Танцор дождя

                Танцор Дождя

                Красоту  порождает страдание
                Винсент Ван Гог

        Жара... Солнце в Сан-Хосе палит нещадно. Леонардо сидит на раскалённом асфальте. Перед ним ящик с измятыми, уже тронутыми жарой, абрикосами. Он с жадностью глотает нежные,
душистые плоды. Липкий сок стекает по подбородку на шею, на грязную футболку. двое суток во рту у Лео не было ни крошки. После похорон его дяди Хустина хозяйка выгнала мальчика из квартиры, пригрозив, что, если он не уйдёт по доброй воле, то она вызовет полицию. При этом она с издёвкой добавила, что теперь он круглый сирота, и его обязательно заберут в приют. В приют Леонардо идти не хотел.
       Ни с кем не простясь, он спокойно ушёл из дома. Спокойствие ему придавала уверенность, что найдётся добрый человек, который накормит его и предложит работу. Любую. Он готов делать всё - лишь бы деньги платили.
       Весь день он бродил от дома к дому, в надежде получить хоть какую-то работу, но ему везде отказывали.
Денег не было ни песета, а голод становился всё нестерпимее. Когда зажглись фонари, Леонардо сначала восхитился этим зрелищем, но тут же испытал враждебное чувство к городу, который ничем ему не захотел помочь. Только вымотал до полусмерти. Все эти красивые дома отвергли его. Леонардо понял: на работу его никто не возьмёт, а побираться или воровать он не сможет. Остаётся одно: медленно умирать с голоду. И, когда, совсем было отчаявшись, он брёл наугад по вечерней, залитой огнями улице, когда его желудок сжимался от мучительных голодных спазмов, а перед глазами мелькали чёрные мошки, пришла неожиданная удача - эта облепленная осами пирамида из ящиков с брикосами! Кажется, сейчас он захлебнётся слюной!
       - Эй, девочка! - раздался вдруг рядом тихий вкрадчивый голос. - Поди-ка сюда!
       Леонардо был уверен, что обращаются не  к нему, но всё же обернулся. У кромки тротуара стоял роскошный, чёрного цвета, "Шевроле" с затемнёнными стёклами. Из машины высунулся добродушного вида толстяк и, взглянув на юношу пристально, но доброжелательно, приветливо помахал рукой.
       - Это вы ко мне? - вежливо спросил удивлённый подросток.
       - К тебе, к тебе!
       - Если ко мне, то я не девочка! - ответил Леонардо с нескрываемым раздражением.
       До каких пор его будут считать девчонкой! Видимо, любезный сеньор принял его за представительницу слабого пола из-за длинных, белокурых, слегка вьющихся волос, которые достались юноше в наследство от отца. А так как Леонардо давно уже не стригся, и в ближайшее время не собирался этого делать, то волосы его отросли до самых плеч. А ещё, пожалуй, его принимают за девушку из-за слишком хрупкой для его шестнадцати лет фигуры.
       - Это даже лучше, что ты мальчик. - Голос незнакомца прозвучал чересчур мякго, и он усмехнулся себе под нос, но Леонардо ничего этого не заметил. Дядька ему сразу понравился. - Где ты живёшь?
       - Нигде.
       - А родители у тебя есть?
       - Нет.
       - Чем же ты питаешься?
       - Ничем.
       - Хочешь поучить работу?
       - Ещё бы!
       - Тогда поехали со мной, я пристрою тебя в одно место...
       - А не врёте?
       - Клянусь Святой Мадонной!
       Леонардо понял, что такая удача может выпасть только раз в жизни, и, если он ею сейчас же не воспользуется, то будет круглым идиотом. Дядька показался ему странным, но, всё-таки, мальчик отшвырнул в сторону недоеденный
абрикос, вытер руки о потёртые джинсы и вразвалочку подошёл к "Шевроле". И сейчас же задняя дверща атомобиля распахнулась, и две пары крепких мужских рук втащили юношу в салон. Не успел Леонардо опомниться, как рот его казался заклееным липкой лентой, глаза завязанными, руки стянуты за спиной стальными браслетами.
       - Будь умницей, сынок! - Юноша услышал над собой чей-то бархатный тенорок. - Не трепыхайся.
       Ехали долго. В салоне было душно. С двух сторон Леонардо подпирали тела похитителей. Когда же машина остановилась, Леонардо выволокли из неё и, подхватив под руки, куда-то потащили. Затем с него сорвали всю одежду и заставили встать на колени.
       А дальше...
       Когда он очнулся, то понял, что сидит на голом полу, видимо, в ванной комнате - юноша определил это по специфическим ароматом. На глазах по-прежнему была повязка. Руки были скованы наручниками и  притянуты к какой-то трубе. Боль в промежности была такая,  словно туда загнали кол. К горлу подступало мучительная тошнота. Леонардо попытался крикнуть - но из его горла вылетел лишь жалобный стон. А вокруг была кромешная тьма и гробовая тишина.
       Юноша потерял счёт времени. Он исчез, растворился в этой жизни. У него вырвали сердце и обгадили душу. От прошлого Леонардо Варгас-Льоса, весёлого, жизнерадостного паренька, страстно мечтавшего стать профессиональным танцовщиком, не осталось ничего, кроме истерзанного, испоганенного, поруганного тела.
       Какое-то время спустя раздались шаги и послышался густой бас:
       - А мальчик ничего! Агустин не соврал.
       И снова была мерзость... Тошнотворный кошмар, прямо здесь, в ванной комнате, на голом полу. Дикая боль вперемешку с кровью.
       От истошного крика повязка сползла с глаз Леонардо. Сквозь слёзы, застилавшие глаза, он увидел перед собой огромную потную, тяжело дышащую тушу со спущенными штанами, а в дверях - двоих наблюдателей с сигаретами в зубах.
       - Малыш - просто прелесть! Не хотите попробовать? Насильник обернулся к приятелям и заржал, словно дикий жеребец. - Могу уступить.
       - Нет, мы уж лучше с тёлками.
       В тот самый момент Лео потерял сознание...

                *******

       - Ты что, уснул? Я к тебе обращаюсь!
       Леонардо вздрогнул и вышел из задумчивости. Перед ним стоял шеф-повар и тряс его за плечо.
       - Эй, Лео! Спустись на землю! - добродушно добавил он. - Овощи неси. Если  опоздаем к открытию ресторана, хозяин всех уволит.
Он уж не раз грозился это сделать. Заведение-то, где мы с тобой работаем, чико, убыточное, - печально покачал
он головой. - Того и гляди, хозяин разорится. Так-то, вот! Дуй быстро! И зелень захвати.
       Шеф-повар, сеньор Мануэль, был хорошим человеком, беззлобным и не вредным. Он никогда не обижал Леонардо, наоборот, всегда
старался сунуть ему лакомый кусочек. У самого было трое ребятишек, а он жалел сироту.
       - Я мигом, сеньор, - отозвался юноша и отправился в подвал, где хранились овощи и свежая зелень.
       Леонардо отобрал из ящика самые лучшие огурцы, помидоры, сладкий перец, и, сложив всё это в две картонные
коробки, вернулся на кухню.
       - Блондинчик, будь добр, вынеси ведро, - крикнула из моечной розовощёкая посудомойка Роса, которая
вечно колотила посуду. Потом стоимость разбитой посуды высчитывали из её месячного жалованья.
       Леонардо подхватил тяжёлое ведро, наполненное пищевыми отходами, и понёс его к мусорным контейнером,
которые стояли неподалёку от запасного выхода, возле самого забора.
       И так изо дня в день. Ресторан обычно закрывался в два часа ночи. Спать Леонардо ложился в три часа.
Вставал в восемь. И всё начиналось сначала. За свой каторжный труд юноша не получал жалованья. Он работал
на сеньора Сильвио Рамиреса, владельца ресторана "Подкова" за крышу над головой и трёхразовое питание.
Такова была договорённость при поступлении на службу. Пока Леонардо это устраивало. Пока... а что будет потом?
       Стая бездомных кошек, которая ежедневно лакомилась отбросами из ресторана, с диким воплем разбежалась
в разные стороны. Вывалив помои в контейнер, Леонардо пошёл обратно, насвистывая на ходу весёлый мотивчик.
Неожиданно кто-то обнял его за талию.
       - Пойдём со мной, малыш, - ласково прошептал чей-то очень знакомый голос. И владелец этого голоса
нежно погладил юношу по спине.
       Леонардо вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. Возле него стоял официант, Нисето Годой, высокий,
красивый брюнет, с ладной фигурой и маленькой серебряной серьгой в правом ухе.
       - Отвали! - Леонардо с ненавистью отпихнул Годоя и направился к кухне.
       - Здесь есть одно укромное местечко, - не отставал официант. - Мы бы славненько провели с тобой время...
       - Пошёл к дьяволу!
       - Что ты ломаешься? - недобро осклабился Годой. - Я ведь всё знаю: тебя трахал Санчо-живодёр. Разве
не так? Пошли, пока у меня есть свободная минутка. С тебя не убудет.
       - Что-о-о?! - чёрные цыганские глаза Леонардо округлились, голубоватые белки налились кровью. Он
отбросил в сторону пустое ведро и с кулаками ринулся на официанта. - Что ты сказал, ублюдок? Повтори!
       Леонардо прошиб холодный пот. Откуда этот подонок узнал про него? Если о его прошлом станет известно
хозяину, он вышвырнет Лео на улицу как паршивого котёнка. а Лео не хотел снова оказаться на улице. Он
панически боялся её.  Ему делалось жутко при одной только мысли, что снова может попасть в лапы к тому
мерзавцу, который несколько дней подряд истязал и насиловал его.
       Леонардо был так разъярён, что Годой отодвинулся от него подальше.
       - Если ты скажешь кому-нибудь, сволочь, - чеканя каждое слово, произнёс юноша, - я тебя убью!
       - Зря кипятишься, малыш, - сказал примирительно официант, отступая. - Я тебя отлично понимаю.
Грешки-то у нас с тобой одинаковые. Зачем же искать партнёра на стороне? Я тебе охотно помогу...
       Юноша развернулся и врезал официанту кулаком по его холёной физиономии так, что тот потерял равновесие
и упал.
       - Придурок! - простонал Годой, потирая подбитый глаз. - Как я буду сегодня обслуживать клиентов?
       - Это твои трудности, - бросил на ходу Леонардо, поднимая с земли ведро. Не оглядываясь, он пошёл к двери.
       Там он столкнулся с водителем грузовика Родриго Эйсагирре, крепким, коренастым парнем лет двадцати восьми.
Став на пути у юноши, он закурил, выпустил дым, сложив губы трубочкой, и положил руку ему на плечо.
       - Что он у тебя клянчил, - доброжелательно спросил водитель, кивая в сторону Годоя.
       - А вам-то что? - огрызнулся Леонардо.
       - Да мне-то ничего. Просто хотел тебя предупредить, парень: держись от этой скотины, Годоя, подальше.
Ты мне по нраву, Лео, - похлопал Родриго паренька по плечу. - Есть в тебе что-то такое... Красивый ты. Девушкам,
наверное, нравишься. Вон себе какие кудряшки отрастил! Золотые! Скажу тебе по секрету: Нисето такие мальчики,
как ты, нравятся. Мой тебе дружеский совет: сделай себе короткую стрижку - иначе он от тебя не отвяжется. Так
и будет ходить за тобой по пятам.
       - Ещё чего! Волосы стричь? Не буду! - упрямо тряхнул головой Леонардо.
       - Как знаешь, - по-доброму улыбнулся водитель. - Если Годой будет к тебе снова приставать, скажи мне.
Он меня боится. у меня с ним старые счёты, разговор короткий.
       - Спасибо. - Леонардо вежливо отстранил Родриго от двери. - Справлюсь как-нибудь сам.

      
      
       На сегодня работа закончена. Ресторан закрыт, служащие разъехались по домам. Только Леонардо никуда
не поехал: он ночевал здесь же, в здании ресторана, в крошечной комнатушке под лестницей, где раньше сидела
бельевщица. Стеллажи, где лежало свежее бельё, разобрали и сделали откидную  полку, как в поезде дальнего следования.
На ней Лео и спал. В его комнатушке был минимум мебели: журнальный столик, два стула, старый шкаф. Правда,
вешать в него было пока нечего, потому что вся одежда мальчика была на нём. Возле полки, у окна, стояла
коробка из-под апельсинов. В ней находился единственный друг Леонардо - крольчонок по кличке Кнопка. Юноша
нашёл его недавно на помойке. Как зверёк туда попал, оставалось загадкой. Он преспокойно жевал траву, когда
его заметили кошки. Они стаей набросились на несчастное животное и стали его безжалостно рвать. Как раз
в тот самый момент Лео выносил мусор. Он разогнал кошек и принёс крольчонка к себе в комнату. Назвал он его
Кнопкой, так как думал сначала, что это крольчиха. Когда же выяснилось, что это всё же самец, юноша не
стал менять кличку.
       Так белвый крольчонок с чёрными ушами и красными глазками поселился в каморке под лестницей. Он всегда
встречал юношу, когда тот, усталый и разбитый, возвращался в свою комнату после работы. Кнопка вставал в коробке
на задние лапки и с любопытством выглядывал из неё.
       Вот и сейчас Леонардо взял любимца на руки, нежно погладил его мягкую шкурку и поцеловал в белый лобик.
       - Здравствуй, мой маленький! Соскучился без меня?
       Кнопка смешно задвигал розовым носиком и пошевелил ушками. Лео посадил его обратно в коробку и достал
из-за пазухи пакет, в котором лежали две морковки, несколько хлебных огрызков и капустные листья.
       - Жуй, Кнопочка, а я полежу.
       Наконец-то можно было прилечь. Полка  была застелена старым шерстяным одеялом. Подушка была жёсткая и совершенно
неудобная, но всё же это было лучше, чем голый асфальт.
       Юноша погасил свет. Ему хотелось сейчас только одного - спать! Лео закрыл глаза, и, как в мучительном
кошмаре, увидел, как снова...

                *********

       Он сидел на голом кафельном полу, стараясь ни о чём не думать. Проходили часы, вдруг за дверью послышались пьяные голоса.
Потом снова навалилось безмолвие. В голову лезли тягостные мысли, перед глазами проплывали разные лица.
       Сколько часов он провёл здесь? Сколько дней? Тьма по-прежнему была беспросветна, жажда безжалостна. Теперь для Лео все
дни превратились в бесконечную ночь и сплошную муку.
       Опять раздались шаги, вспыхнул свет. Леонардо съёжился и зажмурился. На этот раз насильника не было, пришли только его дружки.
Они долго глядели на обнажённого юношу, на лужу под ним, покуривая и посмеиваясь, потом погасили о его грудь сигаретные бычки, и,
выключив свет, ушли.
       Когда мысли Лео прояснились, он понял, что через несколько дней умрёт. Такие пытки не вынес бы даже взрослый мужчина. И ненависть его
достигла предела!
       Когда же в очередной раз пришёл насильник, юноша не опустил перед ним глаза. А потом что-то ему ввели в вену...



       Лео пришёл в себя и огляделся. На улице стояла ночь. Он лежал в канаве у обочины дороги, одетый в свою
обычную одежду. Ожоги от сигарет жгли огнём, голова раскалывалась, мысли были спутаны в клубок. Леонардо с трудом поднялся и, покачиваясь,
словно пьяный, побрёл в сторону моря. Ветер подхлёстывал его и подгонял. Юноша пытался уйти от самого себя. Ему захотелось броситься в воду, чтобы
тёплые, ласковые волны моря навсегда смыли с него чувство омерзения к самому себе, к своему телу и ненависть,
которую испытывал он к сытому, богатому городу, раскинувшемуся вдоль бухты. И отчаяние - отчаяние бездомного, затравленного ребёнка.
       Луна освещала песок пляжа, и на песке звёзд было столько, сколько на поверхности воды. Ночь была тиха и спокойна.
       Юноша бросился в воду и поплыл, глядя на звёзды, на огромную жёлтую луну. А силы были уже на исходе... Что ж... Разве нужна ему такая жизнь?
       Далеко от берега его подобрал рыбацкий баркас... 



       Нет! Он такой же, как все! И, чтобы не ушла эта уверенность, Леонардо открыл глаза, и бесследно исчезли и хохочущий насильник и его
гнусные дружки. Сердце юноши колотилось так сильно, что он невольно прижал к груди ладонь.




       Утром, возле мусорного контейнера, Леонардо обнаружил окровавленную наваху*.  Он догадался, что нож является орудием какого-то дикого
преступления, и ночью неизвестный преступник постарался от него избавиться, перекинув его через забор на территорию ресторана. Юноша огляделся по
сторонам, поднял наваху, вытер лезвие о жухлую траву, сложил нож и сунул его за пазуху. Зайдя к себе в камрку, он спрятал наваху под подушку и вернулся
на кухню.
       - Леонардо, подойди ко мне, малыш, - вдруг раздался голос шеф-повара.
       - Слушаю вас, сеньор Мануэль.
       Видимо, шеф-повар был сегодня чем-то расстроен. Лицо у него было усталое и грустное.
       - Видишь ли, у меня заболела младшая дочка, - начал сеньор Мануэль. - Высокая температура, бред.
Всю ночь мы с женой не спали. Доктор сказал, что это скарлатина, прописал лекарство.  Старшие дети в школе,  жена не может отойти от постели
дочурки. Соседи уехали к родственникам. Я обещал купить лекарство до работы и завезти домой, но, к сожалению,
не успел. Ты не поможель мне?
       - Конечно, помогу! - горячо отозвался юноша. - Что я должен сделать?
       - Вот адрес. Это недалеко отсюда. Отнесёшь лекарство, отдашь его моей жене. Её зовут Лаура. Спросишь, не нужно ли ещё чего.
       - А как же?..
       - Не переживай. Раз я тебя отпускаю, значит, всё будет в порядке. Вот тебе на проезд.
       - Не нужно, - отстранил деньги Леонардо. - Я пешком быстрее дойду, чем доеду на автобусе. Мне отлично знаком квартал, где вы живёте.
       - Заранее спасибо, малыш, - потрепал его по голове сеньор Мануэль. - А деньги всё же оставь себе, они тебе ещё пригодятся.
Скажи Лауре, если дочке будет совсем плохо, пусть вызывает "скорую". Я вернусь домой поздно. Ну, ступай!
       Весь город был пронизан солнцем, напоён радостью.  Леонардо вспомнил, что сегодня суббота. Люди отдыхали после трудовой недели.
На площади, перед мэрией прогуливались влюблённые парочки. Молодые мамаши покупали своим чадам кока-колу и мороженое.
Всё больше людей выплёскивалось на площадь из прилегающих к ней узких улочек и переулков. Заезжие туристы из  разых стран толкались возле
ларьков с сувенирами. Провинциальный городок Сан-Хосе не входил в список знаменитых городов Испании. Достопримечательностей здесь особых
не было, поэтому туристические маршруты пролегали мимо него. Коста Альмерия - это не знаменитые курорты Коста-Брава, а пустынные дюны Сан-Хосе не
сравнятся с золотыми песками Коста-дель-соль. Богатым туристам здесь делать было нечего!
       Лео спешил, ему некогда было глазеть по сторонам. Он торопился к больному ребёнку, чтобы быстрее отнести необходимое лекарство, лекарство,
которое, как он думал, спасёт девочку от смерти.
       В баре, с несколькими столиками, стоявшими прямо на мостовой, Леонардо заметил одиноко сидевшую  некрасивую женщину, в белой блузке и цветастой юбке.
Понуро уставившись в одну точку, она жадно курила. Возле неё, на столике, стояли две бутылки пива и пластиковый стаканчик. Когда
юноша поравнялся с незнакомкой, она вскинула голову и, окинув его оценивающим взглядом, рассмеялась пьяно
и бесстыдно.
       - Эй, соплячок! Куда так спешишь? Ану-ка, поцелуй меня!
       Леонардо ускорил шаг, стараясь побыстрее пройти мимо неё. Он ненавидел беспардонное обращение к себе и терпеть не мог пьяных, тем более, женщин.
       На ярком солнце волосы Лео блестели, словно золото. Возле небольшого парфюмерного магазинчика на него, как по команде, оглянулись две молоденькие сеньориты,
видимо, подружки. Одна, что повыше, была брюнеткой, маленькая - миниатюрная, светлая шатенка. Девушки тихонько захихикали и игриво помахали Леонардо руками.
       - Какой хорошенький! - прощебетала брюнетка, склонишвись к подруге.
       - Красивенький, беленький! - поддержала её шатенка.
       Юноша посмотрел на девушек, изобразив на лице самую лучезарную из своих улыбок и послал им воздушный поцелуй.
       На углу улицы Ангела стоял молодой гитарист и перебирал струны гитары. Голос у него был не сильный, но
очень проникновенный. Леонардо застыл на месте, заслушавшись самозабвенной игрой уличного музыканта. Репертуар у него состоял, в основном, из современных
шлягеров. Прохожие, привлечённые виртуозной игрой, останавливались, но никто из слушателей не удостоился положить в жестяную банку, которая стояла
возле него, ни единой песеты.
       Леонардо, встал с музыкантом и, отбивая в такт музыки ногой, стал тихонько ему подпевать. Затем он нагнулся и опустил в пустую банку монету достоинством
в двести песет, которую сеньор Мануэль дал ему на проезд.
       А гитарист, весь отдавшись мелодии, казалось, никого вокруг себя не замечал. Так бы и стоял Лео, и пел вместе с ним, забыв о том, куда спешил.
Но музыкант поднял деньги и, продолжая играть, двинулся дальше. Он ушёл и унёс с собой свою музыку.
       Наконец-то леонардо добрался до нужной улицы. Дом, где жила сеьмя сеньора Мануэля, оказался старым и обшарпанным. Поднявшись на последний, третий
этаж, юноша позвонил в дверь.
       Ему открыла женщина средних лет, с добрым усталым лицом. В руках она держала резиновый пузырь со льдом.
       - Добрый день, - вежливо поздоровался Леонардо. - Я могу видеть сеньору Лауру?
       - Это я. - Женщина поглядела на юношу с приветливым любопытством, а он, напустив на себя вид крайнего замешательства, топтался на пороге. - А ты кто?
       - Я от сеньора Мануэля. Мы с ним вместе работаем. Он просил занести вам лекарство. Сам не успел.
       - Спасибо. - Сеньора Лаура распахнула пошире дверь. - Может, войдёшь?
       - Нет, я спешу. Он ещё просил узнать, как себя чувствует дочка? Не нужно ли ещё чего-нибудь?
       - Пока ничего больше не нужно. Скажи Мануэлю, что Мария чувствует себя намного лучше.
       Сеньора Лаура с улыбкой потрепала юношу по белокурым волосам.
       Леонардо точно обдало горячей волной. Он тоже хотел счастья. Ему нужно было, чтобы чья-нибудь любящая рука приласкала его, заставила забыть позор.
После смерти матери юноша жил у дяди Хустина, двоюродного брата матери, который служил на почте почтальоном.
Он частенько возвращался домой навеселе и нещадно лупил парня. Мать Лео, совсем ещё молодая женщина скончалась год назад от передозировки наркотиков.
Баловаться ими она стала сразу же после исчезновения своего мужа, отца Лео, который якобы поехал на свою родину, в Италию, и пропал с концами. С тех пор,
как умерла мать, юноша поклялся, что никогда в жизни не стане ни наркоманом, ни алкоголиком. У него была цель в жизни и рано или поздно она
обязательно должна была осуществиться.
       - Отнёс? - спросил шеф-повар, лишь только Леонардо вернулся на кухню.
       - Всё в порядке, сеньор, - сказал юноша, наливая себе стакан холодной воды из холодильника. - Ваша жена просила передать, что девочке уже
лучше. Температура, слава Богу, снизилась. Сейчас Мария спит, пока ей ничего больше не нужно.
       - Спасибо, Лео. - Сеньор Мануэль крепко пожал юноше руку. - Не глотай холодную воду. Марина! - подозвал он молоденькую официантку. - Принеси-ка нам парочку
бутылок пива в мою комнатушку. И чего-нибудь парню пожевать. Пошли, Лео, посидим, поговорим, пока у меня есть
немного свободного времени. Пошли, пошли, не стесняйся! Я угощаю.
       Они прошли в небольшую комнату, где стоял круглый столик и два белых пластмассовых стула. Шеф-повар усадил Леонардо за стол, сам сел напротив него.
       - Расскажи о себе, сынок, - попросил он. - Ты работаешь в "Подкове" вот уж почти год, а я ведь совсем ничего о тебе не знаю.
       "Вы - славный человек, сеньор, - подумал юноша, - но лучше вам ничего обо мне не знать".
      

                *********

       После неудачной попытки утопиться Леонардо решил покончить с жизнью другим способом. Утром, выйдя на проезжую часть, он брсился под колёса
легкового автомобиля. И здесь ему не повезло: водитель вовремя нажал на тормоза, и горе-самоубийца удачно отделался шишками и синяками.
       - Ненормальный! - Из машины выскочила молодая красивая женщина в бежевых шортах и яркозелёной майке, - тебе что, жить надоело? А ну-ка, садись в машину!
       - Никуда я с вами не поеду! - отшатнулся от незнакомки Лео, наученный горьким опытом.
       - Садись, я тебе говорю!
       Женщина говорила так убедительно, а лицо у неё в тот момент было таким испуганным и растерянным, что Леонардо послушно сел на переднее сиденье рядом с ней.
       - Тебя как зовут? - спросила незнакомка, переведя дух.
       - Леонардо. А вас?
       - Меня - Габриела. Зачем ты под колёса бросаешься? Безответная любовь?
       - Ещё чего!
       - Что тогда?
       - Какая вам разница?
       - Я отвезу тебя домой. - Женщина включила зажигание, машина рванула с места. - Ты где живешь?
       - У меня нет дома, - отвернулся в сторону юноша.
       - Как это нет?
       - А вот так...
       - Где же ты ночуешь?
       - Под забором.
       - Шутишь?
       - Мне не до шуток.
       - А родители твои где?
       - У меня никого нет.
       - Ладно, что нибудь придумаем. - Габриела достала из "бардачка" длинную сигарету с белым фильтром и закурила. - Куришь?
       - Нет!
       - Молодец, правильно делаешь, - одобрительно кивнула женщина. - А я вот много курю. Несколько раз бросала - не получается.
       - Куда вы меня везёте? - спросил юноша, насторожённо глядя по сторонам.
       - В ресторан "Подкова". Хозяин ресторана - мой друг. Поработаешь пока у него. Я договорюсь с Сильвио.
       Хозяин ресторана со стриптиз-баром под названием "Подкова", Сильвио Рамирес, Леонардо сразу не понравился. Когда они с Габриелой
вошли в кабинет, где Рамирес возлежал на кожаном диване с задранными выше головы ногами, он окинул юношу беглым взглядом и лениво спросил:
       - Что это за девочка?
       - Сам ты девочка, - спокойно сказал Лео.
       - Ему жить негде! - вмешалась Габриела.
       - А мне-то что? Я - не благотворительная организация.
       - Сильвио, найди мальчику работу!
       Родригес закурила, следя за дымом тёмнокарими глазами. Сигарета издавала пряный волнующий аромат. Лео понял, что хозяин ресторана курит
марихуану.
       - У этого парня порочные глаза, и на морде у него написано, что он - педераст, - безапелляционно заявил Родригес. - Признавайся, малец, что это так?
       Леонардо прошиб холодный пот. Кровь схлынула с его щёк.
       - Сам ты педераст!
       - Ой-ой-ой, какие мы гордые! Подумаешь, оскорбили!
       - Как тебе не стыдно, Сильвио! - укоризненно покачала головой молодая женщина. - Он же совсем ещё ребёнок!
       - Заткнись, Габби! Тебя не спрашивают. Знаем мы таких детей. Весь Альмерийский порт от них стонет!
       - Что делать умеешь? - повернул он голову в сторону юноши.
       - Ничего. - Лео решил пока скрыть свою любовь к балету.
       - Стриптизёром будешь! - произнёс Рамирес тусклым, но очень убедительным  тоном, словно читая мысли Леонардо. - Мне стриптизёры нужны.
       - Стриптизёром не буду! - твёрдо заявил юноша, направляясь к выходу.
       - Не хочешь, как хочешь, - усмехнулся хозяин, пуская сизые кольца дыма. - Если тебе не по нраву моё предложение, тогда вали отсюда.
       - Ну, Сильвио! - вступилась за Леонардо Габриела, молчавшая до того момента. - Куда же он пойдёт? У него нет ни дома, ни родителей!
       - Слушай, ты меня затрахала! Какая добродетельная нашлась! Мне-то какое дело до этого бродяги! Я ему что, отец родной?
       - Ну, пожалуйста, милый, пожалей сироту!
       - Ладно, не скули. Пусть остаётся пока..., - смилостивился хозяин "Подковы". - Отведи его на кухню, пусть Мануэль даст ему пожрать, и скажи, что
я велел пацана куда-нибудь пристроить. Только сразу хочу тебя предупредить, - снова обернулся он к юноше. - Денег, чтобы платить тебе за работу, у меня нет.
Жрачка у тебя будет вполне сносная. Раз в неделю свободный день. Жить будешь прямо здесь, в ресторане. Комнату тебе найдём.
Если такие условия тебя устраивают, - оставайся, вкалывай!
       - Спасибо, сеньор! Увидите, как я умею работать! Будьте уверены!
       - Ладно, не пыли! Ты меня понял, малец? И чтобы никакого секса на работе! А то быстро вылетишь из моего заведения к чёртовой матери.
Знаю я вас...
       







