Странности любви

Странности любви.

Как полна противоречий
женская натура:
вроде мудро рассуждает,
а живёт как дура......

    Декабрь был сухим и холодным. Отсутствие снега перед самым Новым Годом в Ростове - обычное явление. Подмораживало, как-то постепенно предупреждая всех, что зима действительно пришла и уже не просто холодно, но и морозно. Ветер добавлял остроту ощущений, забираясь под одежду редких прохожих, зябко ежившихся и спешащих в тепло. Какое спокойное дежурство, подумал он, спохватившись, мысленно сказал себе, «не сглазить бы», за дежурные сутки, до конца которых оставалось часов 7. Он так никуда и не выезжал, заканчивался четверг, а впереди уже маячила пятница, добавлявшая еще один свободный день к его редким дням отдыха . В дежурке странно ржал над сальным анекдотом помощник дежурного плотный низкорослый кореец Сергей  по фамилии -  Ан а по виду борец Сумо в миниатюре.
   

         Услышав глупый смех, он подумал по себя, что короче, наверное, у них только фамилия «И», улыбнувшись, представив себе пузатого Ана и вспоминая его железное, отрывающее кисть крепкое рукопожатие этого неожиданно крепкого и сильного, не смотря на свой невысокий рост мужчину,  продолжающего заниматься самбо. Дежурным был Валентин Бакланов, большой любитель посплетничать о бабах с тем же Аном, «перемыть кости» сослуживцам и начальству. Их смену так и называли – «неистовые Ан и Баклан».
    

         Он был подменным, и выезжал, когда основной опер был занят. Работая в уголовном розыске на «земле» он не преставал удивляться реалиям жизни, так сильно отличавшим его понимание о работе в милиции. Романтика, навеянная сериалами и правильными книжками уже потихоньку начала  у него улетучиваться, но какой-то необъяснимый интерес еще оставался. Сидя в кабинете, он разрисовывал какой-то журнал, добавляя людям на фото усов, рожек, причесок, макияжа  и прочих атрибутов, делающих из них страшилищ и уродцев. Было скучно, покормив немногочисленных рыбок, плавающих в небольшом аквариуме, подаренным подразделению  каким-то довольным потерпевшим, для которого, похоже, все закончилось хорошо, он собрался пойти в гости к инспекторше по делам несовершеннолетних Кате. Уже на выходе зазвонил телефон, понимая, что безделье закончилось, он услышал в трубке спокойный голос дежурного о том, что где-то на Военведе обнаружен труп женщины. Уточнив место происшествия,  минут через пять он уже сел в скрипящий милицейский желто-синий Уазик, заиндевевший от долгого стояния, и отправился по указанному адресу. Через 30 минут были на месте. Прибывшая раньше машина ППС стояла около мусорных жбанов, находившихся недалеко от забора воинской части. Старший наряда опрашивал пожилого мужчину, который сбивчиво рассказывал, что около часа назад он, собирая во дворе мусор, обнаружил в листве и другом хламе лежащую в крови  и абсолютно голую женщину без признаков жизни. Еще через несколько минут к месту подъехала скорая помощь. Где-то там, по ростовским улицам, к этому месту не спеша пробиралась с другого конца города «труповозка», ждали судмедэксперта. Не было только пожарных, они вроде как были здесь не нужны. Вышедший фельдшер уже направился к милиционерам, и тут случилось то, чего никто из них точно не ожидал. Мусорная куча, в которой лежал труп, зашевелилась, и женщина стала подниматься, попутно отряхиваясь от налипшей листвы.  Сначала все остолбенели и испугались от неожиданности происходящего. Тем временем женщина, натягивая на себя разорванную надвое майку  кутаясь в какую-то там же в мусоре ею прихваченную тряпку, поднявшись и сильно качаясь, направилась куда-то в сторону, мимо всех . Обдав перегаром, она удивленно смотрела на все, что происходило вокруг, явно не помнимая, что это все из-за нее. Фельдшер из скорой попробовал с нею заговорить и, протянув руку, хотел подвести ее к машине скорой помощи, чтобы  выяснить ее состояние, но женщина, не отличаясь вежливостью и деликатностью, отправила медработника по известному эротическому адресу. Тут все, придя в себя, включая дворника, поняли, что она жива, и стали смеяться каким-то странным истерическим смехом. Теперь-то до приехавших дошло, что женщина, перебрав, просто заснула в куче листвы, тлевшей от кем-то брошенного окурка. В голову не приходило, в каком же надо было быть состоянии, чтобы вот так  вот запросто при 10 градусах мороза оказаться на улице да еще и так «демократично» одетой. Как она не сгорела и не задохнулась от дыма, листва едко дымилась. Но, похоже, женщина об этом совсем не думала и, выписывая заплетающимися ногами, круги уже почти побежала во дворы близ лежащих домов,  тут один из пэпээсников, понимая, что «труп» убегает, догнал ее и притащил к  дежурной машине. Шел 12 час ночи. Опрашивать и уточнять, откуда  взялась здесь эта полуночная пьяная «нимфа» - было не у кого.
 

