Лишь руку протянуть. 15. Сутки на пороге ада...

                ГЛАВА 15.
                СУТКИ НА ПОРОГЕ АДА…

      Едва Вероника нервно задышала, вскочил на кровати, встал на колени, готовый броситься на помощь или к Сноу. Не успел даже выбрать – рухнул сверху на исходящую безумным криком девушку, прижал мощным телом профессионального спортсмена-атлета, не думая ни о чём. Лишь одна мысль билась в загоревшейся от волнения голове: «Не дать потерять малыша!» Подумав, тут же крепко зажал большой широкой ладонью девичий рот, не позволяя звуку вырваться наружу, немилосердно стал перекрывать пальцами воздух, чтоб остановилась в элементарном страхе за жизнь, приблизил губы к уху и начал быстро говорить, не совсем и сам понимая смысл:

      – Тихо! Тише! Не кричи так, милая. Не нужно, – прижался головой к виску, не ослабляя веса ни на унцию. – Опомнись, прошу! Ты же не хочешь его убить? Ответь: он нужен тебе? – попытался поймать взгляд безумно вращающихся синих глаз, залитых слезами. – Вспомни же! Вспомни… Это дитя желанно? Ты его хотела? Ника!

      Рывком сел, вжал тощее дрожащее в крупной дрожи тельце спиной в торс, продолжил допрос, стараясь пробиться в затуманенное сознание несчастной.

      – Он такой маленький… Не убивай сына, родная! Спаси его! – поняв, что не слышит, закричал со всей силы, встряхивая безумицу. – Хочешь стать детоубийцей?! Возненавижу тебя за это первый, так и знай! Я итальянец, не забывай! Мы не убиваем детей, даже если они зачаты вне брака! Все имеют право жить! – странные слова подействовали, как ни удивился. – Мадонна посылает их в наш мир, и ни ты, ни я не вправе решать за Богоматерь! Не губи дитя, любимая…

      Стал медленно ослаблять дикую хватку ручищ; одну оставил в районе бёдер девочки, вторую поднял и положил на её тонкое слабое горло, не давая кусаться и мотать головой из стороны в сторону, сжал мягко и… опасно.

      Дёрнулась, затихла, стала часто дышать, вцепившись в его руки ногтями.

      Не сдался, не отпустил, понизил голос до шёпота.

      – Он знает? Ответь.

      Покачала головой.

      – Хотел?

      Подумав, кивнула.

      – Сообщишь?

      Вновь зарыдала.

      Сильно встряхнул.

      – Молчать! Не смей плакать! Отвечай на вопросы!

      Давясь, еле справилась со слезами, лишь невольно их роняя.

      – Почему не хочешь сообщить? Женат?

      Помотала головой, заскулив.

      – Объясни, милая. Мне не догадаться, ты же понимаешь. Найди в себе силы, поговори со мной, прошу, – повернул к себе лицом, прижал к груди, целуя голову. – Ну, тупой я. Качок. У нас мышцы разум заменяют, знаешь же.

      Дёрнулась в смехе-всхлипе-плаче.

      – Расскажи всё. Я пойму правильно. Отец крепко мне промыл мозги, поверь. Он в чём-то замешан? Политик? Мафия?

      Посмотрев мутными, несчастными глазами, покачала головой, не справившись с новой волной голубых слёз.

      – Он оказался банальным козлом?

      – Умер…

      – Что? Повтори, родная… Я что-то не так услышал…

      – Погиб! – замотала головой, зарычала в исступлении.

      Ошарашенно смотря на мертвенно-бледное личико, заметил, что из носа Ники хлынула кровь. Быстро зажал пальцами, поискал что-нибудь из ткани, жестом заставил держать нос саму, кинулся в ванную за аптечкой. Стал оказывать помощь, смастерив тампоны из бинта, смоченного в перекиси. Сорвался к холодильнику, схватил лёд, завернул в полотенце и приложил к переносице девушки. Вздохнул: «Ничего себе!», с тревогой глядя на перемазанное кровью лицо.

