Слава Сергееву Слову!

В шлепанцах домашних под халатом,
Бородатый, рослый и хмельной
Человек идет – Сергей Довлатов,
Семенит собачка за спиной.
В центре Ленинграда всем знаком он –
Балагур, рассказчик, дебошир.
Он живет по собственным законам,
Изучая этот странный мир.
Чует где найти компанию – нутром.
Все друзья поблизости живут,
Но всегда, с похмелья даже, утром
Ждет его старинный «Ундервуд».
Чистый лист, заправленный в каретку.
В перспективе – новая глава.
Что ж, пора присесть на табуретку –
Бить в строку заветные слова…

Этим стихом, написанным мной к 70-летию писателя, я обыкновенно завершаю экскурсии по довлатовским местам, которые провожу для друзей.  Питаю слабость к творчеству Сергея Довлатова. Знаю все, что он написал, почти наизусть. Горжусь тем, что мы с ним на протяжении трех лет в 1975-1978 годах были соседями по Ленинграду. Моя семья жила тогда в доме на углу Литейного и Воинова,  рядом был дом писателей. Так что наши с Довлатовым маршруты вполне могли пересекаться. Родителям, по крайней мере, первое же опубликованное фото Довлатова показалось знакомым: «Видал я раньше этого мужика», – вспомнил отец. Сегодня возможности интернета позволяют  увидеть и услышать Сергея Довлатова практически вживую. Полагаю, по его творчеству уже написаны десятки диссертаций. И все-таки он – человек-загадка.
Взять, к примеру, странную цикличность жизни писателя. Он прожил полных четыре дюжины лет. И каждые 12 лет отмеряют этапы его пути в литературе. Сначала детские опыты и первые публикации, потом выбор профессии и начало литературной работы. Затем попытки обрести официальный писательский статус, время надежд и разочарований. И, наконец, полученное право издавать книги и заслуженное признание.
 Удивительно, но со дня отлета Довлатова из СССР 24 августа 1978 года до дня его смерти 24 августа 1990 года прошло - 12 лет. День в день. Впечатление такое, будто, как только писатель вступил на трап самолета, летящего из Пулково в Вену, в действие был приведен некий механизм, отсчитывающий года, месяцы, недели, дни и минуты жизни. Ровно 12 лет (астрологи скажут – полный цикл восточного гороскопа) было отпущено писателю за рубежом. И за эту последнюю четверть жизни Довлатову удалось реализовать свою мечту. Он стал писателем, издал 12 книг. Жаль только, что чуть-чуть не дожил до своей оглушительной всероссийской известности и популярности. Он не смог (а так хотел) насладиться результатами трудов. Может быть, то обстоятельство, что он разминулся со своей славой,  и является самым суровым наказанием за допущенные в жизни (а у кого их нет?) ошибки.
У каждого из почитателей Довлатова имеется собственный взгляд на него. Нельзя однозначно сказать – хорошим или плохим он был человеком. Добрым или злым. Участливым или черствым. Это не определить. Но, что не подлежит сомнению и очевидно для всех, так это уникальность писательского стиля, беспрецедентность качества работы Довлатова со словами и фразами. Мне он видится автором, который вручную конструировал, собирал по слову, по буквам  собственные произведения. Поэтому все, что он написал – дорогой, отполированный, штучный товар, hand made.
Очень завидный для писателя талант – вкус, взыскательность и требовательность к СЛОВУ. Допустим, высыпают перед вами десяток кубиков со словами и нужно составить из них предложение – идеальное по звучанию, смыслу и производимому на читателя эффекту. Вот как это сделать? А секрет заключается в том, что фраза станет совершенной лишь тогда, когда каждое слово в ней окажется на своем месте. Это сродни вскрытию сейфа, когда специалист нащупывает нужную комбинацию шифра, пальцами вслушиваясь в вибрацию металла. Нужно кропотливо подбирать, проверять, оценивать строки на взгляд и слух. Слова в предложении тасуются, меняются местами до тех пор, пока, наконец, не складывается волшебный пазл, завораживающий читателя. Правильная последовательность слов, верная комбинация – может быть лишь одна из тысячи. Довлатов умел ее найти и выбрать.
