Возвращение. Часть 5. Глава 11

   Этой ночью я почти не спал, прислушиваясь как Генрих дышит. Оставить его одного в медицинском отсеке Жаннет побоялась. Решили, что в комнате, под нашим общим присмотром, на своём привычном месте ему будет спокойнее, а завтра созовут учительский совет, который расследует происшедшее и определит дальнейшую судьбу Генриха.
   Возле него всё время теперь находились ребята, и возможности поговорить откровенно у нас не было. Единственное, что я сразу же сделал, когда он вернулся, это передал ему в руки блокнот. Во взгляде Генриха читался немой вопрос, рассказал ли я кому-нибудь о его содержании. Я глазами показал, что нет. Несколькими секундами позже стихи сгорели в печи. Говорить Генрих то ли не мог, то ли не хотел, лёг в постель, отвернулся ото всех, накрывшись с головой одеялом. Его плечи иногда вздрагивали, он часто покашливал, словно удушье всё ещё продолжалось, но скорее всего это были слёзы, хоть он и пытался их скрыть от нас.
   Доказательств больше нет. Его слово против моего. Если на разбирательстве он обвинит меня, последствия могут быть плачевны... Как он объяснит свой поступок, чем будет его оправдывать?.. Парни знают, что между нами была ссора, и скажут правду. Всё это лишало меня покоя. Понятно, что рассказать о его чувствах я не могу, не имею морального права, да и свидетелей его признания нет. Кто поверит в то, во что я сам верить отказываюсь?! Зачитать наизусть впившиеся мне в душу строки про палача? Бред. Как поведёт себя Генрих, одному Богу известно...
   С утра, после утреннего моциона, общая молитва. Молились за него и сочувственно смотрели, он, опустив голову, стоял среди нас, но уже как будто не с нами, на шее бордово-синяя полоса, лицо всё ещё неестественно-красное. Тревога нарастала: что ждёт нас впереди? Все уроки в этот день были отменены. Ещё бы, такое происшествие в стенах семинарии... Директор взял ответственность на себя, без полицейского вмешательства выяснить всё, чтобы не выносить "сор из избы". Подобные известия могли окончательно разрушить репутацию нашего учебного заведения. После обеда совет собрался, и началось...
   Первым на дознание вызвали, конечно, самого Генриха. Мы остались ждать за дверями, никто не знал, о чём он там говорит, одно утешало, что отец Марк в комиссии и в случае чего-то нехорошего вступится за меня. Как же долго тянется время при таких обстоятельствах! Я исходил коридор вдоль и поперек сотню раз. Никто не сговаривался друг с другом: парни из нашей комнаты сидели молча, каждый думал о своём.
   Следующим вызвали Мартина, затем Андрэ и Себастьяна. Нервный озноб уже колотил меня к этой минуте. Нужно как-то успокоиться, взять себя в руки, но как?! Моё, такое выстраданное, будущее в очередной раз висит на волоске...
-  Эдуард Боссе, пройдите!
   "Ну, вот, теперь всё и решится!" - я прошёл в зал, знакомые лица учителей обратились ко мне с вопросом: "Кто виноват?" Все, кроме одного. Отец Марк, как и прежде, смотрел с любовью.
-  Итак, Эдуард, положите руку на Библию и поклянитесь говорить только правду, а также, что всё услышанное Вами здесь останется в тайне и не будет передано огласке за стенами этого собрания.
-  Клянусь перед Богом говорить правду и сохранить в тайне всё услышанное... - моя ладонь коснулась святого Писания, я почувствовал тепло, струящееся от него, и необъяснимый покой сошёл в душу.
-  Расскажите нам, что произошло, Эдуард, между Вами с Генрихом и возможно явилось причиной трагедии, свидетелями которой мы все стали вчера.
-  Наши отношения трудно назвать дружескими, но, видит Бог, я всегда с уважением относился к Генриху, и мне не понятна причина, по которой он пытался свести счёты с  жизнью. Я могу только предполагать, что виной этому могли послужить чувства, с которыми он отчаялся бороться. Каждый из нас переживает порой очень сложные моменты в борьбе с искушениями.