      – Что будешь делать? Сохранишь? Его родителям сообщишь? Они имеют право знать о внуке, – заговаривая, вытирал следы, менял тампоны, приглаживал взмокшие волосы, тепло заглядывая в глаза. – Что будет с карьерой? Сможешь совмещать? – покачал головой, усмехнулся. – Прости глупца. Конечно, на все вопросы ответ один – «да».

      – Нет родителей. Уже нет…

      – Поздний ребёнок? Ясно, – порадовался, что кровь почти прекратилась. – Вставай, в ванную пойдём, – осторожно подняв, взял на руки.

      Прошёл к умывальнику, помог умыться и почистить зубы. Вернул на кровать, накрыл одеялом, прибавил тепла на регуляторе.

      – Пока ни о чём не думай. Постарайся уснуть. Вам нужны силы. Обоим. Не забывай об этом впредь: ты не одна, – постоял над ней, склонился, поцеловал в лоб, уловил безмолвный вопрос. – Позже. Спи. Потом поешь и поговоришь. Отдыхай, – подошёл к окну, пультом закрыл портьеры. – Я посижу рядом.

      – Спасибо, Банни.

      Через несколько мгновений уснула.

      В номере повисла тишина.

      Парень смотрел на кровать, а в голове гулял ветер. Мысли куда-то улетучились, дав волю пустоте, что становилась всё холоднее. Передёрнулся, лёг на диване, закрыл глаза и постарался тоже уснуть, но так и не смог изгнать из крови адреналин – испугался не на шутку её истерики. Столько их видел уже, но эта ни в какое сравнение не шла! Было по-настоящему жутко. Страшился, что Ника прямо на его руках потеряет ребёнка и умрёт! Дико боялся и того, и другого.

      Вздохнув, сел. Взгляд остановился на тесте. Взял приборчик, грустно посмотрел, подумал и спрятал его у себя в вещах. Постояв возле сумки, достал сотовый и беззвучно вышел в коридор.

      – Алекс? … Она у меня в номере. … Не совсем. Так получилось, что я догадался. … Да. Ну, и пришло неожиданное решение – тест. … Не кричи! Не планировал! Само собой всё сошлось! … Да, пришлось трудно – сам чуть не свихнулся. Справился. Случалось в подобных ситуациях быть. … Да-да, ушлые подружки концерт устраивали и с тестами фокусы тоже – научен, – протяжно выдохнул, не зная, как сказать дальнейшее. – Алекс… устрой нам билеты на ближайший рейс в Торонто. Домой. Я лечу с ней. Буду просить руки их дочери. … Нет, не шучу. Давно хотел этого. Теперь есть уважительный повод поторопиться – наш ребёнок. … Нет, не сошёл с ума, а прозрел и повзрослел за эти пару часов. Наверное, подобного хука ждал – мощный такой допинг получился!

      С опаской, тихо рассмеялся, качая головой и ероша волосы рукой. Послушал вопросы, помедлил с ответом.

      – Нет, ещё с ней не говорил. … Не сомневаюсь, что будет бушевать, драться и обзываться!

      Улыбнулся, покосившись на дверь номера. Отошёл к окну, стал смотреть с высоты на город и окрестности.