        Официантка Марина принесла две бутылки ледяного пива, стаканы, хлеб, овощи и порцию жаркого из свинины с картофелем фри. Жаркое она поставила перед Леонардо, положила рядом
с  тарелкой нож, вилку и накрахмаленную салфетку.
        - Приятного аппетита! - вежливо сказала девушка и вышла из комнаты.
        Лео взял вилку, кусок хлеба и, по правилам сельской вежливости, взглянул на шеф-повара, чтобы убедиться, настало ли время приниматься за еду.
        - Ешь, сынок! - подбодрил юношу сеньор Мануэль, разливая пиво по стаканам. - Ты такой бледный, что на тебя смотреть страшно.
        - Спасибо, я вообще-то не голоден. Очень пить хочется.
        - Всё равно поешь. И расскажи мне о своих родителях, кто они?
        Леонардо тщательно пережёвывал мясо, запивая его пивом.
        - Мой прадед по материнской линии был идальго*, - начал Лео свой рассказ. - Отец - итальянец из Генуи.
        - Вот откуда у тебя белокурые волосы, - ласково улыбнулся шеф-повар. - Глаза-то, по всей видимости, матушкины, андалусские. А ты, оказывается, из дворян!
        - Какое это имеет значение! Сейчас я бездомный бродяга. А раньше мы жили в бабушкином родовом поместье, в деревне Сан-Хуан де Аскальфараче под Севильей.
Помню - Гвадалквивир несёт свои воды через всю ширину лугов. На крутом склоне раскинулась наша деревня, увенчанная развалинами старинного замка. Среди серого
серебра оливковых рощ мелькают белые стены сельских домов. В противоположной стороне обширного горизонта на фоне голубого небо, усеянного белоснежными облаками, вырисовывается Севилья.
Надо морем крыш возвышается величественная громада собора и красавица Хиральда, розовеющая под лучами вечернего солнца. Вы бывали когда-нибудь в Севилье?
        - Нет, малыш, как-то не приходилось. - Сеньор Мануэль задумчиво покачал седеющей головой. - Дальше Альмерии я вообще нигде не был.
        - Севилья - приятный и красивый город.
        - Ты говоришь складно, как поэт, - зачарованно протянул шеф-повар. - И откуда у тебя это?
        - Моя мать знала четыре языка, в том числе и русский. Она работал гидом в турбюро Севильи, водила многочисленные экскурсии по городу. Часто мать брала меня
с собой. Если бы вы слышали, сеньор, как она здорово рассказывала туристам о нашем прекрасном городе!
        - Ну так что насчёт Хиральды?
        - Хиральда - высокая башня мечети в Севилье, построенная в конце XII века. После изгнания мавров мечеть была превращена в собор, а Хиральда - в колокольню.
Как хорошо, прохладно было в нашем доме в Сан-Хуане! В какой чистоте содержала его мама! А бабушкина стряпня! Как всё было вкусно!
        Вдруг Леонардо уронил голову на руки и заплакал. Его тело сотрясалось от судорожных рыданий. Сеньор Мануэль, видя страдания юного собеседника, дал ему выплакаться вволю, не
бередя ему душу ненужными расспросами. Пусть мальчик поплачет. Может, ему станет полегче.
        - Потом, когда бабушка умерла, - продолжал, успокоившись, юноша, мать продала дом, и мы перебрались в Севилью, где родители сняли дорогую просторную квартиру, в самом центре,
на улице Сьерпес. Отец работал в аэропорту в Севилье. Он был пилотом гражданской авиации на международных линиях. Жили мы тогда отлично! Я учился в хорошей школе и занимался с опытным  педагогом-хореографом.
Мама мечтала, чтобы я поступил в Национальную школу танца в Мадриде.
        - Ого! - воскликнул шеф-повар. - Да ты, оказывается. танцор! Вот, никогда бы не подумал.
        - Не танцор, а танцовщик, - вежливо поправил его Леонардо. - Это две разные вещи. Когда-нибудь моя мечта обязательно осуществится, и я стану танцовщиком в Национальном балете Мадрида.
        - Ну, это ты, пожалуй, загнул, - присвистнул сеньор Мануэль.
        - Я стану им! - уверенно повторил юноша.
        - Хотя, конечно, какие твои годы. Ты - парень целеустремлённый. Тебе сам Бог велел. Раз тебе это нравится...
        - Я не мыслю своей жизни без классического танца!
        - Вот, ты, оказывается, какой - Леонардо Варгас-Льоса! - воскликнул сеньор Мануэль. - А я-то думал, ты так, простачок! Конечно, тебе нужно учиться.
Но как это сделать, сынок?
        - Не знаю. Пока поработаю в "Подкове", а там видно будет.
        - Тяжело тебе придётся.
        - Я не ищу лёгких путей. - Глаза юноши в тот момент озарились лучезарным светом. - Балет - это адский труд и самопожертвование. Так говорил мой педагог в Севилье.
        - А что, если тебе поехать в Севилью и разыскать там твоего бывшего педагога? - посоветовал Мануэль. - Может, он поможет тебе определиться в жизни?
        Леонардо печально покачал головой.
        - К сожалению, он уехал в Америку, а туда мне не добраться никогда.
        - Да... Чтобы доехать до Америки, нужно иметь кучу денег, - согласно кивнул шеф-повар. - Я слышал, Америка такая страна, что лучше без денег
туда не соваться.
        Леонардо замолчал и рассеянно покрутил в пальцах вилку. Его рассказ подошёл к самому драматичному моменту его прошлой жизни, а юноша боялся воспоминаний, связанных с родителями.
Всякий раз, когда он думал о своей матери, на глаза его невольно навёртывались слёзы.
        - Если тебе тяжело - не рассказывай, - сочувственно похлопал юношу по ладони шеф-повар. - Я всё понимаю...
        Отец и мать Лео были молоды и красивы. Мать унаследовала от своих родителей "старые" деньги, поэтому семья Варгас-Льоса считалась богатой. Каждый год родители
расходились по разу,  а то и по два, начинали бракоразводный процесс, затем мирились и уезжали в Сьерру-Неваду кататься на горных лыжах. Для них это была игра, а для Леонардо - пытка.
Когда родители исчезали, квартира, где оставались лишь горничная и кухарка, казалась ему пустой и одинокой. Мать любила отца самозабвенно и ревновала его к каждой встречной женщине.
Ревность её иногда становилась навязчивой до безумия. Отец же, большую часть времени проводивший в отъездах, имел любовниц в каждой части земного шара, куда только долетали лайнеры
Испанских Авиалиний. Имея внешнее сходство с одним известным американским киноактёром, он пользовался большой популярностью у особ слабого пола. В один злополучный день отец просто не вернулся
из очередного рейса из Италии. Мать несколько раз звонила в Геную его двоюродной сестре, но та Богом клялась, что о своём брате не знает ничего. С горя мать запила,
потом, чтобы как-то забыться, стала потихоньку баловаться героином. Деньги на покупку наркотиков требовались немалые. Сначала был продан шикарный автомобиль, все фамильные драгоценности,
затем норковое манто, которое отец привёз ей из Парижа. в конце концов, в ход пошло столовое серебро, видеотехника и фирменная одежда, принадлежавшая не только матери, но и ему, Леонардо.
От дорогой квартиры пришлось отказаться, и они переехали в крошечную запущенную каморку на самой окраине Севильи. Работу гида
мать оставила и теперь подолгу пропадала. Дома она появлялась поздно  вечером и не одна. Виновато улыбаясь, мать заводила очередного мужчину в свою комнату и оттуда потом долго раздавались сдавленные стоны,
вздохи и приглушённый шёпот. Уходя, посетители оставляли ей деньги, иногда подарки и продукты питания.
        Но вот наступило время, когда денег не осталось даже на хлеб, и мать приказала Леонардо идти на улицу и клянчить песеты у богатых туристов. Он наотрез отказался. Тогда мать заплакала, растирая по лицу
дешёвую косметику. Она клялась, что очень любит Лео. Просто, в их жизни наступила чёрная полоса. Но, скоро вернётся из Италии отец, и они заживут втроём, как в старые добрые времена: спокойно и счастливо. Потом,
у неё началась ломка. Смотреть на эту картину было невыносимо. Мать корчилась в страшных муках, стонала, звала на помощь. Лео жалел мать, но помочь ей ничем не мог: у него не было денег, чтобы вызвать "скорую".
Глядя на страдание матери, он дал себе слово, что никогда в жизни не будет употреблять ни наркотики, ни алкоголь.
        Мать умерла на рассвете следующего дня в возрасте тридцати четырёх лет. Хоронить её было не на что, и все заботы по похоронам взяла на себя одна благотворительная  организация, которая собиралась и Лео пристроить в приют.
В ночь после похорон матери мальчик потихоньку ушёл из дома без денег и одежды и отправился к двоюродному дяде в Сан-Хосе. Леонардо повезло: до средиземноморского побережья он доехал "автостопом". Дядю своего
 он разыскал без особых трудов. Тот совсем не огорчился, что его сестра умерла в таком молодом возрасте и не очень-то обрадовался племяннику, который свалился на него, как снег на голову, и которого нужно было каждый день
поить и кормить. Сначала дядюшак решил разыскать отца Леонардо через Международное справочное бюро, но после тщетных попыток оставил эту бесполезную затею. Он помог Лео устроиться на почту сортировщиком писем.
Те жалкие гроши, что получал подросток  за свой труд, дядя Хустину у него отбирал. Всякий раз, когда родственник начинал брюзжать, что Лео, дескать, сидит у него на шее, тот затыкал уши и уходил из дому. Возвращался юноша поздно вечером.
Дядя обычно ещё не спал. Он поджидал племянника в дверях и нещадно колотил его. Леонардо ненавидел дядю Хустину, но податься ему было некуда.
        Как-то раз, вечером, в дверь их квартиры позвонили. На пороге стояли полицейские. Они объяснили юноше, что на трассе
Сан-Хосе - Альмерия обнаружен труп мужчины, лет сорока, в форме почтальона, со следами насильственной смерти, и что требуется его
опознание. Осмотрев труп, Лео подтвердил, что это действительно дядя Хустину. Что с ним произошло в тот злополучный вечер, так и осталось
загадкой.
        - Да, жизнь, малыш, как рулетка, - тяжело вздохнул сеньор Мануэль, дослушав печальный рассказ Леонардо до конца. - Кому повезёт, тот
и на коне. Значит, тебя сюда привезла сеньорита Габриела?
        - Угу.
        - Славная она девушка! Добрая и очень несчастная. Сильвио - мерзавец, каких свет не видывал. - Издевается он над ней, как только может.
А Габби всё терпит, потому что ей тоже, как и тебе, некуда податься. Обычная  история. мать  её умерла, когда она была совсем маленькая.
Отец женился на другой женщине. Мачеха невзлюбила падчерицу, вот девчонка и сбежала из дома и пошла по рукам,
пока её наш Сильвио не подобрал. Согласись, что Габби очень красивая.
       - Очень! Такая добрая!
       - Ладно, сынок, пошли работать, - поднялся из-за стола шеф-повар и поправил белоснежный колпак на колове. - Ночью
постарайся хорошенько выспаться. Завтра нам предстоит много работы. Наш ресторан будет закрыт на спецобслуживание.
       - А какой завтра праздник? - спросил Леонардо.
       - По-моему, свадьба. А, может, я и ошибаюсь. Да нам, с тобой какая разница. Наше дело - обслуживать клиентов, а
не совать нос туда, куда не следует. Понял?
       - Понял. Спасибо за угощение.
       - Хорошо, что понял. а теперь иди и помоги Росси. А то она сегодня на живот что-то жалуется.
 


       Утро и ночь были для Леонардо Варгас-Льосы самым трудным временем суток. Утром он с трудом вставал, вечером
страшился прихода темноты и, вместе с ней, переселения в сон, в неизвестность. Он отодвигал этот час, как мог, но
утром нужно было рано вставать, а сон всё равно брал своё.
       Средиземноморская ночь неспешно надвигалась на Сан-Хосе, вползала в узкие улочки, опускалась на колокольню церкви.
Небо - все в звездах, и ночь светла,хотя луна так и не выглянула.
       Кнопка наелся капустных листьев и спокойно спит в своей коробке. Леонардо скинул с себя одежду и растянулся на своем жестком нудобном
матраце. Смертельная усталость взяла свое Постепенно мысли стали путаться, и юноша уснул.
       Взошла луна, и теперь вся комната была залита серебристым светом. Вдруг возле кровати послышался шорох. Юноша спал ничком, и, проснувшись,
чуть приподнял голову. Кто-то воровать пробрался в его каморку. Сон словно рукой сняло. И тут Лео догадался:неизвестный хочет забраться к нему в
постель.
       - Кто здесь? - хриплым от сна голосом спросил юноша.
       - Привет, Лео! - раздался голос Годоя, и он появился из-за стенного шкафа, красивый и наглый.
       - Какого хрена тебе надо?
       - Я хочу тебя...
       - А ещё чего ты хочешь? - Лео сунул руку под подушку, нащупал наваху и незаметно раскрыл её под одеялом. -
Как поживает твой фингал? - усмехнулся он - Неужели под второй глаз захотел?
       Леонардо не сводил глаз с официанта, угрюмое лицо которого выражало неприкрытое вожделение. Тонкие губы
дергались нервной улыбкой.
       - Сейчас я хочу только одного, малыш. Есть в тебе что-то такое, что сводит меня с ума! - надвигался на юношу Годой. - Ещё бы!
Отрастил себе лохмы, как баба, да притом весь в локончиках.
       И тут Лео увидел, как официант расстёгивает поясной ремень и молнию на ширинке.
       - Только сунься! - предупредил он его, вытаскивая наваху из-под одеяла. в бледном свете луны угрожающе сверкнуло лезвие из толедской стали. - Глотку перережу!
       Годой опешил и застыл на месте, как вкопанный.
       - Ну, что же, ты, гад? Смелее!
       Поглядывая то на Лео, то на наваху, официант попятился к двери и выскочил вон.
       С каким наслаждением юноша вонзил бы ему сейчас в глотку клинок. И рука не дрогнула бы, и совесть не
мучила бы. Ах, как же он устал! Ему до смерти хочется спать! А скоро уже рассвет, и опять нужно вставать!
       И в бессильной ярости Лео отшвырнул наваху и попытался снова уснуть.




       С самого утра в ресторане "Подкова" готовились к предстоящей свадьбе какого-то крупного бизнесмена. Ресторан и в самом деле напоминал формой подкову.
Столы из зала все вынесли прямо в патио и соорудили один длинный стол. На белоснежной скатерти были выставлены сто тридцать приборов - по числу приглашённых
гостей. Заказчик, коренной андалусиец, предупредил администрацию ресторана, что невеста родом из Сеговии и поэтому, помимо местных лакомств, гостям также должны
быть поданы блюда национальной кастильской кухни.
       Судя по многочисленным ящикам, где, наряду с шотландским виски и русской водкой, стояли бутылки с
галисийским "Кеймадос"* - крепкий сухой напиток, настоянный на травах, из ягод, вишни, на меду и т.д.,
хересом "Мансанилья"* - тонкое белое вино, хересом "Амонтильядо"* - светлое сладкое душистое вино, "Кавой"* - шипучее пенистое вино
типа шампанского. Предполагалась солидная попойка. Также был припасён один ящик "Риберо дель Дуэро" из
знаменитых погребов Риохи - по всей видимости, предназначенный для высокопоставленных особ.
       " Подкова" благоухала живыми цветами. Цветы были всюду: в больших напольных вазах и изящных кашпо. Стены ресторана также были
украшены алыми гвоздиками, яркими георгинами и сине-жёлтыми ирисами.
        На кухне полным ходом шла подготовка к торжеству. Ходили слухи, что жених богат, как средневековый гранд. Кто говорил,что
в прошлом он был матадором,кто доказывал, что - футболистом одного известного испанского клуба. Во всяком случае, сейчас он являлся
влвдельцем фабрики пр производству косметики,  в основном, туалетного мыла.
        Леонардо некогда было слушать сплетни поварих и официанток. Сегодня он вертелся, как белка в колесе: доставал
из морозильных камер продукты, выносил мусор, готовил большие котлы и сковороды для горячих блюд и жаркого. После бессонной ночи
немного кружилась и побаливала голова. Марина дала ему какую-то таблетку от головной боли, но лекарство не помогло. Хорошо ещё, что день
сегодня выдался прохладный, и не было той удушающей жары, которая обычно стоит в их городе в середине августа.
        Как назло, вчера посудомойка Роса попала в больницу с приступом аппендицита. Заменить её было некому, и завалы грязной посуды
после гостей придётся разгребать ему, Леонардо. Зато завтра можно будет подольше поспать: сеньор Мануэль обещал дать ему выходной.
        - Мануэль, где Леонардо? - В дверях кухни появился водитель грузовика Родриго с объёмистым пакетом в руках.
        - Зачем тебе Лео? - Шеф-повар оторвал взгляд от разделочной доски и пристально посмотрел на водителя.
        - Я ему кое-что притащил.
        - Эй, сеньориты! - крикнул Мануэль, обращаясь к поварихам. - Леонардо не видели?
        - По-моему, он фужеры моет, - откликнулась одна из женщин.
        - Иди в моечную, Лео там.
        Когда Родриго поставил перед юношей пакет, тот недоумённо вскинул брови.
        - Что это?
        - Кое-какие шмотки. Это тебе, Лео.
        - Зачем?
        - Как зачем? Носить! Ты не думай! - словно оправдываясь, проговорил Родриго. - Это вещи моего младшего брата. Он страшный пижон.
Поносит немного джинсы или куртку, надоедят они ему, или мода изменится - на помойку! То одни кроссовки ему подавай, то - другие. Работает
он в одной иностранной фирме, деньги зарабатывает хоошие. Тряпки ему возят дешёвые из разных стран. Ты, Лео, не стесняйся, бери. Я, ведь,
в своё время, тоже донашивал одежду своего старшего брата. Нас у родителей трое. А тебе эти вещи пригодятся - особенно, тёплые - ведь, осень не за горами!
Сам ты себе, ведь, ничего не купишь. Отнеси-ка пакет в свою комнату, а будет время - примерь!  Если что-то окажется велико - не беда!
Попросишь Марину - она ушъёт. Я слышал, что она училась на швею. Если моему братишке надоест ещё какая-нибудь шмотка, я принесу её тебе. Я предупредил его,
чтобы ничего без моего ведома не вышвыривал, - виновато добавил он.
        - Спасибо, сеньор. - Леонардо стыдливо опустил глаза.
        - Ты только на меня не обижайся, а то скажешь, что я тебе старьё всё волоку.
        - Что вы, я ввам очень благодарен!
        Леонардо отнёс пакет с вещами в свою комнатушку, попормил заодно Кнопку и вернулся на кухню.
        Свадебный стол по желанию жениха для удобства приглашённых был организован как шведский. Кулинары
"Подковы* сервировали его отменно. Свежие овощи, оливки, фрукты были здесь в изобилии. Салаты из крабов и креветок
как бы сами приглашали гостей к трапезе. Разнообразие блюд из форели и трески вызывало зверский аппетит. На огромных
блюдах лежали ноздреватый сыр, разные сорта колбас из Бургоса и Сеговии, нарезанные тонкими прозрачными душистыми ломтиками.
Возле каждой тарелки находилось пять вилок, отдельно для каждого блюда. На горячее была заказана паэлья, и готовилось
жаркое из свинины с грибами и луком-пореем.
         К восьми часам вечера приехали музыканты и стали съезжаться гости. Жених,по всей видимости, был большим патриотом Испании: он пригласил на свою
свадьбу целый ансамбль народных музыкантов. Основная масса гостей была примерно одного возраста: лет сорока - сорока пяти. Молодёжи среди приглашённых было мало.
         Проходя мимо гостей с корзиной, наполненной фруктами, Леонардо натолкнулся на человека в тёмносером костюме.
         - Простите, сеньор! - поднял голову юноша, виновато улыбаясь.
         Но что это? Боже! Перед ним стоял один из тех негодяев, что во время его пленения тушил сигаретные бычки о грудь несчастного юноши.
         - Ничего страшного, - вежливо отозвался тот, судя по всему не узнав Леонардо.
         Поставив корзину возле стены, юноша опрометью бросился на кухню. Больше он ни за что не выйдет к гостям!
         Но вот в зале под открытым небом произошло заметное оживление. Прекратились разговоры и громкий смех, засверкали вспышки фотоаппаратов,эатрещали
видеокамеры. Взоры всех присутствующих обратились на главный вход, возле которого в тот момент остановился
свадебный кортеж.
         В глубине зала несколько музыкантов перебирали струны гитар, напевая  свадебную андалусскую пксню.
         Сопровождаемые многочмсленными друзьями, в зале появились молодожёны. Леонардо с любопытством, присущим юности, наблюдал за ними из окна кухни. И в тот
самый момент, когда жених, осторожно поддерживая невесту под локоть, с улыбкой обернулся к фотографам,юноша узнал в нём своего насильника по кличке Санчо-Живодёр.
Сегодня тот был одет в строгий чёрный костюм, белоснежную сорочку с кокетливой бабочкой. Волосы его были пострижены по последней моде. И все же это был тот
самый человек,который стоял над Леонардо в ванной комнате чужого дома со спущенными до пола штанами и дико хохотал. Как показалось юноше, жених давно уже
перешагнул свой сорокалетний рубеж. Его невеста, напротив, была очень юной. Она не отличалась особой красотой, но выглядела изящной и стройной.
         Лео хотелось выскочить из своего укрытия и крикнуть на весь ресторан: " Что же ты делаешь, девочка? Зачем ты выходишь замуж за этого жирного борова?
Ведь он гомосексуалист и насильник. Опомнись, пока не поздно!"
         Но надо было молчать и обслуживать клиентов.Покачиваясь, словно пьяный, Лео побрёл к мойке. Только бы его больше не посылали к гостям! он готов
делать всё, что угодно, лишь бы не видеть омерзительной рожи жениха и не сталкиваться с его гнусными дружками.
         Все ели и пили с жадностью, обычной на ночных пирушках, где люди предаются излишествам, стремясь поскорее напиться и познать радость забвения.
         Одна из дам, желая показать всои успехи в хореографии, принялась неуклюже вертеть пышными бёдрами, полагая, что изображает местный танец. Смотреть
на неё было просто противно.
         Мужчины с явной иронией глядели на танцовщицу, хлопая в такт в ладоши. Чувствовалось,что в душе они издевались над её неловкостью, но
жадными глазами пожирали её сильное гибкое тело. Д она, гордясь своим искусством, продолжала раскачивать бёдрами и, устремив глаза в тёмное небо, поднимала
руки над головой, изогнув их, словно ручки амфоры.
         К полуночи женщины захмелели и, позабыв всякий стыд, стали приставать к молодым людям, служащим ресторана со своими ласками. Мужчины были просто вдрызг
пьяны. Юные официантки не знали куда деваться от их откровенных домогательств.
         Обнаружив, что ведро с остатками еды полным полно, Леонардо с радостью подхватил его и понёс к мусорным контейнерам. Он шёл по извилистой
тропинке под сенью гутых деревьев. Сквоь листву, словно врата Ада, багровели окна ресторана с мелькающими на красном фоне тенями, похожими на фигуры хищных
чертей. Какая-то женщина, выйдя из здания ресторана и тесно прижимаясь к сопровождавшему её молоденькому стройному юноше, вела его под руку вглубь
парка. Он нехотя подчинялся,не глядя на неё.Леонардо даже передёрнуло от чувства омерзения и брезгливости.
         Возле мусорного контейнера он заметил двух молодыхмужчин из чмсла гостей, которые мочились прямо на ажурную ограду.Лео спрятался за раскидистым
платаном и, поставив на землю ведро, замер, не желая выдавать своего присутствия. Он ненавидел эту свадьбу и всех приглашённых на этотгнусный, как он считал,
фарс.
         - Мне, честно говоря, надоели рожи наших андалусских баб!-раздался голос одного из мужчин.- Хочется чего-нибудь новенького, необычного!
         - Тогда тебе нужно ехать в Мадрид или Барселону. На худой конец в Марбелью,- ответил другой. - Там иностранок - до хрена. Особенно русских девок.
Они, правда, - как хлеб без соли. Такие пресные! Большие ножищи, льняные волосы. Но знаешь, всё у них на месте. Будь уверен! Они едва кумекают,что
говорят, и в ответ только заливаются смехом. По-испански ни бум-бум, зато отлично понимают, чего от них ждёшь. Но тут,слава Богу, мы, коренные испанцы,
в грязь лицом не ударим. У меня, например, в Альмерии сейчас три таких девки. Если хочешь, я и тебе подыщу. За песеты и бальшой член они и маму
родную продадут, и Родину свою забудут!
         Рассказчик, несомненно, гордился своей неутомимостью в любовных делах.
         Справив нужду, гости закурили и, покачиваясь, словно на палубе корабля, побрели обратно к свадебному столу.
         Юноша вывалил мусор в контейнер и пошёл следом за двумя подгулявшими дружками. Он валился с ног от усталости, глаза закрывались сами
собой.
         - Привет! Ты что здесь делаешь? - вдруг услышал он рядом с собой приятный женский голос.
         Нетвёрдыми шагами по аллее к выходу брела женщина средних лет, волоча по земле длинный, отливающий серебром, шарф. На ней было прозрачное черное блестящее
платье на тонких бретельках, с глубоким разрезом сзади. Пышные груди и длинные стройные ноги тоже были лишены прикрытия. Туфли с высокими каблуками дама держала
в руках и шла босиком.             
         - Да, ничего, - смущённо ответил Лео, неловко пытаясь пройти мимо незнакомки. Но женщина всё же успела крепко схватить его за руку.
         - Да ты, оказывается, прелесть, - сказала она заплетающимся языком, заглядывая юноше в лицо. - Ты умеешь водить машину? Отвези меня домой, дружочек. Мне
что-то нехорошо. Я заплачу тебе...
         - Простите, сеньора, - высвободился из её рук Леонардо. Я не вожу машину.
         - Жаль. - Женщина разочарованно посмотрела на него. - Я вижу, ты работаешь в этой помойке. Не надо! Бросай своё поганое ведро, малыш!
Ты такой хорошенький, что меня бросает в дрожь. Я всегда мечтала иметь такого молоденького блондинчика, как ты. Поедем ко мне, не пожалеешь! У моего папаши куча денег.
Тебе ничего не нужно будет делать. Ты будешь просто украшением моего дома! Ты будешь любить меня...
         Лео оттолкнул пьяную даму и быстрым шагом пошёл на кухню.
         "Вот привязалась, старая дура! - со злостью подумал он. - Любить её! Ещё чего!"
         - Куда же ты, ангелочек! Побудь немного со мной, приласкай меня. Ах, как хочется любви!
         За свадебным столом сидела теперь одна молодёжь, окутанная облаками сигаретного дыма. Время от времени Леонардо
поглядывал на юных девиц, но ни одна из них ему не нравилась. Все они были чересчур вульгарные и развязные.
         В дальнем углу ресторана звенели гитары. Подвыпившие гости танцевали севильяну. Рекой лились драгоценные андалусские вина,
ходили по кругу бокалы искрящегося хереса, обжигающей монтильи и бледной ароматной мансанильи. Все уже напились допьяна, но всё
подливали и подливали себе вино. Потом нестройным хором пожилые гости подхватили мотив родной Андалусии.
         Неожиданно на плечо Леонардо легла чья-то рука.
         - Ты, голубок, видно, подумал, что я проглочу оскорбление, которое ты мне вчера нанёс? - услышал он над ухом грубый
голос Годоя. - А ну-ка, иди сюда!
         И официант дёрнул юношу за руку с такой силой, что тот вылетел на середину кухни. Привлечённые странным шумом, оставили свою работу поварихи,
рабочие, официантки. Все внимательно следили за происходящим. Родриго Эйсагирре, который в тот момент заносил на кухню пакеты
с приправами, подскочил к молодым людям и оттолкнул Годоя от Леонардо.
         - Что здесь происходит? - строго спросил водитель.
         - Слушайте все! - громко объявил официант, не обращая внимания на появление Родриго.
         - Ещё одно слово, и я за себя не ручаюсь! - прошептал Леонардо, побледнев словно мел. Он весь напрягся и вплотную
придвинулся к Годою.
         - Убирайся, недоносок! - произнёс водитель, хватая официанта за шиворот. - Что ты к парню привязался? Тебе что, мало
своих гнусных дружков? Разве ты не видишь, - это же ребёнок! Я и пальцем прикоснуться к нему не позволю!
         - Ребёнок? - недобро сощурил свои кошачьи глаза официант. - Хорош ребёнок! Всем известно, что он голубой. Этот
херувимчик был в своё время любовником Санчо Живодёра. Если не верите мне, - спросите у самого жениха, пока он ещё не отвалил со
с молодой женой в своё бунгало.
         - Я убью тебя, - чуть слышно проговорил Леонардо, сжимая кулаки. - Слышишь, сволочь, я тебя убью! Попомни моё слово!
         Он задохнулся от неотразимо ранящих его душу чувств, резко повернулся и выскочил на улицу.
         - Немедленно догони и верни его, - обратился к Родриго ввязавшийся в разговор шеф-повар. - Иначе, он что-нибудь
сделает с собой.
         - Скотина! - Водитель грузовика бросился на Годоя и со всего размаха врезал негодяю-официанту по здоровому глазу. - Завтра чтоб
ноги твоей не было в "Подкове"! Если добровольно не возьмёшь расчёт, я собственноручно тебя придушу! Знай, работать здесь ты
всё равно не будешь. - И шофёр бросился вдогонку за Леонардо.

 
         

         И опять к морю! Опять - как и в прошлый раз. Опостылела кажущаяся уже ненужной, полная оскорблений и
издевательств жизнь!
         Со всего разбега Лео бросился на мягкий белый песок пустынного пляжа. Его горло сжимали мучительные
спазмы, грудь тяжело вздымалась, а в ушах всё еще стояли унизительные, убивающие наповал слова Нисето Годоя.
        "Что делать? Что делать? Стыд-то какой! - думал Леонардо, глотая слёзы горечи и обиды. - Теперь на меня
все будут пальцем показывать. Нужно забрать Кнопку и уйти из "Подковы". Но куда? Можно, конечно,пойти воровать,
связаться с какой - нибудь шайкой,только не по нутру мне такая жизнь. Я хочу честно зарабатывать свой хлеб."
        Глядя на усыпанное звёздами небо Сан - Хосе, на ласково шуршащий морской прибой,слушая крики дельфинов,
юноша вспомнил родную Севилью: Гвадалквивир, журча,несёт свои воды под мостами и расстилается сияющей плосой
среди безмолвных полей. Цветущие апельсиновые деревья -эти благоухающие кадила ночи -раскрыв тысячи своих белых
 нежных уст, насыщают воздух ароматом трепещущей плоти. Пальмы баюкают перистыми ветвями Алькасар с его стражами -
мавританскими зубцами. Хиральда, словно голубой призрак, пожирающий звёзды, вздымается ввысь, закрывая часть неба своей
стройной громадой. А Луна, упившись ночным благоуханием, кажется, улыбается и Земле, взбухающей весенними соками, и сверкающему
огнями городу, и кишащему в его недрах людскому муравейнику. Всем, кто поёт и радуется жизни.
        И Лео зарыдал ещё сильнее.
        - Пойдём домой, малыш, - услышал он рядом с собой тихий голос Родриго. Он присел рядом с Лео на песок и
положил свою руку ему на плечо.
        - У меня нет ни дома, ни семьи.
        - Теперь мы все в "Подкове" - твоя семья. Неужели ты думаешь, мальчик, что кто-то поверил этому чудовищу, Годою?
        Леонардо поднялся и сел, обхватив руками колени.
        - Отчасти Нисето сказал правду, - чуть слышно произнёс он. - Но я не голубой. Нет, не голубой! - вдруг
 в сердцах воскликнул юноша. - Меня... Меня... я не хотел... Меня насильно...  Это было пыткой... - Он снова
задохнулся, задрожал и уткнулся лицом в грудь Родриго. - Я завтра уйду, уйду навсегда. Возьму крольчонка и уйду.
Стыдно людям в глаза смотреть.
        - Не говори ничего, - обнял юношу за плечи Родриго. - Я всё понял. Ты ни в чём не виноват. Зная, какой
Годой мерзавец, ему никто из наших не поверил. Куда ты пойдёшь? У тебя нет ни дома, ни семьи, ни образования!
Кто возьмёт тебя на работу без паспорта? Конечно, должность у тебя в "Подкове", прямо скажем, не совсем престижная, но, как-никак,
кусок хлеба и крыша над головой у тебя есть. Согласись, что хозяин наш не из худших. По крайней мере, ему всё
пофигу: лишь бы все занимались своим делом и не было бы скандалов и жалоб со стороны клиентов. Люди у нас
нормальные, к тебе все относятся хорошо, честное слово. Особенно, Мануэль - а это самое главное! Поэтому, ты, Лео, не горячись.
Послушай меня, и не делай глупости. Жизнь - сложная штука, брат, но мы, простые люди, должны идти по ней с гордо
поднятой головой! А то, что с тобой произошло, рано или поздно, обязательно забудется. Мануэль сказал, что
завтра ты можешь отдохнуть. Он очень доволен твоей работой, особенно, сегодня. Ещё он велел тебе передать
300 песет на чипсы. А эти 150 - от меня. - С этими словами водитель протянул юноше монеты. - Бери, бери, Лео.
Ты заслужил эти деньги, малыш! И ещё запомни: жизнь в семнадцать лет только начинается!




        Вечерами центр Севильи оглашался диким рёвом моторов. По узким улочкам, на головокружительной скорости
носились мотоциклисты. Разбуженные шумом, выходили на балконы заспанные горожане. Из распахнутых настежь окон
неслись проклятия и густая сочная брань. Справиться с молодёжью в городе не мог никто: полиция отмалчивалась,
законодательные органы на жалобы горожан беспомощно разводили руками, ссылаясь на то, что темпераментные молодые
люди развлекаются таким образом, и, если у них отнять и эту невинную забаву, то они, чего доброго, начнут мастерить
самодельные бомбы и заниматься терроризмом.
        На заднем сиденье одного из мотоциклов марки "Харлей-Дэвидсон" сидела рослая девица, одетая в кожаные
брюки, такую же жилетку и ботинки типа "хаки". На голове у неё красовался шлем тёмнобардового цвета. Имя этой
молодой особы было Сильвия Дельгадо. Дочь состоятельных родителей, Сильвия не занималась ничем: не училась, не
работала. Вместе со своими дружками мотоциклистами она слушала своеобразную музыку, покуривала травку, и колесила
по всей Испании на "Харлее" своего друга Кике.
        Обычно молодые люди собирались на окраине Севильи, где они облюбовали зелёную поляну под одним из мостов через
Гвадалквивир. У этих юношей и девушек без определённых занятий был свой особый мир, в который они не допускали посторонних
и настороженно относились к новичкам.
        Сильвия Дельгадо была "своим парнем" в этой команде, молодые люди относились к ней с уважением и прислушивались
к её мнению. Но у Сильвии была одна слабость, отказаться от которой она не могла. Ей, как воздух, были необходимы встречи
с бывшей школьной подругой Вероникой Мархиль, девушкой скромной, интеллигентной и по-настоящему домашней, одной из
лучших студенток медицинского факультета Севильского университета. Что общего было между подругами оставалось загадкой.
Люди, которые хорошо знали и Сильвию и Веронику, разгадать эту тайну так и не смогли.





