Страна цветов и безобразия

               



Через месяц работы в стройотряде оказалось, что нам начислили всего по 125 руб-лей. Как обычно, в бараке начался базар, бойцы вскакивали на койки, наперебой орали на комиссара и командира, обвиняли друг друга, но денег от этого не прибавлялось. И мы втроем решили провести оставшийся месяц каникул на югах, вместо того, чтобы бесплат-но ворочать в карьере бетон от темна до темна. Итак, Жорж, Пиписа и я получили свои 125 рублей и отправились с ними в Сочи, полагая, что при экономном образе жизни этого более чем достаточно. А те скандалисты, которые затеяли революцию, продолжали пахать до конца лета и получили бешеные деньги –  525 рублей.
Как ни странно, в стройотрядах тогда царила самая настоящая демократия, кото-рую их комсомольские вожаки лет через десять введут по всей стране. И уже тогда было заметно, что демократия у нас представляет собою бестолковый ор, в котором под шумок наживаются именно те, кто больше всех базарил.
Из вещей я взял с собою в дипломате электрическую бритву для сбривания редкой поросли на тех местах, где у Жоржа пышно кустилась окладистая борода,  вафельное по-лотенце, зубную щетку, пасту, роман Фолкнера “The Sound and the Fury”, который, к слову сказать, не дочитал до сих пор, и ещё пузырек с раствором марганцовки. Марганцовка бы-ла необходима для того, чтобы промываться после случайных половых связей, на которые мы уповали. Поскольку кто-то из знакомых поведал мне, что таким образом (ХА! ХА! ХА!) можно предотвратить триппер. Зато плавки я почему-то забыл, и на море мне их одолжил один москвич.
В Сочи нас ждало разочарование. Никто из пришедших на вокзал домохозяев не желал селить у себя троицу длинноволосых хиппарей в тертых джинсах, заведомо бедных и склонных к буйству. Если же кому-то из них жадность и застилала глаза настолько, что-бы стерпеть студенческий бардак, они заламывали такую плату, после которой нам было бы нечего есть – рублей пять за ночь вместо двух, на которые  мы рассчитывали.
Было, правда, ещё несколько зазываний из Абхазии именно по нашему карману, и без чрезмерно завышенной моральной планки. И, после нескольких часов маяты на вокза-ле и тщетного блуждания по сочинским кущам, мы вернулись к армянке из Гагр, которая  поджидала нас на вокзале. У неё было всего одно неприятное требование: не водить до-мой девочек. И мы на переполненной электричке отправились в Абхазию – несколько бо-лее «грузинскую» и менее роскошную, чем Сочи, но тоже, вообще-то, прекрасную. В пес-не тех памятных лет какой-то тип с диким кавказским акцентом пел:

О море в Гаграх, о пальмы в Гаграх!
Кто побывал, тот не забудет никогда!

А народная поговорка уточняла:

Абхазия – страна цветов и безобразия.