      – Справлюсь. Сам такой же невоздержанный и буйный. … Мы предназначены друг другу с детства, и оба это знаем. Наследственное, наверное, – помолчал, слушая наставления и советы. – Спасибо. Проснётся, будет голодна. … Не думаю. Сама этого должна захотеть. Пожелает, позвонит тебе. Дай ей время разобраться и подумать. … Знаю и помню об этом, поэтому не оставляю одну. … Конечно. Слишком много всего свалилось на неё. Не всякий мужик способен такое вынести. … Нет, молчит. Знаю лишь суть: растить будет одна. … Вот и хочу стать для них всем. Нахальное желание, скажешь? – посмеялся с собеседником, погрустнел, вздохнув. – Приложу все способности. Жаль, наши профессии этому не слишком благоприятствуют. Значит, будем прилетать друг к другу на маршруты. Мы в точности повторяем судьбу родителей. … Спасибо за всё, друг…

      Неслышно зайдя обратно, поднял трубку внутреннего телефона, тихо заказал диетический обед на двоих в номер через два часа. Подумав, закрылся изнутри на ключ и с ним пошёл в душ, приоткрыв дверь ванной, прислушиваясь к звукам.

      Повезло, не проснулась.

      Выйдя, на цыпочках подошёл к кровати, лёг с другой стороны и смотрел на девочку, пока не уснул.


      Очнулся от того, что почувствовал взгляд: кто-то смотрел долго и пристально. Слегка приоткрыв глаза, понаблюдал, подглядывая невольно.

      Ника лежала на диване возле окна, портьеры были раздвинуты, тусклый свет пасмурного дня слабо освещал полуобнажённую фигурку. Лежала на животе, нервно кусая пальчики правой руки, и задумчиво продолжала смотреть на кровать. Полежав, села, поджала колени к груди, долго прижимала руки ко лбу, опираясь на коленки локтями, видимо, борясь с отчаянием. Вытерла безмолвные слёзы, вздохнула, прошлёпала босиком к столу, набрала номер и позвонила Сноу. Говорила тихо, коротко, больше слушая опекуна. Сказав напоследок «подумаю», положила трубку, замерла в нерешительности. Вещи свои так и не надела, оставаясь в коротенькой сорочке.

      – Замёрзнешь, Ники, – Банни окликнул, привстал на постели. – Иди ко мне, погрею и будем вставать – скоро обед привезут.

      Подчинилась, прищурила глаз, решилась и юркнула в тепло, прижалась холодным тельцем и застывшими ногами-руками, вызвав смех и радостную возню.

      – А одеться было лень? Халаты и тапочки в ванной, да и в шкафу пижамы, – мягко выговаривал, целуя голову, шею и плечи озорнице. – Обедать будешь в своих вещичках?

      – Им пришёл конец. Шоколад в мюсли был. Не успела…

      – Не беда. Сноу привезёт позже. В моих походишь, – рассмеялся.

      Расшалился, целуя спинку в россыпи веснушек. Бархатистая, как лепесток фиалки, кожа сразу свела с ума. Приник смелее, руки обняли сильнее и откровеннее, но вынужден был остановиться, когда показала через плечо кулачок. Поцеловал его несколько раз, прошептал виноватое «прости», повернул её к себе лицом и вжал с любовью и нежностью, касаясь губами глаз, щёк и подбородка. Губы не посмел тронуть, не совсем владея собой. Вздохнув, решил вытащить обоих из постели.

      – Ну, поищем, что надеть?

      – Не проблема. Дай телефон.

      Взяла трубку, лукаво покосилась, сверкнув синью.

      – Коктейльное платье, туфли и визажиста, пожалуйста, – продиктовав размеры, вернула телефон. – Через полчаса буду в полной готовности.

      – Так нечестно! – взревел, набрал этот же номер. – Смокинг с рубашкой и туфли…

      Как только продиктовал размеры, вызвал этим гомерический хохот Ники. Показав ей кулак, положил трубку.

      – Боюсь, до завтра не найдут таких размеров! – проворчал и фыркнул от смеха.

      Расхохотались вдвоём, рухнули вновь на постель, не в состоянии остановить этот балаган.

      – Ты-то Дюймовочка, тебе хорошо, а на громил нынче не шьют, похоже…

      Вскоре в номер деликатно постучали.

      Эсти пришлось слететь с кровати и, накинув халат, открыть.

      На пороге стояли штатные костюмер-модельер, визажист лучшего салона с помощниками и оборудованием.