         Никогда ещё Сан-Хосе не выглядел так светло и радостно, как сегодня. Выходной! Как редко выпадали такие
счастливые дни в нелёгкой жизни Леонардо Варгас-Льосы! Он глядел по сторонам и выдел город совершенно иными глазами: ярким, весёлым,
манящим. Холм и гитары остались позади. Горячий асфальт давал о себе знать: он обжигал ступни ног даже через толстые
 подошвы кроссовок. Мимо проезжали битком набитые автобусы, гудели машины, а Лео не замечал ни жары, ни людской
сутолоки. Сегодня он отдыхал. У него не было определённого маршрута - он просто бродил по городу в своё удовольствие. Ему не нужно
было никуда спешить, его никто не ждал. Он был свободен, как птица в полёте.
        В знакомом кафе, под открытым небом, на улице Ангела, за столиком сидела только одна пара: мужчина лет
пятидесяти в светлых брюках и белой рубашке с короткими рукавами и молоденькая девушка лет двадцати, в узком полосатом
сарафане с открытой спиной. Мужчина был смуглый, с заметным брюшком и большими залысинами на тёмных прилизанных волосах.
Волосы девушки светлыми волнами спускались почти до самого пояса, кожа её отливала матовой белизной, что было непривычно
для андалусского городка. Незнакомая пара потягивала белое вино из высоких бокалов и непринуждённо беседовала.
        Леонардо заказал себе две бутылки светлого пива, пакет картофельных чипсов, фисташки, и сел за соседний столик как раз
напротив светловолосой девушки. Он не был любителем подслушивать чужие разговоры, но эта необычная пара почему-то сразу же
заинтриговала его, и юноша невольно прислушался.
        - Как тебе нравится Сан-Хосе, Натача? - спросил мужчина, прикрывая белую руку девушки соей широкой смуглой
ладонью.
        - Очень скучно! По сравнению с Барселоной этот город - глухая деревня! - ответила его собеседница на скверном
испанском языке. - Мне надоело здесь! - добавила она капризно. - Поедем обратно!
        Леонардо понял: девушка иностранка, судя по имени - русская. Вот только в каком качестве она путешествует с
этим солидным сеньором юноша никак понять не мог.
        - Но, дорогая, у меня ведь работа! - возразил мужчина. - Как только я освобожусь, мы сразу же уедем в Севилью. О! Севилья - это
чудесный город. Первым делом ты увидишь настоящую корриду. Ты когда-нибудь видела корриду?
        - Прости, Хосе, но коррида - это же варварство, пережиток прошлого. Почему вы, испанцы, такие кровожадные?
        - Ты ошибаешься, девочка, - остановил собеседницу милой улыбкой мужчина. - Коррида - явление прогрессивное.
Она благотворно действует на нравы в моей стране, смягчает жестокость развлечений, которым испанский народ предавался
в прежние времена.
        Не выпуская бокала из рук, он говорил и говорил, останавливаясь лишь за тем, чтобы отхлебнуть из бокала вино и сделать сигаретную
затяжку.
        - Человек ищет острые приправы к однообразию своей жизни, - продолжал он. - Алкоголь - тоже зло, и нам
известен вред, который он причиняет. Однако почти все пьют. Время от времени капля варварства вливает новые силы
в существование человека. всех нас изредка тянет повернуть вспять и ненадолго окунуться в жизнь наших далёких
предков. Животная грубость вызывает в душе народа таинственные силы. Не надо заглушать их! Ты говоришь, что бой быков - варварское
зрелище. Согласен. Но это - не единственная варварская забава в мире. Возврат к диким и грубым наслаждениям - болезнь
человечества, поражающая в одинаковой степени все народы. Вот почему я негодую, когда иностранцы осуждают Испанию,
как будто лишь у нас сохраняются грубые народные увеселения.
        И мужчина, с ожесточением продолжая свой затянувшийся монолог, стал нападать на бега и скачки, в результате
которых люди гибнут чаще, чем на арене в схватке с быком. На современные спортивные состязания, такие, как горные лыжи, прыжки
с трамплина, бокс, борьба, регби и даже с первого взгляда безобидный футбол, из которых участники частенько
выходят с выбитыми челюстями, со сплющенными носами и свёрнутыми шеями.
        - Страдания быка и лошадей, - запальчиво продолжал незнакомец, - вызывают слёзы сострадания у иностранцев,
которые не замечают, как на ипподроме падает бездыханная искалеченная  лошадь. А зоологический сад, где животных
содержат в грязных вонючих вольерах и бассейнах с тухлой водой, считается за границей украшением каждого крупного
города. Я восхищаюсь иностранцами, и мы, испанцы, им многим обязаны. Но, что касается боя быков - чёрт возьми! - они
несут чепуху.
        И пылкий сеньор в соём фанатическом ослеплении клял без различия все страны планеты, поносящие испанское
народное празднество, но признающие в то же время другие кровавые забавы, которые даже нельзя оправдать их живописностью.
Незнакомец явно принадлежал к числу патриотов Испании. Леонардо даже зауважал его и заслушался красивой речью
незнакомца, но тут вдруг он заметил, как к соседнему столику, где сидел сеньор со своей белокурой спутницей,
подошёл пожилой нищий.
        - Сеньор так красиво сейчас говорил, - вежливо заметил он, - ваша дама прелестна, а сами вы на редкость умны
и образованы. Так ради такого случая не угостите ли бедного чешовека бутылочкой пивка? Сегодня неимоверная жара,
и меня просто замучила жажда!
        - Слушай, уважаемый, топал бы ты отсюда! - речистый сеньор переменился в лице, привстал и брезгливо отодвинул
свой стул подальше от непрошеного гостя. Его юная спутница как бы ненароком поднесла к носу батистовый платочек, который
достала из маленькой сумочки. - Шляются тут всякие...
        - Простите, сеньор, что помешал вам и вашей даме! Желаю удачи! - Бродяга ведливо приподнял помятую
фетровую шляпу и, понурив голову, побрёл между столиков.
        - Подсаживайтесь ко мне, папаша, - остановил нищего Леонардо, внимательно наблюдавший за происходящим. - Пожалуйста,
угощайтесь. Вот - холодное пиво, чипсы, орешки. Берите, не стесняйтесь!
        - Спасибо, милый. Орехи мне нечем грызь, а вот от пива, пожалуй, не откажусь. - Старик присел на краешек стула
и пристально взглянул на юношу.
        Лео придвинул к незнакомцу одну бутылку и уже открытый пакет с чипсами.
        - Кто ты, о прелестный отрок? - спросил старик сердечно и проникновенно.
        - Леонардо Варгас-Льосе.
        - Твоё имя звучит, как музыка. Ты, наверное, артист. Певец, или музыкант?
        - Да нет, что вы, я в ресторане грязь вожу.
        - О, сладостный мираж солнечных стран! Обманчивое опьянение света и красок! С твоей неординарной
внешностью, мой мальчик, ты мог бы блистать на лучших подмостках Испании. А ты работаешь простым чернорабочим.
Это несправедливо! Но, позволь представиться, мой юный друг. - Незнакомец привстал и снял шляпу. - Бывший драматический
актёр Сесар Леаль.
        - Вы актёр? - Леонардо удивлённо вскинул брови.
        - А почему ты, собственно говоря, так удивился? Богемная жизнь - это клоака, которая засасывает творческого
человека с головой. Она может поднять актёра на недосягаемую высоту, а потом сбросить его в бездонную пропасть. Слава, мой
мальчик, к сожалению, недолговечна. И я в своё время был молод, талантлив и считался баловнем судьбы. О ролях, которые
я играл в своём театре, другие актёры могли только  мечтать. Но, к сожалению, всё в жизни меняется. Когда
в наш театр пришёл новый режиссёр, про меня постепенно стали забывать и, в конце концов, забыли совсем. Я был горд
и в массовках играть не захотел. Пришлось уйти из театра. Справиться с чувством острой несправедливости я, к сожалению,
не смог. И, чтобы забыться, нашёл отраду в вине. Бывают, конечно, сильные личности, которые пытаются сопротивляться, пробуют
себя на ином поприще, в ином амплуа. Я не смог...
        Незнакомец вскочил со стула. Одну руку он прижал к груди, другую в страстном порыве выбросил вперёд.
        - О, Испания, страна, страна разочарований, где всё оказывается легендой! Даже дерзость героев! - с пафосом
продекламировал бывший актёр. Неожиданно он покачнулся и чуть было не упал, но Лео вовремя поддержал его.
        - Успокойтесь, сеньор, - сказал расстроганный юноша. - Не стоит так переживать.
        Плешивый господин и его юная спутница, как по команде, обернулись в их сторону. На тонких губах мужчины застыла
брезгливая усмешка.
        - В твоих глазах - боль и тоска, мальчик, - понизил голос старик, снова усаживаясь на стул. - Зато душа твоя соткана
из солнечных лучей, а сердце переполнено добротой и состраданием к ближнему. Это и понятно: кто не испытал горя в жизни, тот
никогда не поймёт чужой беды, - бросил он короткий укоризненный взгляд на соседний столик. - Я чувствую, ты глубоко
несчастен. К сожалению, судьбу не перешибёшь. Судьба наша - вон где решается! - и он поднял руку вверх. - Никому
не под силу изменить свою судьбу. Принимай безропотно всё, что тебе уготовано на небесах. Вот и всё!
        От слов старика Леонардо весь вспыхнул. Его чёрные глаза загорелись непримеримым огнём.
        - Настанет день, и я изменю свою судьбу! - упрямо тряхнул он головой и окинул огненным взглядом
цыганских глаз всех сидящих в кафе.
        Сесар Леаль замолчал и посмотрел на юношу с явным уважением. Лео расплатился с официантом и, простившись с
бывшим актёром, ушёл. Силуэт его растворился в утренней дымке. Старик не мог вымолвить ни слова. Но он знал, что
этот мальчик добьётся своего. Человек становится таким, когда в его сердце рождается надежда, когда он настойчиво
стремится к своей мечте!
        Где-то на улице в тот момент послышался перебор гитарных струн.



        Леонардо пошёл на музыкальный звук, в надежде снова увидеть встреченного ранее гитариста.
Он не ошибся. Молодой музыкант стоял на том же самом месте, где и в прошлый раз. Жестяная банка, его
неизменная копилка и на этот раз была пуста. Как показалось Лео, лицо гитариста не выражало того восторга
и самозабвения, как раньше. Оно было серым и мрачным.
        - Привет! - Леонардо остановился напротив гитариста и кивнул ему. - Что, не идёт работа?
        - Привет! - кивнул в ответ музыкант. - Я вспомнил тебя, ты тот самый парень, который несколько
дней тому назад опустил в мою банку сто песет.
        - К сожалению, сейчас денег у меня нет, я их уже успел потратить. Тебя как зовут?
        - Николас. А тебя?
        - Леонардо.
        Их ладони встретились в долгом рукопожатии.
        - Мне кажется, - предположил Лео, - что ты стоишь на неудачном месте. Тебе нужно идти на
набережную. Там народу больше, иностранцы чаще попадаются.
        - Пробовал. Там полиция гоняет, а здесь тихо.
        - Слушай, а в твоём репертуаре имеется что-нибудь народное?
        - Что именно?
        - Фламенко, например, или фанданго?
        - Могу сыграть.
        - Давай! А как насчёт кастаньет?
        - На, держи! - Николас подкинул кастаньеты, и Лео поймал их на лету.
        Зазвучала гитара. Над городом полилась страстная андалусская мелодия. В ней слышались
и благоухания южной ночи, и напевы цыган, и чьи-то горькие рыдания.
        Изогнувшись, Леонардо вскинул руки с кастаньетами над головой. Его ноги, обутые в старые
кроссовки, словно подружились с раскалённым на солнце асфальтом. Стройный стан юноши раскачивался
в такт музыки. Гордо посаженная голова с развевающимися на ветру волнами белокурых волос, была
повёрнута в сторону зрителей, которых на улице собралось уже в этот момент немало. Народ всё подходил
и подходил. Поддавшись страстному дуэту молодых исполнителей, зрители в такт хлопали в ладоши. А белокурый
танцор в потрёпанной одежде, казалось, никого вокруг себя не замечал. Он жил в танце. То он изобржаал
пылкого возлюбленного, то странствующего рыцаря, то отважного тореро.
        Когда замер последний звук гитары, и окончился танец, раздались дружные аплодисменты. Зрители
склонялись над консервной банкой и опускали в неё монеты. То там, то тут слышались возгласы восхищения
виртуозным мастерством юного танцора и благодарности Леонардо и Николасу за то, что они подарили
людям радость.
        Когда зрители постепенно разошлись, оба юноши бросили взгляд на банку. Она была доверху
заполнена монетами различного достоинства.
        - Класс! - воскликнул Николас, хлопая Лео по плечу. - Ты танцуешь не хуже, чем Эрмино Фальор.
        Эрмино Фальор был ведущим танцовщиком в труппе Национального балета Испании и был кумиром
Леонардо Варгас-Льосы.
        - Мне до Эрмино далеко, - ответил юноша, отрицательно мотнув головой. - Забирай-ка деньги, Николас.
Завтра сможешь хоть немного отдохнуть.
        - Нет, мы разделим их пополам! Если бы не твой зажигательный танец, я до сих пор так и стоял бы здесь.
А ты молодец! Настоящий талант!
        На том и порешили. Пересчитали деньги: в банке оказалось чуть больше двух тысяч песет. Молодые люди
поделили выручку по-братски и обменялись адресами.
        - Если будет свободное время, заходи ко мне, - предложил Николас. - Я познакомлю тебя со
своей девушкой. Она у меня - прелесть! Рад был с тобой познакомиться, Лео. Ну, пока. И спасибо за помощь!



        Вечером того же дня хозяин "Подковы" вызвал Леонардо в свой кабинет.
        - Я слышал, - сказал он, что ты сегодня лихо отплясывал фламенко на улице Ангела.
        Ничего не выражающий взгляд Сильвио Рамиреса скользнул по лицу Лео. Его голос не вязался
 с обликом босса и звучал с какой-то женской мягкостью. Но в каждом слове Рамиреса чувствовалась
чуть заметная насмешка.
        - Я танцевал? - изобразил невинно-удивлённую мину Леонардо. - Меня, наверно, с кем-то спутали,
сеньор.
        - Слушай, парень, не валяй дурака и не делай из меня идиота. Танцевал ты, это факт. В нашем
задрипанном городишке, пожалуй, не найдётся другого такого блондинистого паренька. Ты выкидывал
такие кренделя, что привлёк к себе внимание половины города. Или я не прав?
        Леонардо гордо вскинул голову. Что ж, отнекиваться, пожалуй, теперь не было никакого смысла.
        - Да, я танцевал на улице Ангела!
        - Так это ж прекрасно! - Сильвио подошёл к Лео и похлопал его по плечу. В голове хозяина
"Подковы" уже созрел грандиозный план. Он понял, что с помощью этого парнишки можно делать огромные
деньги. Стоит только приложить небольшое усилие. - Это здорово, что ты умеешь танцевать! - повторил Рамирес
и улыбнулся нарочито сладко. - К чёрту кухня! К чёрту грязь! Эта работа не для тебя. Я приглашу к тебе опытного
хореографа, Лео. Ты с ним некоторое время позанимаешься, а потом будешь выступать на сцене "Подковы". А я стану твоим
продюсером. Я сделаю тебе громкое имя! От поклонников отбою не будет.
        - А если я соглашусь, - произнёс юноша твёрдым голосом, глядя прямо в глаза хозяина, - то на каких
условиях буду выступать перед публикой?
        - Ну, малыш, ты задаёшь слишком много вопросов, понизил голос Рамирес. - Условия мы  с тобой обговорим потом.
Самое главное - начать! я же не знаю, как пойдут у нас с тобой дела. Если всё будет хорошо, - вот тогда и поговорим
насчёт условий. Соглашайся, Леонардо - я предлагаю тебе выгодное дело!
        Лео прикинул в уме: если он и дальше будет работать на кухне задарма, не разгибая спины,
то ничего хорошего ему в жизни не светит. Сейчас хозяин предложил ему другую работу: работу, быть может, на износ,
до кровавых мозолей, до боли в позвоночнике. Но это именно та работа, о которой он, Леонардо Варгас-Льоса, мечтал с детства.
Пусть на сцене ресторана, - но он будет танцевать!
        - Я согласен, - вскинул голову юноша.
        - Ну, вот и замечательно! Тебя просмотрит хореограф и тогда можно будет приступить к
репетициям. Всё остальное, в том числе, и рекламу, я беру на себя.



        Виктор Корралес-Эхеа был неудачником. Блистательный танцовщик, он покорил сердца многих
поклонниц балетного искусства в Мадриде. Слава и успех вскружили молодому артисту голову. Он начал
вести беспорядочную жизнь, пристрастился к алкоголю, пропускал репетиции, срывал спектакли. Директор
театра поставил вопрос об увольнении Виктора из труппы. Однажды ночью Корралес-Эхеа в сильном подпитии
возвращался домой с очередной гулянки на своём шикарном лимузине. В салоне машины, кроме него,сидели
ещё две девицы лёгкого поведения, с которыми он собирался провести остаток ночи. Неожиданно из-за поворота
выскочил грузовик. Пьяный Виктор не справился с управлением, и лимузин на полном ходу врезался в
грузовую машину. Девицы скончались на месте. Сам же водитель лимузина был доставлен в клинику в
тяжёлом состоянии. Помимо сотрясения мозга, у Виктора оказался сложнейший перелом правой голени.
Обе кости были раздлроблены в нескольких местах, и хирургам-травматологам, чтобы не ампутировать ногу
выше колена пришлось немало потрудиться. Естественно, больше ни о каком балете не могло быть и речи.
Кроме того, на Виктора было заведено уголовное дело. И тогда, чтобы скрыться от правосудия, Корралис-Эхеа
сбежал из клиники и подался на юг Испании, поближе к морю, где мечтал купить небольшую виллу с
видом на залив и завести себе нечто вроде гарема. Но, по дороге к морю, в одной из гостиниц, где остановился
Виктор, его обчистила очередная девица, подсыпав ему в вино снотворное.  Она унесла с собой все деньги, какие
у него были при себе, за исключением нескольких купюр, которые лежали в кармане его брюк.
        Танцовцик-неудачник с грехом пополам всё же добрался до Альмерии и затесался в один из самых
захудалых ресторанов города. Здесь ему повезло. Когда он исполнял какой-то слишком сексуальный танец с одной
девицей вульгарного вида в коротенькой юбчонке и прозрачной блузке, сквозь которую просвечивали все её прелести,
к нему подошёл незнакомый человек и предложил поработать в стриптиз-баре. Этим человеком оказался
хозяин "Подковы" Сильвио Рамирес. По достоинству оценив идеальную фигуру танцора, его привлекательную
внешность, раскованность и пластику, Рамирес понял, что из Виктора получится неплохой стриптизёр.
Так оно и вышло. Работая в "Подкове", бывший артист Национального балета Испании имел неплохие деньги, не
прикладывая к этому особого труда. При виде молодого полуобнажённого мужчины с сексапильной внешностью и
божественной фигурой, дамы всех возрастов сами выкладывали перед ним доллары. Ещё Виктор имел
некоторую власть над своим хозяином, который немного побаивался нового стриптизёра и уважал его
за прошлые "заслуги перед отечеством". Именно этому человеку Рамирес и решил показать Леонардо
Варгас-Льосу.
        После просмотра юного танцора состоялся разговор Сильвио с Виктором.
        - Как тебе понравился мальчик, Виктор?
        - Мальчик обещает быть виртуозным исполнителем, но с ним ещё нужно работать и работать.
        - Вот ты этим и займёшься, мой друг. А потом с помощью этого сопляка мы сможем делать деньги, и немалые.
Что ты на это скажешь?
        - Как я понял, ты хочешь заставить его работать на себя почти бесплатно? А знаешь, как это
называется, Сильвио? Это называется - эксплуатация рабского труда. А Конституция нашей страны, как
ты знаешь, запрещает подневольный труд. То, что ты задумал, попахивает тюрьмой. Первый раз я её
избежал, и сейчас, скажу честно, туда не хочу.
        - Ну, зачем же так. Если дела пойдут нормально, я пообещаю парню небольшой гонорар за его
выступления. Он и тем будет доволен. И потом: мальчишка круглый сирота, до него никому нет дела.
Мы будем ему и благодетелями и отцами родными одновременно. Ты даёшь гарантию сделать из него виртуоза?
        - Я тебе ничего не даю, Сильвио. Заранее ведь трудно сказать, как пойдут дела. Я пока не знаю физических
возможностей юноши, не знаю, какая у него работоспособность, самоотдача. Ведь, чтобы стать настоящим
артистом балета, нужно полностью отмести всё: лень, плохое настроение, хандру... Только работа, работа,
и ещё раз работа. Ежедневный каторжный труд, самозабвение и отречение от всех земных соблазнов.
Если всеми этими качествами твой парень обладает, то обещаю: я сделаю из него классного танцовщика!
Тогда месяца через три-четыре его можно будет показать зрителям. Но не раньше! В деле, которое ты
задумал, Сильвио, халтуры быть не должно! Иначе ты прогоришь. Пожалуй, я займусь с мальчиком
народным танцем. Нашему обывателю надоели все эти волосатые певцы и кривоногие безголосые певички.
Люди уже стонут от той телепродукции, которой изобилуют экраны их телевизоров. Их также уже тошнит
от стриптиза. Уж можешь мне поверить! Нашему темпераментному народу нужны такие зрелища, которые
хватают за душу и будоражат кровь. Коррида у испанцев тоже в зубах навязла. Я сделаю из парня
конфетку! Кумира публики! Обыватель будет рыдать и плакать. Только с одним условием: тридцать процентов
ежедневного дохода от моноспектакля - мои!
        - Это же грабёж средь бела дня, Виктор! Двадцать пять.
        - Тридцать - и не песетой меньше!
        - Хорошо, тридцать. И - по рукам!
        Итак, сделка состоялась, и оба приятеля остались весьма довольны.

      

        Три месяца ежедневного кропотливого труда в классе у балетного станка пролетели незаметно. Но для
Леонардо этот труд был наслаждением. он знал азы хореографии и уже многое умел, но то, чему обучал его новый учитель,
было для юноши откровением, музыкой, поэзией. Виктор избрал новый, небоычный стиль танца, чем надеялся в
скором времени покорить всю Андалусию.
        Лео оказался способным учеником: трудолюбивым, терпеливым, понятливым. Работать с ним было легко и приятно.
И Виктор отдавал своему ученику всё, чем владел когда-то сам. Он обучал Леонардо нотной грамоте, посвящал  его
в тайны классической хореографии, заставлял до изнеможения работать у балетного станка, чтобы укрепить и сделать
эластичными пока ещё не совсем послушные мышцы юного танцовщика. Маэстро без конца заставлял его повторять
высокие прыжки, фуэтэ, растяжки. Хореограф считал, что в балете важно всё: постановка головы, рук, движение
каждого пальца, каждый жест и даже мимика. Виктор требовал, чтобы его ученик ежедневно просматривал видеокассеты
с записями выступлений самых известных танцовщиков мира.
        - Донести до зрителя смысл и настроение танца, - говорил он, - это высший пилотаж, и ты обязан им владеть.
Ты должен быть уникальным и единственным. Только так можно заслужить признание и славу!
        Тридцатитрёхлетний Виктор Корралис-Эхеа, не имеющий ни семьи, ни детей, всей душой привязался к Леонардо и
полюбил его, как младшего брата. Бывший танцовщик так увлёкся новой работой, что напрочь позабыл и прошлую
разгульную жизнь, и своих старых подружек, и недавнюю работу стриптизёром в ночном баре. Он снова стал прежним
Виктором Корралесом-Эхеа, любимцем публики, танцовщиком с большой буквы. В своём подопечном он увидел себя
в юности и понял: этот мальчик далеко пойдёт! И помочь ему непременно должен он, Виктор, только нужно
набраться терпения.
        Хореограф приготовил будущим зрителям провинциального андалусского городка прекрасный подарок: кроме
народных танцев Испании, таких как галисийская муньейра, арагонская и валенсийская хота, каталонская
сарданга, баскский сорцико и андалусские севильянас Виктор поставил с Леонардо танец тореро из "Кармен-сюиты",
Гран Па из балета Минкуса "Дон Кихот" и отрывок из первой части балета Спартак на музыку Хачатуряна. Хореографию
и стиль он избрал свои.
        Пока в балетном классе полным ходом шла подготовка к спектаклю, Сильвио Рамирес занялся реконструкцией
"Подковы". Стриптиз-бар он прикрыл и уволил всех стриптизёров и стриптизёрш. Он взял ссуду в банке, полностью
изменил планировку ресторана, расширил зал для посетителей. С внутренней стороны здания он приказал пристроить
подобие открытой веранды, изогнутной по всей длине ресторана, с выходом в патио. В центре патио была сооружена
круглая сцена, вокруг которой разместились многочисленные фонтаны со светомузыкой. Фонтаны должны были работать
так, чтобы получить массу бьющих ввысь струй разной высоты всех цветов радуги. Танцор же должен был исполнять
свои танцы, имитируя впечатление от падающего сверху вниз разноцветного фонтанного "дождя". В типографии Рамирес
заказал красочные афиши, на которых был изображён Леонардо в костюме тореро под поэтичной надписью - "название
музыкального шоу "Танцор дождя".
         Теперь Лео жил в комнате с хорошей мебелью. Кнопка тоже перебрался в большую пластиковую коробку. Рядом с
комнатой, где жил юноша, находилась гримёрная. В ней же висели многочисленные костюмы, предназначенные для выступлений
юного танцора. Костюмы были пожиты специально для Лео, в мастерской оперного театра в Севилье. На трюмо с большим
зеркалом стояла дорогостоящая косметика и предметы ухода за кожей тела и лица. Хозяин "Подковы" не пожалел средств,
потому что, поприсутствовав несколько раз на репетициях Леонардо, он понял, что игра стоит свеч!




         Каждое утро Вероника Мархиль спешила в университет. А сегодня в подъезде своего дома она столкнулась с Сильвией
Дельгадо.  Подруга так торопилась, что не сразу заметила Веронику.
         - Ой! - Сильвия резко остановилась, едва не налетев на девушку. - Извини, не заметила тебя. Привет! А я к тебе, -
улыбнулась она, протягивая подруге конверт. - Письмо от матери...
         Вероника взяла конверт из рук Сильвии и быстро спрятала его в сумку.
         - Спасибо. - Подавив тяжёлый вздох, девушка обняла подругу. - К сожалению, мне пора в университет. Скоро начнутся
лекции. Может, зайдёшь вечером? Посидим, полушаем музыку, поболтаем. Сегодня отец вернётся поздно.
         - Ничего не получится. - Взгляд у Сильвии был весёлым, а голос - низким и тёплым. - Сегодня вечером мы с ребятами
уезжаем в Сан-Хосе. - Сильвия поделила по-братски вкусно пахнущий пирог с корицей, который достала из рюкзака, и одну
половинку протянула подруге.
         У Вероники дрогнуло сердце. Несмотря на разные взгляды на жизнь, она любила подругу всей душой и не представляла
своей жизни без её тонкого юмора и почти мужского покровительства.
         - И надолго ты едешь?
         - Недели на две. Там будет что-то типа крутой тусовки.
         - Значит, ты оставляешь меня одну? - грустно вздохнула Вероника, отводя в сторону взгляд. - Мне будет очень
скучно без тебя, Сильвия.
         Съев пирог, они вышли на улицу и уселись на скамейку возле дома. Сильвия достала из рюкзака бутылку колы и
протянула её подруге.
         - Время пролетит незаметно, - успокоила она Веронику. - Не успеешь соскучиться, как я уже вернусь. Жаль, что ты
не можешь поехать с нами к морю.
         - Да, жаль. Но что поделаешь! Сейчас самая горячая пора: зачёты, экзамены. А потом отец всё равно меня не отпустил бы...
         Сильвию привёз сюда на мотоцикле её друг Кики. Пока девушки сидели на скамейке и мирно беседовали, молодой
человек стоял в стороне возле своего мотоцикла и, покуривая, терпеливо дожидался подругу.
         - Сейчас я попрошу Кики, чтобы довёз тебя до университета, - предложила Сильвия. - Хочешь?
         - Хочу. А ты как же?
         - Ничего. Поеду на автобусе. Мне ещё нужно успеть в несколько мест. 
         Сильвия подошла к юноше и что-то шепнула ему на ухо. Он утвердительно кивнул и оседлал мотоцикл.
         - Привет, малышка! - Кики поднял вверх правую руку, затянутую  в кожаную перчатку, приветствуя таким образом
Веронику. - Садись и держись крепче за меня! Ух, прокачу! - весело рассмеялся он, надевая шлем.
         Не успела девушка сесть сзади юноши и крепко обхватить его руками за талию, как взревел мотор, и мотоцикл, словно
бешеный зверь, рванул с места. Вероника оглянулась назад.  Ей удалось только махнуть Сильвии рукой.





         Наконец, для Лео наступил долгожданный день премьеры. Ресторан "Подкова" был заполнен до отказа. Свободных мест
не было. На премьеру моно-спектакля пришёл весь цвет Сан-Хосе.
         Перед первым выходом Лео на сцену рядом с ним в гримёрной был его маэстро и старший друг Виктор Корралес-Эхеа.
Шли последние приготовления перед премьерой. Первым номером новой программы был танец тореро из "Кармен-сюиты".
         Леонардо надел узкие брюки чёрного цвета, потом сунул голову в лёгкую батистовую рубашку с гофрированной грудью,
тонкую и прозрачную и заправил её в брюки. Затем юноша достал из шкафа сложенную фаху*  (широкая шёлковая полоса длиной до
четырёх метров, которую используют тореро для своих костюмов). Он встал в глубине гримёрной напротив Виктора и укрепил
один конец ленты у пояса. Потом он стал медленно вращаться на особенных высоких с подкосом каблуках, приближаясь к
учителю, а лента, которую тот поддерживал, укладывалась правильными кругами, придавая юношеской талии необыкновенную
стройность.
         Быстрыми ловкими движениями, как заправский тореро, Лео изменял положение шёлковой полосы. При некоторых поворотах
фаха складывалась вдвое, при других - расправлялась вокруг талиии юноши, как вылитая, без единой складочки или морщинки.
Иногда Лео останавливался и делал несколько оборотов назад, исправляя какой-нибудь промах.
         Но вот, после бесчисленных остановок, Леонардо добрался до конца, намотав вокруг талии весь шёлк. поверх этого
красного пояса он надел сияющюю ослепительным шитьём куртку. Вся она была заткана золотыми цветами с венчиками из
сверкающих разноцветных камней. Наплечники, обрамлённые золотой канителью, состояли из сплошного золотого шитья.
         Плотная, тоже золотая бахрома, идущая по краям куртки, трепетала и переливалась при каждом движении.
         Когда с костюмом было покончено, Леонардо подсел к зеркалу, и заплёл свои белокурые волосы в колету* (прядь
волос, длиной в четверть, свисающая с макушки и заплетённая в тугую косичку, строго посередине шеи. Неотъемлемая часть
имиджа тореро).
         Тем временем, Виктор достал из круглой картонки головной убор тореро - настоящее произведение искусства - и
торжественно водрузил его на голову своему юному ученику. Лео встал, снял со стула плащ - почти настоящую королевскую
мантию, также расшитую золотой нитью.  Он перебросил плащ через одно плечо и, взглянув на себя в зеркало, остался доволен
проделанной работой: Леонардо Варгас-Льоса выглядел, мягко говоря, неплохо! Отогнув уголок шторы, юноша увидел залитую
разноцветными огнями сцену. Сегодня ни одного свободного столика в "Подкове" не было.
         - Оле* (исп. браво), мой мальчик! Ты выглядишь прекрасно! - воскликнул маэстро. - Ну, с Богом! Зрители с нетерпением
ждут тебя.
         За дверью гримёрной собрались бывшие сослуживцы Леонардо по кухне.
         - О-о-о! Наш малыш! Ты ли это? Мы просто потрясены! - раздались восторженные возгласы, лишь только юный
танцовщик появился на пороге. - Желаем удачи, всё будет отлично!
         Тут были и сеньор Мануэль в белоснежном накрахмаленном колпаке, и посудомойка Роса, и Марина, и Родриго Зйсагирре.
Все пришли проводить юношу на первое в его жизни выступление.
         Лео был неузнаваем. Лишь только он перебросил через плечо сверкающий плащ, улыбка озарила его лицо. Но парень
смеялся, радуясь тому, что живёт, что шагает навстречу публике, что наконец сбывается его самая заветная мечта.
         Леонардо вышел на сцену. Поначалу зрители встретили его настороженно. Но, как только зазвучала фонограмма,
сразу же забили многочисленные фонтаны. И тогда Леонардо сбросил плащ. Стройная фигура юного танцовщика с гибкой талией
и гордо откинутым назад торсом, его привлекательная неординарная внешность произвели на зрителей, особенно на дам,
огромное впечатление. Юные сеньориты, вытянув шеи, пожирали юношу глазами. Сидящие рядом с ними мамаши тихонько вздыхали, сожалея
о том, что юность давно уже прошла и теперь они уже никогда не смогут, как их дочери, избрать этого красавчика своим
кумиром.
         Создавалось впечатление, что Лео танцует под аккомпанемент разноцветных дождевых струй. Это было потрясающее зрелище!
Хозяин "Подковы", действительно, как в воду глядел: название шоу "Танцор Дождя" было придумано очень удачно.



