Мобила маршала Груши

               
Вину за своё поражение при Ватерлоо Наполеон возлагал на маршала Груши, кото-рый вовремя не подоспел ему на помощь. В фильме «Ватерлоо» Наполеон страшно нерв-ничал, поджидая Груши, а этот садовый генерал всё где-то околачивал сам себя со своими хвостатыми всадниками в сверкающей броне, которые мигом опрокинули бы черных гу-сар немецкого маршала с большевистской фамилией. Позднее, когда в обиход вошли со-товые телефоны, мне приходило в голову, что эту проблему можно было бы легко поре-шать, если бы Наполеон набрал номер Груши и просто сказал: «Слышь, ты, Эммануэль, ты где вообще-то есть?»
Впрочем, почему обязательно Ватерлоо? Барклаю-де-Толли было бы куда легче со-единить свою 1-ю Западную армию со 2-й Западной армией Багратиона, если бы эти гене-ралы созвонились или просто обменялись СМС. Адмирал Чичагов, перетерев с Кутузо-вым, вовремя прибыл бы на переправу через Березину и несомненно пленил бы Наполео-на, предотвратив, таким образом, двухлетнюю войну в Европе, отречение Наполеона, его ссылку на остров Эльба, Сто дней и самоё битву при Ватерлоо, которую корсиканец про-играл исключительно из-за отсутствия телефона portable.
Предвижу ряд возражений. Вы скажете: если  Барклай, Багратион и Чичагов обза-велись мобильниками, то у Наполеона и Груши вообще айпады. И ещё: если бы маршал Груши отзвонился своему сиру и ударил по фрицу с тыла, то это лишь продлило бы аго-нию режима. Остатки германцев и англичан объединились бы с российскими ратями и всё равно доканали бы Францию – с мобильником или без него. Всё так, и подобные сообра-жения долго мешали мне обзавестись сотовым телефоном, примкнув к модному человечеству.

Я не был оригинален в своих сомнениях. И до появления сотовой связи каждое техническое нововведение порождало пылких адептов, уверенных, что вся предыдущая практика человечества является смехотворным заблуждением, от которого теперь следует отказаться – чем быстрее, тем лучше. И массу скептиков, которая считает новую игрушку никчемной блажью, бессмысленной и  небезопасной.
Не углубляясь в такие исторические пучины как изобретение огнестрельного ору-жия, книгопечатания или паровой машины, напомню лишь, что и самый обычный теле-фонный аппарат, который неделями пылится без дела в любой квартире, также входил в обиход небезболезненно. И точно так же, как при внедрении мобильной связи, находилось немало специалистов, доказывавщих, что телефон бесполезен, вреден для здоровья и даже аморален. Настолько, что при австрийском императорском дворе применение телефона считалось унижением августейшего достоинства. А требование Ленина во время Октябрь-ского переворота первым делом захватить телефонную станцию, столь элементарное на современный взгляд, было для своего времени такой же свежей идеей, как порабощение интернета в XXI веке.
Тем не менее, люди привыкают к новой игрушке и перестают ею дичиться. Сегодня размашистая дорогостоящая блондинка ошарашивает уличный люд, кого-то попрекая в трубу по пути из бутика в мерс. Завтра, глядь, и поп, закуривая после крестин, лезет под свою юбку за щегольским самсунгом с откидной  крышечкой. А вот и убогий доходяга в зловонном рубище, отбрехиваясь от кондукторши в троллейбусе и выискивая в карманах бурого смокинга последние гроши, ненароком роняет на сиденье сверкающий зеркальный айфон.
Раздаются ещё вялые инсинуации насчёт того, что мобильник-де вызывает голов-ную боль, СМС-зависмость, ослабляет эрекцию и понижает успеваемость в школе, но всё это напоминает последние редкие выстрелы на поле Ватерлоо, с которого всё давно разъ-ехались. Бороться против мобильной связи или за неё в наше время так же странно, как, скажем, атаковать с саблей танк. По этому поводу немецкий генерал Хайнц Гудериан в своих мемуарах высказался примерно так: «Не зная конструктивных особенностей немец-ких танков, польская кавалерия атаковала их с холодным оружием и понесла значитель-ные потери».