      К удивлению парня, костюм нашёлся, как и рубашка к нему. С обувью только повозились долго – высокий подъём стопы клиента заставил понервничать служащих.

      Пока занимались хозяином, над Вероникой колдовал визажист – молодой парень французской внешности: высокий, худой, с изящными чертами лица и красивой стильной стрижкой на голове. Руки были трепетны и умелы – через полчаса и макияж, и причёска были безупречны.

      – Что из драгоценностей предпочитаете, госпожа? – голос мастера был мягок и высоковат.

      – Они в другом корпусе. Чем можем заменить?

      – Лишь яркими акцентами на лице и маникюре. Искусственные ресницы отвлекут внимание от пустых ушек, яркая помада – от груди, затейливый маникюр – от голых запястий и предплечий.

      Тонко улыбнулся и быстро выполнил задуманное. Осмотрел маникюр, удовлетворённо вздохнул и наклеил на ногти по капле кристаллов Сваровски. Завёл Нику за створку шкафа, быстро переодел в выбранное ею платье.

      Оно было серое, из лёгкой шелковистой жатой ткани, с оголёнными руками, плечами и спиной, с фигурно перекрученной бретелью в виде петли на шею. Грудь от такого скручивания казалась больше и привлекательнее.

      Осмотрев клиентку со всех сторон, кивнул и вернул в комнату.

      – Осталось выбрать обувь, госпожа.

      Осмотрев модельный ряд, указала на чёрные лодочки.

      Взяв их в руки, задумался, посветлел лицом и наклеил те же бриллиантовые капли в виде дорожки от выреза до мыска. Получился настоящий шедевр, что подтвердили коллеги и клиенты: устроили маэстро овацию! С достоинством поклонившись, обул девушку, «погладил» лицо выразительными глазами истинного ценителя прекрасного и быстро вышел, жестом увлекая за собой и команду.

      Как только они уехали на лифте, тут же показались официанты с заказанным обедом.

      – Так… приглашу-ка я Сноу. Ты не против?

      Ника, подняв чудесные, волшебные глаза на ошалевшего Банни, светло улыбнулась ему, кокетливо прикусив губу.

      Кивнув в согласии, слов не нашёл – онемел.

      – Спасибо.

      Позвонив Алексу, дополнила заказ от ресторана, оговорила детали сервировки и пригласила в номер сомелье. Быстро разобравшись с обслугой, покинула комнату.

      Под руку с Эсти пошли вниз, в вестибюль.

      Нежно улыбалась и по-доброму забавлялась смущением великана – был не в своей тарелке, волновался до дрожи.

      Постояльцы оборачивались на красивую колоритную пару, служащие приветствовали их уважительными поклонами, менеджер вызвался сопровождать.

      Так и встретили своего опекуна: величавая, потрясающе красивая Вероника, в чудесном дизайнерском платье в пол, и гигантский, мощный, живописный Эстебан в безупречном смокинге, который носил с достоинством истинного джентльмена.

      Немного поодаль находился служащий, деликатно указывающий суетливо снующим жильцам дорогу в обход пары, направляя то к стойке, то к бутикам в углу, то к лифтам, отвлекая любопытных зевак вопросами или справочной информацией. Едва заметив, что кто-то пытается сфотографировать загадочную пару, окриком останавливал, взывая человека к совести и деликатности, выразительно осуждающе качая головой.

      Сноу не задержался долго, что не позволило вызвать нездорового ажиотажа среди жителей и гостей города и штата.

      Минут через десять он вошёл в прозрачные двери корпуса отеля, тут же увидел их группу, улыбнулся и подошёл с восхищённым и восторженным лицом. Был в дорогом брендовом костюме от английского дизайнера; в манжетах сияли крупные бриллиантовые запонки, на запястье красовались неприлично дорогие часы известной марки.