         В тот самый момент, когда юный танцовщик выходил на сцену, через ажурную решётку ресторана незаметно перемахнули
несколько молодых людей и рослая девица. Все они были одеты в кожаные брюки и такие же безрукавки. Это были Сильвия
Дельгадо и её севильские дружки. Окружённые сумерками, молодые люди бесшумно прошмыгнули мимо помойки к зданию "Подковы"
и обогнули ресторан сбоку. Почти возле самой сцены ребята остановились, скрытые тенью пышно разросшихся кустов магнолии
и душистых мавританских роз. Для охранников ресторана этот факт остался незамеченным.
   


         Каждой клеточкой своего тела, каждым вздохом, каждым движением отдавался Лео порыву творческого экстаза. Он
не обращал внимания на публику. Когда он жил в танце, он никого и ничего вокруг себя не замечал. Когда же танец закончился,
Леонардо сделал чётко зафиксированные пол-оборота, бросил шапку на сцену и замер, как изящная античная статуя. И тотчас же
словно обрушилась крыша от грома аплодисментов!
         - Оле, парень! Оле, Танцор! - вдруг раздались совсем рядом чьи-то восторженные возгласы. - Молодец, так держать!
         Леонардо обернулся. Возле кустов магнолий стояла группа молодёжи в своеобразной одежде, вовсе не соответствующей
вечерним туалетам зрителей "Подковы", и оглашала зал под открытым небом одобрительным свистом и гиканьем. Громче всех
кричала высокая девушка с длинными тёмными волосами, собранными в высокий пышный хвост.
         Увы, Сильвия не смогла сдержать эмоций, чем выдала себя и своих дружков. Молодых людей без шума и драки быстро
выпроводили из "Подковы". На этом инцидент был исчерпан. Почти никто из зрителей не обратил особого внимания на странно
одетых незнакомцев. Взоры всех присутствующих по-прежнему были устремлены на сцену.
         - Что я тебе говорил, Сильвио! Этот мальчик гениален! - шепнул на ухо хозяину "Подковы" балетмейстер, лишь
только мотоциклистов удалили из ресторана. Виктор и Рамирес сидели за ближайшим к сцене столиком и потягивали из изящных бокалов
вино. - Зрители в полнейшем восторге! Слышишь, какие овации? Они уже влюблены в него. А что ты скажешь насчёт репертуара? По-моему,
я не ошибся. Это именно то, что нужно.
         А Леонардо, упоённый преклонением публики, уходил со сцены с гордо поднятой головой, спокойный и величественный, как Бог.
И, всё-таки, не удержался от смущённой мальчишеской улыбки, в которой были и радость и торжество победителя.
         К юному исполнителю подскочил Виктор и обнял его за плечи.
         - Ты недаром трудился, мальчик! Хорошо! Ах, как хорошо! - сердечно воскликнул он со слезами на глазах, растроганный
всем произошедшим. - Публика в восторге. Следующий танец - сорцико с кинжалами. Пойдём, я помогу тебе переодеться.
         
         


         Вероника сидела за письменным столом. По её щекам текли слёзы. Она писала письмо своей матери в Мадрид.
Вероника это делала лишь тогда, когда отец находился на службе в клинике. Письма из Мадрида приходили регулярно на
адрес подруги Вероники - Сильвии, которая жила рядом и умела хранить чужие секреты. В последнем своём письме мать писала,
что в июле вместе со своим новым мужем Пабло собирается лететь в Майями. Она очень сожалеет о том, что не может взять с собой
дочь.
         "... Пойми меня правильно, девочка, - писала мать. - Мои материнские чувства к тебе не изменились. Но так сложилась
жизнь. Теперь у меня есть ещё и сын. Не имеет значения, что он мне не родной, я всё равно его очень люблю. У нас с
Пабло была мечта познакомить тебя с ним, но, к сожалению, твой отец разорвал все отношения между нами.  Ты уже
взрослая, Вероника, и сама сделаешь вывод, кто прав, кто виноват.
         Я люблю тебя. Пожалуйста, всегда помни об этом.
                Твоя мама"



         В каждом письме от матери присутствовало чувство неизгладимой вины. Вероника тоже любила мать, и желала ей
добра, но сама считала её поступок недостойным. Девушка не представляла, как можно бросить своего ребёнка. Она никогда
не думала, что так может поступить её родная мать. Вероника так и не смогла до конца понять, почему, бросив родную дочь,
мать воспитывает чужого сына. Но это произошло, и всё теперь изменилось. А что осталось? Ничего! Отец, с утра до вечера
занятый работой и нанятая кухарка. Мать всегда была для Вероники большим авторитетом, чем отец, и вдруг так наплевать
на дочь! Именно так!
         Вероника с успехом заканчивала первый курс Медицинского факультета Севильского университета. На поступление
именно на этот факультет настоял отец Вероники, Франко Мархиль, известный не только в Севилье, но и во всей Андалусии
акушер-гинеколог. Сеньор Мархиль надеялся, что дочь пойдёт по его стопам и тоже станет гинекологом. Но Вероника
категорически заявила, что будет лечить больных детей.
         "Что ж, педиатрия в наше время - тоже перспективный раздел в медицине, - подумал Франко. - Пожалуй, я смогу помочь
Веронике устроиться в хорошую клинику, где она сможет заняться большой наукой и быстро написать диссертацию."
         Больше разговоров о гинекологии он не заводил. 
         Вероника достала с книжной полки томик стихов известной испанской поэтессы и, раскрыв его на нужной странице,
вынула оттуда небольшую цветную фотографию матери. Линда Мархиль, моложавая крашеная блондинка, глядела на дочь с затаённой грустью и
нежностью.
         "Я люблю тебя, мама! Я всё равно тебя люблю! - подумала девушка, глотая слёзы. - Как иногда мне не хватает тебя!"
         Она закончила своё письмо, запечатала конверт и указала адрес. Сейчас придёт Сильвия, которая вчера вечером,
наконец-то вернулась из Сан-Хосе, и они вместе сходят на почту.
         сильвия Дельгадо, бывшая школьная подруга Вероники, в прошлом году никуда не поступила. С детства она мечтала
стать актрисой, но в театр её не приняли из-за слишком высокого роста. Теперь она готовилась к поступлению в Театр
Высокой Моды, а, проще говоря, валяла дурака. Несмотря на свой высокий рост, Сильвия имела массу поклонников и смотрела
на свою подругу с чувством снисходительного превосходства. Она наставляла её на путь истинный, учила, как нужно
правильно знакомиться с молодыми людьми, как распознать - хороший парень или барахло, и как вовремя отшить неугодного
кавалера. Для Вероники вся эта наука была за семью печатями. Как-то раз она влюбилась в одноклассника и даже написала
ему записку, в которой призналась ему в любви. А он прочитал записку перед всем классом и одноклассники долго смеялись
над Вероникой. С тех пор девушка стала избегать встреч с молодыми людьми. В университете было много хороших парней:
умных, скромных, деликатных, но Вероника уже не смогла переступить барьер своей закомплексованности, хотя многие
молодые люди обращали на неё внимание и старались завоевать её сердце.
         Девушка предпочитала одиночество. Когда ей никто не мешал, она чувствовала себя превосходно - предавалась
мечтам, и тайно вздыхала по своим кумирам, а их у девушки было немало. На стенах её комнаты были развешаны красочные афиши
молодых знаменитостей.
         Вот в одного плаката на Веронику смотрит её любимец, смуглый красавец Санти, певец из Барселоны. Прошлым
летом, после поступления в университет отец сделал дочери подарок - взял её с собой в Каталонию. В Жироне Веронике
удалось попасть на концерт кумира. Там она увидела горящие страстным огнём глаза его поклонниц, услышала громкие
выкрики из-зала и бурные овации, которые они устраивали молодому экстравагантному певцу. Некоторые особенно
темпераментные девицы выскакивали на сцену, обнимали, целовали его взасос, брали у него автографы, дарили ему
дорогие букеты. А Вероника, тихо вздыхая от переполняемого её душу восторга, мечтала лишь об одном: хотя бы прикоснуться
к принцу её сердца и заглянуть в его большие томные глаза. 



         Сильвия всегда возникала неожиданно и бурно, словно ураган. Вот и сейчас, распахнув настежь дверь комнаты,
где сидела Вероника, она ещё с порога начала упрекать хозяйку дома в затворничестве.
         - И охота тебе сидеть дома одной, - низким контральто пробасила Сильвия и, бросив рюкзак на кресло, чмокнула
Веронику в щёку.
         Ты даже не представляешь, Сильвия, как я тебя ждала! Наконец-то ты вернулась! Съездила удачно? - забросала
Вероника подругу вопросами. - Сходим на почту? Я письмо маме написала.
         - Отец так и не знает, что вы с ней переписываетесь?
         - Нет, - тяжело вздохнула Вероника. - И не хочу, чтобы он об этом знал. Ну что, идём?
         - Идём. Только посмотри сначала, какой я тебе сюрприз приготовила, - торжественно произнесла Сильвия,
протягивая подруге свёрнутый в трубку лист бумаги.
         - Что это?
         - Разверни и посмотри.
         Вероника аккуратно развернула рулон. Это была театральная афиша. На ней в полный рост был изображён изящный
юноша в узком чёрном костюме и белоснежной сорочке с кружевным жабо. Из-под широкополой шляпы чёрного цвета с плоской
тулеёй на плечи незнакомца ниспадали белокурые локоны. Молодой человек стоял вполоборота, и казалось, что его тёмные
цыганские глаза пристально смотрят на девушку.
         сердце Вероники ёкнуло. Она молча глядела на афишу, не  в силах произнести ни единого слова.
         - Что застыла? - Из состояния оцепенения Веронику вывела довольная Сильвия. - Я его специально для тебя
привезла. Нравится?
         - Нравится. А кто это?
         - Слушай, такое ощущение, что ты с Луны свалилась. Это же знаменитый Танцор Дождя из Сан-Хосе! Знаешь,
нам с ребятами даже удалось побывать на премьере его спектакля. Представляешь, я стояла почти возле самой сцены, и
видела его - ну..., как тебя. Жаль, что мы слишком быстро оттуда вылетели, - весело рассмеялась Сильвия.
         - А имя у него есть? - как заворожённая, спросила Вероника, не отрывая взгляда от портрета белокурого юноши.
         Танцор Дождя был не просто красив. Он был Прекрасным Принцем из её девичьих снов. Ну, просто один к одному:
точно такой же, каким грезился девушке первый и единственный на всю жизнь возлюбленный. Она даже пыталась рисовать его портреты,
правда, никому их не показывая. И вот сейчас она увидела его на плакате. И поразилась сходству её выдуманного образа
с живым, вполне осязаемым человеком.
         - Господи, я-то откуда знаю, как его зовут! Танцор и танцор! Ещё у нас девчонки зовут его "Сеньор дождь".
Романтично, не правда ли? - томно закатила глаза Сильвия. - Эй, эй! Что с тобой, Вероника? Ты так побледнела! Ты что,
сходу влюбилась в этого белокурого красавчика? - захихикала девушка. - Влюбилась! По глазам вижу, что влюбилась.
Клёвый парень! И чертовски талантлив. Сама видела! Короче говоря, все наши девчонки и ребята от него просто тащатся
и через месяц снова собираются в Сан-Хосе, чтобы посмотреть на это чудо природы. Ты с нами поедешь?
         - Мне отец не позволит, - грустно ответила Вероника. - Он сказал, что мы полетим в Швейцарию или во Францию.
А я не хочу туда, потому что отец берёт с собой Исабель.
         - Исабель? Кто такая Исабель?
         - Как он говорит - его будущая жена. А я её терпеть не могу.
         Сильвия обняла подругу за плечи и прижала к себе.
         - Ну, ладно, ты не переживай, - сочувственно сказала она, поглаживая тёмнокаштановые волосы Вероники. - Твой
отец - молодой мужчина, и ты должна понять, что ему нелегко без женцины.
         - Я понимаю - но поделать с собой ничего не могу. Ты оставишь мне плакат с Танцором? - тихо спросила Вероника,
не выпуская афишу из рук.
         - Я же специально, для тебя его притащила, глупенькая! У Сариты - ты знаешь её: такая маленькая и в очках -
есть ещё видеокассеты с записью его выступлений. Если хочешь, я попрошу у неё эту кассету, специально для тебя.
         - Сильвия! Пожалуйста! - вспыхнула Вероника. - Я очень хочу посмотреть!
         - Запись, правда, плохая, потмоу что снимали скрытой камерой: ведь там, где выступает танцор, видеосъёмка
запрещена.
         "Всё равно, какая запись, лишь бы увидеть Его!" - подумала Вероника и стыдливо опустила глаза, словно
кто-то мог подслушать её мысли.
         Отец вернулся домой поздно вечером, когда Вероника уже собиралась ложиться спать. Он устроился с газетой
на кухне за обеденным столом и вяло жевал оставленный кухаркой остывший бифштекс с тушёными овощами, запивая всё это апельсиновым соком.
Сегодня Франко был явно чем-то удручён. Дочь подумала о том, что не нужно мешать отцу: он не настроен на разговор.
         - Спокойной ночи, папа, - сказала Вероника, целуя отца. - Я тебя люблю!
         - Спокойной ночи, Вероника. Я  тебя тоже очень люблю, хотя ты иногда и вредничаешь.
         И они обе весело рассмеялись.
         Вероника закрыла изнутри дверь своей комнаты, опустила жалюзи, включила ночник, и прикрепила афишу вместе с юношей
на стену возле кровати. Потом она легла, но ещё долго не могла заснуть: всё любовалась им. Взгляд у Танцора Дождя
отличался от взгляда каталонца Санти, который с каждой афиши глядел на своих поклонниц томно-эротически. Глаза же
молодого андалусского танцовщика почему-то выражали неоглядную грусть и затаённую печаль, которые, как показалось
девушке, исходили из самого его сердца.
         В тот же вечер Вероника твёрдо решила: во что бы то ни стало она поедет в Сан-Хосе и воочию увидит
Танцора Дождя.



         Когда пять лет тому назад сбежала Линда, Франко ждала странная перспектива - быть Веронике
отцом и матерью одновременно. И помимо своих, взять на себя и её обязанности: водить дочку к зубному
врачу, покупать ей одежду и обувь, следить за её учёбой. Когда на всё это найти время? Как справляться
одному без Линды? Но, что всего важнее - как жить без любимой женщины, без её ласки, без её смеха,
без её добрых заботливых рук? Но ведь справился же! Сейчас Веронике уже восемнадцать. И отец, и дочь
прекрасно обходятся без Линды.
         Сегодня Франко встал в семь часов утра, принял душ, сделал несколько важных звонков по телефону и
приступил к бритью - торжественному ежедневному ритуалу, который он исполнял неукоснительно. Франко
брился и одновременно смотрел и слушал передаваемые по телевизору новости, почти не глядя на дочь.
Вероника в тот момент готовила отцу завтрак.
         - Фу, ты, чёрт! - вдруг беззлобно выругался он.
         Вероника обернулась, посмотрела на отца и заметила грусть в его глазах.
         - Па, что-то случилось?
         - Нет, нет, ничего. Просто немного порезался. - Франко энергично замотал головой. - Я вот
о чём подумал: поехать ли нам с тобой сегодня поужинать в ресторан или остаться дома? А ты что
собираешься делать? Опять готовиться к зачётам?
         Вероника кивнула. Она хорошая студентка, замечательная девушка, предмет его гордости, во
многом похожа на него. Хотя и не такая бунтарка, как он.
         - Да, завтра сдаю последний. Химию. Поеду к Адели, позанимаемся вместе. Можно взять машину?
         "Вот и всё, что, на самом деле, ей от меня нужно. Холодильник и ключи от машины", - подумал
Франко и улыбнулся своей улыбкой, от которой таяли женские сердца.
         - Конечно... Только езжай поосторожнее. Так, как же насчёт ужина?
         - Если хочешь, поужинаем в ресторане. Я заеду за тобой в клинику в восемь вечера.
         - Нам нужно переменить обстановку, дорогая. Почему бы нам не съездить с тобой на месяц
на Карибские острова? Или на Гаваи? Или в другое солнечное и благодатное место? - спросил он,
отрезая ножом ломтик омлета с сыром. - Сама понимаешь, побеспокоиться нужно заранее: заказать
билеты на самолёт, забронировать номера в гостинице. А, может, тебе больше по вкусу Европа:
Лозанна или Монте-Карло?
         - Сан-Хосе, - чуть слышно, ответила дочь, не поднимая глаз.
         - Сан-Хосе? Это что - новомодный курорт? Где он находится - в Мексике, в Аргентине или
на Ямайке?
         - В родной Испании, в нашей прелестной Андалусии, неподалёку от Альмерии.
         - Издеваешься? - Франко Мархиль отложил в сторону вилку, нож, и, вытерев губы салфеткой,
обиженно взглянул на дочь. - Что за фокусы? Мне кажется, у тебя довольно-таки  странный вкус.
В этом захолустье и отеля-то нормального наверняка нет. Что, собственно говоря, ты собираешься там делать?
Если ты не хочешь уезжать из Испании - так и скажи! Поедем в Сан-Себастьян, или на Канары. К бабушке
Хулии в Кадис, на худой конец.
         - Папа, - глубоко вздохнула девушка. - Ты едешь с Исабель. Не всё ли вам равно, где отдыхать?
         Франко Мархиль пил кофе и упорно добивал вчерашний кроссворд. Он вздрогнул, словно от выстрела,
но постарался взять себя в руки.
         - Вероника! Мы с тобой всегда были друзьями. Надеюсь, друзьями и останемся. Исабель никуда
с нами не едет. Она выходит замуж за Хорхе Линареса.
         Вероника отлично знала Хорхе. Он работал вместе с отцом в клинике иммунологом. Когда-то они
дружили, но потом дороги их разошлись по какой-то странной, неизвестной Веронике причине.
         - За Хорхе?! - Глаза девушки округлились от удивления. Она не любила Исабель, но ей вдруг
стало очень обидно и больно за отца. - Что она в нём нашла? Ты же сам говорил, что он - духовный
кастрат, и скуп, как арагонский крестьянин.
         Отец несколько раз щёлкнул зажигалкой, наблюдая, как пооявляется и исчезает робкий голубой
огонёк.
         - Бог с ним, с Хорхе. Видимо, Исабель нашла именно то, что так долго искала. Самое главное -
у меня есть ты! И ещё работа. А женщины...  Женщины - это второстепенное. Но признайся честно, девочка -
почему тебя так тянет в Сан-Хосе? Хотя, я даже не знаю, где находится этот городишко, и как туда
добраться. Ведь ты, думаю, не просто так выбрала именно этот маршрут!
         Вероника с детства не умела лгать. Если она и обманывала иногда своих родителей, то ложь
была написана у неё на лице.
         - Знаешь, папа, - в этом городе живёт один человек... Нет, нет - мы вовсе с ним не знакомы.
Он - артист балета.
         - Да в этом городе, должно быть, и театра-то никакого нет! - воскликнул Франко. - Каким образом
там мог появиться артист балета?
         - Понимаешь... Пока он танцует на сцене ночного ресторана. Его прозвище "Танцор дождя", а как
зовут - я не знаю. Говорят, что никто в Испании не исполняет так здорово народные танцы, как он. Я очень
хочу...  Я просто мечтаю, папочка, посмотреть спектакль с участием этого артиста. Ты же знаешь, как я люблю
балет. Ну, пожалуйста, поедем в Сан-Хосе!
         Франко Мархиль нахмурил лоб, силясь что-то припомнить, но так ничего вспомнить не смог.
         - Что-то я ни разу не слышал о таком артисте, - хитро прищурился он, закуривая вторую сигарету.
         - Он ещё совсем молодой, но очень талантливый! - обняла отца дочь, понимая, что наполовину добилась
успеха.
         - Он очень молодой, очень талантливый, и... очень красивый! - с доброй лукавой улыбкой добавил
Франко. - Я прав?
         - Ты всегда прав!
         - Решено! Мы едем в Сан-Хосе! - воскликнул отец. - Будем гулять по его узким извилистым улочкам,
загорать на пустынном пляже, дышать солёным морским воздухом, а вечером в ресторане будем наслаждаться
экзотическими танцами твоего юного танцора. Ты довольна, сердце моё?
         - Спасибо, папуля! Ты прелесть! - с благодарностью поцеловала Вероника отца.
         - Что ж, собирай потихоньку вещи.
         "Лучше провинциальный Сан-Хосе, чем Мадрид, где дочь непременно захочет встретиться со своей матерью, -
подумал Франко. - А это совершенно ни к чему!"
         Прошло уже пять лет с того момента, когда его супруга сбежала со своим любовником, а смириться с её
предательством он всё ещё не мог. Женщины по имени Линда, которую он знал и любил, больше в его жизни не
существовало. Она ушла. А, может, её вовсе и не было...
         - Ну, мне пора, - сказал Франко, ставя пустую чашку в мойку. - Не забудь: в восемь - у клиники.
         Проводив отца, Вероника окинула взглядом квартиру. В ней царил хаос. Она схватилась за голову, но
делать было нечего. Для начала девушка смахнула крошки с обеденного стола и принялась за дело. Она безжалостно
выбрасывала какие-то засохшие цветы, собирала газеты и многочисленные бумаги, расставляла книги и медицинские
журналы по своим обычным местам, сражалась со щеколдами, чтобы открыть окна и проветрить комнаты. На кухне
она сняла с сушки целую стопку сухих тарелок и убрала их на полку. Потом, включив для компании радио, она
выпила чашечку кофе с круассаном. После этого она набралась мужества для того, чтобы взяться за комнату
отца. Та одежда, что приходилась Франко не по вкусу, разбрасывалась повсюду. Пепельницы были доверху наполнены
сигаретными окурками. Вероника с душевным стоном принялась за работу. Когда всё было развешено, сложено или
брошено в корзину с грязным бельём, она прихватила с ночного столика нашумевший бестселлер, наполнила ванну прохладной
водой и с наслаждением улеглась под шапкой густой душистой пены.
         Потом последовал лёгкий обед перед орущим что-то невнятное телевизором.
         Как славно она расслабилась!  Теперь можно позаниматься с Аделью химией.




         Леонардо  в короткой кожаной тунике и котурнах повалился с тяжким взохом на диван и в блаженстве прикрыл
глаза.
         - Всё! На сегодня довольно!
         - Успех колоссальный! - воскликнул находяшийся рядом Виктор. - Ты просто гений, Лео! Партия Спартака
исполнена безукоризненно. Слышишь, какие овации?
         - Спасибо, Виктор. Но это не то, о чём я всегда мечтал. Выступление с классическим репертуаром в
ночном кабаке! Да это же абсурд! Я хочу танцевать на большой сцене. Мне надоело ублажать вечно жрущую, пьющую
публику!
         - Наберись терпения, мальчик. Через пару месяцев я покажу тебя своему приятелю в Севилье. Он уже видел
тебя на сцене "Подковы", но новый набор в ансамбль народного танца будет только в августе.
         Лишь сейчас, очутившись на диване в своей комнате, Лео почувствовал, как безумно устал. День выдался
поистине утомительным: репетиция новой программы, встреча с журналистами, вечерний концерт.
         Виктор пересёк комнату, присел на диван рядом с учеником и протянул ему чашечку чая. Леонардо
потянулся было к чашке, но тут же отдёрнул руку. Одновременно с этим движением раздался звон металла: от
запястья к запястью юного артиста тянулась длинная лёгкая цепь из дюраля - неотъемлемый реквизит роли
раба Спартака. Юноша тряхнул руками, пытаясь сбросить с себя оковы.
         - Да сними же, наконец, с меня эти проклятые кандалы! - с раздражением нетерпеливо воскликнул Лео. -
В жизни - раб, на сцене - тоже в цепях. Надоело!
         - Успокойся, пожалуйста, - Виктор нажал незаметные глазу кнопки на железных браслетах и цепи, зазвенев,
упали на пол. - Ты сегодня слишком возбуждён. Так нельзя. Возьми себя в руки.
         Леонардо принял из рук учителя чашку и потянулся к вазе с тортильями* (в испанском языке - кукурузная
лепёшка или омлет. В современном языке - пирожное), которые принёс перед спектаклем Мануэль.
         - Никаких тортилий, - остановил юношу маэстро повелительным жестом. - У тебя строжайшая диета.
         - Но я хочу!
         - Мало ли чего ты хочешь! Нельзя - и всё! Ты должен всё время находиться в форме. Иначе - грош тебе цена!
         В этот момент в комнату вошёл хозяин "Подковы". На нём был элегантный светлый костюм от знаменитого
французского кутюрье и дорогие модные туфли из мягкой кожи. Он положил на столик перед Леонардо чью-то
визитную карточку и, достав из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой.
         - Посетители требуют тебя на сцену, - сказал он, затягиваясь сигаретой. - Почему ты до сих пор не переоделся?
         - Я устал, сеньор Рамирес, у меня ноги подкашиваются.
         - Он устал! - зло прищурился хозяин, развалясь на диване рядом с юношей и небрежно закинув ногу
на ногу. - Это я устал от твоих бесноватых поклонниц и дотошных репортёров.
         Прошло семь месяцев с тех пор, как Леонардо Варгас-Льоса впервые вышел на сцену "Подковы". За это время
Сильвио Рамирес сменил несколько любовниц, приобрёл новый шикарный лимузин взамен старого раздолбанного БМВ и
успел слетать в Лас-Вегас, где спустил, играя в рулетку, уйму денег.
         - Сеньор Рамирес, когда вы прибавите мне жалование? - повернул голову в его сторону Леонардо. - Те
пять тысяч песет, которые я ежемесячно получаю, меня не устраивают. Это - просто жалкая подачка! 
         - Ну, ну, малыш, ты не горячись, - Рамирес похлопал юношу по обнажённому плечу, пуская порцию дыма
прямо ему в лицо. - Скажи - зачем тебе деньги? Ты ведь никуда не ходишь, девушек к себе не водишь. Запомни, Лео:
деньги развращают человека!
         - Ничего, меня не развратят!
         - Ладно, иди на сцену. Потом поговорим.
         - Никуда я не пойду!
         - Пойдёшь! Ещё как пойдёшь!
         - Не заставите, я не раб!
         - Ты хуже раба! - завопил Рамирес, багровея. - Ты - грязная тварь с иконописными глазами и удивительным
артистизмом! Если б не я - ты бы сдох где-нибудь на свалке. Я вытащил тебя из дельма, дал тебе работу. Немедленно
отправляйся на сцену, скотина!
         - Не дождётесь! - Лео тоже закинул ногу на ногу и с вызовом уставился на хозяина "Подковы".
         - Значит, ты отказываешься выходить к зрителям?
         - Отказываюсь.
         - Хорошо же! - Рамирес мстительно сверкнул глазами и достал из кармана пиджака мобильный телефон. -
Сейчас я позвоню Санчо, и он приедет за тобой. Он уже несколько раз справлялся о тебе. Если я не ошибаюсь,
этому мерзавцу надоела молодая жена, и он вспомнил о тебе, мой мальчик. Санчо запихнёт тебя в такой бордель, из
которого тебе не выбраться никогда!
         При упоминании имени Санчо Леонардо сразу стало холодно. Он вспомнил нестерпимую боль, стыд, потные,
липкие руки насильника, которые безжалостно шарили по его обнажённому телу. Вспомнил его дьявольский хохот.
Юноша съёжился от ужаса и беспомощно прижался к маэстро, словно ища защиты у него.
         - Что всё это значит? - нахмурился Виктор, обнимая ученика за плечи. - Я что-то ничего не понял.
         - У него спроси, - кивнул в сторону Лео Сильвио. - Он-то всё отлично понял! Ну, ты идёшь - или я
вызываю Санчо-живодёра?
         - Иду, - чуть слышно отозвался юный танцор.
         - Что объявлять?
         - "Плач Ромео"
         - Великолепно! И, самое главное, вовремя. Иди, повой! Да! - добавил он насмешливо. - При выходе на
сцену не забудь натянуть на харю улыбку, иначе зрители тебя неправильно поймут. И после спектакля советую тебе
откликнуться на приглашение одной высокопоставленной особы провести с ней вечер на её шикарной вилле. Она
затрахала меня своими просьбами познакомить ей с тобой. Сеньора от тебя просто балдеет! Советую не отклонять её
просьбу и воспользоваться её предложением. Визитка - на журнальном столике. Вот тебе и куча денег, Лео! Думаю,
эта тётка зовёт тебя к себе не для того, чтобы поиграть с тобой в шахматы.
         И, неприятно хохотнув, хозяин ресторана вышел из комнаты и громко хлопнул дверью.
         - Держись, старина, - подбодрил ученика учитель, лишь только Рамирес ушёл. - Бури налетают внезапно,
но хорошо, что они длятся не вечно. Прорвёмся.
         С этими словами Виктор взял со столика оставленную Рамиресом визитку и, разорвав её на мелкие клочки,
швырнул в мусорную корзину.