        Он расписался в какой-то бумаге у фельдшера и тот быстро уехал, крича на ходу, что у него еще куча вызовов и что кто-то реально ждет его помощи, а он тут теряет время. «Труповозка» так и не приехала, отправившись за реальным объектом в другой район города.  Быстрее всех опомнился водитель дежурного автомобиля. С трудом затолкнув тетку в машину, водила, которого звали Николай, одной рукой размещал даму, а второй уже включал рацию и настраивал на разговор. Милиционер-водитель, так звучала по штатному расписанию его должность, был простым сельским парнем. С огромными руками, лобастый, усмехаясь в свои пушистые, опускающиеся к уголкам рта пшеничные усы и вытирая засаленным носовым платком пот с раскрасневшегося крупнопористого лица, где-то в уголках дежурного авто раздобыл милицейские в масляных пятнах штаны с красным кантом и старенькую милицейскую теплую  куртку. В этих вещах Николай время от времени ремонтировал дежурный УАЗ чудо отечественного автомобилестроения, который часто ломался, еще и потому, что ухаживал и обслуживал его из всех водителей только Николай. Остальные только ездили, от весей души убивая машину, как только могли. Все это он отдал «нимфе», статус которой  дежурным пока еще был не определен, хотя Валентин после доклада был очень обрадован такому исходу событий. «Раз все живы и здоровы, то тащи ее сюда, разберемся» заговорила рация в Уазике и, щелкнув, замолчала. Пока они возвращались, найденная «нимфа», забавно приодетая в грязный милицейский прикид, похрапывала здоровым мужским храпом на заднем сиденье Уазика, распространяя в машине  смесь перегара, мусора и немытого тела. Скоро весь этот локальный кошмар закончился. Они приехали, выгрузившись, он повел это существо, одетое теперь в огромные штаны и утонувшее в куртке в помещение дежурной части. Валентин, выйдя, сказал « Гляньте, а она ничего, иди ее опрашивай».  Она и правда была ничего, в смысле хорошего. Небольшого роста, больше похожая на оборванного подростка, вроде Гавроша, в короткой стрижке запуталась листва и какой-то пух с нитками. В одном ухе женщины было маленькое тонкое колечко сережки. Другое ухо со следами крови, она прятала под воротник куртки. Когда-то зеленые, а теперь мутные глаза смотрели вникуда, сквозь всех. Под левым глазом расползался красновато-темный синяк. Глаз медленно заплывал, уменьшаясь в размерах. «Чистый узбек, а..»- очень вовремя пошутил пузатый помощник Ан. Она ежилась от холода, стоя босиком на бетонном полу. Огромного размера вещи от Николая, в которых она оказалась практически укутана, висели на ней мешком, но даже при этом угадывалась неплохая фигура. Эта женщина иногда следила за собой. Ее аккуратно выбритое интимное место, пугливо выглянувшее и скоро укутавшееся в рубище спадающих штанов,  лишний раз подтвердило это. Одеревеневшие от холода и дрожащие ее красивые руки выскочив из бездонных рукавов куртки, кое-как начали поправлять волосы. Оголились маленькие груди, от холода казавшиеся еще меньше. Дама была  не лишена женственности  даже в таком одеянии и, будучи в значительном подпитии, она сохраняла некоторую былую симпатию. Какая-то кукла, истрепанная и забытая в песочнице ребенком, которому она уже надоела, и которую без сожаления и одежды оставили одну валяться в грязи, выгорая под палящими лучами солнца, вот на что похожа была эта женщина.
   