      «Ходячий представитель фирм для рекламы. Амбассадор, да и только», – тихо фыркнула Ника.

      Величественной, мягкой походкой приблизился к молодой паре, замер.

      – Понятно, что за оживление чувствуется вокруг, – склонившись, поцеловал руку Нике, пожал лапищу Эсти, кивнул служащему. – Да уже за этими дверьми царит нервозность и суета! Все перешёптываются и утверждают, что в отеле остановилась именитая звезда Голливуда с бойфрендом!

      Взяв девушку под вторую руку, осмотрел с высоты роста, как-то дрогнул лицом и глазами, поражённо покачал головой.

      – Они правы, чёрт возьми. Ты ею и являешься, милая. Элита мировой богемы.

      Держа даму под руки, мужчины увели её из вестибюля, не обращая внимания на вспышки камер сотовых телефонов, планшетов, смартфонов и айфонов – неистребимая тяга быть и знать первыми. Это неизбежное зло было неискоренимо, как и людская жажда к сенсациям и сплетням.


      – …Эээ… Вероника, – Алекс замер и повернул лицо к девушке, которая о чём-то тихо шепталась с Эсти. – Я точно тебя не раздражаю дымом? Может, мне пора убраться в свой курящий номер?

      Тепло смотрел на красавицу, сияющую такими неповторимыми глазами в густых роскошных кукольных ресницах.

      – Как твоё самочувствие?

      – Сносно. Не переживай. Странное дело, понимаешь?

      Улыбнувшись извинительно парню, покинула его и села возле мужчины у стола, заставленного посудой и остатками пиршества.

      – Организм словно ждал этого – когда узнаю, пойму, догадаюсь. Стало легче, будто силы прибавилось, как подушка безопасности раскрылась, представляешь?

      Глаза светились потаённым счастьем, не просто очаровывали, а откровенно убивали синевой.

      – Даже слёзы отступили, больше не накатывает ощущение, что стою на краю ада и смотрю в пылающее чрево, – пожала обнажёнными плечиками, склонила черноволосую головку влево. – Теперь другая проблема нарисовалась, – рассмеялась, вспыхнула румянцем на впалых щеках, покосилась на улыбающегося Банни. – Хочу всего и сразу, и в данную минуту и всегда, не взирая на день и ночь, на лето и зиму… – хохотала открыто и заразительно, – того и этого, и не того и не этого, и вообще, сама не знаю чего, но обязательно и всенепременно – умру без него!

      Оборвала смех, странно посмотрела на сигару в руке Алекса.

      – Даже не думай, – посерьёзнел, построжел, нахмурился. – Старайся всё-таки отделять котлеты от мух, а? Думай о целесообразности и пользе, а не об удовлетворении дурных желаний…

      Пропустив его слова мимо ушей, протянула руку, взяла кулак мужчины и притянула сигару ближе. Потянула носиком аромат, задумалась, сморщилась, вернула на место со вздохом и презрительным «гадость». Помедлив, взяла бокал коньяка, стоящий возле руки опекуна, поднесла к лицу, понюхала, довольно хмыкнула, пригубила. Подержала во рту, резко побледнела, торопливо выплюнула напиток в подставленный парнем стакан. Вдохнула пары, задохнулась, поспешно заела поданной Банни клубникой, попыхтела, выдохнула с протяжным «фууу…».

      Мужчины понимающе переглянулись и беззлобно рассмеялись.

      – Полегчало?

      Эсти сел рядом, поцеловал плечи, сочувственно заглянул сбоку в виноватые глаза, погладил рукой по спинке, вызвав трепетную дрожь и смущённый укоряющий взгляд.

      – Больше желаний не возникло? Не пора ли прогуляться по улице?

      – Не советую, дорогие.

      Алекс загасил сигару, убрал следы курения, пошире открыл створку окна, на полную мощность включил кондиционер и озонатор, позвонил в ресторан, вернулся на место, взял мятный коктейль и стал пить, задумчиво глядя на притихших молодых.

