенило меня. Замысел созрел мгновенно, и результат превзошел все ожидания.

   Я вошел в церковь и проведен был вперед по центральному проходу к свободному месту с краю скамьи. Отмечу, что, несмотря на нищету, я ухитрялся не терять облика джентльмена, и, глядя на мой безупречный сюртук, брюки с аккуратными стрелками, руки в хороших перчатках и блестящий цилиндр, невозможно было заподозрить пустоту моих карманов. Служба началась, и хорошая проповедь о тщете сбирания богатств земных нашла во мне благодарного слушателя.

   И, наконец, я дождался кульминации: по проходу поплыло блюдо для подношений. Выхватив из кармана два моих медяка, я потянул к нему руку — внести, будто бы, свою лепту — но по глупой неловкости вдруг вышиб блюдо из рук сборщика. Все содержимое вместе с блюдом обрушилось к моим ногам, и я благоговейным шепотом рассыпался в самых смиренных извинениях. Разумеется, я бросился помочь собрать рассыпанное, и спустя считанные секунды член приходского управления, будто ничего не случилось, продолжил путешествие по проходам со своим блюдом, пополняемым пожертвованиями расположенных сегодня к щедрости прихожан. И оставаясь в блаженном неведении, что два бледно-зеленых листка по пятьдесят долларов, а также пять серебряных монет в пятьдесят центов и одна медная в десять остались лежать под скамеечкой для коленопреклонения — туда я замел их, когда расшаркивался извиняясь.

   Час спустя, после сытного обеда у Дельшерико, я блаженно дремал на удобном диване пульмановского вагона. Поезд уносил меня в великосветскую столицу Соединенных Штатов.

ПРОДОЛЖЕНИЕ - http://www.proza.ru/2015/06/14/1050