           Как там, у Есенина, вспомнил он свою дипломную работу по творчеству любимого поэта.
«Сыпь, гармоника,— скука, скука...
Гармонист пальцы льет волной.
Пей со мною, паршивая сука,
Пей со мной!
Излюбили тебя, измызгали
Невтерпеж.
Что ж ты смотришь синими брызгами,
Или в морду хошь!?
В огород бы тебя, на чучело,
Пугать ворон!
До печенок меня замучила
Со всех сторон!
Я с тобою из женщин не с первою —
Много вас!
Но с такою, как ты, стервою
Лишь в первый раз!
Сыпь, гармоника, сыпь, моя частая,
Пей, выдра, пей!
Мне бы лучше вон ту, сисястую,-
Она глупей.
И чем дальше, тем звонче,
То здесь, то там...
Я с собой не покончу,
Иди к чертям!
К вашей своре собачьей
Пора б простыть!..
Дорогая, я плачу
 ..Прости,  прости…»
 

        Да, теперь  вся ночь уйдет на выяснения подробностей случившегося. В вытрезвитель бы ее, подумалось ему, но в те времена вытрезвители закрывали со странной поспешностью, выгоняя практически на улицу весь «цвет» давно профессионально деградировавших милицейских чемпионов  по бездарности, тупости и редкой бестолковости. Очередной милицейский вождь оптимизировал ведомство исходя из собственных явно завышенных им умственных способностей, (кажется, министром тогда был Анатолий Куликов, чьи министерские выкидыши оставляли незабываемые впечатления у сотрудников)  потому-то   даму и доставили не по адресу. Но она этого не знала, и медленно трезвея, таращилась на странную для нее обстановку.  Дверь в его кабинет была приоткрыта. Все не занятые сотрудники поочередно заглядывали в дверь, глазея на привезенное чудо и  ломая голову, что же на самом деле произошло. Жалостливые эксперты, от радости, что были избавлены от выезда,  притащили непонятно кем оставленные вещи, валявшиеся хламом у участковых, с кем временно они делили вход в помещение. За какие-то считанные минуты доставленная сделалась счастливой обладательницей  дырявых лосин кислотно-зеленого цвета которые пришлись ей в пору, летних фиолетовых шлепанцев размера на два больше, чем нужно и длинной растянутой майки  с застиранным фото Гарика Сукачева над  которым читалась оригинальная в духе Гарика и поражающая своей простотой и лаконичностью надпись -  « …уй войне !».
 


        Увидев эту странную, убивающую своей патриотичностью, граничащую с паранойей майку, он вспомнил, что когда-то, не просыхающий Игорь Иванович Сукачев  часто выступал в такой же майке с концертами по стране, на которых, будучи не трезвым и  демонстрируя со сцены неприличные жесты, орал свои песни, потешаясь над толпой. Он тогда стоял в оцеплении, обеспечивая некую безопасность заезжих столичных артистов не понимая, кто и кому здесь угрожает. Теперь креативная майка, с изображением скандально известного  «бригадира» музыкального коллектива «Бригады С» а по сути, запойного алкоголика, волею судьбы,  досталась какой-то женщине, вряд ли являвшейся почитательницей таланта Гарика. Хотя кто знает, кому что нравится. Иной раз предпочтения людей так причудливо и забавно переплетаются, что диву даешься….
 

         Даму проводили  в туалет, чтобы она умылась и если так можно сказать, привела себя в порядок. Поглядывая на расползающийся грязной опухолью  синяк, он положил перед собой  лист бумаги и стал заполнять «шапку» объяснения. Начался разговор. Женщину звали Татьяна. Татьяна оказалась жительницей того же района, где ее и обнаружили. Она, будучи вольнонаемной, работала в одной из частей по хозяйству. Толи при складе, толи при столовой, а, может и там, и там. Уточняя и переспрашивая ее,  он окончательно запутался, не понимая, чем она занималась, хотя сам служил в армии и видел разных людей, в том числе и женщин, занимавшихся различной тыловой работой. Наконец выяснили, что она работала на вещевом складе. В ходе дальнейшей беседы он узнал, что живет она с мужем, которого  очень любит, а муж, по ее мнению, очень любит ее. Муж-прапорщик, служит, как и она в армии, и заведует складами, расположенными  на территории, прилегающей к военному аэродрому. Говоря это, она придала голосу некую секретность. Ну конечно, подумал он. Он никому не скажет, а ну-ка, такая тайна. Детей у них пока нет, продолжала Татьяна, но все еще, с ее слов у нее было  впереди. Он подумал, ну да, в 43 года, на которых настаивала женщина (Татьяна Захарова, так звали «нимфу»)   действительно все впереди, какие ваши годы.   Глаза закрывались, заварив кофе, он продолжил опрос и, по просьбе Татьяны, угостил ее сигаретой. Сам он не курил, но держал у себя в столе пару пачек каких-то сигарет на такие вот случаи. Продолжая, она неожиданно спросила у него, знает ли он, что такое любовь и что у любви есть странности. Он ответил, что нет, откуда ему и предложил ей пояснить подробнее, перестав записывать.
   