      – Метель настоящая за окном. Здесь не слишком заметно – корпус стоит другой стороной к ветру, а на той стороне сущая свистопляска! Боюсь, пацанам достанется от тренера! – посмотрел на парня. – Оторвётся он на них! Все соки и жиры выжмет! Не пора спасать? Не устроить ли вечеринку?.. – не договорил.

      Оборвал предложение под предостерегающим взглядом Банни. Поднял брови, неуловимо спросил: «Не поговорил?», увидел незаметное покачивание головы, вздохнул.

      – Хотя… пусть их. Дурную кровь разгонят, на девочек не будет сил. Меньше чувственных мыслей в шальных головах задержится! – веселился, любуясь ребятами, умерил смех. – Не провожайте. Пойду, есть дела, – глубоко заглянул в глаза парня. – Твою просьбу помню, работаю в этом направлении.

      – О чём это вы? – Ника вскинулась.

      – Нам нужно поговорить, родная, – остановил её Эсти, удержав попытку проводить вставшего опекуна. – Есть разговор.  Останься.
      – Буду ждать твоего звонка, – бросив через плечо, Алекс тихо вышел из номера.

      – Ну?..

      Нетерпение подмывало её, порождая зуд и желание то ли подраться, то ли заняться любовью. Ругнув себя, спрятала возбуждённые сияющие глаза.

      – Не торопись, милая. Сейчас придут люди, уберут бедлам, освободят нас от необходимости отвлекаться. Давай, выйдем в холл, там подождём.

      Накинув ей на плечики свою кожаную куртку на меху, обнял и вышел, едва не столкнувшись с тремя официантами с тележками – приехали наводить порядок. Пока они гремели посудой и бокалами, тихо переговариваясь, пара прошла к нише эркера и села в кресла.

      – Вовремя мы сбежали.

      Банни мягко целовал тонкие пальчики любимой, лаская и грея, любуясь свежим личиком и приятно полинявшим макияжем, который стал ещё прелестнее и естественнее.

      – Ты самая красивая девушка, которую я видел, Ника.

      Приложил её ладони к лицу и глазам, страшась, что выдадут откровенную мысль: любить сию минуту. Почувствовал, как склонилась, прижалась лбом к его голове, поцеловала короткие волосы, вдыхая аромат, касаясь носиком, шаля им.

      – Я люблю тебя, ты знаешь? – прошептал в девичьи ладони, не решаясь открыть пунцовое страстное лицо.

      Замерла, притихла, сердечком громко стукнула.

      Почувствовал это всем телом!

      Кивнула, сильнее прижавшись губами к его лбу.

      – Это не блажь, поверь. Дэйзи была наваждением, понимаешь?

      Помедлив, кивнула вновь.

      – Теперь я понял, почему так сходил по ней с ума: чтобы дождаться и увидеть тебя. Ты – её воплощение и моих грёз. Всё сошлось воедино там, на празднике. Мне потребовалось время, чтобы разобраться во всём, разложить по полочкам, пронумеровать: что реальность, а что – наваждение, морок, который скрывал правду так долго. Отпуск в Титоне хорошо помог.

      Невдалеке деликатно кашлянул старший официант.

      Этот знак заставил Эстебана взять себя в руки, совладать с лицом и чувствами, встать, подойти.

      – Всё готово, господин. Когда доставить коктейли и смеси для госпожи? Повар всё приготовил. Там же презент для неё. Сказал, что это его личный рецепт, семейный, домашний, – смущённо улыбнулся, не смея даже искоса посмотреть в сторону эркера.

      – Если можно, часа через два. Мисс устала, нужно отдохнуть. Благодарим всех за обслуживание и внимание.

      Эсти уважительно пожал руку смутившемуся парню и отпустил к коллегам, которые терпеливо ждали у раскрытого грузового лифта.