         
         Отец и дочь встретились в ресторане "Чёрная жемчужина". Их выбор оказался удачным. Ресторанчик был
маленький, в нём царили полумрак и интим, и не было никаких новомодных выдумок. Интерьер был, как в старых добрых
ресторанах, а меню привлекало восхитительными блюдами и тонкими изысканными винами. Здесь Франко и Веронике
предложили столик на двоих в глубине зала, и они уселись на мягких удобных стульях напротив друг друга.
         Отец улыбался и смотрел дочери в глаза.
         - Что будем заказывать? - спросил он, передавая Веронике  меню. - Я голоден, как волк. Кажется, проглотил бы
жареного барана, целиком.
         - А мне что-то совсем не хочется есть, - ответила Вероника. - Пожалуй, я закажу овощи и филе лосося.
         - А что будешь пить?
         - Минеральную воду.
         - А, может, что покрепче?
         - Не хочется, папа.
         - А если я тебя попрошу. Сегодня как раз есть повод.
         - Хорошо, закажи для меня Кьянти. А какой сегодня праздник?
         Старший официант быстро принял у них заказ. Франко пытался понять,что произошло с дочерью за последние несколько дней.
         - Давай выпьем за мою докторскую диссертацию, которую я сегодня успешно защитил.
         - Поздравляю, папуля! - горячо воскликнула Вероника, сдвигая свой бокал с бокалом отца. - Я горжусь тобой!
         Ещё Франко Мархиля повысили в должности. Теперь он стал заведующим отделением, соответственно, с прибавкой
в зарплате. В сорок четыре года доктор Мархиль мог служить примером блестящей карьеры в медицине. Он имел почти всё и
благодарил судьбу за работу, которую любил и дочь, которую боготворил. чего ещё желать в жизни? Женщину, от которой
можно быть без ума? От одной он уже сходил. Другую такую он пока ещё не встретил.
         Когда закончили ужин, Франко откинулся на стуле и закурил, пытливо глядя на дочь. Он чувствовал в ней
какую-то перемену, но не мог понять, в чём она заключается. Обычно он хорошо угадывал её мысли. Но в этот вечер
дело обстояло иначе. Во взгляде Вероники была какая-то отстранённость и печаль. И в сердце
Франко потихоньку закрадывалась необъяснимая тревога.
         Принесли десерт. Отец смотрел на дочь, освещённую пламенем свечей и думал, что она, пожалуй, никогда не выглядела
так привлекательно, как сегодня. Значит, в самом деле, что-то произошло.
         - Ты чем-то озабочена, дорогая? - ласково спросил отец и взял руку дочери в свои ладони.
         - Ничем. А что? Почему ты спросил? Я просто в восторге от сегодняшнего вечера!
         Франко понял: она говорит неправду. Восемнадцать лет - это не шутка!
         - Не пытайся меня обмануть, дочь. Тебя что-то мучает. Это связано с каким-нибудь мальчиком?
         - Ты же знаешь, папа - у меня никого нет.
         - Может, это и хорошо, что у тебя никого нет. Я не ханжа, девочка, но, глядя на современных молодых
людей, у меня волосы на голове встают дыбом от ужаса: подлые, лживые, лицемерные, ведущие беспорядочную
половую жизнь. Мне каждый день приходится наблюдать в клинике плоды любви таких мерзавцев. А расхлёбывать
приходится вам, женщинам.
         Вероника ковыряла ложечкой мороженое. Вид у неё был такой, что, того и гляди, она расплачется.
         - Что, неприятности в университете?
         - Да нет, же, папуля, всё замечательно! Ты видел портрет того юноши "Танцора Дождя"? Мне не дают
покоя его глаза.
         - Глаза? А что глаза?
         - В них застыли боль и тоска!
         - Не фантазируй, Вероника. Ведь жизнь - это тебе не сказка! Пойми: этот юноша - артист. Чтобы вызвать
восторг поблики он меняет выражение глаз десяток раз за вечер, перед каждым выходом на сцену. Весёлый танец он
исполняет с улыбкой на устах, трагический - с грустью в глазах. Хороший актёр обязан уметь быстро перевоплощаться.
А он, как я понял - превосходный артист. И, потом - какое тебе дело до него и его глаз?
         - Может, ты и прав, папа, но у "Танцора Дождя" в глазах какая-то фатальная неизбежность.
         - Допустим, что так. Что ты можешь изменить? чем ты можешь ему помочь? Возможно, в его жизни
и разыгралась какая-то трагедия. Это естественно. Пойми, девочка, богемный мир - мир особого рода, и нам, простым смертным,
лучше туда не соваться. С этим юным дарованием вы находитесь на противоположных полюсах. Вероника, скажи мне
честно - почему прозвище "Танцор Дождя" не сходит с твоих уст? Я уже начинаю беспокоиться!
         Вероника в отчаянии запустила руки в шелковистые волны своей эффектной причёски. Какая же она дура!
Врала себе, что всё в жизни контролирует, а сама тем временем влюбилась без памяти! И в кого? Смешно сказать -
в портрет незнакомого человека!
         - Знаешь, папа, я, кажется, влюбилась.
         - Влюбилась? В кого?
         - В "Танцора Дождя". Я хочу встретиться с ним.
          Уставившись в одну точку, Франко задумчиво перебирал цепочку брелока с ключами.
         - Как ты себя чувствуешь? - спокойно спросил он.
         - Хорошо. А почему ты спрашиваешь о моём здоровье?
         - Потому что всё это похоже на бред сумасшедшего. Ты хотя бы отдаёшь себе отчёт? Любовь к портрету!
Что это? Ребячество, романтика, новая мода? Запомни раз и навсегда: такие звёзды, как этот юноша, недосягаемы,
как звёзды на ночном небосклоне.
          - А говорил, что мы с тобой друзья, - глубоко вздохнула Вероника. - Ты - мой самый близкий и
любимый человек, и мне не с кем больше поделиться. Ты всегда понимал меня. Что ж, видимо, я ошибалась...
          - Ах, этот юноша! Ах, "Танцор Дождя"! - не сдержавшись, воскликнул Франко. - Пойми, Вероника, это
несерьёзно. А если и серьёзно, то с этим придётся подождать и достаточно долго. Сначала надо закончить университет,
получить профессию. У тебя впереди долгий путь, и с него лучше не сбиваться, а то и глазом не успеешь моргнуть, как
завязнешь куда-нибудь. Советую тебе выбросить этого парня из головы. Молодые кумиры шоу-бизнеса, имеющие такую
внешность, как у твоего танцора, обычно меняют возлюбленных, как перчатки. И я не хочу, чтобы моя дочь попала в
число несчастных, обманутых фанаток! Не думаю, что этот юноша отличается изысканными манерами, интеллигентностью и
нравственной чистоплотностью. Скорее всего, он - такой же, как все! А ты - одна из многих... Слава развращает людей,
особенно молодых и красивых! Найди в себе силы забыть его, дочка. Выбери себе для обожания кого-нибудь попроще.
          После такой длинной и нудной отцовской проповеди, у  Вероники появилось чувство опасения, что отец
передумает ехать с ней в Сан-Хосе. Ну что же, она уже взрослая и всё равно поедет туда сама. А, может быть, действительно,
отец прав и ей не стоит ли забивать себе голову несбыточными мечтами?
          Девушка представила себе толпу юных фанаток, которые в нетерпении поджидают своего кумира возле дверей
ресторана "Подкова". Но вот двери распахиваются, и появляется любимец публики, одетый с иголочки, в сопровождении
многочисленных телохранителей. Они отгоняют назойливых поклонниц от артиста. А те неистово верещат и пытаются
хотя бы пальцем дотронуться до него. Он же, гордо неся голову с золотистыми до плеч волосами, снисходительно
взирает на них свысока, садится в свой шикарный Бентли, и уезжает на свою роскошную виллу, что взметнула к небу
лёгкие изящные башенки на чудесном средиземноморском побережье. А там, на широком ложе, застеленным розовым атласом,
его поджидает белокурая красавица с томным взглядом, обладающая огромным состоянием.
          - Значит, мы не едем в Сан-Хосе? - робко спросила Вероника.
          - Почему же, не едем? Раз я обещал, значит всё остаётся в силе.



          Когда Франко с Вероникой приехали в Сан-Хосе, им удалось быстро снять небольшой домик с садом, почти
у самого моря. Хозяйка, сеньора Матильда, оказалась женщиной общительной, разговорчивой и сердобольной. От обеда
в ресторане она отговорила Франко, объяснив ему, что так вкусно, как она, их нигде не накормят. И собственноручно
приготовила гостям роскошный обед, который состоял из отборных овощей, жареной телятины с картофелем, фаршированной рыбы
и бутылки великолепного белого вина, которое она делала сама. Без умолку рассказывая о своей жизни, хозяйка всё подкладывала
и подкладывала гостям угощения и нарадоваться не могла на их отменный аппетит.
          После сытного обеда Франко разморило и он решил провести сиесту прямо в саду, в шезлонге, под старым развесистым
абрикосом.
          Вероника сходила к морю одна, искупалась и немного посидела на белом горячем песке пустынного пляжа, думая
лишь об одном: когда же, наконец, наступит вечер и они с отцом поедут в ресторан "Подкова"? Все мысли у девушки были
только о "Танцоре Дождя". Возвратившись домой, Вероника решила не будить отца и дать ему как следует выспаться. Но он
уже проснулся, сходил в агенство и взял напрокат Форт Эскорт.
          К ресторану "Подкова" они приехали в восьми вечера, к самому его открытию, чтобы без спешки и толчеи выбрать
столик поближе к сцене. Спектакль с участием "Танцора Дождя" начинался ровно в десять. Но возле ресторана Веронику ждало
горькое разочарование: столики и зрительские места были заказаны аж на месяц вперёд! Как выяснилось потом, желающие
полюбоваться юным дарованием приезжали в Сан-Хосе не только из Альмерии и Гранады, но также из Малаги, и даже из
самой Севильи. Оказывается, слух о талантливом юноше донёсся уже и до других соседних с Андалусией провинций:
Мурсии и Валенсии.
          Вероника стояла возле ярко освещённого входа в "Подкову" и с завистью смотрела на нарядно
одетую публику, входившую в ресторан.
          - Как же так, папа? - спросила она, глядя на отца полными слёз глазами.
          - Не повезло! - развёл руками Франко. - Видишь, сколько желающих?
          - Па, ну сделай что-нибудь!
          - Да что же я могу сделать?
          - Ты всё можешь! Поговори с администрацией. Пусть меня пропустят. Столика мне не надо,
я могу и постоять.
          - Хорошо, попробую...
          Франко Мархиль прошёл в администрацию и долго уговаривал толстую сеньору, директора шоу
пропустить его дочь на спектакль. Он сказал, что столика ей не надо, что девочка специально приехала
из Севильи, чтобы только увидеть восходящую звезду испанского балета. От обаяния и вежливой обходительной
речи импозантного мужчины дама растаяла, а узнав, что сеньор Мархиль - акушер-гинеколог, известный
профессор из Севильи, дама мило улыбнулась и протянула ему контрамарку на два лица.
          Вероника была счастлива, как никогда. От восторга она даже запрыгала, как маленький ребёнок.
          - Только извини, я с тобой туда не пойду, - хмуро предупредил её отец. - Знаешь, я человек
солидный и сидеть в углу, как бедный родственник, не собираюсь. Это ты хотела увидеть танцора - вот и
смотри на него. Машину я тебе оставляю. После спектакля доедешь до дома сама. в этом городишке, как я
понял, заблудиться просто невозможно.
          До начала спектакля оставался ещё целый час. Вероника купила у цветочницы крупную алую гвоздику
и, предъявив швейцару контрамарку, прошла через здание ресторана в патио и села в первом ряду.  Сцена
была круглая, расположена посреди патио так, что с любого места было отлично видно, что на ней происходит.
          Но вот заиграла музыка. И в унисоней забили разноцветные фонтаны. Люди за столиками, как по команде,
повернули головы в сторону сцены.
          Из боковой двери вышел среднего роста юноша с бледным лицом, в широкополой шляпе с плоской
тульёй. Его стройный стан был затянут в узкий костюм чёрного цвета, оттенёный белоснежными кружевами сорочки, на
ногах были туфли с высокими каблуками, в руках юноша держал кастаньеты.
          Это был сам Танцор Дождя! Ресторан взорвался бурей аплодисментов. Чувствовалось, что публика
обожает своего кумира.
          Вероника с молитвенным восторгом воззрилась на юного артиста, которого до сих пор видела лишь
на театральных афишах. Её покорили его обаяние и скромное поведение. Он шёл с достоинством, прямо и
величественно, без обычного для звёзд шоу-бизнеса кривляния и самолюбования. А как он танцевал! При
каждом исполнении им высокого прыжка или сложного пируэта у Вероники замирало сердце, а из груди
вырывался восторженный вздох. Стройная фигура и выразительные гибкие руки Танцора Дождя окончательно
покорили девушку. Но вот танец закончился, исполнитель бросил на сцену шляпу, обнажив голову с роскошной
волной локонов. С неба в этот момент лился лунный свет. И от этого таинственного света волосы танцора
казались золотистами. Раздались бурные  рукоплескания, а Вероника всё сидела, как заворожённая, забыв
про цветок, приготовленный для артиста.
          Юноша ушёл со сцены, окружённый многочисленными поклонницами, которые клянчили у него
автограф. Но он вежливо отстранял от себя обожательниц, ничего не подписывая.
          Ровно через десять минут танцор снова вернулся на сцену уже в другом костюме. На этот раз зазвучала
эмоциональная трагическая музыка Хачатуряна. Юноша исполнял танец Спартака из одноимённого балета.
Обнажённые ноги артиста казались ещё стройнее и длиннее, чем в первом номере. Он с разбега исполнял такие
немыслимые балетные шпагаты, что Вероника вздрагивала от страха за него. А руки танцора, скованные длинной
блестящей цепью, выразительные, как у индийской танцовщицы, просто сводили девушку с ума. Вероника
никогда ещё не видела такого оригинального исполнения танца: в привычную классическую хореографию
вплетался современный, смелый, дерзкий замысел хореографа, от чего танец обретал яркую индивидуальность
и небывалую до сих пор новизну.
          Номер закончился. Девушка подошла к танцору и, взглянув на него, молча протянула ему алую
гвоздику.
          - Это мне? - спросил артист изумлённо, почти растерянно. Он спрыгнул со сцены, стройный,
прекрасный и замер перед темноволосой незнакомкой.
          Вблизи Танцор Дождя оказался ещё лучше, чем на плакате. Веронику окончательно покорили его
обаятельная улыбка и негромкий ласковый голос. Увидев, что она утвердительно кивнула, Леонардо осторожно
взял цветок, явно не зная, что с ним делать.
          - Можно, я завтра приду опять? - тихо спросила Вероника.
          - Конечно, я буду очень рад.
          - А меня пропустят сюда? Ведь все билеты проданы.
          - Вызовите меня, я вас сам проведу.
          - Спасибо, а как ваше имя?
          - Спросите Леонардо Варгас-Льосу. Я буду вас ждать.
          Вероника потянулась к танцовщику. Заметив её порыв, он склонился над ней. Лица их были
совсем близко. Девушка ощутила на своей щеке мягкую шелковистость золотистых кудрей Леонардо. Вдруг
она стремительно прижалась губами к губам юноши и, густо покраснев, быстро ушла.
          От нежного девичьего поцелуя у Лео трепетно забилось сердце. Ещё тогда, когда над ним
надругался Санчо-Живодёр, Леонардо думал, что жизнь для него закончилась, что он после этого не
имеет права встречаться с девушками, не может надеяться на чистую, незапятнанную никакой дрянью,
любовь. Ему казалось, будто люди чувствуют его ущербность. Можно, конечно, провести остаток жизни,
прячась от людей, чувствуя себя калекой, жертвой насилия, которую сняли, раздавили и выбросили на
свалку. Но ведь можно и нужно, собрав всю волю, попытаться открыть своё сердце навстречу настоящей большой
любви. И Лео выбрал последнее. Он невиновен в том, что с ним сделали негодяи. А сегодня - этот поцелуй!
Его, как актёра и кумира публики целовали сотни девушек и женщин, восхищались его необыкновенным талантом,
признавались в любви. Но эта юная незнакомка с короткой мальчишеской стрижкой так смело и просто подошла к нему,
подарила прелестный цветок и поцеловала совсем не так, как другие. Значит, он - такой же, как все, он
тоже имеет право любить и быть любимым! Эта девушка совершила переворот в его душе. Леонардо только теперь
понял, что она не просто хорошенькая, а по-настоящему красивая. И, хотя одета она была очень просто,
в джинсы и белую хлопчатобумажную блузку, всю её окружала атмосфера изысканности.
          "Бог мой, какие глаза! - подумал расстроганный юноша. - Колдовские, зелёные!
          Незнакомка не была похожа ни на одну из его многочисленных поклонниц.
          Теперь и Вероника смотрела на Леонардо совсем не так, как другие. Это был взгляд влюблённой
девушки - чистой и робкой.
          После спектакля Вероника долго ждала своего кумира у центрального входа. Посетители постепенно
разъехались, и она осталась в грустном одиночестве. Ни вездесущих репортёров, ни шикарного лимузина,
ни телохранителей возле ресторана не было.
          "Странно, - подумала огорчённая Вероника. - Значит, спасаясь от назойливых поклонниц, Леонардо
всё же прошёл запасным ходом. Жаль!"
          Она села в машину и приехала домой. Отец и хозяйка давно уже спали.


          Проснувшись поутру, Вероника отца дома не застала. Хозяйка сказала,что ни свет,ни заря он ушёл к морю
и очень просил передать, чтобы дочь,когда окончательно проснётся, непременно составила бы ему компанию.
           Накормив девушку завтраком,добрая женщина наполнила небольшую корзинку свежими фруктами из
своего сада и уточнила место, гле Веронику будет ждать Франко. Девушка тепло поблагодарила сеньору Матиль-
ду за заботу и, взяв полотенце, отправилась на пляж.
           Отец расположился на лежаке, подставив крепкое смуглое тело солнцу. Глаза его были закрыты,грудь
 ритмично вздымалась, и Веронике показалось, что он спит. Она не стала его тревожить. Работы в Севилье у
него - невпроворот, так пусть хоть за эти две недели отоспится как следует,расслабится, забудет своих
капризных, придирчивых пациенток. Вероника скинула с плеч короткий сарафанчик и, отбросив его в сторону,
подбежала к морю. Бросившись с разбега в тёплые волны, она поплыла, легко и энергично разрезая бирюзовую
гладь. В Севилье, где они жили, моря не было, но ежедневные посещения бассейна не прошли даром: Вероника
плавала великолепно!
           Франко, оказывается, не спал. Он внимательно наблюдал за дочерью с берега: мало ли что может
произойти? Места здесь незнакомые, дна она толком не знает. Отец задумчиво смотрел на дочь. Как она
повзрослела! Из маленькой угловатой девчушки со смешными косичками Вероника незаметно превратилась в очаровательную
юную сеньориту, на которую теперь часто бросают взгляды молодые люди.
           - Мне нравится твой купальник, - кивнул дочери Франко, когда та, искупавшись, вышла из воды на берег
и растянулась рядом с ним на песке. - Хочешь колы?
           - Нет, спасибо.
           - Почему ты не поделишься со мной своими впечатлениями от вчерашнего концерта?
           - Он был просто великолепен!
           - А как Танцор Дождя? Оправдал твои надежды?
           - Он превзошёл мои надежды, папа. Если бы ты только видел, какое это чудо! У него необычное, оригинальное
исполнение балетных партий. А какая великолепная пластика! Какие шпагаты! Я уже не говорю о народных танцах. Просто
дух захватывает! Ты не поверишь, но мы с ним даже смогли немного поговорить?
           - Вот как? И что же он тебе сказал?
           - Поблагодарил за подаренный цветок. Прости, па, - подняла голову Вероника, - но сегодня я опять туда
пойду.
           - Значит, ты оставляешь меня в грустном одиночестве?
           - Не обижайся, папуля... Ты отдохни, почитай газеты, посмотри телевизор.
           - Ещё добавь: поиграй в парке в шахматы с пенсионерами, - сыронизировал отец. - Ладно, я не обижаюсь.
Но каким образом ты попадёшь в "Подкову" на сей раз?
           - Меня проведёт туда Леонардо.
           - Леонардо? Кто такой Леонардо? - насторожился Франко.
           - У Танцора Дождя тоже есть имя, папочка. И, к тому же, очень красивое имя. Его зовут Леонардо
Варгас-Льоса.
           - Вот как? А я надеялся, что мы сегодня вечером покатаемся с тобой на скутерах по заливу.
           - Извини, па. Как-нибудь, в другой раз. Сегодня я обещала быть в "Подкове". Леонардо будет меня ждать.
           - Даже так? Ну, ну... 
           "Бедная наивная глупышка, - с жалостью подумал Франко. - Она, наверное, думает, что очень нужна
этой восходящей звезде. А у него таких подружек на одну ночь - десяток. Нужно спасать дочь, пока не поздно. Иначе
она натворит много бед. Нужно немедленно разрушить её иллюзии относительно этого смазливого мальчишки. Но сделать это надо
как можно тоньше и тактичней. Иначе между нами могут возникнуть натянутые отношения, и я могу потерять дочь
навсегда."
           - Девочка моя, будь, пожалуйста, поосмотрительнее, - сказал Франко с такой сердечностью и отцовской
нежностью, что Вероника поднялась и села, обхватив колени руками. - Я желаю тебе только добра. Будь умной и гордой,
не поддавайся ни на какие провокации. Поверь мне: это всего лишь курортный роман. После яркого весёлого
праздника наступают скучные безрадостные будни. Оцени трезво обстановку: ты скоро вернёшься домой, в Севилью,
а этот юноша останется здесь, в Сан-Хосе. И вряд ли когда-нибудь вы с ним встретитесь снова.
           - Не надо так говорить! - в сердцах воскликнула девушка, оборачиваясь. - Ты же совсем не знаешь его!
           - А ты знаешь? - горько усмехнулся отец. - Если вы с ним и перекинулись парой словечек, если он и пообещал
провести тебя в ресторан - это вовсе не означает, что вы хорошо узнали друг друга. С человеком нужно пуд соли
съесть, прежде чем... Кстати, с твоей мамой мы прожили пятнадцать лет, а оказалось, что совсем друг друга не знали.
Я вообще посоветовал бы, тебе, девочка, держаться подальше от этого артиста.
           Но Франко прекрасно понимал, что дочь уже не остановить. Она нашла то, что искала.
           - Ты думаешь, у тебя это серьёзно? - спросил он немного помягче.
           - Намного серьёзнее, чем ты думаешь, папа.
           - Если потребуется моя помощь, ты обратишься ко мне?
           - Конечно.
           - Обещаешь?
           - Обещаю, папа.
           - Спасибо.
          



           Леонардо в гримёрной готовился к очередному выступлению, когда туда вошёл Сильвио Рамирес и, пуская
кольца сизого дыма, бесстрастно заявил:
           - Ты что же, херувимчик, с бабами путаешься?
           - А вам-то что? - огрызнулся юноша, не отрывая взгляда от зеркала.
           - Так путаешься или нет?
           - Нет.
           - Ты хочешь сказать, что охранники врут? - сверлил глазами хозяин "Подковы" молодого артиста. - Они
меня уверяли, что ты водишь к себе на ночь баб.
           Леонардо выдержал взгляд хозяина и твёрдо повторил:
           - Это неправда! А даже, если было бы и правдой, то моё лично дело, кого к себе водить!
           - Конечно, - согласился хозяин. - В конце концов, это твоё дело, но хочу тебя предупредить, парень.
Во всём мире свирепствует СПИД. Учти это, если хочешь остаться в живых.
           - Спасибо за науку, разберусь как-нибудь без ваших советов.
           Сегодня Рамирес был явно под кайфом: у него заплетался язык и ненормально блестели глаза. Юноша
решил, что с ним лучше не связываться.
           - Послушай-ка, парень, что я тебе скажу, - продолжал Рамирес, затягиваясь второй сигаретой, набитой
гашишем. - Твои капризы мне надоели. Если ты заартачишься ещё раз, я раздавлю тебя, как мокрицу. Знай: у меня
есть видеокассета, на которой отснят один занятный матерьяльчик, а именно: с тобой, мой мальчик, во всей
красе развлекается Санчо-живодёр. Представляешь, какое море удовольствия получат твои поклонницы, когда узнают,
чем занимается их кумир в свободное время?
           Леонардо побледнел от гнева, и его пальцы сжались в кулаки. С каким бы удовольствием он врезал
этому мерзавцу по его наглой сытой роже! Но юноша сдержался и промолчал. Как-никак, он артист, ему ещё предстоит
трёхчасовое выступление. И та девушка... Она обещала сегодня прийти...
           Сильвио решил пойти на компромисс.
           - Ну, Лео, ты действительно родился под счастливой звездой! Знаешь, кто о тебе только что спрашивал?
Вероника Мархиль, дочь известного на всю Андалусию профессора медицины. Она сказала мне, что видела вчера твоё
выступление на сцене "Подковы" и считает тебя очень талантливым.
           Лео резко повернулся на стуле.
           - Только не создавай себе никаких иллюзий, - добавил хозяин. - Эта девушка не для такого дерьма, как ты.
Уверен, что её интересует лишь местный колорит и ничего больше. Для серьёзных отношений она найдёт себе парня
получше, из высшего общества...
           Не дослушав оскорблений Рамиреса, Леонардо вышел, оставив хозяина в гримёрной и поспешил к центральному входу.
Там стояла та самая девушка, которая подарила ему свой поцелуй и алую гвоздику. На этот раз в руках у незнакомки
был яркокрасный георгин. Лео провёл девушку к тому месту, где она сидела вчера. Не в пример многим женщинам, она
не кокетничала с ним, не улыбалась зовущей многозначительной улыбкой. Лицо её было лицом доброй и порядочной
взрослой женцины. Маленькие девичьи груди натягивали её яркую трикотажную футболку, которая мини-юбочка смело
открывала округлые колени и стройные бёдра. Лео боялся. Нет, не того, что Вероника станет искушать его: она
явно была не из соблазнительниц, да и лет ей, пожалуй, ещё слишком мало. Он боялся самого себя, боялся слишком
сильно охватившего его чувства. И, как только Вероника приблизилась к нему, он мягко извинившись, попрощался и
вернулся в гримёрную.
           И вновь заиграла красивая музыка. Снова и снова в страстном зажигательном танце кружился на сцене юный танцовщик.
Точно так же, как и вчера, у Верноники ёкало сердце при одной лишь мысли, что, может быть, не только она, а и другая
какая-нибудь женщина так же восторженно и влюблённо смотрит сейчас на Леонардо. И та, другая, будет ждать
своего возлюбленного после выступления возле дверцы шикарного лимузина, чтобы провести с ним сказочную ночь
в его дворце.
           Вероника ловила себя на мысли, что Леонардо почему-то слишком поспешно ушёл, что она попусту тратит время.
Но всё равно, после очередного его номера, встала и подошла к сцене.
           Танцор Дождя улыбнулся.
           - Не обижайтесь, Вероника, что я оставил вас одну, - шепнул он ей на ухо. - Вы должны понять: у меня
работа.
           - Я всё понимаю и совсем не обижаюсь, - ответила девушка, протягивая юноше цветок.
           - Спасибо. Не уходите после спектакля, прошу вас.
           - Хорошо, я не уйду.
           Концерт закончился в час ночи. Ресторан закрывался. Посетители постепенно расходились. Вероника
сидела, словно прикованная к стулу и терпеливо ждала своего кумира. Она не знала, зачем это делает, не знала,
что будет дальше, но уже не в силах была справиться со вспыхнушим в ней чувством.
           Лео подошёл к девушке, уже освободившись от грима. Отед он был в узкие потёртые джинсы, свободный
трикотажный джемпер и фирменные кроссовки. В таком виде он выглядел совсем не звездой, а просто, по-домашнему.
Он взял Веронику за руку и повёл её к себе в комнату. Там он усадил её на диван и попросил немного подождать.
           Пока юноша отсутствовал, девушка осмотрелась. Ничего особенного комната из себя не представляла.
Обычное место для отдыха актёра: диван, два кресла, журнальный столик, телевизор с видеомагнитофоном. Но зачем
здесь стоит широкая кровать, застеленная лиловым атласом? Неужели Он принимает своих поклонниц прямо здесь,
не отходя далеко от сцены? Ожидая Леонардо, Вероника испытывала крайнее волнение. Самые дикие догадки проносились
у неё в голове. Но на журнальном столике девушка заметила хрустальную вазу с алой гвоздикой, которую она подарила
Танцору вчера. Рядом с гвоздикой гордо полыхал красный георгин.
           Лео вернулся с кувшином апельсинового сока и вазой, на которой горкой возвышались аппетитные тортильи.
Он положил лёд в высокие стаканы из тонкого стекла, налил сок и протянул один стакан гостье.
           - Может, вы хотите выпить чего-нибудь покрепче, - спросил он, присаживаясь рядом на диван. - Сам я,
простите, не пью.
           - Благодарю вас, Леонардо. Очень хорошо, что сок. Просто умираю от жажды!
           Вероника волновалась. Она думала о том, что, если отец не спит, он непременно станет её разыскивать. И
тогда получится не очень красиво.
           - Вы живёте в Сан-Хосе? - спросил юноша, придвигая вазу с тортильями поближе к гостье.
           - Нет, мы с отцом приехали из Севильи.
           - Я тоже когда-то жил в Севилье, - тяжело вздохнул Лео. - А родился в деревне Сан-Хуан де Аскальфараче.
           - Я знаю, где эта деревня! - радостно воскликнула девушка. - Это же совсем рядом с Севильей.
           - Берите тортильи, не стесняйтесь, - предложил Леонардо. - Они очень вкусные. Сам я, к сожалению, такие
вещи не ем.
           - Уже очень поздно, и мне пора домой, - смущённо улыбнулась Вероника, ставя пустой стакан на столик. - Спасибо
за угощение! Папа, наверное, ещё не спит, а, значит, он будет волноваться. Если позволите, сегодня я сама отвезу вас
домой. Стыдно признаться, но мне трудно с вами расстаться, Леонардо. Скажите вашему водителю, чтобы не беспокоился
и поставил машину в гараж.
           Лео вспыхнул, как уголёк. Что ответить? Соврать, что очень устал, и сегодня переночует в "Подкове", в
этой самой комнате. Но, рано или поздно, Вероника всё равно обо всём узнает и поймёт, что он нищий, без определённого
места жительства. Так лучше сразу открыть ей всю правду. Вряд ли Сильвио стал бы врать насчёт её отца, известного
на всю Андалусию профессора медицины.
           - Мне некуда ехать, Вероника, - чуть слышно прошептал юноша, - потому что мой дом здесь, в этой самой
комнате.
           - Вы, наверное, шутите?
           - Нет, я вовсе не шучу. У меня нет ни машины, ни водителя, ни родных, ни близких, ни денег, ни квартиры.
Ничего у меня нет! Не подумайте, что я жалуюсь. Нет! Просто я не хочу вводить вас в заблуждение. Вы, наверное, считали,
что, если "звезда", кумир публики, - значит, купается в роскоши? К сожалению, это совсем не так...
           Вероника смотрела на юношу широко открытыми удивлёнными глазами.
           - Вы разочарованы?
           - Нет, я просто счастлива!
           - Так, значит, вы придёте завтра, Вероника?
           - Конечно, если вы этого хотите.
           - Хочу.
           - Я оставлю вам телефон нашей хозяйки, - сказала Вероника, доставая из сумочки ручку и записную
книжку. - Позвоните мне днём. Может, куда-нибудь сходим.
           Леонардо поставил на столик бокал с соком и опустил глаза. На его лицо набежала тень печали.
           - К сожалению, я не могу, Вероника, - признался юноша. - Мне надо работать, иначе хозяин выгонит
меня из ресторана. Но я вам обязательно позвоню. Встретимся в девять вечера возле центрального входа в "Подкову".
           Лео наклонился, обнял девушку и поцеловал. Она была первой женщиной, которую он целовал по-настоящему.
Губы Вероники были горящими и манящими, а тело - сильным и пленительным. Больше всего на свете Лео хотел сейчас
близости с этой девушкой, но, в то же время понимал, что делать этого не стоит. Он хотел всё хорошенько обдумать.
Вероника была слишком необыкновенной, чтобы подорвать её доверие, погубить её сильное и чистое чувство, может
быть, впервые проснувшееся в её юной душе.
 



           Когда Вероника вернулась домой, отец ещё не спал. Он встретил её в патио возле самых ворот. На лице
Франко Мархиля была написана тревога. Вероника поставила машину в гараж и, непринуждённо перекинув через плечо
сумочку, направилась к отцу.
           - Почему ты не спишь, папа? - спросила она, обнимая его. - Что-нибудь случилось?
           - Почему ты так долго? - бросил отец с упрёком.
           - Сегодня выступление Леонардо задержалось, - солгала Вероника, - и из-за этого концерт закончился
чуть позже. Со мной ведь всё в порядке. Иди, ложись спать.
           И быстрым шагом девушка направилась к дому.
           - Постой, Вероника, - остановил её отец. - Я сегодня получил телеграмму из Кадиса.
           - Что-нибудь с бабушкой Хулией? - вздрогнула девушка и оглянулась.
           - Да, кажется, у неё инфаркт. Я должен срочно вылететь в Кадис. Рано утром поеду в Альмерию, в аэропорт.
           - Надолго летишь?
           - Думаю, дня на три, на четыре. Оставаться в Кадисе нет никакого смысла. Потому что рядом с бабушкой
будут дядя Марио и тётя Соледад. Ты поедешь со мной?
           Вопрос отца застал Веронику врасплох. Она любила бабушку Хулию, ей было жаль старушку, но сейчас все
помыслы девушки были  только о Леонардо. Как же она просчиталась, думая о нём плохо! А он другой! Особенный!
Вот почему на афише, где он изображён, у него такие печальные глаза.
           - Прости, папа, но я не поеду, - прошептала Вероника.
           - Это из-за того юноши, Танцора Дождя?
           - Да.
           - Смотри, не натвори глупостей, девочка, - предупредил Франко. - Страсть быстро проходит, а после неё остаются
боль, страдания, слёзы.
           Не сказав больше ни слова, он резко повернулся и вошёл в дом.