Своеобразная игра в слова стала причиной, а может быть и следствием другой особенности довлатовского творчества. Вернее, оборотной ее стороной. Таким ведь способом много не напишешь. Поклонникам прозы Довлатова известно, что литературное наследие писателя не слишком велико. Сопоставимо с тем, что оставил после себя Юрий Олеша. Есть писатели, которые легко накатывают кирпичи романов. Они горстями сыплют слова, не особо выбирая, лишь бы изложить свой творческий замысел. У Довлатова же, скорее – наоборот, сюжеты берутся, не глядя, из того, что имеется под рукой, и только для одной цели, чтобы выразить и подчеркнуть авторскую любовь к слову. Для него слова как снежинки. Он их рассматривает под микроскопом и одну снежинку соединяет с другой подобно шестеренкам в механизме. И вот они двигаются и прокручивают речь литературного героя. И перед нами предстает живой человек, и даже хорошо нам знакомый. Характерно, что все сюжеты рождались из жизни писателя и максимально «выжимались» им. Иногда по два-три раза. Например, история знакомства с женой, минимум, трижды описывалась Довлатовым. Но каждый раз по-новому.
Думается, однако, сам писатель внутренне страдал от невозможности выйти за рамки, в пределах которых он творил в литературе. Особенно остро это стало проявляться в конце жизни. Писать на американскую тематику он не мог, поскольку так и не стал американцем. А все русские темы были Довлатовым исчерпаны. Возник дефицит сюжетов и страх перед чистым листом бумаги. Сознавая собственную планку, внутренне согласившись с тем, что он способен занимать скромную, но свою нишу в монолите литературы, втайне мучаясь от стеснения этими границами, писатель тем более зло высмеивал своих собратьев по перу, особенно тех из них, кто претендовал на положение в искусстве, явно несообразное творческим способностям. Довлатов не упускал случая уколоть самонадеянность, бесталанность и особенно небрежность коллег при обращении со словом, которое для него означало - все. Словесные ляпы знакомых литераторов стали излюбленной темой для шуток Довлатова.
Честно говоря, не знаю людей, которым было бы не по душе творчество писателя.  Факт знакомства с довлатовскими текстами для меня является своеобразным мерилом соотечественников. По-моему, если человек хорошо знает и любит вещи, написанные  Сергеем Довлатовым, он априори не может быть негодяем. Ведь даже извинения Довлатов, если в чем-то чувствовал себя виноватым, приносил гениально. Вот открытка, найденная мной у его соседки по дому:
Простите мне визит мой, Нонна,
Я был назойлив, гнусен, пьян.
Вы испугались? Что ж, резонно.
Есть в личности моей изъян.
Отныне – все! Забыто пьянство
Источник многих, тяжких бед
И клятвы этой постоянство
Ненарушимо! Ваш Сосед…
Что стало бы с Довлатовым сейчас, выживи он в 1990-м? Сложно представить. Так же трудно, как и про Владимира Высоцкого. Кстати, интересно, виделись ли они с Довлатовым? Общих знакомых у них была масса, а про личные встречи сведений нет. Наверно, Сергей Донатович сегодня оставался бы преуспевающим литератором, живущим на две страны, ведущим ряд передач на радио и телевидении, желанным гостем в любом обществе, членом жюри на разных конкурсах. Любопытно предположить, как бы Довлатов воспринял все перемены, происходящие сегодня в нашей стране? Ирония и скепсис, с которыми писатель вглядывался в дела и лица  нынешней России, безусловно, дали бы ему новую пищу для творчества. Под запрет, чего доброго, угодил бы.
Недавно из США мне привезли сборник довлатовских рассказов на английском языке. Я решил опробовать собственную методику изучения иностранных языков. Читаю английский текст Довлатова и обхожусь без словаря, ибо русский вариант мне хорошо знаком. Оказалось очень удобно. Я заучиваю целые конструкции фраз, впитываю диалоги. Так и жду теперь случая на чистом английском обратиться к собеседнику: «Хули же ты мне сука, плешь разъедаешь?! Могу ведь и тебя пощекотить!..»: «What the hell are you bugging me for, you son of a bitch! I can plant one on you, too!..» И, все-таки, по-английски уже не то…