-  Вы были последним, кто видел Генриха перед попыткой суицида. Позвольте узнать нам, о чём шла речь. Предыдущие опрошенные свидетельствуют, что между вами произошла некая ссора, возможно, сыгравшая решающую роль в этом деле, - директор приподнял пенсне и посмотрел на меня пронзительным взглядом.
-  Генрих выразил недовольство моей персоной. Я предложил быть откровенными и снять маски... - наши глаза встретились, в его взгляде выражалась немая мольба, - он долго отрицал, что похитил моё письмо, о котором Вам хорошо известно, мсьё директор, именно вчера он признался, что сделал это.
-  Почему Генрих пытался Вам навредить?
-  Судя по его признанию, ему трудно было жить со мной в одной комнате столь долгое время из-за... - я подыскивал нужное слово, - антипатии ко мне, с которой он не мог совладать.
-  Что было дальше?
-  Мы разошлись.
-  Генрих, вы подтверждаете это?!
   Он молча кивнул головой.
-  Вы могли обратиться к нам с просьбой перейти жить в другую комнату, для этого не нужно лезть в петлю! Если Вам так неприятно общество мсьё Боссе, зачем Вы терпели его столь долгое время?
   Генрих молчал. Я тоже.
-  Каким образом у Вас оказался блокнот интимного содержания, с которым, по свидетельству очевидцев, Генрих не расставался, возможно, Вы узнали его тайны, что и послужило толчком к отчаянному поступку?
-  Блокнот выпал, когда Генрих в сердцах оттолкнул меня и ушёл.
-  Вы читали его?
-  Одна страница открылась моему взору.
-  Что же было там?
   Все замерли. Генрих вновь умоляюще взглянул на меня.
-  Поэзия. Генрих пишет красивые стихи. Я не вижу в этом ничего позорного. Как только смог, я вернул ему блокнот.
-  Который он сразу сжёг...
-  Это его право.
-  Да, конечно, но всё же!.. Мы так и не можем понять причину Вашего конфликта. Генрих, что побудило Вас свести счёты с жизнью?! - директор повернулся к нему, дав мне возможность перевести дыхание.
   Он, опустив голову, молчал.
-  У меня есть ещё один вопрос, - учитель откашлялся, - откуда Вам могло быть известно, Эдуард, что ваш товарищ предпримет попытку суицида и сделает это в каморке?
-  Я не знаю. Почувствовал...
-  Что ж! К счастью, все живы. Вопрос в том, как поступить с вами теперь, и где гарантия, что этот инцидент не повторится?
   Неожиданно для всех Генрих опустился на колени:
-  Простите меня! Это был момент слабости. Клянусь, что больше никогда не повторю этой ужасной ошибки! Поверьте, дайте мне ещё один шанс! Мне некуда идти, матушка потратила на моё образование все сбережения семьи...
-  Вы бы раньше о ней подумали, молодой человек!
-  Это было затмение, я не понимал, что творю, умоляю, простите меня! И ты, Эдуард, прости! Я ослеп от зависти и злости, но теперь смотрю иначе на этот мир! Спасибо тебе! Ты спас мою жизнь, и я навеки в неоплатном долгу перед тобой, - он подполз на коленях ко мне и, схватив руку, поцеловал.
-  Встань, ради Бога, встань! - я пытался его поднять.
-  Генрих, немедленно прекратите! - голос директора прозвучал подобно грому.
   Шум голосов наполнил зал совещаний, мнения разделились, кто-то требовал немедленно исключить несчастного, чтобы не рисковать репутацией семинарии, кто-то просил поверить мальчику. Он с трудом поднялся, будто только что прошёл экзекуцию.
   Постучав по графину с водой, директор приказал нам выйти до оглашения общего учительского решения.
   Мартин, Андрэ и Себастьян ушли. Мы остались в коридоре вдвоём.
   Генрих внезапно обнял меня, я не стал его отталкивать.
-  Спасибо, что не выдал! Узнай они о моих чувствах к тебе, точно бы исключили.
-  Пусть это останется между нами. Я желаю тебе только добра, и поскорее забыть обо всём.
   Он ничего не ответил, отошёл к окну, сгорбившись, отвернулся. А я вспомнил его строки:

   "Люблю тебя и ненавижу, проклятой участи порок,
    И в снах мучительных я вижу, как ты простить меня не смог,
    И нет конца бессильной злобе, с которой я тебя люблю...
    Ищу спасения, как в Боге, у этой жизни на краю."

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/07/19/510