Абсолютный слух

      Ночь была что надо. Безлунной. Звезды светили ярко, но их свет не мог в достаточной мере осветить лежащий вокруг ландшафт и наши преступные замыслы. Еще ночь можно  было назвать тихой, если бы не звуки, несшееся с территории складов, огороженных забором из колючей проволоки.
       Эти звуки были похожи на пение. И пела женщина. Не контральто, не сопрано. Обыкновенный женский голос. Но пела она так фальшивя, что невозможно было понять что за произведение исполняется.
       Я и Цитрусов лежали за редким кустиком в полусотне шагов от забора. Притаились мы за неизвестным нам представителем флоры для того, что бы крикнуть: - Атас! Если сторож двинется в другую сторону складов. Крикнуть должен был Цитрусов. Посредством передачи эсэмэски с мобильного, на мобильный своего тестя, который в это время проделав в заборе лаз, должен был с помощью двух подельников, вытащить несколько ящиков, в которых находились стиральный машинки. Ящики эти были разгружены не в склад, за неимением свободного места, а во дворе. И одним из тех, кто принимал эти ящики, был тесть Цитрусова, работающий на этих складах начальником охраны.
      И если сторож нарушит разработанный тестем Цитрусова и утвержденный руководством базы график обхода и маршрут, и двинется туда, где его не ждут, то мы должны подать сигнал тревоги. Но сторож не нарушал установленных правил, иногда останавливаясь, что бы взять, или опустить очередную ноту, добавив ей, по своему вкусу, бемоли или диеза.
     У меня от этого пения, если это можно назвать пением, скулы сводило оскоминой. А на Цитрусова, в слабом свете ярких звёзд, смотреть было не выносимо.  Его музыкальный дар, проснувшийся в раннем возрасте, и продолжавший активно бодрствовать по сей день, не мог терпеть этой пытки. Еще в школьные годы Цитрусов, мог одновременно гудеть в пионерский горн, держа его правой рукой, а левой отбивать марш на таком же пионерском барабане.  Повторить это смог только один директор школы. Но он этим не хвастался. И узнали мы об этом достижении случайно; увидев как-то раз, как вечером, когда в школе уже никого не было, кроме домывающей коридор уборщицы и нашего кружка бальных танцев закончившего свою репетицию, как директор крался к себе в кабинет с медной дудой и барабаном. Мы с Цитрусовым сидели на подоконнике, и скрывал нас огромный, гордость школы, фикус. Больше часа мы слушали трубные визги и беспорядочный грохот.  Вот тогда я впервые увидел исказившееся мукой лицо Цитрусова. Только спустя несколько месяцев директору удалось приблизиться к мастерству своего подопечного. Но дуть в горн держа его в левой руке и бить правой в барабаны, этому он уже научиться не смог, не смотря на многомесячные тренировки.
 -  Мой костер в тумане светит, - прошептал Цитрусов.
     Я с сомнением посмотрел на подельника.
 - На верх вы, товарищи, все по местам! - предложил я свой вариант.
     Меломан отрицательно покрутил головой.
     Не доверять ему я не мог. Так как после освоения пионерских  музыкальных инструментов он пошел дальше в своем развитии через школьный духовой оркестр, дворовое ВИА, приведшее его к бренчанию на гитаре в одном из не самых престижных ресторанов города. Работа в нем  его вполне устраивала, он даже помог своему однокласснику, то есть мне, устроиться гардеробщиком. 
    Вдруг пение резко прервалось, и наступила именно та, безлунная, абсолютно тихая ночь. Цитрусов приложил палец к своим губам. Тишина продолжалась. Цитрусов, прикрыв полой телефон сверил время, тронул меня за руку, давая понять, что пора уходить, точнее уползать. Ползти было не много и не долго. За нами, в трёх метрах, полого начинался спуск в небольшой овраг, по которому мы должны были уйти пешком в город.
     В это время пение возобновилось, и лицо Цитрусова опять исказила мученическая гримаса.
- Если нету слуха, то какого хрена отравлять природу?! – со злостью прошептал он мне в ухо. Я начал отползать. Цитрусов собрался следом. Но тут он приподнялся и хлопнул в ладоши. Раз хлопнул, через секунду второй раз ударил ими же. Это был его ответ, его месть за те мучения, что он терпел. Он собрался  звякнуть своими литаврами  в третий раз, но тут, от забора из колючей проволоки, блеснула вспышка, и раздался грохот выстрела. Что-то, сперва, свистнуло, и тут же шлепнуло Цитрусова в лоб, так, что, он, продолжая лежать на животе и не производя движений конечностями сполз в овраг. От неожиданности я, забыв, что надо ползти, вскочил и побежал. Но спрыгнуть в овраг, целым и невредимым, не успел. Я в него, не помня как, свалился. То, что чмокнуло одноклассника-подельника в лоб, чмокнуло меня в затылок. 
- На неё можно в суд подать! – горячиться на следующий день Цитрусов разглядывая в зеркале фойе ресторана здоровенную шишку на лбу, больше похожею на украшение головы носорога.
- За что? – резонно вопрошаю я. Чувствуя таких же размеров нарост на затылке.
- Она должна была сначала произвести предупредительный выстрел вверх, а не полить в темноту … как к себе домой! –  бестолково продолжает горячиться Цитрусов натягивая на самые глаза шляпу, делающую его похожим на американского ковбоя, спрятавшего в шляпе украденную в салуне табуретку.
- Хорошо, что хоть пули резиновые оказались… а слуха у нее совсем никакого…музыкального…. вот нисколечко нет.
  Я никогда не спорю с профессионалом.