         Татьяна, убрав со лба залипшие волосы, начала сбивчиво объяснять, что любовь это, оказывается, когда делают тебе все, как ты хочешь. Интересно, подумал он и стал слушать дальше, поняв,  что трезвеющую женщину посетило красноречие. Выяснилось, что в Татьяну, как думалось ей самой, была влюблена добрая половина части, в которой она работала. Любили ее некоторые офицеры, знакомые прапорщики и некоторые старослужащие солдаты. Тут он про себя отметил, что слово «любили» надо понимать как глагол, тогда все получалась по рассказам Татьяны правильно и понятно. Меж тем Татьяна продолжала рассказывать о том, что любящие ее военные довольно часто оказывали ей внимание и не только словом. Выяснялось, что кто где. Кого-то любовь заставала на складе, кого-то в ремонтном цеху, кого-то в караульном помещении, а кто-то посещал даму у нее дома во время дежурства супруга. Но чтобы он ничего такого не подумал, Татьяна уточнила, что она – порядочная женщина. Да, конечно, подумал он, вспоминая еще одну такую «порядочную» когда служил в Волгограде срочную службу. Ее звали Света-калмычка, она не была работницей части, но крепко помогала военнослужащим переносить тяготы и лишения воинской службы. Он вспомнил забавный конфуз, произошедший с ним во время несения караульной службы, когда он, стоя на посту в карауле,  чуть не застрелил  девушку Свету, пробиравшуюся в полночь через полковой парк техники за порцией любви  в помещение ремонтного цеха, к рядовому Самойлову. Этому доблестному военнослужащему тогда еще Советской армии оставалось всего пара месяцев до дембеля, потому Самойлов очень нуждался в женской ласке. Знала это и Света, понимая суровый быт советских солдат, а потому делавшая их непростую армейскую жизнь чуть лучше.
   

         Он потом был поднят на смех сослуживцами, что задержал «шпиона» и тем самым, помешал людям «душевно пообщаться». Начальник Ремонтного батальона, в ведении которого был охраняемый парк военной техники насчитывавшей более сотни единиц, майор Мойсов деланно поблагодарил его за бдительность, усмехнувшись и добавив после, что он мог бы быть, в этом случае лояльнее, хотя, по Уставу – все сделал  правильно. К черту Ваш Устав, думал тогда он. Больше таких историй с ним не случалось, или он их просто не замечал.
   

        Да, вспоминал он, о Мойсове ходили слухи, что он жил на 3 жены и был чрезвычайно любвеобилен, хотя красотой не отличался, лысоватый, рябой, с оспинами по всему лицу (таким увлечешься!!) но был всегда подтянут, свеж, гладко выбрит и ухожен, что было редкостью для офицеров того времени. Видимо, брал не красотой, а чем-то еще. Вот она откуда лояльность у советского-то офицера. Потом кто-то рассказывал, что Свету-калмычку, пользовавшуюся  большой популярностью в Волгоградском военном гарнизоне, где-то все-таки прихватили во время очередной раздачи порций любви.  Света поехала в Волгоградский СИЗО, но не за любовь, а за другие не менее интересные истории. Оказалось, что ею уже давно пытливо интересовались милиционеры с ее малой родины Элисты, так долго и безуспешно разыскивавшие ее (Свету) за кражу денег из продуктового магазина. Ну а что до очередной жертвы калмыцкой жрицы, то  «любивший» Свету поехал на гарнизонную гауптвахту, где, наверное, в течение дней 10, достраивая чью-нибудь дачу, жадно предавался эротическим воспоминаниям о несчастной любви и зыбкости всего хорошего, что так быстро кончается. Вернувшись с «губы», так необдуманно «полюбивший»  Свету солдатик с беспокойной радостью  узнает, что после этих порций ему придется пару-тройку недель попринимать трихопол, а может еще какой-нибудь препаратик, который излечит его теперь уже не совсем здоровый после половых инфекций организм. Ну а Света, что-то подсказывало, что она не пропадет и в СИЗО, там ведь тоже люди…..   
   