Я был, казалось, одним из последних людей на планете, не вступивших в сотовую связь. Лишь много позднее я с удивлением узнал, что сотовых телефоном до сих пор нет у обитателей некоторых особенно дремучих районов амазонской сельвы, отдельных людо-едов Океании, одного нелюдимого эфиопа и большинства сельских жителей Тульской об-ласти. Тем слаще, волнительней, упоительней была новая страсть, в которой я себе так долго отказывал.
Несколько дней я не столько пользовался телефоном, сколько пытался им овладеть. Думаю, каждый опытный мужчина согласится, что первый раз лишь формально считается самым важным в науке любви, а на деле представляет собой нервотрепку и возню, которая может отбить охоту к последующим попыткам. Изучая руководство в переводе неизвест-ного мастера, которого не могу назвать иначе как вредителем, я не смог почерпнуть из не-го решительно никакой пользы. И после часов усидчивого чтения, с периодическими  приступами отчаяния, бессильной ярости и истерическими тычками наугад, я пришёл к решению до поры не прибегать к таким изыскам заморского аппарата, как набор номера при помощи заклинания, стенографическая печать СМС по первым буквам, блокировка неугодных номеров, либо безоговорочный приоритет других. Как бы то они было, к полу-ночи я научился тому, что и так умел с детства: набирать номер на клавиатуре, вступать в разговор и прекращать его. Забегая вперед, признаюсь, что и ныне остаюсь при этом сво-ем умении, несмотря на растущие технические возможности и цену каждого моего после-дующего телефона по сравнению с предыдущим.
Не помню, как я спал после своей первой ночи любви, но после первого контакта с мобильником мне не спалось.  Всю ночь телефон мигал, как спутник, пролетающий ночью над нашей прекрасной страной или, скажем, милицейская машина, проезжающая по её опустелым улицам. Время от времени он издавал какие-то улюлюкающие звуки, как бы взывая ко мне, но смысл этих призывов до поры оставался непонятен. А иногда он вдруг начинал зудеть, как электрическая бритва, и ползать, клянусь вам, ползать по столу сам по себе! Лишь под утро мне удалось ненадолго забыться. Первым делом по пробуждении я обнаружил, что ночная активность телефона была не такой уж бессмысленной, а те явле-ния, которые ночью кажутся нам потусторонними, при трезвом свете дня получают самое прозаическое объяснение. Не помню уж, куда я там тыкал накануне, но за ночь все деньги со счета бесследно исчезли.
Я набрал номер моего приятеля из компании мобильной связи при помощи обыч-ного телефона и ради всего святого попросил срочной консультации. Моё отчаяние нис-колько не удивило этого первопроходца с колоссальным опытом. «Конечно, приезжай прямо сейчас, - сказал он. – И вот что ещё я тебе скажу как человек стреляный. Не привы-кай ты к первому телефону. Первый и второй ты скоро потеряешь. Надолго останется тре-тий». Его слова показались мне такими же невыносимо циничными, как утверждения взрослых о том, что первая любовь скоро пройдет, а настоящая, женильная, настанет лишь после нескольких заходов.

Что бы там ни толковали восторженные идеалисты, а ничтожные обыватели с их испытанным здравым смыслом всегда одерживают над ними верх и оказываются правы. Как уж, помнится, потешались мы над нашей классной руководительницей, когда она ут-верждала, что я при моих прекрасных способностях так и не добьюсь ничего в жизни из-за моей лени, а мой сосед по парте Коля завершит свои дни за решеткой. И что? Вот я стою с поникшей  головой, а Николай в лучшем случае выйдет на свободу в возрасте восьмиде-сяти трех лет.
Не минуло и двух недель, как я лишился телефона или утратил его, выражаясь по-этичным языком милицейского протокола. Скоммуниздили его в качалке, где я скинул куртку с гостеприимно оттопыренным внутренним карманом. Когда я посетовал хозяину зала на свою утрату, он лишь мог указать мне на табличку, содержание которой было мне известно: «Уважаемые члены клуба «Егор»: мобилы, роллексы, цепуры и лопатники с зе-лёнью оставляйте у инструктора. В противном случае клуб за них ответственности не несет». Со мной произошёл именно такой противный случай.
Второй телефон послужил мне подольше, но и в этом случае мой умудренный друг оказался прав. Как-то, накануне нового года, неровной походкой морскою я возвращался с корпоратива. Если мне не изменяет память, в темном закоулке за детсадом наряд мили-ции потребовал у меня предъявить документы, а очнулся я в сугробе – без сумки, без телефона и,  разумеется, без денег. Журналистское расследование, которое я предпринял поутру при помощи тех своих знакомых, которых удалось найти в эти предпраздничные дни, не привело ни к каким результатам. Сказать по совести, я толком не помнил мусоров, которые меня ограбили, а бросить обвинение в лицо всей правоохранительной системе с похмелья я был морально не готов.
Зато уж и с третьим, незамысловатым, дешевым и надежным, как трехлинейная винтовка Мосина, мне повезло. Он был со мною дольше, чем любая из спутниц моей жиз-ни, так что мне порою представлялось, что он переживет мое бренное тело, и уже оттуда, из-за гроба, я буду слышать его мелодические бульки, возвещающие, что счёт мой, как обычно, близится к нулю. Наконец, я не выдержал и впервые в истории, не дожидаясь на-падения полиции,  сам купил новый аппарат, той же, счастливой  марки, но чуть более со-вершенной конструкции.
Приобрел, чтобы утратить. Но без той жестокой горечи первой утраты, а так, как мы прощаемся со старой, привычной любовницей, когда к чувству досады примешивается изрядная доля облегчения. Конечно, и на сей раз я немного пометался, вспоминая, кто в тот вечер сидел со мною за трапезой в пивной, подозревая всех и никого. Прежде чем ярость испарилась из моего мозга вместе с остатками винных паров, я хотел было обра-титься к моему однокласснику Николаю, тому самому, которому училка накаркала, что он станет убийцей, с просьбой в кои-то веки воспользоваться его служебным положением и провести в нашей пивной частное независимое расследование. Ни для кого не секрет, что мобильная связь в тюрьмах работает отлично, и её лишь периодически заглушают, как пе-редачи «Голоса Америки» в былые времена. Но я передумал.
Действительно, ведь для разоблачения похитителей (если они и существовали в природе), я должен был бы указать на них пальцем и заявить вслед за писателем Золя: j’accuse.  И, однако, по всей справедливости, указующий палец моей совести вновь и вновь обращался на меня самого. Не пеняй на неприятеля своего, ибо злейший враг чело-века он сам.

