Мужские фрукты...

Старенькими они уже стали...
Что ж, годок за годком, годок за годком...
Просеиваются, как песок между пальцами. Не удержишь.
Да и все их ровесники - на глазах, а потому незаметно,
старятся. Эта метаморфоза с ними происходит как-то
подспудно, длительно. Сединка к сединке прибавляются,
морщинка к морщинке.

Если бы только внешне менялись!
Привыкнув к долгим внутренним размышлениям
бессонными ночами или за различными поделками,
старики не замечают, что в разговоре часть информации оставляют
в себе, а часть, иногда совсем незначительную, и
чаще незначимую, выдают собеседнику.

Как тут понять, о чём он говорит, что подумал
и к чему это, сказанное, ... прилепить...

Бредут на огород Иван да Марья. Полоть пришло время.
Картофельные кусты радуют глаз: стебли толстенькие,
крепенькие! Листва налилась особенным, зелёно-ядовитым
цветом.

Второй раз прополят, потом окучат повыше,
вот и всё. К сентябрю надо будет лишь выкосить ботву и -
копай, не ленись.

...Любят они картошечку-то выкапывать. Это же игра
настоящая! Правда, тяжёлая, трудная. И с каждым годом трудней.

Но как интересно: копнул и вытащил на свет чУдные
картофелины. Сколько их штук?! Какой величины?!
А бывают и чудеснейшей формы... эту в сторонку
отложил, соседям показать, детям, как приедут,
да внукам.

Вслух они этого не говорят, конечно, думают про себя. Лишь изредка
кто-то из них протянет руку, указывая на особо удавшийся кустик, а второй
неопределённо-восхищённо протянет:

- Дааа...

 И вот пришли. Водичку в какой-никакой холодок пристроили.
За дело принялись. ПОлят, полят.
Солнце всё выше, выше. "Эх, - думает дед Иван, -
зря я на простоквашку-то налегал. В животе всё ходуном
ходит, бурчит, переливается".

Бабка Марья помалкивает. У неё в голове спокойно
 и в животе тихо...

Солнце припекает, уставать стали. К усталости раздражение
тут же примазывается.

- Дед, полИ как следует, сор-то землёй не заваливай! -
это бабка первая не выдерживает. Её спину уже давно заломило,
пЕкло  нестерпимое. Пить хочется всё сильнее, а куда уж пить,
и так всю раздувать начало...

- Будешь приставать - одна на огороде останешься.
Я тебя не таскаю за собой дрова колоть... Тебе
всё не так, - огрызается дед. Но и сам понимает,
что на живот свой отвлёкся, не замечает, что у него
под тяпкой творится.

Бросил он тяпку и пошёл в тернячок,
что в небольшом отдалении.

Глядит ему вслед Марья, хотела крикнуть что-нибудь,
да смолчала: последние силы бережёт, а то уж нашла бы,
что сказать.

А дед в холодке приспустил штаны, присел, а сам рукой
шарит...уж и сзади достаёт - травку помягче наискивает...
чтоб в пучок её свернуть.
Вдруг рука нащупала что-то странное, твёрдое. Изловчился
дед, оглянулся (встать-то уж не может - "запруду"
прорвало!).

Мать честная! Гнездо! Кладка! Несушка чья-то, а может и не одна,
нанесла яиц.
(Ой! "Яиц" - слово очень неприличное!
Раньше при светской даме произнеси его - она в обморок
брякнется! Ведь говорили так: КУРИНЫЕ ФРУКТЫ!)

 Да и самой несушки нет пока, не высиживает. Значит,
ещё будет приходить и нести. (Вообще-то под наседку
подкладывают для высиживания двадцать одно...  один...куриный фрукт).

Доделал дед в ускоренном порядке свои дела и трусцой
к бабке, с новостью.

А бабка-то уж из себя выходит: и что он там долго так? А может,
злыдень, совсем ушёл, обиделся на замечание? Хоть иди за ним.

- Марья! Я щас присел там под кустиком - живот скрутило.
Глядь(!) - а сзади у меня - яйца!!!

Лопнуло на него терпение  Марьи, взъярилась она:

- Что ж ты прожил век, а не знаешь, что это называется...
называется... мужские фрукты! Вот как называется! 
И каждый раз, как ты приседаешь, твои...
мужские фрукты...  у тебя сзади оказываются!..

Не обиделся дед на бабку: вон какую нежность,
какую честь она его мужскому достоинству оказывает -
фруктами называет!..

А бабка собой довольна: и как сокрепилась, чуть
сухофруктами его гордость-то не обозвала...
смерть как обиделся бы старый. О!-хох - ошеньки...