          Вернувшись из воспоминаний, он снова продолжил слушать рассказчицу, которая, похоже, сама себе завидовала, сообщая только ему, по большому секрету, все новые и новые подробности своих похождений. В тот злополучный день Татьяне помогал по складу солдатик, прикрепленный к офицерской бане,  где иногда проводили время не только офицеры. Баня стояла, на отшибе,  далеко от казарм и других помещений в противоположной стороне от входа в часть. Помещение находилось у забора, с другой стороны которого обнаружили Татьяну. Солдатика звали простым русским именем Иван, которым теперь так редко называют мужчин. Так вот  именно он, будучи наслышан от сослуживцев об избыточной доброте и ласке  и захотел «полюбить» бедную женщину. Иван был крепок и физически развит, он совсем не выглядел хлипким субтильным амебного вида военнослужащим, каких тогда пачками набирали в армию только лишь потому, что у них не было возможности от нее «откосить» дав вовремя взятку в военкомате. Иван пошел в армию осознанно, собираясь остаться служить на сверхсрочную службу. Получив ефрейтора, он стеснялся носить на своих могучих плечах одну нашивку и ждал звания сержанта, которое за его старания ему обещал командир роты. В общем, солдат как солдат.
   

          К приезду каких-то военачальников командование части распорядилось приятно оформить интерьер  бани. Повесить занавески на окнах, заменить комплекты белья, т.е. приготовить помещение для отдыха как следует и поручило это мероприятие Татьяне. Во время приготовления и случилась эта печальная история. Татьяна, почему-то вдруг решила не отдавать предпочтение уже целый год отслужившему Ивану, старавшемуся  произвести на не впечатление. Она, вдруг, внутренне, испугавшись его,   не стала обнадеживать военнослужащего обещаниями. Так бы все и закончилось, но, на свою беду, почти завершив обустройство,  устав, она выпила с ним по стаканчику водки, оставшейся в бане от каких-то встреч, с закуской не повезло, закусывали поцелуями. Женщина уже собралась было уходить, в планах была встреча с каким-то другим более желанным поклонником.  Однако солдатик так не считал, соскучившийся по женской ласке и, решив продолжить, воин сгреб Татьяну и поволок в ту самую комнату отдыха, которую они, только что, закончили оформлять и убирать. Рассказывая это, Татьяна показывала, как она яростно сопротивлялась похотливому негодяю  воспользовавшемуся слабостью дамы, однако силы были неравны ну и как у классика - «победила молодость». Овладев ею, такой хрупкой и беззащитной, Иван разорвал на ней всю одежду и, входя в нее с какой-то животной страстью, еще умудрялся бить ее по лицу, наверное, именно так возбуждая партнершу.  Насытившись и пообещав всего лишь убить ее, если она обо всем этом расскажет, он заснул, растянувшись на полу и крепко держа Татьяну за руку. Испугавшись, какое-то время она лежала, боясь потревожить озверевшего солдата. Потом, уже отойдя от «ласк» этого  бугая, измявшего и изодравшего всю ее, маленькую и нежную, тихо рыдая от причиненной боли, она потихоньку высвободилась из его лап и, допив оставшуюся водку, выбралась на улицу. Неподалеку,  в заборе была небольшая дыра, которую регулярно заделывали с той же частотой, с какой ее снова разламывали желающие пойти в самоход. Именно через нее она, чуть живая, выползла за территорию части. После этого Татьяна, ничего не помнила, очнулась уже, когда ее привезли в милицию.


           Выслушав все от теперь уже потерпевшей,  он, выйдя ненадолго из кабинета, коротко сообщил это курившему у входа Бакланову, мысленно обрадовавшись, что за сутки, почти ничего не делая , раскрыл преступление, да еще какое, изнасилование!!.
   

           Дежурный покрутил у виска и сказал, ему,  что доказать этот факт после того, как эту суку перепробовала вся часть проблематично. «Представляешь, что тут поднимется из за какой-то   б….ди, а командир этой части приятель нашего начальника, вот так. А то, что преступление раскрыл, так это молодец, только никому об этом не рассказывай и продолжай совершенствовать профессиональное мастерство» - заржал, обнажив желтые кривые зубы, самый лучше дежурный на свете Валентин Петрович Бакланов, бесконечно по его виду, уверенный в своей правоте. «Короче, гони ее из отдела срочно, мы скоро меняемся, или тащи к себе домой, если тебе ее так жалко, жена обрадуется!! Я пошел, потом расскажешь, а то «папа» уже приехал». Папой называли начальника ОВД, и он не любил долгих сдач дежурств, ему было уже около пятидесяти, и он собирался на покой. Но собирался как-то долго, вот уже 3 года, раздражая своими долгими сборами и дождавшись, пока его стали «собирать» за низкую раскрываемость и высокую укрываемость преступлений. Это  был тот случай. Вот почему старался Валентин. Все это зная и ранее от этого же дежурного, оказавшегося и сейчас бездушным скотом, стратегически грамотно приготовившим суточную информацию о происшествиях  для престарелого руководителя, в угоду его интересам, он расстроился, подумав о Валентине,  а если с твоей бы женой так. Обрадовался – бы, наверное, очень, козел !!   Хотя другого ничего услышать и не ожидал, тогда «херили» преступления пачками, да еще и не такие, а гораздо серьезнее. Такие были времена….   
   