      Проводив глазами служащих, осторожно поднял с дивана девушку, повёл в номер, облегчённо вздохнул, застав идеальный порядок и чистейший воздух – ни пылинки, ни крошки, ни ароматов пищи, лишь горный лёгкий кисловатый озон.

      Сбросив с неё куртку, подвёл к кровати, снял праздничное платье, натянул пижаму.

      Всё сделал так быстро и умело, что опешила и онемела, не находя слов даже для насмешки. Что-то в лице Банни остановило, предостерегло, что ли? Села на край кровати, подождала, пока сам стремительно переоденется в похожую пижаму, сядет рядом, сосредоточится для дальнейшего разговора. Не дождавшись, решила помочь.

      – Тебе потребовалось время, чтобы всё понять…

      – Ника, – повернулся побледневшим лицом, какими-то остановившимися глазами посмотрел в душу, – выходи за меня замуж. Срочно. В ближайшие недели.

      Онемела, окаменела, заледенела, застыла айсбергом-изваянием, стала невыносимо далека и чужда, отодвинулась душой куда-то недосягаемо высоко, замкнулась на тысячу замков, развела костёр до небес вокруг – не дозовёшься, не докричишься, не дотянешься, не долетишь, не прорвёшься и мыслью.

      В номере повисла могильная тишина, только звуки из коридора едва пробивались в это арктическое безмолвие.

      Пытаясь привести её в чувство, встал на колени. Опустившись на пол, взял руки и стал целовать каждый пальчик, сантиметр, покрывал вуалью чувственности неповторимую бархатистую кожу, любил каждый волосок и веснушку, надевал невесомые перчатки истинной любви и преклонения, раскрывая и разрывая душу.

      Ника не реагировала, не моргала, почти не дышала.

      Отчаявшись расшевелить, вновь сел рядом и просто стал раздевать, всей душой надеясь, что этим хоть что-нибудь разбудит.

      Что ж, разбудил – тигрицу.

      Он этого даже ждал, предвидел и истерику, и поток брани, и агрессию. Теперь сжимал её в крепких руках и шептал на ухо о ребёнке, его здоровье, напоминал, во что может обойтись ей самой эта глупая вспышка.

      – …Я никудышный переговорщик, любимая, пойми. Не те образование и знания. Мне не хватает слов, чтобы убедить тебя в моей правоте, – стискивал тельце, сажая синяки, упирался в голову, предупреждая удар или рывок в сторону. – Да всё я знаю о себе, не напоминай. Сознаю, что совершенно недостоин тебя. Я ведь никто. Мальчик из бедной мексиканской семьи.

      Замерла, перестала буйствовать, напряглась, повернула залитое слезами и потоками туши лицо, покачала головой.

      – Не жалей. Не надо. Что меня нашёл настоящий отец, было самым большим везением в жизни. Спасибо твоей матери. На большее не смею и надеяться.

      Успокоилась, глазами укорила, высвободилась из рук, повернулась, грустно погладив его лицо дрожащими от усталости пальцами.

      В ответ омыл обожающим взором её душу.

      – Позволь же, любимая, помочь тебе и стать отцом малышу. Негоже ему быть безотцовщиной! Молю, предоставь такую возможность – дать ребёнку фамилию, отчество и… уважение, – положил руку на её губы, когда попыталась возразить. – Конечно, справишься, не сомневаюсь! Ты умница, и станешь одержимой матерью, как твоя мать. Знаю всё, – с ужасом понял, что проигрывает эту схватку. – Я предлагаю тебе душу и сердце, любя бесконечно. По-настоящему. Нет в этом чувстве ни грамма фальши, расчёта, покровительства или превосходства.

      Притянул к себе, обнял, уткнулся в рассыпающуюся причёску лицом, едва сдерживая леденящее отчаяние и слёзы бессилия.