           Вернувшись в свою комнату после первого отделения концерта, Леонардо почувствовал, как улетучивается
радостное возбуждение, вызванное в нём овациями поклонников. Он чувствовал себя разбитым и обессиленным, словно на
него внезапно обрушилась вся усталость прошлой бессонной ночи. Ему захотелось броситься на кровать, но какая-то
непонятная тревога разогнала набежавший сон.
           Юноша беспокойно прошёлся по комнате. Проклятый Сильвио! Он превратил его в раба!  В самого настоящего
раба, не имеющего права ни на что! Только каторжная работа, только танцы до головокружения, до боли в сердце, до
спазмов в горле. В нервном возбуждении Лео продолжал метаться по комнате. Бросив бессмысленный взгляд на привычные предметы
своего обихода, он остановился и свалился на кровать, охваченный внезапной слабостью. Потом взглянул на часы.
Уже одиннадцать вечера, а Вероники всё ещё нет. Как неумолимо быстро несётся время!
           - Лео, тебе пора на сцену, - услышал он над собой негромкий голос Виктора. - Ты - артист, и должен
владеть своими эмоциями. Твоя жизнь - сцена, и нет ничего прекрасней такой жизни! Правда, сегодня ты плохо
танцуешь! Да, порой ты бываешь небрежным. Понимаю, устал. Но стоит тебе захотеть...
           - Не жизнь, а каторга! - крикнул Лео, поднимая с подушки бледное, измученное лицо с остатками грима.
- К чёрту такую жизнь!
           Маэстро присел рядышком и положил руку на голову ученика.
           - Я понимаю твои чувства, мальчик, - ласково проговорил он. - Вероятно, причиной твоего дурного
настроения явилась женщина? Я прав? К сожалению, большинство женщин ветрены и непостоянны.
           - Я позвонил сегодня ей, а мне ответили, что её нет дома, - как маленький ребёнок, пожаловался Леонардо.
- И в "Подкову" она не пришла...
           - Мало ли что могло случиться, - постарался успокоить его маэстро. - Если твоя девушка любит тебя, она
обязательно позвонит!
           Свой следующий танец Лео исполнял уже с невероятным подъёмом: он заметил Веронику, которая сидела в
первом ряду. В руках девушка держала большого плюшевого кролика.
           Исполнив последний номер, Леонардо еле-еле отбился от набежавших поклонниц. На глазах у зрителей он
подошёл к Веронике и взял её под руку. Девушка не сопротивлялась. Оказавшись снова с ней наедине, Лео запер дверь
своей комнаты и предложил ей присесть. Она села на краешек дивана. Танцор Дождя стоял рядом, не сводя с неё своего
пристального взгляда.
           - Это вам, Лео, - слегка смутившись, Вероника протянула юноше плюшевого зайца.
           - Спасибо, он просто замечательный! Можно, я назову его Кнопкой? У меня есть живой кролик, его тоже
зовут Кнопка. Хотите посмотреть?
           - Хочу.
           Пока Вероника восхищалась живым зверьком, гладила его по спинке и за ушами, Леонардо взял компакт-диск
и вставил его в проигрыватель.
           - Может, потанцуем? - спросил он, подавая Веронике руку.
           - Потанцуем. - Она встала и положила руки на плечи Леонардо.
           Юноша притянул девушку к себе, и она прильнула к нему.
           - У вас неприятности, Вероника? - спросил Лео, вдыхая аромат её волос. - Почему вы задержались?
           - Заболела моя бабушка, которая живёт в Кадисе. Сегодня я провожала отца  в Альмерию. Он думал улететь
утренним рейсом, но билетов на самолёт не оказалось. Пришлось ехать вечерним поездом. Вот поэтому-то я и опоздала.
           - Вероника, давайте перейдём на "ты".
           - Давайте.
           Играла тихая, немного грустная мелодия. Леонардо водил девушку в медленном танце, а она, полностью
отдавшись своим чувствам, боялась поднять на него глаза. Она всё ещё не могла поверить, что танцует с самим
"Танцором Дождя"!
           - Я без ума от тебя, Вероника, - вдруг прошептал Леонардо, нежно целуя девушку в шею. - Ты что-нибудь
понимаешь? Ведь прошло всего два дня. Извини, уже три.
           Они познакомились в пятницу, сегодня же было воскресение.
           - Нет, - ответила она тоже шёпотом. - Но чувствую то же самое. И ужасно рада этому.
           - Ну, и что же нам теперь делать, двум ненормальным? Я едва с тобой познакомился и уже влюбился. А ты -
девушка из высшего общества! Зачем тратишь на меня время?
           - Я люблю тебя, Леонардо. Люблю с тех пор, как впервые увидела тебя на театральной афише.
           - Неужели это и в самом деле так?
           Что ж... Может, тут было ещё что-то? Судьба? Предназначение? Или страсть? Чувство одиночества? Но, что бы
там ни было - это было прекрасно, и они, наконец, могли говорить об этом, как о своей сокровенной тайне.
           Так они танцевали, обнявшись, весь остаток ночи. И, лишь когда на небе вспыхнула узкая полоска зари, Вероника
подняла на Леонардо усталые, полные немого счастья, глаза. А он, не в силах справиться со своими чувствами, отвёл
взгляд. Слишком много было написано в нём!
           - Уже утро, - тихо сказала девушка. - Ты опять всю ночь не спал. Проводи меня до машины и ложись. Тебе ведь
вечером выступать.
           Леонардо притянул её к себе и поцеловал в губы долгим жадным поцелуем.
           - С добрым утром, Вероника. Я с тобой!
           - С добрым утром, Лео. Я люблю тебя!
           - Ты сегодня придёшь?
           - Приду обязательно!
           В этот момент на колокольне зазвонили к утренней мессе.
               



           - Вероника, деточка, поднимайся. Уже двенадцать часов. Всё на свете проспишь. - Девушка проснулась оттого,
что сеньора Матильда стучала в окно её комнаты. - Я отцу твоему обещала, что в его отсутствие послежу за твоим
режимом. Сходила бы к морю, искупалась, позагорала. Время-то идёт, а ты всё пропадаешь в "Подкове". Дома, в Севилье,
будешь жалеть о том, что так мало времени проводила на свежем воздухе.
           Вероника сладко потянулась, вскочила с постели и выглянула в распахнутое окно. Навстречу ей протягивали
свои душистые ветви кусты магнолий. Сладкий аромат зрелых персиков и янтарного винограда приятно щекотал ноздри.
Яркооранжевые цветы граната соперничали по красоте с солнечными лучами. Под тяжестью золотистых спелых плодов сгибались ветви
апельсиновых деревьев, и над всей этой ослепительной южной красотой с несмолкаемым жужжанием носилась несметная армия пчёл
и мохнатых шмелей. Среди ветвей мелких мавританских роз стояла хозяйка и срезала распустившиеся за ночь цветы.
           - Пышная природа юга располагает к лени, - улыбнулась женщина, протягивая девушке душистый букет.
           - Спасибо. Но я не хочу идти на пляж, - сказала Вероника, надевая шорты и бирюзовый топ. Она приняла из рук
хозяйки цветы и поставила их в керамическую вазу на столе. - Можно, я помогу вам, сеньора Матильда? Чем вы сегодня
собираетесь заниматься?
           - Помоги, девочка, я буду к тебе очень признательна. Кушать-то мои заготовки зимой будете вы с отцом, потому
что родственников у меня нет. А самой мне много ли надо? А делать сегодня мы будем вот что: ты, если тебе нетрудно,
соберёшь виноград, а я приведу в порядок клумбы и газоны.
           Вероника умылась, перекусила. Повязав голову косынкой, она почти до самого обеда срезала тяжёлые, налитые соком
виноградные гроздья. Тем временем, сеньора Матильда медленно обходила газоны, клумбы, каскады вьющихся каприфолей,
глициний и роз, подстригала, подрезала, подвязывала пышные душистые ветви.
           Обедать они сели в патио, под старым кипарисом, где стояли круглый стол и четыре стула. Это было излюбленное
место хозяйки. Сеньора Матильда угощала Веронику ольей (исп. национальное блюдо - жидкий винегрет) и огромными розовощёкими персиками из
своего сада.
           - Хочешь, я приготовлю тебе шоколадный скумас? (исп. национальное блюдо - взбитая и замороженная пена
некоторых сладких напитков) - спросила женщина, поднимаясь из-за стола.
           - Что-то не хочется, спасибо. Вы отдохните немного, а я пока соберу персики. Если я не ошибаюсь, вечером
вы хотели варить джем?
           Веронике было всё-равно чем заниматься - лишь бы время не тянулось так медленно. Ей казалось, что до
открытия "Подковы" осталась целая вечность.
           Проводить сиесту старушкка наотрез отказалась. Она уютно расположилась под своим любимым кипарисом и
принялась чистить оставшиеся после обеда персики, ловко отделяя сочную мякоть от крупной шершавой косточки. Вероника
приставила к дереву лестницу и стала собирать спелые бархатистые плоды в небольшую корзинку. Лишь только корзинка
наполнялась, персики тут же забирала хозяйка и высыпала их в большой медный таз. Заметив, что девушка утомилась,
сеньора Матильда строго сказала:
           - Всё, на сегодня довольно. И, пожалуйста, не спорь со мной! Теперь отдыхай. Возьми книгу, посиди в шезлонге, почитай.
Вечером, наверное, опять в Подкову поедешь?
           - Поеду, - кивнула Вероника. Она спустилась с дерева и присела на стул напротив хозяйки.
           - Я прекрасно понимаю тебя, деточка, - покачала головой старая женщина. - Когда-то и я была молода и красива. А какая у нас
с Рикардо была любовь! Рикардо - это мой муж. Он умер три года тому назад от рака. Когда-то мы жили с ним в Гранаде.
Рикардо был известным адвокатом. Потом, когда он уже заболел, мы продали нашу квартиру в Гранаде и купили домик здесь,
в этом самом городке. Врачи посоветовали мужу сменить климат. А как он любил этот дом, этот сад! До последних дней своих
возился с цветами. Видишь - вот и я сейчас ковыряюсь. А спроси - для кого? Никого-то у меня нет. Детишек Бог не послал,
родные мои все умерли. Остался только родной брат мужа. Но он с семьёй живёт в Астурии, в Овьедо, а это отсюда очень
далеко! Так на старости лет я осталась совсем одна. Вот и приходится торговать на базаре фруктами из сада, да сдавать
комнаты отдыхающим в курортный сезон.
           Вероника, не перебивая, внимательно слушала эту славную женщину. За несколько дней, проведённых в доме
сеньоры Матильды, девушка полюбила её словно родную. Она даже была чем-то похожа на её бабушку Хулию: такая же нежная,
заботливая, ласковая.
           - А ты, Вероника, как я слышала, собираешься стать детским доктором? - спросила старушка, отгоняя от миски
с сочными дольками назойливых ос. - Решила пойти по стопам отца? Хорошо! Очень хорошо! А матушка твоя чем занимается?
Она тоже врач? Что же вы её с собой отдыхать не взяли?
           - Мама с нами не живёт, - чуть слышно, произнесла девушка. - У неё другая семья.
           - Ой, деточка! Прости меня, старую дуру! - запричитала старушка, откладывая в сторону нож. - Я ведь этого
не знала. Твой отец ничего мне не сказал про твою мать.
           - Когда теряешь кого-то очень любимого... Когда чувствуешь себя  так, словно кончается вся твоя жизнь... -
запинаясь, проговорила девушка, подыскивая нужные слова. - Но ничего, - улыбнулась она сквозь слёзы, - я уже привыкла.
           Сеньора Матильда поняла, что задела самую больную струну в душе юной гостьи. Чтобы переключить Веронику
на что-то другое и избавить её от мучительных воспоминаний, женщина нагнула ветку ближнего куста, за которую зацепился
вьюнок, сорвала цветок и протянула его девушке. Та вытерла слёзы и заглянула в глубину большого голубого колокольчика.
           - Если представить себя совсем крохотной букашкой, - сказала Вероника задумчиво, - то лепестки его покажутся
стенами шёлкового сказочного дворца. Откуда берётся это яркое сияние внутри цветка? Видите? В нём словно горит множество
ламп. Пестик похож на зелёный трон, а тычинки - на маленькие золотые короны принцесс.
           Сеньора Матильда обняла Веронику и прижала её к своей груди.
           - Мой милый, маленький романтик! - растроганно вздохнула она. Да как же хорошо ты сейчас сказала! У меня
аж дух захватило! Я желаю тебе большой любви, деточка, и верю: она у тебя обязательно будет!
           За полчаса до встречи с Лео Вероника вывела машину из гаража. Но не успела она взять из дома сумочку с
кошельком, как её окликнула хозяйка:
           - Вероника! Иди скорее к телефону! Звонит твой отец из Хадиса.
           Франко словно проверял, дома дочь или нет.
           - Вы ему не сказали, что я уезжаю в "Подкову"? - обратилась Вероника к сеньоре Матильде, прикрывая телефонную
трубку рукой.
           - Конечно же, нет! Я полностью на твоей стороне, - заговорщически шепнула хозяйка.
           - Здравствуй, па! - придав голосу радостные нотки, прокричала в трубку девушка. - Как здоровье бабушки?
           - Здравствуй, малыш! - Отца было слышно прекрасно, словно он находился за стеной, в соседней комнате. - Как
я и предполагал - у бабушки микроинфаркт. Сейчас она лежит в клинике, но лечащий врач говорит, что опасности нет. Я
задержусь ещё дня на три. Мне надо заехать в Севилью по работе. А как твои дела?
           Вероника вздохнула с облегчением. Ещё целых три дня они с Леонардо могут спокойно встречаться.
           - У меня всё хорошо! - бодрым голосом сообщила дочь.
           - Чем собираешься заниматься вечером?
           - Мы с сеньорой Матильдой варим персиковый джем. Приедешь - попробуешь.
           - Значит, ты...
           - Да, я никуда не еду.
           - Рад это слышать!
           Отец был явно удовлетворён разговором с дочерью. После секундной паузы вновь раздался его мягкий баритон:
           - Не скучай без меня, Вероника. Когда вернусь, обязательно съездим с тобой в Гранаду. Побродим по Альгамбре,
полазаем по горам. Целую тебя. Будь умницей!
           Вероника начала уже нервничать. Ей казалось, что разговор с отцом не закончится никогда.
           - Я люблю тебя, папа, - сказала она и громко чмокнула в телефонную трубку. - Приезжай скорее...
           В трубке послышались короткие гудки. Девушка с облегчением вздохнула.
           - Ты во сколько приедешь? - вежливо поинтересовалась сеньора Матильда, закрывая ворота, после того, как
Форд Эскорт выехал на дорогу. 
           Вероника помахала старушке рукой и послала ей воздушный поцелуй.
           - Вы меня не ждите, - сказала она. - Я приеду поздно.
           - А, может быть, рано? - понимающе улыбнулась добрая женщина. - Удачи тебе, девочка, - и большой любви!
           После концерта Вероника бросилась Леонардо на шею. Казалось, что они не виделись целую вечность, хотя
расстались сегодня утром.
           И снова они танцевали под пленительную музыку, тесно прижавшись друг к другу. С неба на землю струился
серебристый свет.
           - В Испании особенная луна и особенные ночи, даже зимой, - прошептала Вероника, поднимая глаза на любимого.
- Посмотри, Лео, на кипарис под окном. Он - как монах в чёрной сутане, будто молится за нас перед большой серебряной
лампадой...
           Леонардо бросил быстрый взгляд на окно, ласково улыбнулся и осыпал лицо девушки горячими поцелуями.
           - Моя маленькая фантазёрка! - с восторгом выдохнул он. - Ты просто начиталась всякой всячины.
           От ласк Леонардо Вероника вся затрепетала и ещё теснее прижалась к нему. Одна рука его обвила талию
девушки, другая скользнула по тонкой ткани блузки на девичьей груди.
           Вероника буквально растворилась в каком-то жарком бреду от опаляющего дыхания юноши. Каждое прикосновение
Лео неумолимо пробуждало в ней импульсы безоглядного желания. И вдруг... Всё кончилось. Леонардо отстранился от Вероники.
           - Поезжай домой! Уже поздно! Я устал, - резко сказал он. - Прости...
           Девушке показалось, будто она летит в бездонную пропасть. В её сердце вспыхнули одновременно отчаяние и ревность,
гнев и обида. Она резко повернулась и выбежала из комнаты.
           Леонардо догнал её почти у самых дверей "Подковы".
           - Ты... Ты слишком хороша, чтобы причинять тебе боль, - растерянно пробормотал он, хватая девушку за руку и
вновь привлекая её к себе. - Я не могу так... Ничего не давая в ответ на твою любовь.
           Вероника уткнулась носом в ямочку на его шее.
           - Мне, ведь, ничего не нужно от тебя, глупенький, - сквозь слёзы, улыбнулась она. - Просто... Люби меня, Лео!



           Танцор Дождя вернулся к себе в комнату, и, не раздеваясь, повалился на кровать. Весь остаток ночи ему снился
странный сон: над его головой развевался белый флаг с зелёным крестом.  Леонардо узнал этот флаг. Это было знамя
Святой Инквизиции.



           Солнце заливало комнату, где Леонардо лежал после репетиции, пытаясь читать. Он смертельно устал от всего,
что проделал за день: три часа в репетиционном зале, час беседы с репортёрами. Каждый день - одно и то же, надоевшее
до чёртиков. Он взглянул на часы, проверяя, сколько осталось времени до вечернего концерта и до встречи с Вероникой.
Скоро четыре. Значит - ещё целых пять часов! И почти сразу, как он подумал о Веронике, дверь открылась и вошёл
Виктор Коралес-Эхеа. Лео понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее - на маэстро лица не было.
           - Лео, ты подписывал у Сильвио какие-нибудь документы, - мрачно поинтересовался он, присаживаясь на
кровать рядом с юношей.
           - Ничего я не подписывал!
           Учитель и ученик понимали друг друга с полуслова. Когда Лео был подавлен, Виктор орал на него, чуть  не
доводя до слёз, заставляя делать всё, что он него требовалось. А когда юноша думал: "Всё, больше и одного дня на вынесу!",
маэстро напоминал ему, что он - артист, и, что, в скором времени ему предстоят выступления не только на сцене Севильи,
но в всей Испании.
           - Только что я заикнулся Сильвио о том, что завтра уезжаю в Севилью, чтобы поговорить с приятелем насчёт тебя, -
горько усмехнулся Виктор. - А он - знаешь, что сделал? Сунул мне под нос контракт сроком на пять лет, якобы подписанный тобой!
           - Я тебе ещё раз говорю! Никаких бумаг я не подписывал.
           - Я внимательно рассмотрел подпись. Она действительно похожа на твою.
           - Значит, этот мерзавец, просто-напросто подделал мою подпись! Что же делать?
           - Теперь, если ты откажешься танцевать, он может привлечь тебя к суду. И с тебя потребуют компенсацию за
неустойку. Можно, конечно, нанять адвоката, но потребуется куча денег. Давай договоримся так: я всё равно поеду в
Севилью. а ты будешь меня терпеливо дожидаться здесь. Как только я договорюсь с приятелем насчёт тебя - тут же вернусь.
А там - что-нибудь придумаем!
           Лицо Лео в тот момент напоминало грозовую тучу.
           - Я смотрю, тебя не очень радует моё предожение, - сказал Виктор, поднимаясь. - К сожалению, ничего другого
я предложить тебе не могу. У Сильвио в Сан-Хосе всё схвачено. А сам я - ты знаешь - сбежал от правосудия. Не сегодня-завтра
могу загреметь в тюрьму. Ведь, по моей вине, в Мадриде погибли два человека. Понимаешь, надо сделать так, чтобы
заставить Сильвио убрать свой поганый язык в одно всем известное место.
           - Когда ты собираешься ехать в Севилью? - спросил Леонардо. В его голосе слышался металл.
           - Вечерним поездом из Альмерии. А тебе посоветую в моё отсутствие не наломать дров. Зная твой импульсивный
характер, честно признаюсь: мне страшно оставлять тебя одного.
           - Не волнуйся, - постараюсь не придушить Сильвио, если, конечно, он не будет особо меня доставать.
Счастливого пути! - Лео отвернулся к стене и сделал вид, что разговор окончен.
           Только теперь он отчётливо понял, что знамя Святой Инквизиции снилось ему не случайно.
   


           Ночью Лео совсем не спал. Его мучили тяжёлые раздумья. Этой ночью он стал совсем взрослым. Мальчик стал
мужчиной.
           Сегодня Вероника в узкой коротенькой юбочке и блузке кремового цвета с короткими рукавами была просто
обворожительна! Туфли на высоких каблуках подчёркивали стройность девичьих ног.
           "Сегодня или никогда!" - думала девушка, сидя за рулём автомобиля. - И пусть свершится то, что рано или поздно
должно произойти.
           Юноша и девушка снова оказались одни, в небольшой комнате с широкой кроватью. Вероника не могла отвести
взгляда от горящих страстью тёмных глаз Леонардо. Сделав над собой усилие, она медленно опустила веки.
           Поцелуй начался прикосновением - лёгким, как лепесток цветка. А затем губы Лео начали танцевать медленное обольстительное
танго. Уста Вероники раздвинулись, а свободная рука обвила шею юноши. Девушка чувствовала свою власть над Лео и уступила своему
влечению. Она ощущала биение его сердца, наслаждаясь той бурей, которую пробуждала она в этом стройном юношеском теле.
           Резким движением Леонардо сорвал с себя рубашку. Вероника медленно провела ладонями по его гладкой
мускулистой груди. Их истомлённые, ненасытной жаждой губы снова встретились, но Вероника быстро отстранилась.
           - Ты куда?
           - Никуда! - Она сбросила туфли и потянулась к своей блузке, которую юноша помог ей снять.
           - Поверить в это не могу, - глухо признался он, опуская Веронику на постель. Его потемневшие от страсти глаза
вглядывались в каждую чёрточку её тела. - Может, это сон, Вероника?
           Она слегка приподнялась на локтях.
           - Я из плоти и крови - если ты это имеешь в виду. Прикоснись ко мне - и узнаешь.
           Лео провёл руками по её бёдрам. Волна неистового возбуждения, которая соединяла их, смела последние
преграды. Они ласкали друг друга в упоительном самозабвении, сплетаясь телами, которые уже освободились от последних
покровов. Наконец-то, Леонардо добрался до этих прелестных маленьких грудей с острыми сосками. И он снова и снова
ласкал их, а Вероника, закинув голову назад, тихонько постанывала от неописуемого восторга и наслаждения.
           В эту ночь Вероника Мархиль впервые познала близость с мужчиной. Миг опьяняющей наполненности показался
ей восхитительным, но невыносимо кратким. Но то, что последовало за ним, совершенно захватило её.
           Потом они лежали, купаясь в свете заходящей луны, словно зачарованные.
           - Жаль расставаться с такой волшебной ночью! - глухо проговорил юноша, продолжая осыпать тело девушки
горячими поцелуями.
           Но, вот, желание вновь вспыхнуло в нём. На этот раз Леонардо владел собой, томительно медленно лаская подругу.
Его поцелуи были ещё более нежными и искушающими, чем прежде. Это длилось так долго, что они, почти лишившись последних
сил, тихо замерли в объятьях друг друга.
           Прошло около часа. Вероника осторожно высвободилась из объятий любимого, соскользнула с кровати, подобрала
разбросанную повсюду одежду, оделась и тихо вышла из комнаты.
           Луна скрылась совсем. Два тусклых фонаря всё ещё освещали пустынный двор "Подковы". Вероника прислушалась -
но кругом была гробовая тишина.
           В проходной сидели не то сторожа, не то охранники - здоровенные детины с пустыми глазами. Они своё дело
знали, поэтому и на появление незнакомой молоденькой девушки отеагировали моментально.
           - Вы откуда, сеньорита? - спросили они насмешливо-оскорбительно, пройдясь жадными взглядами по стройным
бёдрам и маленьким грудям девушки.
           - От Леонардо Варгас-Льосе, - смущённо ответила Вероника.
           - А вы знаете, который сейчас час?
           - Нет.
           - Уже без четверти шесть!
           - Простите. Выпустите меня, пожалуйста, - робко попросила девушка, зябко передёргивая плечами.
           - Ну, наш танцор даёт! - присвистнул один из охранников, открывая ей дверь. - Уж и шлюх к себе по ночам
начал водить! А всё тихоней прикидывается...
           Вероника с пунцовыми от стыда щеками выбежала на улицу. Ей было жарко и холодно одновременно. Вслед
ей всё ещё неслись непристойные насмешки охранников. Не глядя на них, девушка села в машину и включила зажигание.




           Предельно уставший Франко Мархиль вернулся в Сан-Хосе в среду вечером. Он расплатился с водителем такси,
вошёл в патио, присел на скамейку и крепко задумался, обхватив голову руками. Через несколько секунд из дома
выбежала Вероника и бросилась отцу на шею. Он подхватил дочь и закружил её по саду.
           - Надеюсь, ты скучала без меня, малышка? - спросил Франко, целуя Веронику в щёку.
           - Очень! А ты по мне скучал? - Дочь прижалась к отцу и почувствовала, что, несмотря на показную весёлость,
он чем-то озадачен.
           - Что за вопрос, девочка! Дом без тебя похож на склеп. Я ужасно соскучился! - сказал Франко и как-то странно
взглянул на дочь.
           - Как ты съездил, папа?
           Вероника заметила, что лицо отца помрачнело. Он выглядел каким-то постаревшим. В то же время отец пытливо
разглядывал дочь, будто видел её впервые.
           - Она всё же умерла.
           - Кто?!! - с ужасом воскликнула девушка, подумав о бабушке.
           - Помнишь, я тебе рассказывал про одну высокопоставленную особу, жену члена Кортесов* (Кортесы - парламент в
Испании). Так вот, в моё отсутствие, у неё начались преждевременные роды, и она скончалась от  заражения крови,
случившегося во время беременности.
           - Господи, я подумала, что умерла бабушка Хулия.
           - Да нет, с бабушкой всё в порядке. Через неделю её обещали выписать из клиники. А почему ты сегодня так
одета? - вдруг тревожно спросил он. - Куда-то собиралась идти?
           - Нет... То есть, да. - Вероника была одета в короткое, облегающее фигуру платье пунцового цвета и такого же
цвета туфли. Изысканный аромат духов приятно защекотал ноздри Франко. Глаза дочери горели каким-то странным, незнакомым
ему огнём.
           - За прошедшие несколько дней ты сильно изменилась, Вероника. Ты стала совсем другая. у тебя даже взгляд
какой-то не такой. Что, собственно говоря, произошло? - строго спросил он.
           - Ничего, - отвела взгляд девушка.
           - Ты лжёшь! Я вижу по твоим глазам, что ты лжёшь! Почему ты одета и намазана, как шлюха? Ты собиралась к
нему? Только не смей мне лгать!
           Вероника молчала. Сердце её сжалось от предчувствия какой-то очень близкой и неотвратимой беды. В тот момент
она вовсе не думала о себе. Все её мысли были только о любимом: ведь он ждёт её!
           Франко Мархиль разгневался не на шутку.
           - Ты была с ним в связи? - задохнулся он от ярости. - Отвечай немедленно!
           - Да, папа, - пролепетала Вероника.
           - Та-а-а-а-к...  Вижу, что вы время даром не теряли! Когда же вы успели?
           Дочь не ответила. Да и какое это имеет значение? Всё равно теперь уже ничего не изменить.
           - Значит, ты мне лгала по телефону, что сидишь дома? А сама всё это время таскалась к своему длинноволосому
танцору? А я-то, старый дурак, был уверен, что моя дочь - порядочная девушка.
           - Напрасно ты, так, папа. Леонардо - прекрасный человек, и мы любим друг друга, - попыталась оправдаться
перед отцом Вероника. Но Франко Мархиль был неприступен.
           - И что же ты теперь намерена делать? - спросил он с нескрываемой издёвкой, доставая трясущимися руками
из кармана брюк сигареты и зажигалку.
           - Брошу университет, устроюсь в больницу медсестрой.
           - Бред! Ты хоть понимаешь, что это - великая глупость!
           - Я люблю Лео, папа. Я ему нужна...
           - Но он тебе не нужен! Не нужен! Таких, как он - миллион, а, если ты бросишь университет, больше не поступишь
 в него никогда! Можешь мне поверить.
           Глаза Вероники наполнились слезами. Ещё секунда - и она больше не сможет собой владеть. Что делать?
Послушаться отца? Или повернуться и уйти к Леонардо? А что будет потом? Смогут ли они с отцом вновь стать друзьями?
           Вероника отвернулась и прижалась лицом к старому кипарису. Франко подошёл к дочери и положил руку ей на
плечо.
           - Ты должна поступить разумно, Вероника, - как можно мягче и проникновенней проговорил он. - Разумно для
вас обоих. А от того, что ты изуродуешь свою жизнь, пользы не будет никому. Где он живёт, этот твой артист?
           - В "Подкове", - чуть слышно пробормотала Вероника.
           - В этом притоне? Теперь мне всё понятно...
           Франко тщательно оделся: надел тёмный в полоску костюм, белую накрахмаленную сорочку и строгий тёмносиний
галстук. Потом вывел из гаража Форд Эскорт, сел за руль, и машина резко рванула с места.
           Именно в тот самый момент Вероника поняла, что жизнь для неё закончилась.



           Франко припарковал машину возле самого входа в "Подкову" и стал терпеливо ждать, не сводя напряжённого
взгляд с ярко освещённого подъезда. Часы на руке показывали без четверти девять.
           Возле центрального входа образовалась шумная разношёрстная толпа. Поклонницы Танцора бросались на всякого
входящего в ресторан с одним вопросом: "Нет ли лишнего билета?"
           Но вот дверь открылась, и на пороге появился стройный молодой человек, одетый во всё чёрное. Лишь длинные
белокурые волосы оттеняли траур его одежды. Толпа девиц с диким визгом ринулась к нему, протягивая фотографии и яркие
проспекты. Франко догадался, что этот самый молодой человек в чёрном и есть та самая знаменитость - Танцор Дождя,
и, что вышел он из "Подковы" лишь с одной целью: встретить его дочь.
           Сообразив это, Франко вышел из машины и, пробившись сквозь галдящую толпу, окликнул юношу.
           - Вы меня, сеньор? - удивлённо спросил тот.
           - Да, вас. Вы - Леонардо Варгас-Льоса? Мне нужно с вами поговорить наедине.
           Еле сдерживая напор темпераментных поклонниц, Леонардо скрылся в здании ресторана. Через несколько
секунд туда же пригласили и Франко. Он прошёл следом за юношей в патио.
           - Чем могу служить? - вежливо спросил Леонардо, внимательно разглядывая незнакомого элегантно одетого
мужчину.
           Франко закурил сигарету и глубоко затянулся.
           - Вы ждёте Веронику? - спросил он хриплым от волнения голосом.
           Лео утвердительно кивнул.
           - Она не придёт. Я - отец Вероники, Франко Мархиль. И требую, чтобы вы оставили её в покое!
           Леонардо с вызовом взглянул на человека, чью дочь любил больше жизни.
           - Я никого насильно возле себя не держу.
           - Поймите, юноша, - сказал Франко чуть мягче. - Всё это несерьёзно. Вы испортите ей жизнь. Веронике
нужно учиться, нужно получить профессию, положение в обществе. А вы, мягко выражаясь, никогда не сможете дать ей
того, чего она заслуживает. Вот деньги, возьмите. - Франко протянул юноше конверт, в котором лежали пятнадцать тысяч
песет. - Это небольшая компенсация за моральный ущерб.
           - Благодарю, сеньор, но я не нуждаюсь в материальной помощи и любовь свою не продаю!
           Франко бросил недокуренную сигарету на землю и примял её носком ботинка.
           - Простите, я не хотел вас обидеть, - сказал он, убирая деньги в карман пиджака. - Но я ещё раз вас
прошу: забудьте мою дочь. Завтра она уезжает домой, в Севилью.
           - Не беспокойтесь, сеньор Мархиль, - гордо тряхнул золотистой шевелюрой Леонардо. - Ни вы, ни ваша дочь
больше меня не увидите. Никогда!
           - Благодарю. Вам можно верить?
           - Слово дворянина!
           Леонардо резко повернулся и направился в сверкающее огнями здание ресторана. Танцевал он сегодня из ряда
вон плохо. Зрители были явно недовольны своим кумиром. Несколько раз во время выступления Леонардо спотыкался и тогда
раздавались резкий свист и оскорбительное улюлюканье.
           "Увы! Толпа мстительна и непостоянна, - думал юноша, в полном отчаянии покидая сцену. - Сегодня ты на вершине
славы, а завтра тебя столкнут в бездонную пропасть. Такова богемная жизнь."
           Лео стало так тошно, что, ворвавшись в свою комнату, он бросился с разбега на широкое ложе и зарылся лицом
в подушку. Всю ночь он пролежал, не смыкая глаз, думая только  о Веронике. И к утру почувствовал себя совершенно разбитым и
опустошённым. Он считал, что судьба была к нему несправедлива. Было горько, очень горько терять Веронику!
           Думая о своей любимой, Лео задумчиво глядел в окно. Ему безумно хотелось быть сейчас рядом с Вероникой,
ласкать её, видеть искреннюю радость и благодарность в её глазах. Но юноша прекрасно понимал, что ничего из этого
не получится. Надо оставить её, несмотря на нестерпимую душевную боль.
           Весь последующий день Лео подавлял в себе желание позвонить Веронике, так и не позвонив. Он теперь никогда больше
 не увидит свою любимую: она уедет домой в Севилью и будет вести другую, свою, далёкую от его существования жизнь.
           Что ж! ИНого, видно, не дано.