          За  окном уже стало светлеть, пора готовиться к сдаче дежурства своему руководству, вспомнил он. Уточнив у дежурного место проживания гражданки Захаровой ее домашний  телефон и, на всякий случай, телефон части ее супруга- прапорщика Захарова он позвонил. Телефон квартиры молчал. Глянув на Татьяну, он увидел, что она   о чем-то задумалась. Как она пойдет в сандалиях в декабре домой, подумал он. По-любому надо вызывать сюда ее мужа. Наверное, прапорщик ее уже обыскался.
 

          Он долго ломал голову, как бы по аккуратнее рассказать прапорщику о приключениях его жены, и тут пришла мысль о том, чтобы объяснить случившееся  банальным грабежом, при котором Татьяну жестоко избили и обокрали, практически догола. Советоваться было не с кем. Дежурному уже было плевать, через час он «сдастся» и его увидят здесь снова только через три дня. Отношение Бакланова ко всему случившемуся было понятно. Собранный по  обнаруженному «трупу» материал никого не интересовал, его никто не регистрировал. Информация прошла как ложный вызов. Избавиться от Татьяны, было теперь только его головной болью. Ее можно было просто выгнать из отдела, как это делали другие со всеми теми, кто уже перестал интересовать, или был задержан ошибочно,  но он из жалости решил обыграть все так, чтобы минимизировать последствия для Татьяны. Жалость - плохое чувство, подумал он, но, все-таки, пошел звонить и искать супруга.
 

          Дозвонившись до дежурного по КПП военного аэродрома, он нашел прапорщика Захарова, который тоже «менялся» и в двух словах объяснил печальную историю, прапорщик не стал слушать подробности, сказал, что скоро приедет. Татьяна сжалась в углу. Кульминация со счастливым концом была впереди.
    

         Время ползло медленно, а прапорщик все не спешил. Уже сменились все, кто только мог. Начался следующий рабочий день, коллеги уехали на какие-то мероприятия, а он все продолжал ожидать приезда мужа Татьяны. Сама же Татьяна, заметно прибодрившись и окончательно протрезвев, то стояла у окна в холле, то садилась на лавочку, стоявшую там же. Никто на нее уже обращал внимание. Кое-как причесавшись, и потирая свои красивые ручки, поцарапанные на запястьях,  она была похожа на привезенную для профилактической беседы сотрудниками отделения по борьбе с наркотиками наркоманку средних лет, которую выдернули прямо из притона за варевом наркотического зелья,  благополучно  сброшенного ею в канализацию.
   

         По замешательству какого-то мужчины в военной форме на входе с постовым милиционером он понял, похоже, муженек добрался. Пока прапорщика регистрировали в журнале посетителей, он успел рассмотреть, что приехавший и есть само олицетворение советского прапорщика тех лет, прапора, прапорюги «куска» и прочих прозвищ, коими было награждено это уже не солдатское, но и не офицерское звание, а точнее сами люди, которые своим поведением его, это прозвище оправдывали. Плотный мужчина, больше похожий на старого, карикатурного вида полковника буржуина из фильма о «Военной Тайне». Вот-вот готовый лопнуть низкорослый, с крупными ощетинившимися усами, одетый в теплую куртку летного состава ВВС, в начищенных до блеска сапогах, бликами ламп играющих и ослепивших всех находящихся вокруг воровато оглядывался по сторонам. Точно настоящий прапорщик, подумал он.
   

        С отдышкой от избыточного веса, пряча  удостоверение военнослужащего в глубокий карман кителя, путаясь в одежде своими толстыми пальцами-сосисками, военный направился в сторону кабинета участковых. Он шел так уверенно, словно туда ему и было нужно. Каракато как жук, медленно двигаясь,  разводя при ходьбе ноги так, будто там, откуда они у него росли, ему что-то очень мешало, прапор вошел в кабинет участковых. Татьяна тоже увидев мужа, незаметно проскользнула в кабинет розыска, где провела всю ночь и, судя по всему, не спешила встречаться с любимым.
   