      – Разреши любить вас: тебя и сына. Стать частью. Умоляю, не откажи… Не оттолкни…

      – Я не стану губить тебе жизнь, Банни. И дело не в ребёнке, а во мне. Я превращу твою жизнь в ад изменами и капризами. Ты этого не заслужил. Живи свободно, играй, завоёвывай медали, влюбляйся в поклонниц-фанаток, радуйся успехам. Без меня. Я не создана для семьи, пойми. Что поделаешь – богема. Услышь меня, родной.

      Почувствовала, как задрожал, застонал, закричал беззвучно диким зверем, как не смог сдержать силы рук, стиснув её до предела. Терпела, пока приходил в себя.

      – Я не хочу тебе судьбы твоего отца. То, что ему пришлось пережить с мамой, тебя бы сломало. И сломает. Потому и говорю эти слова сейчас. Мой ответ «нет».

      Едва услышал, сорвался в глухой плач, сжимая Нику в руках, мотая головой, пряча в женских волосах мокрое лицо.

      Держалась из последних сил, почему-то чувствуя его боль, как свою, всё сильнее: перехлестнула калёной колючей проволокой тело, впилась коваными гвоздями в голову, пронзила огненной спицей судорог ноги и руки.

      – Эсти… – успела прохрипеть и обмякла в беспамятстве, повиснув в руках.

      Потрясённый, сжал эмоции в кулак, затолкал в сердце чёрный ком горечи и безнадёги, положил Нику на постель, расправил руки и ноги. Кинулся к аптечке, трясущимися руками вскрыл ампулу обезболивающего, набрал в разовый шприц и сделал укол в её бедро. Раздавил нашатырь прямо в упаковке и несколько раз поднёс её к носу, приводя в сознание несчастную.

      Очнулась не сразу, застонала, долго не могла пошевелиться – онемело тело.

      Осторожно стал снимать искусственные ресницы, стирать влажными салфетками испорченный грим, разрушил причёску и старательно причесал, профессионально массируя кожу головы, шеи, верха спины.

      Приходя в себя, смотрела на его руки, удивляясь заботе и умению, вскинула вопросительно брови.

      – Большой опыт в общении с женщинами, – криво улыбнулся. – Семья была большая, а девочек мало – все любили ухаживать за ними, и мы, мальчишки, тоже. В очередь выстраивались! Правда-правда! Не веришь? Да я так умею косички плести, что закачаешься! И макияж научился накладывать. Правда, в детстве для этого шли ягоды и овощи, но результат был достойным, – подбоченился, гордо вскинул голову. – Я быстрее всех умел одеть-раздеть девочку. Заметь: ничего не перепутав и не порвав… – тихо рассмеялся, качая головой. – Сейчас и самому смешно, представляешь? Те девчонки уже замуж вышли и, наверное, стараются о былых забавах не вспоминать. Им нечего стыдиться – игры были целомудренны и предельно скромны. Воспитание католическое, строгое, не могло быть иначе.

      Отнёс салфетки и прочий мусор в ванную, вымыл руки, вернулся с влажным холодным полотенцем. С любовью обтёр её бледное лицо, шею, плечи и верх груди, расстегнул куртку пижамы, стянул, продолжил процедуру дальше, что-то рассказывая, отвлекая от недомогания. Поняв, что вот-вот окончательно опомнится, вновь одел, уложил в постель, прикрыл одеялом.

      – Легче? Спазм отпустил? Кожу не жжёт? С отваром мелиссы вода для полотенца была. Нашёл на полке в ванной. Повезло. Мята и шалфей тоже сгодились бы. И ромашка. Знакомо. Дома пользовались ими часто.

      – Ты победил. Я согласна. «Да».

      Замерев, долго смотрел, не веря своим ушам, потом отбросил полотенце, склонился над Вероникой, в сияющих глазах увидел подтверждение. С радостным всхлипом-вздохом «Спасибо, единственная!» уткнулся в девичий живот.

                Июль 2015 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2015/07/11/1340