           Вероника проплакала всю ночь. Ей казалось, что в мире нет никого несчастнее неё, что в один момент отец отравил
ей жизнь, разлучив с любимым.
           Утро наступило солнечное и радостное, но не для Вероники. Мир разом померк, ввергнув её в пустоту и поразительную
тишину, окутавшую словно смертным саваном. Ни стук в окно, ни громкий окрик отца, не смогли поднять девушку с постели.
Она лежала, отвернувшись к стене, притворяясь спящей.
           И тогда Франко вошёл в комнату и потряс дочь за плечо.
           - Ты вообще-то думаешь вставать? - раздражённо спросил он.
           - Нет, - бесцветным голосом отозвалась дочь.
           - Мы уезжаем сегодня домой. Будь добра, поднимись и собери свои вещи.
           Вероника никак не отреагировала на просьбу отца.
           - Вероника, я к тебе обращаюсь!
           - Я не поеду с тобой в Севилью. Не поеду! Я остаюсь в Сан-Хосе.
           - У тебя нет выбора, - жёстко сказал Франко. - Ехать тебе всё равно придётся. Я не разрешу тебе жить
здесь одной. Ты подумала об университете? Как же твоя учёба? Очнись - пока не поздно!
           Наступило продолжительное молчание. Франко терпеливо ждал. Наконец, дочь ответила:
           - Я не могу оставить Леонардо, папа. Прости...
           И тогда Франко Мархиль произнёс давно приготовленную фразу, на которую до сих пор никак не мог решиться:
           - Выбирай: или я, или он!
           Вероника повернулась к отцу. У неё было такое лицо, что он потерял всю охоту продолжать беседу. Оно
выражало и боль, и ещё что-то такое, от чего у него перехватило дыхание.
           Франко понял: он совершил грубейшую ошибку. Подчинив себе волю дочери, он просто-напросто потерял её
доверие и дружбу.
           Это была катастрофа!
            


           Вечером того же дня Франко Мархиль с дочерью улетали из Альмерии. Вероника глядела в иллюминатор на
убегающую от неё  землю, ту самую, с которой вместе уходила её любовь.
           "Я должна поскорее забыть Леонардо, - внушала она себе. - Больше мне ничего не остаётся. Иначе я просто
сойду с ума. Ничего страшного ведь не произошло. Когда-нибудь я встречу достойного человека и эта рана в сердце
заживёт. Пройдёт время, и Лео забудет меня. Ему это сделать будет проще, чем мне: многочисленные поклонницы, слава,
цветы...  А я... Буду учиться, работать. Наверное, отец, по-своему, прав: у нашей любви нет будущего.
           "Нет, не заживёт рана в твоём сердце! И ты никогда его не забудешь! И никого, лучше, чем он, не найдёшь! -
спорил с ней какой-то внутренний голос. - Такие, как Лео, встречаются только раз в жизни!"
         



           Обычно хозяин ресторана Сильвио Рамирес приезжал в "Подкову" вечером в половине девятого. Выступление
Леонардо проходило неизменно в его присутствии. Сильвио ревностно следил за успехами молодого танцовщика: не дай Бог,
произойдёт какой-нибудь инцидент, или Лео откажется выступать! Тогда ему, хозяину - крышка! Пока танцор на сцене,
песеты текутрекой в карман Рамиреса, и он на высоте. И пойдёт по миру, как только Леонардо откажется работать.
           Выйдя на улицу, Лео увидел, что солнце затуманилось. Золотая пелена, укрывавшая стены домов, померкла.
По синей глади неба, ограниченная с двух сторон рёбрами крыш, ползла большая чёрная туча. Стало темно, как ночью, хотя
на часах было всего лишь пять вечера.
           "Сейчас или никогда! - подумал Леонардо.
           Он вернулся в свою комнату, стянул резинкой волосы на затылке, чтобы не лезли в глаза и надел фетровую
шляпу, точь в точь такую же, какие носят американские ковбои. Затем, забрав все накопленные деньги и, посадив Кнопку
в большой пластиковый пакет, юноша незаметно вышел из комнаты и проскользнул к запасному выходу, чтобы не привлекать к себе
особого внимания охранников. Он обогнул "Подкову" и хорошо знакомой тропинкой побежал к тем самым мусорным контейнерам, в
которые когда-то, в пору своей нищеты, таскал мусор из ресторанной кухни. Как же давно это было! Вскочив на один
из контейнеров, Лео решительно подтянулся и, не выпуская пакета с кроликом из рук, перемахнул через забор. Теперь
он был отрезан от своей прошлой жизни не только высоким забором, но и, как он считал, предательством любимой девушки.
Артист Леонардо Варгас-Льоса, Танцор Дождя, больше не существовал. Он умер, и с этого дня никто о нём больше не услышит!




           - Эй, Лео, давай, пошевеливайся! Скоро твой выход. - Сильвио Рамирес так и застыл на пороге с открытым ртом:
Танцора Дождя в комнате не было. Не было его и в гримёрной. Вместе с Леонардо исчез из коробки и его кролик. И только
теперь до хозяина ресторана "Подкова" дошло, что, лишившись артиста, он с большой вероятностью может обанкротиться.
До начала спектакля оставалось всего лишь полтора часа. И за это время Танцора во что бы то ни стало необходимо
разыскать и вернуть в ресторан.
           Рамирес без сил плюхнулся в кресло и достал из кармана мобильный телефон. Вся надежда теперь была только
на Густава Беккера, начальника местной полиции.
           "Сволочь, конечно, он порядочная, - подумал Сильвио, набирая номер полицейского, - но без его помощи мне
сейчас никак не обойтись".
           На другом конце долго не брали трубку, и Сильвио, отчаявшись дождаться, хотел уже бросить эту затею.
Но вот, трубку всё же взяли и в ней раздался хриплый недовольный голос полковника Беккера:
           - Густаво, - ты, что, спал? - раздражённо рявкнул Рамирес. - Почему трубку так долго не берёшь?
           - Кто это? А, Сильвио... Нет, не сплю.
           - Тогда какого чёрта молчишь?
           - Некогда мне... Я бабу трахаю.
           На другом конце послышался гнусный хохот и чьё-то тихое невнятное бормотание.
           - Прости, что не вовремя, амиго, но мне необходима твоя помощь. Не задаром, конечно. Понимаешь, смылся
парень. Ну, тот самый, Танцор Дождя. Да, да. Я без него, как без рук. Выручай, а? Скажи своим мальчикам, чтобы
прочесали весь город и окрестности. Что? Какие приметы? Ты что, с Луны свалился? Красивый такой блондин, лет
восемнадцати - девятнадцати, с длинными волосами. Одет во что? Чёрт его знает, во что он одет! Наверное, в чёрные
джинсы "Рэнглер" и в футболку с именем "Роберто Карлос". Ещё какие приметы? Никаких. Вернее, есть ещё одна
примета. Заяц с ним. Ты что, охренел, амиго? Какой плюшевый! Настоящий, с длинными ушами. Да нет. Далеко он уйти не мог.
Что? Найдёшь? Вот, спасибо! Я в долгу не останусь. Да, да - тащи его прямо ко мне! Я с ним сам разберусь...
 



           Леонардо сидел в рейсовом автобусе маршрута Сан-Хосе - Альмерия. Все тяготы и невзгоды прошлых дней, 
неожиданно свалившиеся на его голову, так подкосили юношу, что он заснул крепким сном. Во время сна шляпа съехала с
головы и белокурые волосы выбились из-под резинки.
           Снилось Лео, что он едет в том же автобусе по широкому незнакомому шоссе. На обочине стоят люди, которых
он некогда любил: мать, отец, бабушка, Виктор, сеньор Мануэль и...  Вероника. Но никто из них не видит Леонардо:
вместо глаз у всех пустые глазницы. Неожиданно автобус въезжает в тупик и резко тормозит. Юноша с беспокойством
вглядывается вперёд и видит бетонный забор, на котором крупными буквами написано: "ДАЛЬШЕ ДОРОГИ НЕТ".
           Проснулся он от того, что кто-то сильно тряс его за плечо:
           - Всё, мучачо* (исп. юноша), приехали!
           Леонардо вздрогнул и с трудом открыл глаза. Над ним, посмеиваясь, стояли трое полицейских с резиновыми
дубинками. Один из них поигрывал наручниками.
           - Покажи руки! - приказал он.
           Леонардо, всё ещё не опомнившись от сна, послушно протянул руки. И сейчас же на его запястьях защёлкнулись
стальные браслеты.
           - За что? - вскочил юноша. Что я такого сделал?
           Рядом, на сиденье зашуршал Кнопка в целлофановом пакете.
           - Сам пойдёшь или применить силу? - вопросом на вопрос ответил один из полицейских. - Лучше топай сам,
это тебе дешевле обойдётся.
           Юноше ничего не оставалось делать, как повиноваться. Скованными руками он попытался взять с сиденья пакет,
но тут же получил сильный удар резиновой дубинкой по запястьям.
           - Мой Кнопка!..
           - Из твоего Кнопки выйдет отличное жаркое! - заржал второй полицейский и грубо вытолкнул Лео из автобуса
под удивлёнными взглядами испуганных и притихших пассажиров. Юношу впихнули в полицейскую машину и он тронулся в новый,
неведомый, ничего хорошего не сулящий ему путь.




           Возле запасного входа в "Подкову" машина остановилась. Полицейские выволокли из неё Лео и повели в гримёрную.
Там юного артиста ждал Сильвио Рамирес и с ним два его телохранителя с автоматами. Как ни странно, на лице хозяина
"Подковы" было написано радушие.
           - Ну, слава Богу! - воскликнул Рамирес, лишь только Леонардо под конвоем переступил порог гримёрной. - Нагулялся,
мой мальчик? Вот и славненько. Теперь приведи себя в порядок - и вали на сцену!
           Полицейские бросили телохранителям ключи от наручников Леонардо и, отдав честь, молча покинули комнату.
           Юноша с ненавистью взглянул на хозяина "Подковы" и даже бровью не повёл.
           - Тебе что, уши прочистить? - взорвался Рамирес. Или считаешь себя самым крутым? Пойдёшь на сцену или нет?
           - Нет.
           - Ах, ты, гадёныш! - Рамирес встал со стула, и, подскочив к юноше, занёс над его головой кулак.
           - Сам ты гад! - не сдержавшись, крикнул Лео. И руками, скованными наручниками, со всей силы хватил
ненавистного хозяина в челюсть.
           Пока Рамирес вытирал с разбитого лица кровь и выплёвывал выбитые зубы, телохранители взялись за юношу
всерьёз. Они свалили его с ног. Лео упал и покатился по полу.
           Шамкая сквозь выбитые зубы, Сильвио отдавал приказания головорезам голосом, полным ненависти и злобы:
           - Проучите как следует этого зазнайку, этого бабника, любимца проституток, что каждый вечер клянчат у него
автографы под моими окнами!
           Произнеся это, за дело взялся сам Рамирес. И стал избивать юношу ногами. Удары сыпались на Лео со всех сторон.
Он старался прикрыть голову скованными руками, но его начали пинать, стараясь попасть по почкам. Юноша стонал от боли,
тьма застилала ему глаза, а его всё били и били. Сильвио, распалясь, тяжело дышал. Он вошёл в исступление и его уже
трудно было остановить.
           - Может, хватит? - словно сквозь сон, услышал над собой Лео чьи-то слова. - Танцор, кажется, отрубился.
           - Как отрубился? Не может этого быть! - вскипел Сильвио. - Он должен танцевать, иначе я разорён! Растолкайте
его, дайте ему нюхнуть нашатыря, сотрите с его рожи кровь. Сейчас я его слегка подмалюю, причешу ему башку, а вы пока
снимите с парня наручники. Подайте-ка балахон. Да не этот - а тот, цвета хаки. На лоб ему повяжите какую-нибудь тряпку,
чтоб фингалом не сверкал. Ну, малыш, ты как? Очухался? Вот и чудненько! Ничего, на тебе быстро всё заживёт, как на кошке.
Идти можешь? Помогите ему. Слышишь, Лео, сегодня ты будешь танцевать под оптическими прицелами. Одно лишнее движение и
свинцовая пилюля у тебя в заднице!
           Рамирес вышел на сцену и, взяв в руки микрофон, торжественно объявил:
           - Уважаемые дамы и господа! Сегодня любимец Андалусии "Танцор дождя" исполнит свой новый танец, который он
приготовил специально для вас. Танец называется "Герника". Музыка молодого талантливого композитора Луиса Трухильо,
хореография Виктора Коралеса-Эхеа. Встречайте "Танцора Дождя"!
           Раздались бурные овации. Зрители восторженно приветствовали своего кумира. В тот самый момент небо заволокло
тучами, этим чёрным пологом. Дождь усилился, превратившись в проливной. Зазвучала фонограмма, забили фонтаны. Леонардо,
пошатываясь, вышел на открытую сцену и тут же промок до нитки. Он сделал несколько неловких движений и упал, провалившись
во мрак.
          
         

           Извинившись перед гостями за внезапную болезнь Танцора Дождя, хозяин "Подковы" приказал
перенести юношу в его комнату. С Леонардо стащили мокрый балахон и кроссовки, положили на кровать и
стали приводить его в чувство, безжалостно хлопая по бескровным щекам. Но юноша не подавал признаков жизни.
           - "Скорую" нужно вызывать, - предложил один из телохранителей, беря Лео за запястье. - У
него пульс еле прощупывается...
           - Ты, что, кретин, - "скорую"? - взорвался Рамирес. - В тюрягу захотел? Что я скажу лекарям?
Что это чучело лохматое само со чцены свалилось? Посмотри на его башку! Она вся в шишках и кровоподтёках.
Видишь: рука вся посинела и раздулась. Мы ж её сломали! Сразу возникнут подозрения. Кажется, он сдох...
А ну-ка, быстро, заворачивайте его в одеяло и везите на свалку. Сбросьте в канаву, да присыпьте труп
каким-нибудь дерьмом. Там уж его точно никто не найдёт...
           Так и решили сделать. Телохранители завернули Лео в старое одеяло. Озираясь по сторонам,
они вынесли юношу на улицу через запасной выход и впихнули в багажник хозяйского Мерседеса. Машина
рванула с места, и через двадцать минут Сан-Хосе остался позади. Подрулив в полной тишине к городской
свалке, головорезы выволокли бесчувственного юношу из багажника и, протащив его несколько метров,
швырнули в неглубокую яму, вырытую экскаватором. Припорошив тело Леонардо вонючими отходами, оба
негодяя вернулись к машине.
           - Здесь его сам чёрт не найдёт! - усмехнулся один, закуривая.
           - Мир праху его! - отозвался второй, осеняя себя крестным знамением.
           Приятели переглянулись, сели в машину и вернулись обратно в "Подкову", где их с нетерпением
поджидал Сильвио Рамирес.



           Когда Вероника проснулась, на часах было всего шесть утра. После двух бессонных ночей и
быстрого, но утомительного перелёта из Альмерии в Севилью, девушка чувствовала себя совершенно
разбитой. В эту ночь уже у себя дома она спала, как убитая. И проснулась лишь оттого, что её
одолела нестерпимая жажда. Она подняла жалюзи, прошла на кухню, чтобы выпить холодного сока и увидела
отца. Он сидел тихо за столом и смотрел в одну точку, усталый, взъерошенный, небритый. Возле него стоял
пустой фужер и початая бутылка вина. Пепельницы были полны до краёв. Вид у Франко был такой, будто он
всю ночь провёл на стуле. Впрочем, так оно и было.
           - Проснулась?
           Дочь не ответила. Она открыла холодильник, достала оттуда кувшин с апельсиновым соком,
наполнила стакан, положила в него три кубика льда и вернулась в свою комнату.
           Веронике было грустно: её охватило незнакомое тоскливо-горькое чувство соприкосновения с тем,
что ушло навсегда. Она знала, что никогда больше не увидит Леонардо Варгас-Льосу, но его печальные
цыганские глаза, его ласковые руки, его приятный голос останутся с ней навсегда! Быть может, даже и
хорошо, что он исчез из её жизни навсегда. Теперь лишь остаётся воскресить его в памяти... И видеть
его портрет, который по-прежнему висит в её комнате.
           Хлопнула входная дверь. Вероника поняла, что отец куда-то ушёл. Куда он мог уйти в такую рань?
Наверняка - в свою клинику. Ну, а ей-то что до всего этого? Пусть идёт куда угодно!
           Накануне, узнав, что подруга раньше времени вернулась домой, приходила Сильвия. Вероника
решила не делиться с ней своей сокровенной тайной, но та, увидев её, сделала вывод сама:
           - Ты стала какая-то не такая.
           И она была права. Вероника была в Севилье вот уже вторые сутки, но избегала друзей и вообще
не выходила из дома.
           Не было слышно ни звука, даже тиканья часов. Ничего. Тишина. Вероника сидела на стуле и
следила за солнечным пятном на полу. Она не плакала. Она ждала. Сама не зная, чего. Это были самые
длинные минуты в её жизни. Ей казалось, что мозг дремлет, как солнечное пятно на полу. Стул был
неудобным, с прямой спинкой, но она ничего не чувствовала, ничего не видела, ничего не слышала.
Невольно, рука её наткнулась на карандаш и листок бумаги. Она обрадовалась им, словно спасательному кругу
и решила сейчас же, немедленно, написать письмо Лео и всё ему объяснить. Это будет честно и порядочно.         
           "... я предала нашу любовь. Прошу меня понять и простить. Нам никогда не быть вместе. Так
распорядилась судьба. Мы находимся по разным сторонам рампы. Но я буду вечно тебя помнить и любить..."
           Вдруг рука Вероники замерла на полуслове: зазвонил телефон. В гробовой тишине квартиры
он прозвучал набатным колоколом.
           - Алло, я слушаю.
           Звонила Сильвия. Голос у неё был очень тревожным.
           - Привет, Вероника! Включай скорее телевизор!
           - А что случилось?
           - Там про твоего танцора передают...
           Не дослушав подругу, Вероника бросилась к телевизору. Телефонная трубка с грохотом полетела
на пол.
           Молоденькая журналистка с микрофоном вела свой репортаж с какой-то свалки. Рядом с ней стоял
коренастый парень  в сине-жёлтом комбинезоне, с открытым круглым лицом. На заднем плане суетились
какие-то люди в штатском с фотоаппаратами и рулетками.
           - Расскажите, Себастьян, поподробнее, как всё это произошло.
           - Как обычно, в шесть утра, я привёз на свалку мусор. Развернув машину, я заметил стаю
бродячих собак. Бездомные собаки на свалке - не редкость, но в этот раз они вели себя как-то странно:
с ожесточением на что-то лаяли. Я вылез из машины и швырнул в собак старым ботинком, который попался
мне под руку. Псы отбежали в сторону и, оскалив пасти, продолжали злобно рычать. Всё это мне показалось очень
подозрительным. Я схватил монтировку и подошёл к тому месту, где только что находилась стая. Там была
яма, из которой доносились стоны! Когда я разгрёб монтировкой груду мусора, то увидел угол шерстяного
одеяла, и торчащие из него голые ноги. Честно скажу - я немного сдрейфил. Но теперь из ямы отчётливо
слышалось несвязное бормотание: мужской голос без конца повторял одно и то же женское имя...
           - Припомните, Себастьян, какое имя вы тогда услышали?
           - Кажется, Вероника... Или Виктория? Точно не могу сказать. Голос был очень тихий и неразборчивый.
Сначала я подумал, что это какой-нибудь бездомный пьяница, их много, бывает, ночует на этой свалке.
Но, когда развернул одеяло, убедился, что это не бродяга.
           - А кто же это был?
           - Юноша. Вполне интеллигентный, одетый в фирменные джинсы чёрного цвета и футболку с именем
какого-то испанского футболиста. Парень бредил, на лбу у него виднелся большой кровоподтёк, правая
рука сильно распухла и посинела. Скорее всего, юношу кто-то сильно избил.
           - А теперь расскажите о самом главном.
           - Приглядевшись повнимательнее, я понял, что когда-то видел этого парня раньше. Уж очень
внешность была у него запоминающаяся: волосы длинные, золотистые, как у известного зарубежного певца.
Забыл имя... Потом я всё же узнал найденного юношу - это был Танцор Дождя. Сам-то я никогда не был
на его выступлениях, но часто проезжал мимо многочисленных плакатов с его портретом. Я втащил
юношу в кабину моего мусоровоза. Одежда на нём была мокрой и грязной. Потом я повёз его в городскую
больницу. По дороге он в сознание так и не пришёл...
           - Большое спасибо, Себастьян. Вы поступили, как настоящий мужчина. Мы продолжаем наш
репортаж. В местную больницу юноша был доставлен в критическом состоянии. Срочно вызвали санитарный
вертолёт и знаменитого Танцора Дождя отправили в Гранаду, в Центральный Клинический госпиталь.
Дальнейшая судьба артиста пока неизвестна. Директор ресторана "Подкова" Сильвио Рамирес задержан
по подозрению в нанесении тяжких телесных повреждений. На него заведено уголовное дело. Ведётся
следствие...



           Вероника кинулась к телефону и набрала номер клиники, где работал отец. Дежурная сестра
вежливо ей объяснила,что профессор Мархиль в операционной и освободится часа через полтора. Вероника
поняла, что ждать отца у неё нет времени. Теперь всё зависит от того, как скоро она доберётся до
Гранады. На самолёт у неё денег нет. Ехать поездом - целая вечность. Остаётся только машина.
           "Я знаю, - писала Вероника отцу в записке, - что ты будешь очень огорчён. Ты хотел, чтобы
я училась, и я покорилась твоей воле. Но, если честно, я ни на минуту не забывала Леонардо. Сейчас
он в беде. Не знаю, смогу ли я чем-то помочь ему, - но твёрдо верю, что сейчас должна быть рядом с ним.
Поэтому я немедленно еду в Гранаду, где Лео лежит в Центральном Клиническом госпитале. Прости, папа,
что я взяла без спроса твою машину, просто сейчас дорога каждая минута, а у меня нет выбора. При
первой же возможности я её верну.
 
                Прости. Не могу поступить иначе.
                Твоя Вероника"



            Побросав в дорожную сумку самые необходимые вещи, девушка выскочила из квартиры.
            - Ты куда? - окликнула её соседка.
            Та не ответила, только побежала ещё быстрее по лестнице, перескакивая сразу через
несколько ступенек. Оттолкнув у выхода из дома двоих мужчин, Вероника выбежала на улицу. Возле
подъезда стояла, сверкая краской новенькая серебристая отцовская Ауди. Вероника села в машину и
развернула перед собой карту автомобильных дорог Андалусии. Изучив хорошенько маршрут, она включила
зажигание, и Ауди рванула в сторону автотрассы Севилья - Гранада.
            Пока тянулась равнина, девушка вела автомобиль со скоростью 110 км в час. Но, лишь только
впереди показались хребты Андалусских гор, Вероника, не имевшая навыка вождения машины по горному серпантину,
сбавила скорость до 80 км. Автострада сменилась узкой дорогой, которая жалась к скалам над головокружительной
крутизной зиявших темнотой ущелий. Остановилась молодая путешественница лишь раз, на заправке.
Расстояние в двести пятьдесят шесть километров девушка преодолела за два с половиной часа. Всё это
время Вероника думала только о Лео.
   



            В Гранаде она спросила у первого полицейского, как проехать к Центральному Клиническому госпиталю.
Юный блюститель порядка попытался было завести знакомство с привлекательной автолюбительницей, но та,
безразлично махнув рукой, поехала дальше.
            Госпиталь она нашла без особого труда. Оставив машину на платной стоянке, Вероника вбежала в
приёмное отделение и кинулась к справочному окну. На её вопрос, в какой палате лежит Леонардо
Варгас-Льоса, дежурная медсестра долго листала журнал регистрации больных. Наконец, она сочувственно
взглянула на Веронику и неопределённо ответила:
            - Пожалуйста, сеньорита, поднимитесь на четвёртый этаж в отделение нейрохирургии и спросите
доктора Перейру. Если он на операции, то вам придётся подождать. Доктор Перейра ответит на все ваши вопросы...
            Прижимая руки к груди, Вероника спешила по бесконечным коридорам и лестницам госпиталя.
У двери ординаторской она ненадолго задержалась, чтобы перевести дух. В тот момент из кабинета вышла
женщина-врач в белоснежном халате.
            - Простите, - бросилась к ней девушка, - где я могу найти доктора Перейру?
            - Франсишку! Тебя здесь спрашивают, - заглянула женщина в кабинет.
            Доктор Перейра оказался молодым португальцем, в очках. На нём был безупречный, голубого
цвета, хлопчатобумажный костюм и такая же шапочка. Лицо хирурга было добрым и открытым, а взгляд -
весёлым и озорным. В руках он держал целую кипу историй болезней и шариковую ручку.
            - Вы ко мне, сеньорита? - спросил он с заметным акцентом.
            - Простите, доктор. Я хотела бы навестить Леонардо Варгас-Льосу. Можно?
            Радостное выражение тут же сбежало с лица симпатичного португальца, взгляд его сделался
строгим и серьёзным.
            - А вы, собственно говоря, кем ему приходитесь?
            - Я? Никем... То есть... я его подруга, - замялась девушка. - Скажите Лео, что приехала
Вероника Мархиль.
            - А знаменитый профессор Мархиль - случайно, не ваш родственник?
            - Он мой отец.
            Наступила минутная пауза. Она показалась Веронике вечностью. Затем доктор Перейра медленно
отвёл взгляд.
            - Так можно мне увидеть Леонардо?
            - Вероника, я хочу вам сказать...
            - Он - жив?! - от такого странного вступления у Вероники ослабли и задрожали ноги. - Говорите,
он - жив?
            - Да, но совсем плох. Он в коме. Положение критическое...
            - Я - студентка медицинского университета. Мне вы можете говорить всё.
            - Его, по всей видимости, сильно и долго били. Длительное время он пролежал на свалке
под проливным дождём. В наше отделение он был доставлен в состоянии клинической смерти. Нам удалось
вернуть его к жизни. При обследовании у юноши было обнаружено обширное внутричерепное кровоизлияние
в лобной области черепа. Нами немедленно была произведена трепанация черепа. Гематому удалось удалить.
Оперировал сам профессор Лафорет, корифей отечественной нейрохирургии. Будем надеяться, что всё
обойдётся. Но, к сожалению, присоединилась ещё и двухсторонняя пневмония. К тому же, организм юноши
сильно ослаблен...
            - Я могу увидеть его?
            - Можете. Он лежит в четыреста восемнадцатом боксе. По коридору - до конца...
            Не дослушав врача, девушка побежала по коридору.
            - Постойте, Вероника! - Доктор Перейра догнал её и, схватив за руку, резко остановил. - Я не
сказал вам самого главного: во время операции профессор Лафорет определил степень поражения головного мозга.
Кровоизлияние произошло в область перекрёста зрительных нервов. Ваш друг - ослеп...
            - Леонардо - слепой?!! - У Вероники подкосились ноги, и она без сил прислонилась к стене.
            - Я советую не ходить к нему и не травить себе душу. Даже, если Леонардо и выживет,
он может остаться глубоким инвалидом. Трудно сказать, вернётся к нему зрение или нет. Я слышал, что он одинок.
Поэтому, не откладывая в долгий ящик, я связался с префектом нашего округа. Он обещал помочь и устроить
юношу в хороший интернат для инвалидов, где за ним будет нормальный уход, и где его обучат какой-нибудь
элементарной профессии.
            - Спасибо, доктор, но я не отдам Лео в богадельню, не отдам! Я хочу быть там... С ним...
Можно?
            Врач с пониманием кивнул.
            Вероника выпрямилась и твёрдым шагом направилась в конец коридора. В последний раз она
оглянулась на хирурга, и, собравшись с духом, вошла в бокс.
            То, что она увидела там, поколебало её наигранную стойкость.
            Леонардо неподвижно лежал на кровати, окружённый многочисленными мониторами и капельницами.
Специальная гибкая трубка, вставленная в трахею юноши, соединялась прозрачным шлангом с аппаратом
искусственного дыхания. Белокурых локонов в Лео - его неизменной красы и гордости - как ни бывало.
Его наголо обрили перед трепанацией. Всю голову до самых бровей покрывала тугая марлевая повязка.
Одна рука юноши, закованная до локтя в гипс, лежала вдоль тела. Другая, с многочисленными проводками,
отходящими от неё, покоилась на груди. Глаза у Леонардо были закрыты.
            Рядом с кроватью на стуле неподвижно сидел Виктор Коралес-Эхеа, его друг и учитель.
Увидев девушку, он тут же поднялся и освободил ей место.
            Вероника приблизилась к юноше, осторожно взяла его левую руку в свои ладони, поднесла её к губам
и поцеловала холодные неподвижные пальцы.
            - Я люблю тебя, Лео, и всегда буду тебя любить. Наступит день, и мы с тобой обязательно
будем вместе.
            Доктор Перейра и Виктор отвернулись.
            - Он не слышит Вас, Вероника, - сказал врач дрогнувшим голосом.
            - Я знаю, что ты не можешь мне ответить, - продолжала девушка, не обратив внимание на
слова нейрохирурга. - Но, может, ты всё же слышишь меня, - поэтому я посижу с тобой и буду говорить.
            Вероника села на стул и ровным спокойным голосом стала рассказывать любимому о том, как
трудно ей было покидать Сан-Хосе, как одиноко чувствовала она себя в Севилье. Она вспоминала те три
вечера, что провели они вдвоём в маленькой комнатке ресторана "Подкова". Вероника не чувствовала ни
усталости, ни голода, не замечала ни медперсонала, ни Виктора, который всё ещё находился в боксе.
Она не обращала внимание на писк мониторов и размеренное хлюпанье аппарата искусственного дыхания.
Она словно находилась наедине с любимым и рядом с ней был теперь только один человек - Леонардо
Варгас-Льоса. Оставив их вдвоём, врач и учитель тихо удалились.
            в таком положении Вероника просидела до позднего вечера, не отрывая взгляда от любимого.
Юноша сильно изменился. Перенесённые страдания сделали его старше и серьёзнее.
            Прошёл ещё один час. В бокс снова вошёл доктор Перейра и осторожно тронул девушку за
плечо.
            - Нет никакого смысла сидеть здесь ночью, - сказал он. - Состояние сеньора Варгас-Льосы
вполне стабильно. А если и появятся какие-то изменения, вам, разумеется, сообщат. Советую вернуться домой
и хорошенько выспаться.
            Вероника и в самом деле была совершенно измотана.
            - До моего дома, доктор, слишком далеко, - сказала она, не отрывая взгляда от больного.
Позвольте, я посижу здесь, с ним.
            Врач распорядился постелить девушке постель в холле. Она с благодарностью приняла его
предложение, это было намного лучше, чем ночевать в машине. Но спала она беспокойно, без конца вздрагивала
и прислушивалась к каждому шороху. Ей всё время казалось, что без неё Леонардо может умереть.