        Он, наблюдая  за всем этим, вдруг подумал, что встреча с ее мужем не будет восторженной и стал ожидать, что будет дальше. А дальше было вот что.
   Грозный прапор вдруг тепло обнялся с начальником участковых, таким же пузатым, только на две головы выше мужчиной по имени Василий Иванович Радченко. Подполковника все в отделе просто называли Иванович который гордился тем, что виртуозно матерился, делал вид, что знал все обо всех на участках, являясь самым толстым и  пузатым начальником  подразделения участковых на свете, он был одним из немногих в гарнизоне, кому дали подполковника. Случай, на самом деле, уникальный. Наверное, потому  Радченко был очень важен и крут. Иванович был на сдаче дежурства и слышал от Валентина неофициальный рассказ-байку о «трупе» обнаруженном у воинской части. Видимо зная прапорщика лучше других, он тихо и коротко пояснил ему все, что услышал у руководства. Вызвало странность то, что прапорщик после рассказа начал тереть глаза, смахивая, наверное, скупую мужскую слезу, мотая головой в стороны как бык. Спросив где она, он медленно пополз к кабинету, в котором была Татьяна.  Женщина на глазах как-то зрительно становилась меньше. Войдя в дверь и увидев жену, медленно поднимавшуюся со стула, прапорщик с поразительной и несвойственной его комплекции быстротой отвесил Татьяне такую оплеуху, звон от которой заставил прекратить все дела в соседних кабинетах, наступила тишина. Голова ее дернулась, и казалось, готова была оторваться, она упала в угол, отползая куда-то под стол скрючилась, пытаясь спрятаться. Военный прошел в глубину кабинета и спокойно поднял избитую женщину. После вдруг неожиданно обняв ее, так, что что-то в ней хрустнуло, притянул к себе, придавив  и одновременно укутав собою.
   

          Да, бабе достается, подумал он,  смотря на этот воспитательный процесс со стороны  даже не успев начать легенду об ограблении.  Так они стояли несколько минут, прапорщик моргал влажными глазами, она хныкала, вытирая грязной майкой лицо, и что-то бормотала, вроде  «успокойся, родненький, все хорошо»…


         Так вот оно, что такое  хорошо, подумал он, вспоминая стишок от Маяковского и все еще находясь под впечатлением от увиденного. Тут, неожиданно нежная встреча влюбленных закончилась и Татьяну потащили за руку как малыша, не желающего идти утром в детский сад. Через плечо прапорщик бросил ему «Спасибо сынок, береги себя». Выйдя  из помещения, военный потащил Татьяну, не обращая внимания на скудность ее одежды к какой-то диковинной праворукой японской машине белого цвета, припаркованной у здания отдела. Ну, вот и  все, вздохнул он, можно было бы не оставаться, все закончилось сравнительно благополучно.
 

         Уже по пути домой, на выходе к нему подошел Василий Иванович и, оттесняя его своим животом, прогрохотал «Видал ты, щегол  Витьку ??….» (так звали мужа Татьяны). «Вот как он ее держит, вот это мужик!!» потом погрозив кому-то кулаком, похожим на среднего размера гирю и радуясь собственным заблуждениям, Радченко пошел бродить по отделу.   Какие тут комментарии.
  Несколько лет спустя, работая уже в областном Главке, он исколесил всю область, занимаясь вопросами организации раскрытия имущественных преступлений в различных районных отделах внутренних дел. Работа ему нравилась, вот только дома  бывал мало, но это его не особо расстраивало. Находясь в очередной командировке,  проверяя  работу подразделения уголовного розыска одного из сельских районов, в кабинете начальника на столе он увидел газету  месячной давности «Военный вестник СКВО». Армейских газет он не читал даже в армии, а тут, перед совещанием пробежался по страницам, наткнувшись на любопытную статью, перепечатанную «Вестником» из «Красной звезды». Статья была  о громком судебном процессе в отношении военнослужащих тыловой службы военного округа СКВО, бессовестно разворовавших окружные склады, расположенные на Военведе. Среди проворовавшихся вояк, коррумпированность которых так смачно  расписывал в этой статье столичный журналист, ему попалась фамилия Захаров В.Т.
   

