Июньское печальное

  1988 год, июнь 18-е. Экзамены, жара, тополиный пух. От пуха на время экзаменов заботливые мамы прикрепили канцелярскими кнопками полотна марли на окна школьных кабинетов. Букеты пионов на столах экзаменаторов, шпаргалки, свёрнутые гармошками, предвкушение выпускного вечера. Покупка платья, босоножек для праздника, разговоры о будущем поступлении. Любовь, задурившая мне голову, прогулки  до одиннадцати часов вечера, родители блюли меня строго.

 Субботний жаркий вечер, родители и брат на Волге с ночевкой, бабушка ушла играть в лото к родственникам. Я обляпала губнушкой Серёгину жёлтую рубашку, пришлось идти ко мне домой. Он стирает, я в безделии слоняюсь по квартире. Телефонный звонок.

 - Жанна, а взрослые кто-нибудь есь?
  Как будто я не выпускница школы.
 - Это дядя Владик. Жанна, дедушка умер.

  Куда-то делась из рук трубка, растерянное лицо Серёги. Мы несёмся за бабушкой. И отец ещё даже не предполагает на своей лодке, где-то посреди Волги, что дедушки больше нет.

 Бабушка сидит с другими пожилыми дамами за столом в центре комнаты, окна раскрыты, шевелятся занавески, птицы орут за окном. Я не могу говорить. Как только вижу бабушку, начинаю рыдать. Я ещё не знаю - каково это, терять самых близких людей. Мне подают воду и зубы отвратительно стучат по фарфору.

 Потом мы с бабушкой возвращаемся домой, она берёт сумку и едем в центр города.
 
 Дверь в квартире приоткрыта. Так положено, когда в доме покойник. Я не могу сразу пройти в комнату, потому что боюсь того, что должна увидеть. Потому что этого не может быть. Я стою, прижавшись к прохладной стене, а в комнате разговаривают мои бабушки, сёстры бабушки Клавы.

 Я плачу и нос уже распух. Кто-то вышел и спросил, почему я не прохожу. Я не могу переступить порог комнаты. Но всё-таки делаю это.

 Дед до странного прямо лежит ногами к двери на досках. Он очень торжественный, уже приготовился в последний путь. Костюм, галстук в серую и синюю полоски. Когда только успели нарядить. Всё сделали бабушка и её сёстры. И ещё одна, пришедшая с ними женщина, которая ходит обмывать покойников.

 Близко я не подхожу. Не могу. Не могу и смотреть на дедушку, на его лицо, потому что он умер и уже никто не назовёт меня "Жинулькой", почему-то у него именно так и звучало моё имя.

 Потом с бабушкой Тамарой мы едем домой. Я почти не спала. Мне было страшно. Это первая потеря, первый родной покойник. Я буду бояться ещё один раз. После страх перед мёртвыми ушёл навсегда.

 Они могут посещать меня во сне, могут, пока тело ещё не предали земле, заходить попрощаться. Я всегда это чувствую. Пожалуй, только отец не простился со мной и где была его душа сорок дней, я не представляю. Остальные вздыхают, хлопают моими форточками, прощаются. И пусть, если им хочется проститься со мной.