            Утром она снова пришла в бокс. Никаких заметных улучшений в состоянии больного по-прежнему не было.
Правда, Вероника не собиралась впадать из-за этого в отчаяние. И она снова заняла свой пост у постели
Леонардо. Когда-нибудь ведь он должен очнуться - и поэтому её всё время надо быть начеку.
            Девушка снова взяла Лео за руку. Каждый раз при взгляде на его мертвенно-бледное лицо,
у неё замирало сердце.
            - Вот и опять мы с тобой вместе. - Она нежно поглаживала пальцы больного. - Помнишь, когда
мы последний раз были вдвоём? Какая стояла ночь! Волшебная!
            - Тут Вероника осеклась. У неё перехватило дыхание. Рука Леонардо пошевелилась! Или ей
это показалось?
            Еле живая от волнения, она склонилась к нему:
            - Лео, ты слышишь меня?
            Прошла одна минута, другая, которые показались девушке вечностью! Затем рука юноши снова
пошевелилась. В этом больше не было никакого сомнения!
            - Леонардо! - Вероника замерла. Она боялась даже дышать. В этот момент его цыганские
глаза широко открылись. - Значит, ты всё слышал?
            Лео прикрыл глаза и снова их открыл. Без сомнения - это был знак согласия! Но смотрел
юноша не на Веронику, а мимо неё. Доктор Перейра не ошибся - Леонардо был слеп.



            Утренний обход делал сам профессор Лафорет. Он с твёрдой уверенностью сказал, что кризис
миновал, и пациент Варгас Льоса будет жить. Послеоперационный отёк скоро спадёт, и юноша будет
дышать и глотать самостоятельно. Профессор взглянул на Веронику и ласково улыбнулся.
            - Девяносто девять процентов успеха принадлежит вам, сеньорита, - обратился он к ней.
Ваша чуткость, забота, внимание выше всех похвал! Этот юноша, должно быть, счастливый человек - раз у
него есть такая замечательная преданная подруга. Сейчас, к сожалению, это большая редкость. Да... - Он
ещё раз взглянул на слепого юношу и сострадательно покачал головой.
            Окрылённая похвалой самого профессора Лафорета, Вероника осмелилась спросить  у него
насчёт временной работы.
            - К сожалению, медицинской сестрой я взять вас к себе в отделение не могу, - ответил он,
а вот, санитаркой, если хотите, пожалуйста. Тем более, что у вас это здорово получается!
            Теперь Веронике оставалось только ждать.
 


            Франко Мархиль, тоже приехав в Гранаду, встретил дочь в коридоре в тот момент, когда она
выносила утку. Он не узнал Веронику, одетую в белый костюм и шапочку, но девушка сама подошла к отцу.
            - Здравствуй, папа!
            - Здравствуй, дочь! Ты не позвонила мне, и я очень волновался.
            - Прости, я не смогла.
            - Я приехал за тобой. Собирайся.
            Вероника отрицательно покачала головой. Ей было жаль отца, но она вовсе не собиралась ничего
менять в своей жизни.
            - Ты зря приехал, папа. Я никуда не поеду. Моё место - здесь, рядом с Лео.
            Упрямство дочери стало выводить Франко из терпения. Он не ожидал увидеть с её стороны
такую непреклонную твёрдость характера. Первый раз он подчинил дочернюю волю своей. Что будет теперь?
            - Скоро начинаются занятия в университете. Ты думаешь продолжать учёбу?
            - Нет, я уже работаю здесь, санитаркой.
            - Ну, и ну! Дочь профессора Мархиля докатилась до того, что таскает в больнице горшки. И
тебе не стыдно?
            - Нисколько! Любой труд почётен. И потом: я делаю это с удовольствием, потому что ухаживаю
за человеком, которого люблю.
            - Конечно, - усмехнулся Франко с нескрываемым сарказмом. - Твой дружок, вероятно, подрался
с кем-нибудь в пьяном угаре или под воздействием наркоты. А расхлёбывать теперь всё приходится тебе,
дурочке. Ему-то всё-равно, как только он придёт в себя, тут же исчезнет, даже не поблагодарив тебя
за то, что ты гробишь из-за него свою жизнь!
            - Но, папа...
            - Что, папа? Что, папа? Нельзя быть такой наивной и доверчивой!
            - Папа, у Лео никого нет, кроме меня. И кто же ему теперь поможет, если не я?
            - А почему ты должна ухаживать за ним? Он что, тебе - брат или сват? Я дам денег, чтобы
этого парня устроили в хороший дом для инвалидов. Ты сможешь иногда навещать его. Послушай, Вероника,
ты моя единственная дочь, и я обязан помочь тебе разобраться во всём!
            В глазах Вероники вскипали слёзы обиды и горечи. Она не ожидала такого от своего отца.
            - Когда-то ты обещал мне помочь, - из последних сил, сдерживая себя, произнесла девушка.
Сейчас я обращаюсь за помощью к тебе, самому дорогому мне человеку. Помоги нам с Лео, папа! Только
не пытайся сбагрить его в инвалидный дом! Я этого не позволю! Ты напрасно пытаешься оскорбить
Леонардо - он не алкоголик и не наркоман. Он работяга и замечательный человек. Он абсолютно не
виноват! Его избили, изуродовали ни за что. И теперь, какое-то время он не сможет танцевать.
Папа... - Вероника проглотила подступивший к горлу комок. - Леонардо ослеп!
            - Что-о-о? За кого ты меня принимаешь? Я не отказываюсь от своих слов, но, предложив
помощь, я вовсе не собирался брать на абордаж нищего слепца, - с негодованием воскликнул Франко. - За
какие такие заслуги? За то, что этот балерун соблазнил мою дочь, отравил жизнь мне, за то, что разлучил
меня с тобой? Да я ненавижу его!
            Вероника ничего не ответила. Не дослушав отца, она повернулась и медленно пошла по коридору.
Теперь она поняла - у неё больше нет отца!


            
            
            Через три дня Лео отключили от аппарата искусственного дыхания, и доктор Перейра позволил
Веронике немного поговорить с ним. Леонардо выглядел уже совсем по-другому. Трудно даже представить, что
всего неделю назад это был живой труп.
            Сидящая рядом с ним Вероника радостно улыбнулась.
            - Слушай, мой милый Танцор Дождя! - сказала девушка. - Я уверена, что теперь ты быстро
поправишься.
            Она восторженно вглядывалась в лицо больного юноши и ещё никогда не испытывала такой любви и нежности
к нему.
            - Уходи! - Первое, что Вероника услышала из непослушных уст Леонардо. Мне не нужна жалость... тем более, твоя...
            - Не будь таким жестоким, Лео, - опешила Вероника. - Это не жалость. Я люблю тебя! Все
эти дни я не отходила от твоей постели.
            - И напрасно. - Лицо Леонардо вдруг посерьёзнело. - Тогда, в "Подкове", я дал твоему отцу
слово, что ни он, ни ты больше меня не увидите. Никогда! Я не сдержал своего слова. Очень жаль. Ты
видишь меня... А я тебя - нет...
            Из горла Вероники невольно вырвался стон. Она зажала рот рукой, но было уже поздно.
            - Лео, мальчик мой! Любовь моя! К тебе обязательно вернётся зрение! - захлёбываясь слезами, проговорила она.
- Твоя слепота - явление временное. Ты ещё вернёшься на сцену и станцуешь свой  лучший танец!
            Вероника склонилась над ним и положила голову ему на грудь. Леонардо протянул здоровую руку и погладил девушку
по волнам коротких волос.
            - Знаешь, ведь это ты помогла мне выжить, - сказал он спокойно. - Прости, но я не могу отказаться
от удовольствия чувствовать тебя рядом с собой, вдыхать аромат твоих волос. Наверное, я эгоист. Ведь,
я не мог дать тебе ничего тогда, когда ещё был зрячим, а сейчас - и подавно...
            Молитвы Вероники были услышаны. Такого счастья, такой радости, такого облегчения она
не испытывала никогда! Ведь Леонардо больше не гонит её!
            - Пока ты не поправишься, позволь мне быть твоими глазами, твоими руками, твоими нервами, - сказала
она. - Потому что, я люблю тебя.
            - И я люблю тебя!
            Наконец-то самые важные слова были сказаны. Вероника чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
Теперь она твёрдо знала, что приложит все усилия для того, чтобы и её любимый человек тоже был
счастлив, ещё более счастлив, чем прежде!
   



            В день выписки Леонардо его провожал весь госпиталь. История любви этих Ромео и Джульетты
из Андалусии успела облететь всю клинику.  Медицинский персонал и больные - все желали им счастья, а своему
кумиру, Танцору Дождя - полного выздоровления и скорого выхода на сцену.
            Незадолго до выписки, Вероника купила Лео тонкую изящную трость, с металлическим наконечником
и тёмные очки. На голову она повязала ему "банданну", чтобы скрыть дефект черепа после трепанации.
Без длинных белокурых волос юноша выглядел странно и непривычно, но Вероника считала это сущим пустяком.
            - Подумаешь, ерунда! - успокаивала она друга. - Кстати, сейчас модно ходить почти лысым.
Да и голове легче. А знаешь - таким ты мне больше нравишься! Кого-то ты напоминаешь - а вот кого - не припомню.
            Доктор Перейра сказал, что, в скором времени, Лео можно будет сделать пластическую
операцию и закрыть ужасную дырку на лбу, на самом видном месте.
            Ещё накануне выписки Леонардо, Вероника созвонилась с сеньорой Матильдой и всё ей рассказала.
Добрая женщина категорически заявила, чтобы юноша и девушка сразу же приезжали к ней, в Сан-Хосе.
            - Неужели ты думаешь, девочка, что у старой Матильды не найдётся комнаты для тебя и твоего больного
мальчика, - сказала она по телефону. - Дом большой. После вашего с Франко поспешного бегства я места
себе не находила. Всё думала: а, может, я в чём-то виновата? Теперь-то я понимаю в чём дело! Ты не
переживай, мы твоего танцовщика быстро на ноги поставим. Ещё на вашей свадьбе гулять будем!  А на
своего отыа, Вероника, не обижайся: погорячился он. Больше, чем уверена, Франко очень жалеет, что всё так произошло.
Просто, горд он и горяч, как многие андалусцы. Не переживай, девочка - всё образуется. Помиритесь
обязательно! Значит, как только Лео выпишут из больницы - я вас жду у себя.
            Приехал Виктор Коралес-Эхеа, чтобы отвезти молодых людей в Сан-Хосе. Теперь он жил в
Севилье и работал хореограофм в ансамбле Национального танца Андалусии. В Сан-Хосе Виктор появлялся наездами,
лишь для того, чтобы встречаться со следователем: Виктор проходил по делу  Сильвио Рамиреса.
            Несколько раз следователь приходил и к Лео. Он убедительно просил сеньора Варгас-Льосу
по возвращении в Сан-Хосе никуда оттуда не уеэжать, так как Леонардо является потерпевшим и главным
свидетелем совершённого преступления.
            Увы! При всём своём желании у Лео некуда было ехать из этого проклятого города, города,
который поднял юношу на большую высоту,  а затем безжалостно бросил его в бездну тьмы.




            Обед в доме у Матильды был сегодня очень вкусным, стол красиво сервированным. Леонардо
уже забыл, когда он в последний раз пробовал такое великолепное мясо с луком, зелёным горошком
и помидорами. Он вздохнул от удовольствия и положил нож и вилку на стол.
            - Я никогда не ел ничего вкуснее, - сказал он. - Спасибо, милая сеньора Матильда.
            - Я тут ни причём, - возразила старушка. - Обед сегодня готовила молодая хозяйка.
            - Как? Вероника! Я никогда не думал, что ты можешь так вкусно готовить.
            Вероника, чуть смутясь от похвалы, откупорила бутылку шампанского, разлила шипучее вино
по бокалам и нежно поцеловала юношу.
            - С днём твоего рождения, Лео! Будь счастлив! - торжественно произнесла она.
            У Леонардо совсем вылетело из головы, что именно сегодня ему исполняется восемнадцать лет.
А Вероника, оказывается, всё время помнила об этом. Вот почему сегодня такой вкусный обед. Он устроен
в его честь!
            - Спасибо, любимая, - поцелуем на поцелуй ответил Лео. - Я тронут.
            Когда выпили за новорождённого, Вероника встала и загадочным голосом произнесла:
            - А теперь - сюрприз!
            Она вышла из дома и вернулась с небольшой коробкой, которую поставила на колени Леонардо.
Юноша опустил руку в коробку и нащупал там маленький тёплый комочек с мягкой шкуркой и длинными
ушками.
            - Кнопка! Мой маленький Кнопка! - бормотал он растроганно. - Вероника, спасибо тебе,
солнышко моё! Я даже не знаю, как тебя благодарить...
            Девушка заметила, как по щеке Лео скатилась слеза. Его незрячие глаза глядели куда-то
вдаль, но она знала, что её любимый счастлив.
            - Лео! - тихонько окликнула она его. - А почему бы тебе не сделать мне подарок?
            - Я с удовольствием сделаю для тебя всё, что в моих силах, - улыбнулся юноша. - Скажи
только, что бы ты хотела?
            Вероника положила руки ему на плечи и заговорщически подмигнула сеньоре Матильде.
            - Почему бы тебе не сделать мне предложение? Я хочу быть твоей женой!
            - Ты это серьёзно?
            - Вполне.
            - И тебя не смущает, что твоим мужем будет нищий слепой бродяга?
            - Нисколечки.
            - Тогда, сеньорита Мархиль, предлагаю вам свою руку и сердце.
            Юноша встал, поймал руку девушки в свои ладони и склонил голову.
            Сеньора Матильда не могла спокойно смотреть на эту трогательную сцену. Сердечно поздравив
обоих, она вышла из дома, оставив молодых людей наедине.
            - Завтра я иду на работу. Меня приняли в больницу медицинской сестрой, - сообщила Вероника. - как
только я заработаю немного денег, мы с тобой распишемся и обвенчаемся в церкви. У нас обязательно
родятся дети - мальчик и девочка.
            - Да, любимая. И я никогда не брошу своих детей, как сделал это когда-то мой отец...
            - ...И моя мама, - тихъ добавила Вероника.
            Где-то глубоко внутри неё горело неподдающееся описанию чувство. Вероника не смогла бы
объяснить, как любовь к Леонардо сделала  её жизнь яркой и живой. Она помнила их первую встречу
в "Подкове", словно это было вчера. Тогда, за несколько минут, впервые проведённых наедине с Танцором Дождя,
Вероника была так благодарна неожиданно родившемуся счастью! Мир целиком изменился для неё. Случилось
чудо - и жизнь её уже никогда не сможет стать прежней!
            



            Дни пролетали однообразной чередой. Вода переливалась перламутром. Рассветы и закаты.
Птицы, встречающие утро звонким пением. Часы, проведённые Вероникой на работе в больнице. Дни ожидания,
которые для Лео казались вечностью. Тёмная бодрящая прохлада по вечерам. И то, как они оба брели по отмели
босиком. В траве, среди деревьев, не переставая, пронзительно стрекочут цикады, а они бредут и бредут,
взявшись за руки, утопая по щиколотку в тёплом белом песке. А ласковый прибой, еле слышно шепча,
как эхо, повторяет за ними: "Я люблю тебя, Вероника! Я люблю тебя, Лео!"
            Ночь. На кусте лиловой азалии, что растёт за домом, распевает маленькая трясогузка.
Часы забытья, когда Леонардо захлёстывает желание, и он ощущает ответный прилив чувств. И тогда
они сливаются в единое целое и их взаимная близость дополняется удивлением и восторгом. В такие
часы нет мыслей ни о прошлом, ни о будущем. Существует только настоящее, которое намного радостнее
и ярче, чем всё то, что когда-либо испытывал Лео или то, о чём Вероника когда-либо смела мечтать.
            И это были самые счастливые мгновения их жизни!




            Сегодня за окном был сплошной туман. Он поднимался из долины огромными волнами и,
поглотив сад, пробрался на веранду. Туман был такой густой и всепроникающий, что только ближайшие
деревьяедва проглядывали сквозь него, призрачные в своей неподвижности. И лишь ритмично, с монотонным звуком
падающие капли нарушали тишину. Всё вокруг было пропитано влагой. Лужицы воды скопились на подоконнике, зеркало
запотело. Капли покрывали даже одеяло. Дыхание Вероники и Лео было влажным, как будто они сами были
сотканы из тумана.
            - Ты похожа на ночную фиалку, - прошептал Леонардо. Я теперь не смогу видеть тебя, но
знаю: сейчас ты прекрасна, как этот нежный душистый цветок. Я никогда не был сентиментальным и считал
душещипательные песенки про любовь сплошной чепухой. Теперь понимаю, что был неправ.
            Лео прижал руку вероники к своим губам и поцеловал её мягкую и тёплую ладонь. Она взъерошила
его уже немного отросшие волосы и они так и торчали в разные стороны - влажные и смешные.
            - Лео, - чуть слышно произнесла Вероника. - Лео, ты знаешь, у нас, наверное, скоро будет
малыш.
            - Ты уверена?
            - Да.
            - Это, конечно, прекрасно, что у нас родится сын или дочь. Но на что мы будем жить? Тебе
будет трудно, Вероника. К сожалению, я теперь плохой тебе помощник. Сейчас ты ухаживаешь только за
мной, но скоро тебе придётся ухаживать ещё и за нашим малышом.
            Юноша замолчал. Жалость и любовь к нему переполняли сердце девушки. Ей хотелось прижать
голову Лео к своей груди и утешить его, но она не смела пошевелиться. Она слишком хорошо знала его
характер, знала каждую чёрточку его лица, каждое его движение. Она понимала каждый его жест, каждую
затянувшуюся паузу.
            Её ноги затекли, но она терпела и не двигалась, потому что Леонардо, счастливый и смущённый,
лежал, прижавшись лицом к её коленям.
            



            Каждую неделю, в одно и то же время, Вероника звонила отцу в Севилью и молчала. Первое
время Франко дул в трубку и кричал: "Алло!" Потом он догадался, кто это. Просил прощения, объяснял,
что погорячился, спрашивал у дочери, где она сейчас находится, просил их с Лео вернуться домой.
Франко постоянно твердил, что он - безмозглый идиот и никогда себе не простит того, что так жестоко
обидел дочь.
            Веронике очень хотелось рассказать отцу, что им с Лео живётся нелегко, но они безмерно счастливы
и скоро состоится их свадьба. Несколько раз она порывалась сказать отцу, что любит его и не помнит зла.
Но всякий раз опускала трубку и, тяжело вздохнув, отходила от телефона.




            Свадьбу играли в саду под старым любимым кипарисом сеньоры Матильды. Невеста, скромно одетая,
выглядела великолепно. С белоснежной кружевной мантильей вместо фаты, которую сеньора Матильда достала
из недр своего старинного сундука, она была похожа на юную Кармен. Жених был одет ещё проще. Но
юность и очарование украшали его лучше дорогого смокинга и изящной сорочки. Единственная непривычная
для такого торжества деталь - тёмные очки на женихе. Но к этому его друзья уже успели привыкнуть. А
друзья у него были настоящие, проверенные на деле и в беде: Виктор Коралес-Эхеа, сеньор Мануэль,
Родриго Эйсагирре, и тот, самый первый друг в трудной безысходной юности - гитарист Николас.
            Священник, который совершал в церкви свадебный обряд, сначала недоумённо взглянул на
юного жениха, явившегося на такое торжество в чёрных джинсах, белоснежной сорочке и затемнённых очках.
Он уже хотел было сделать ему замечание насчёт очков, но вовремя спохватился. По не очень чётким движениям
юноши падре понял, что тот слеп.
            "Бедная девочка, - подумал священнослужитель. - Какой поступок ты сегодня совершаешь!
Он требует большого мужества! Да простит меня Бог, но я не думал, что современная молодёжь способна на такое..."
            Вслух же он спросил: "Все готовы?". Получив согласие, священник приступил к свадебной
церемонии. Произнося вслух уже давно привычные, хорошо знакомые слова, в душе он молился: "О, Господи, будь
милосердным, награди этих двух молодых людей за их любовь и верность, не допусти, чтобы их страдания
оказались напрасными!"
            Сеньора Матильда сложила в молитве свои покрасневшие от нелёгкой работы руки: "О, Пресвятая
Матерь Божия! Ниспошли своё благословение этим детям. Если будет на то воля Твоя, помоги этому милому
мальчику выздороветь, чтобы он в полной мере мог познать любовь и насладиться ею."
            Невеста приняла букет из рук жениха, Виктор Коралес-Эхеа, исполняющий роль посажённого
отца, торжественно подал Лео обручальное кольцо и, выполнив такое ответственное поручение, облегчённо
вздохнул. Леонардо надел кольцо Вероники на палец и поднёс её руку к своим губам.
            Святой отец, скрывая слёзы, деланно откашлялся и продолжил венчание. Это был самый грустный
свадебный обряд, на котором ему когда-либо доводилось присутствовать.
            После венчания падре грустно сказал сеньоре Матильде:
            - Какая трагедия видеть молодого влюблённого юношу в таком состоянии...
            - Что вы, падре! Он очень счастлив! - Голос старушки был мягким, а глаза влажными.
            - У него есть шанс поправиться?
            Женщина безнадёжно развела руками.
            - Это не просто трагедия, это преступление! - Священник стиснул зубы от бессилия. - Подумать
только, что в стране, где столько солнца и света, юный мальчик всего этого не видит. Хотя на это
имеет право каждое живое существо, созданное Богом.
            Виктор сделал молодожёнам прекрасный подарок. Он сказал, что оплатил пластическую
операцию, которая в скором времени предстоит Леонардо. Но для этого молодому человеку некоторое
время необходимо пожить в Севилье.
            Веронике не хотелось ехать в родной город, где она в любой момент могла встретиться с отцом, но
и отпускать мужа одного она не хотела. Значит, снова нужно будет договариваться насчёт работы,
подыскивать недорогую квартиру,  но Виктор и в этом обещал помочь молодым супругам.
            Сеньору Матильду это известия очень огорчило. Она знала, что Вероника ждёт ребёнка и
надеялась в скором времени нянчить внука или внучку. Да и её любимому Леонардо, как она считала,
в Сан-Хосе будет куда лучше, чем в большом многонаселённом городе. Но ехать было необходимо.
Поблагодарив славную женщину за приют, доброту и ласку, Вероника пообещала в скором времени
вернуться.
            Сразу же после свадьбы молодожёны уехали в Севилью. Ни на улице, ни на железнодорожном вокзале
никто больше не узнавал в беспомощном слепце Тандора Дождя, бывшую андалусскую знаменитость. Но Вероника
этому только радовалась: она не хотела, чтобы душу любимого омрачали грустные воспоминания.
 



            Недели медленно ползли одна за другой. Беременность Вероники протекала тяжело. Как только
администрация больниц узнавала, что она ждёт ребёнка, на работу её не брали даже санитаркой. Молодая
женщина была вынуждена подрабатывать случайными заработками: то подежурит у постели тяжело больного
соседа, то посидит с чужим ребёнком.
            Квартирка, которую они с Лео снимали на самой окраине Севильи, была крошечной, но
светлой, уютной и опрятной. В ней была единственная комната с балконом, кухней, туалетом и ванной.
Но Веронике вдвоём с мужем было здесь гораздо милее, чем порознь в роскошных хоромах. Здесь они
были свободны, счастливы и раскрепощены. По утрам молодожёны пили кофе на кухне у раскрытого
окна, потом дружно шли на базар за продуктами. По вечерам подолгу стояли в обнимку на балконе  и
слушали тишину.
            Вероника рассказывала Леонардо про университет, в котором училась когда-то, про своих
друзей и подруг, с которыми больше не встречалась, а Лео вспоминал занятия в балетном классе со
своим хореографом - Виктором Коралесом-Эхеа. Молодой супруг поведал жене, что, когда он был совсем
одинок, - это были лучшие часы в его жизни.
            Виктор часто навещал молодых, привозил им деньги и необходимые продукты. Он очень
сожалел о том, что в судьбе Леонардо произошла страшная трагедия, и большую часть вины за неё
хореограф брал на себя.
            Иногда из Сан-Хосе приезжал тот самый шофёр Родриго Эйсагирре на своём грузовике. Теперь
он работал в фирме вместе с младшим братом и по делам службы ему нередко приходилось бывать в Севилье.
И тогда кухонный стол молодожёнов заполнялся многочисленными банками с вареньем, соленьями и компотами,
заботливо упакованными сеньорой Матильдой, которая ни на минуту не забывала ни Веронику, ни Леонардо.
            Лео очень удачно сделали пластическую операцию. Вероника в то время находилась на пятом
месяце беременности. Теперь на лбу молодого человека едва виднелся крошечный шрам, но Леонардо
полностью изменил свою причёску: теперь он носил короткую стрижку с длинной пушистой чёлкой до бровей.
Из дома Лео почти не выходил на улицу. Он стеснялся своей беспомощности, а дома страдал от безделья.
            - Я не привык так жить! - как-то раз заявил молодой супруг. - Я никогда не  был бездельником
и нахлебником.
            И, всё-таки, он занялся делом. Вероника купила прочного шпагата и показала мужу основы
художественного плетения, так называемого "макраме". Сначала у Лео без помощи зрения ничего не
получалось, и рукоделие просто валилось у него из рук. Но со временем тонкие ловкие пальцы молодого человека
 научились плести такие замечательные вещи, что Вероника только диву давалась. На окнах квартиры
появились изящные кашпо для цветов, на стенах - оригинальные панно. Таким образом, незрячий восемнадцатилетний
юноша нашёл своё второе призвание.
            И всё было бы ничего, но у Вероники начались недомогания: регулярно поднималось
кровяное давление, катастрофически падал гемоглобин. Леонардо очень от этого страдал. Он не мог
видеть бледность и слабость жены, но прекрасно понимал, что Веронике и будущему малышу необходимы
витамины и полноценное питание, которыми обеспечить их он не в состоянии. А потому у Лео вдруг
подозрительно "пропал аппетит", и он стал плохо есть. Молодой человек подкладывал лучшие кусочки жене.
Вероника, конечно, обо всём догадывалась и очень переживала и за мужа и за будущего ребёнка. Она
считала, что зрение вернётся к Лео лишь в том случае, если он перестанет нервничать и будет хорошо
питаться.
            Живот у молодой женцины рос не по дням, а по часам. Ребёнок в нём без конца ворочался
и толкался, словно просился на свет Божий. Будущий отец, прикладывая иногда руку к животу супруги,
уверенно говорил:
            - Точно, мальчик. Настоящий футболист! Ни дать, ни взять - будущий Габриэль Батистута.
            Вероника панически боялась того момента, который рано или поздно обязательно должен был
наступить, боялась родов. Несколько раз она порывалась позвонить отцу в клинику, сказать ему, что
плохо себя чувствует, попросить у него помощи и совета, но всё как-то не решалась.
            В конце апреля установилась дикая жара. До родов оставалось ещё две недели. Веронике
казалось, что всё здание, где они снимали квартиру, превратилось в адское пекло, что зной, поднимающийся
от расплавленных тротуаров, проникает сквозь стены. Иногда ей приходилось вставать по ночам с постели
и выходить на балкон, чтобы хоть немного подышать прохладным ветерком, или же сидеть в ванной, закутавшись
в мокрую простыню. От жары некуда было деться. Порой Веронике казалось, что её чрево может лопнуть
от натуги. Чем сильнее была жара, тем ощутимее толкался в стенки живота ребёнок, будто чувствовал то,
что творится снаружи. При этой мысли Вероника улыбалась: так ей хотелось поскорее увидеть маленького,
взять его на руки, прижать к груди и ощутить возле соска крошечный, чмокающий ротик. Она очень
надеялась, что ребёнок будет похож на Леонардо: такой же красивенький, беленький, с чёрными цыганскими
глазами. К сожалению, Лео не сможет увидеть своего ребёнка, но зато он сможет ощутить тепло
родного крошечного тельца, сможет взять его на руки и покачать.
            Тридцатого апреля, в восемь часов вечера, у Вероники отошли воды. У неё не болело
ничего: ни живот, ни поясница, но она отлично знала, что нужно немедленно вызывать "скорую", иначе
ребёнок может задохнуться.
            - У тебя уже началось, любимая? - с беспокойством спрашивал Леонардо. - Чем тебе помочь?
            У неё не было схваток, её просто жгло огнём, всю, от макушки до кончиков пальцев.
            - Мне нужно сейчас выпить чего-нибудь холодного, - просила Вероника, и Леонардо немедленно
шёл к холодильнику.
            "Скорая" приехала незамедлительно. Накинув на себя купальный махровый халат, молодая
женщина спустилась по лестнице с третьего этажа, опираясь на руку незрячего супруга. Трудно сказать,
кто кого в тот момент поддерживал: то ли Лео беременную жену, то ли она его.
            Леонардо позволили сопровождать роженицу в больницу. В приёмном отделении маленькой
муниципальной больнички Веронику тут же положили на каталку и повезли в предродовое отделение. Лео
остался дежурить внизу, в холле.
            Всю ночь, не смыкая глаз, молодая женщина пролежала под капельницей. Родовой деятельности
у неё не было никакой, матка не сокращалась, ребёнок бился в животе так, словно пытался разорвать
стенки и вырваться на свободу. Осмотрев роженицу, молодой дежурный врач покачал головой и шепнул
пожилой акушерке, что ребёнок в последний момент перевернулся. Предлежание ягодичное, и сам доктор
в затруднении - то ли подождать ещё немного, то ли готовить операционную.
            Позвоните, пожалуйста, Франко Мархилю, - простонала Вероника, заметив растерянность
врача и будучи одержимой страхом за ребёнка. - Пусть он приедет!
            - Видите ли, сеньора, Варгас-Льоса! - дипломатично возразил молодой доктор. - Профессор
Мархиль не выезжает по первому требованию рожениц. У вас, простите, денег не хватит, чтобы оплатить
услуги такого светилы.
            - Хватит! - Вероника теряла последние силы. - Скажите ему, что рожает его дочь!
            Франко Мархиль приехал через двадцать минут. Часы показывали уже восемь утра. Он вбежал
в палату, на ходу надевая белый халат. Когда отец увидел лежащую на кровати дочь, в лице которой
не было ни кровинки, он присел возле неё и взял слабую бледную руку Вероники в свои ладони.
            - Девочка моя! - прошептал Франко. - Простишь ли ты меня когда-нибудь?
            Вероника обняла отца за шею и крепко прижалась к нему. Её рвала боль и душили рыдания.
Это снова был её отец - нежный, заботливый, любимый.
            - Папа, только не оставляй меня одну! Я боюсь! Боюсь за ребёнка, боюсь за себя! Я больше
не могу! Помоги мне! Кажется, я сейчас умру!
            - Ну, что ты, малышка, ничего страшного не произошло. Всё будет хорошо. Сколько прошло
времени с момента отторжения околопузырных вод? - обернулся профессор Мархиль к дежурному врачу.
            - Двенадцать часов.
            - чего же вы, чёрт возьми, ждёте? - рявкнул Франко. - Немедленно готовьте операционную!
Роженицу - на кесарево!
            Пока профессор Мархиль готовился к операции, Веронику отвезли в операционную, ввели ей наркоз.
Проваливаясь в пустоту, она молилась за ребёнка, за отца, за Леонардо...




            - Это мальчик, доченька! Это мальчик! - воскликнул профессор Мархиль, извлекая ребёнка из
чрева дочери. Его появление на свет Божий ознаменовалось торжествующим младенческим криком. - Сообщите,
пожалуйста, сеньору Варгас-Льосе, - обратился Франко к стоящей рядом санитарке, - что у него родился
сын.
            При взгляде на малютку, сердце теперь уже деда затрепетало. Новорожденный как две капли
воды был похож на Веронику! Это был тот же ребёнок, то же лицо, те же тёмные волосёнки и удивлённые
глазёнки. Глядя на младенца, профессор Мархиль осознал то, что раньше от него ускользало. Это был
не просто ребёнок Вероники или Леонардо, это был также и его, Франко, ребёнок. Его внук! Часть
его, и всех тех, кто были до него - его отца, его матери, их родителей. Часть их всех! Отрицать
это было невозможно! В глазах Франко стояли слёзы. Он держал в руках ребёнка, который теперь
принадлежал им всем.

            Через два месяца после рождения сына к Леонардо вернулось зрение, а ещё через месяц
он был принят в труппу Ансамбля Национального танца Андалусии...

                октябрь - 31 декабря 1999 год
               
                Редактор Геннадий Балашёв