Её звали Жанетта. Сообщение каких-либо подробностей об этой даме находится за рамками данного сочинения, а кроме того, история Жанетты могла бы швырнуть моё ут-лое повествование в непредвиденном направлении, а то и утянуть его на дно. Так что я лишь сообщу, что после посещения Жанетты мои очки были целы, денег почти не убави-лось, но ботинки стояли в коридоре завязанные и, что самое тревожное, на проигрывателе стояла седьмая симфония Бетховена, а это дурное предзнаменование.
Предчувствие меня не обмануло. Телефона не было ни в карманах, ни на столе, ни на диванной подушке, где я его оставляю перед прослушиванием Бетховена. Второй шаг моего расследования был более обнадеживающим. Я позвонил себе сам, нормальным те-лефоном. Мобильник, правда, не отозвался из-под кровати или из унитаза, но и не сказал, что связь с ним принципиально невозможна, как бывает после того, когда похититель вы-кинул сим-карту. В принципе он был не против со мной переговорить, но в данный мо-мент мог лишь принять от меня голосовое сообщение. Следовательно, он не находился в руках злоумышленника, но скулил где-нибудь под ночным столиком Жанны, или на обо-чине, или под сиденьем такси, или где-нибудь в гнезде горного орла, куда унесла его лю-бопытная птица на потеху своим прожорливым птенцам.
Я попытался разобраться в своих чувствах. А чувствовал я себя так, как бывает, ко-гда ты всю жизнь ходишь в очках, а потом кто-то ненароком  смахнул их с твоего носа и растоптал. Или как бывает во сне, когда ты приходишь на работу и вдруг замечаешь, что на тебе отсутствуют брюки, да и трусы тоже. Или когда сломался интернет, по телевизору хамят, а книги все перечитаны ещё в прошлом веке. Или когда компьютер сожрал все рас-сказы, написанные тобой за пятнадцать лет. Или кончился ток.
«Да что же это такое? – подумал я риторически. – Кто я: венец творения или раб какой-то коробочки? Что мне в ней? Что я узнал через неё интересного, что поведал важного? Разве не я то и дело отключал её, чтобы меня не донимали пустые, докучливые лю-ди? Разве не я содрогался от её нестерпимого зуда и отбегал в другой конец комнаты при виде незнакомого, а, следовательно, враждебного номера»?
Что она мне ускорила, что улучшила, исправила: кровообращение, мышление, внутреннюю секрецию? А может, все эти коробочки облегчили моё творчество? Отнюдь нет! Сначала я писал авторучкой, потом стал печатать на машинке, затем купил компью-тер и стал рассылать рукописи за секунду в любой конец света. И что? Количество произ-ведений на единицу времени с тех пор не увеличилось ни на слово, а публикаций, пожа-луй, и поубавилось. С мобилою или без неё, дело идет как всегда, как если бы я выдавливал свои рассказы палочкой на глиняных табличках, а потом на грохочущей тачке разво-зил по редакциям.
Я дал себе слово никогда более не пользоваться мобильным телефоном, если толь-ко мне его кто-нибудь не подарит. А к вечеру Жанетта нашла его в  своей машине и тут же привезла мне. Мобильники гоняются за мной.