          Долго думая, что с этой фамилией было связано, он наконец-то вспомнил об этом странном  случае, который произошел у него на дежурстве, в начале его милицейской карьеры засомневавшись, тот ли это Захаров. Утром следующего дня, уезжая в Ростов, он вернулся  за газетой, спросив у руководителя местных правоохранителей, откуда у него армейская пресса. Тот сказал ему, что на территории района расположен авиационный полк фронтовой авиации, и руководство части бывает у местного главного милиционера по разным надобностям. Они то и снабжают его  армейскими печатными изданиями, правда он их не успевает читать.
    

         Вернувшись, через знакомых особистов он узнал, что прапорщик именно тот, и что он уже  получил 5 лет какого-то режима, квартиру и дачи забрали по суду, позднее реализовав их гражданам, которым они, видимо, были нужнее. Этот прапорщик оказался смышленым малым. Он, будучи уже старшим прапорщиком, удачно распродал часть техники гражданским лицам. В его ведение находились  также топливные хранилища, в которых на момент расследования уголовного дела топлива почему-то не оказалось. Наворованных средств было столько, что старшему прапорщику Захарову уже нечего было больше хотеть. Все складывалось хорошо, он собирался увольняться из армии, но уволиться ему помешала армейская контрразведка. Конечно, он не один занимался реализацией  излишков армейского имущества, проявляя чудеса военного маркетинга и менеджмента, но из военных, занимавших более высокие должности,  сел он и подобные ему исполнители, более солидные начальники еще до процесса вдруг стали болеть, пропадать без вести вешаться и стреляться. А что же с Татьяной, о ней было известно, что после суда она уволилась из армии и стала работать домработницей у одного всесильного генерала, оказавшегося собственником большей части коммерческой недвижимости, расположенной в районе Военведа. Когда-то, очень понравившись генералу, а теперь оставшись одна,  чувствуя опеку и заботу стареющего военачальника, сделавшего ей хорошую пенсию и не захотевшего отпускать от себя эту маленькую приятную женщину, она стала действенно помогать отставному военному, а теперь уже политику в ведении дел не только домашних. 
 

          Как-то вечером, заглянув в одно из популярных кафе на Военведе, он с коллегами, уставшими за день от исполнения бестолковых заданий по установлению неизвестно где скрывающихся экстремистов и террористов, ужинал  и   «делился своими творческими планами». Подвыпившая компания подростков, подогретых энергетиками и беспричинно орущих друг на друга на улице у кафе, медленно переползла в заведение, создавая тихим летним вечером ненужный шум. Еще не усевшись за стол, один из них упал, сломав стоявшую у окна вешалку, одновременно разбившую крупное зеркало, выполненное в старинном стиле. На шум вышедшие представители администрации кафе быстро отрезвили паренька, озвучив примерную стоимость причиненного ущерба. Компания быстро стала редеть, оставив виновника в заложниках у охранника кафе. Ждали директора.
   

         Уже закончив ужин и собираясь расплатиться с обслуживающей  их стол официанткой, он увидел,   как в зал вошла невысокого роста женщина, стильно одетая в дорогое бархатное платье черного цвета, выше колен. На ее маленьких  ножках  красивые темные сабо на шпильках поблескивали стразами. На шее было небольшое колье, которое она, то и дело поправляла ухоженными руками с причудливо разрисованными длинными ногтями. Приятный запах парфюма чувствовался  сквозь густо перемешанные запахи сигарет и кухни. «Это наш директор» -  искренне улыбаясь  сказала официантка. Женщина обернулась и от неожиданности у него выпали купюры из рук. Это была Татьяна, но как она была хороша! Аккуратный салонный макияж придавал женщине, которой уже было за пятьдесят ту красоту, что наступает у женщин в зрелом возрасте, и когда они не жалеют средств, чтобы выглядеть еще моложе, а достаток им это позволяет. То спокойствие, которое она излучала всем своим видом, говорило, что у женщины все в порядке. Никаких излишеств. Короткая темная стрижка очень шла ей, уменьшая и делая ее лицо кукольным. Спадающие локоны, темнота ресниц, серебристость век и бледность лица, а с ними  сочность вишневой помады на губах и серые глаза придавали холодность этой красоте. Серьги  бриллиантовым блеском мягко отсвечивали в приглушенном свете помещения. Пройдя мимо него она, на минуту остановилась взглядом,  будто что-то вспомнив, и  спокойно, с достоинством проследовала через зал дальше, к своему кабинету.
   

      Эта встреча, спустя много лет, напомнила ему еще раз о том, что мир тесен. А все происходящее-это не что иное как странности любви, любви, в которой он, видимо, так ничего и не понимал…..

10.06.2015г.