Нас поселили в темной комнатке на первом этаже беленого двухэтажного дома, на-пичканного отдыхающими, как улей пчелами. Хозяином этого, смею сказать, кондоми-ниума, был вальяжный армянин несколько старше нашего возраста, который числился взрывником в некой строительной организации по ту сторону железной дороги, но подав-ляющую часть времени проводил в своем патио, тётёшкая черноглазого сынишку, преда-ваясь беседам со студентами, да порой давая воспитательного тумака своей заполошной жене.
Девушек здесь было меньше, чем в Сочи, поскольку они побаивались так называе-мых грузин – то есть, всех без разбора кавказцев. Так что я таскал неиспользованный фла-кончик с марганцовкой до тех пор, пока он не разлился у меня в кармане без всякой поль-зы для здоровья. И надо же, чтобы именно после этого мы отважились познакомиться с двумя девушками из Минска, к которым приглядывались на пляже. Одна была похожа на гибкую, плоскую и смуглую индианку Хешке из художественного фильма «Золото Мак-кены». Другая была типичная минчанка, точёная, уравновешенная блондинка, вся такая чистенькая и беленькая, что страшно дотронуться.
И, однако, дотронулся. О нет, не благодаря моей дерзости, но лишь под влиянием портвейна, коим наш кравчий Пиписа подчевал нас после обеда (он же завтрак и ужин) в оригинальной распивочной-бочке. Итак, черной звездной ночью, когда любимая мною Хешке гибко порхнула купаться в море вместе с двумя отличными пловцами – Жоржем и Пиписой, мы с не менее любимой прекрасной минчанкой Таней сели рядышком на гальку. И тут-то я, уж сам не знаю как, запустил руку ей под кофточку и стал тискать её восхити-тельные, прохладные, тугие груди.
Стоит ли говорить, что я был влюблен, как мальчишка, тем более, что был маль-чишка и влюблен. И знаете ли, дорогие читатели, чем эта любовь кончилась? Тем, что прекрасная минчанка совершенно хладнокровно произнесла:
- Молодой человек, прежде чем массировать мою грудь, вы должны были обрабо-тать свои ногти.
Успехи Жоржа и Пиписы были ещё скромнее. Вместе с прекрасной индианкой они оплыли далеко в открытое черное море, но в этот момент огни на берегу погасли. Пловцы потеряли берег и не знали, в каком направлении им теперь плыть. Они были близки к па-нике, но Жорж вовремя опомнился и стал рассказывать анекдоты. Вместо того, чтобы утонуть от страха, мои друзья чуть не утонули от смеха, и ржали до тех пор, пока мимо не поплыл кораблик с зажженными огнями и они не поняли, что берег в противоположной стороне.
Дни бежали, как говорил Вертинский. Посещение роскошного ресторана «Гаг-рипш» было нам недоступно. И следующей нашей отчаянной попыткой вступить в беспо-рядочную половую связь стал поход на главный, не убоюсь этого слова, танцпол, распо-ложенный на пригорке, на самом отшибе длинной авеню, из которой, собственно, и со-стоит центр города Гагры.
Здесь наши разнузданные вихлянья под столь модный в сезоне ямайский квартет из Германии «Бони М» мгновенно затмили неуклюжие па угрюмых горцев и приковали вни-мание двух очаровательных москвичек. Пиписа представил меня девушкам как своего друга Элиса из Ирландии. И, составив с девушками танцевальный кружок, я пустил в ход свой английский словарный запас вперемешку с ломаным русским. Причем, русские слова в моем «ирландском» произношении почему-то звучали с ярко-выраженным грузинским акцентом.
Девушек несколько смутили мои растоптанные сандалии, не характерные, по их мнению, для выходцев с Британских островов, а также и то, что я курю сигареты «При-ма», а не «Мальборо», как большинство моих соотечественников.  Им также показалось подозрительным, что я избрал для отдыха скромные Гагры, а не фешенебельный Сочи, где иностранцы, действительно, попадаются. В целом же они, как ни странно, уверовали в мою неотразимую зарубежность, и мы с Пиписой, а в особенности я, были как никогда близки к нашей вожделенной цели. Если бы не межнациональный конфликт, в котором я вижу провозвестник всех национальных бедствий, охвативших постсоветское, так сказать,  пространство буквально через пять-шесть лет после моего посещения города Гагры.
В предыдущих строках своего произведения я уже упомянул, что девушек в Гаграх было гораздо меньше, чем хотелось бы. Они привлекали назойливое внимание кавказских кавалеров, не отличающихся изысканными манерами.  И целое землячество этих кавале-ров решило выразить свои притязания на переметнувшихся к нам очаровательных моск-вичек.
Надо признать, что доматывались они довольно тактично, если можно вообще оп-равдать попытку насильственного разлучения любящих сердец. Конфликт развивался планомерно и поэтапно, в соответствии с некими патриархальными канонами, ещё не ут-раченными нашими бывшими кавказскими соотечественниками.
Сначала от кружка наших соперников отделился  совсем малолетний джигит, кото-рый поинтересовался, откуда мы будем сами, и нет ли при нас оружия, если мы действи-тельно туляки. Удостоверившись, что не каждый житель Тулы носит с собой заряженный пистолет, малолетка поделился этой информацией с товарищами. После этого джигит по-старше потребовал, чтобы мы немедленно сваливали или, по крайней мере, оставили свои поползновения на  девушек, по праву нам не принадлежащих.
Пиписа, будучи по пьянке персонажем залупастым, но безвредным, навлекал на нас постоянные беды этим невыгодным сочетанием качеств. Он не только не убоялся угроз кавказского парламентера, но, напротив, стал демонстрировать ему свой сломанный нос, а также многочисленные шрамы, покрывающие его многострадальное чело.
- Ты видишь все это! – тонко кричал Пиписа, выпучиваясь своими бледно-голубыми зенками в орлиные очи горца. -  И ты думаешь, что после этого меня ещё можно чем-то напугать?
Озадаченный этим аргументом, кавказец удалился для совещания в верхах. И по-следним по порядку, но не по значению, к нам явился совсем уже аксакал, убеленный се-динами мужик лет тридцати пяти - сорока, а может и пятидесяти, ибо в тот период все люди старше тридцати лет сливались для меня в единое малоинтересное сословие мужи-ков и баб.
- Последний раз прошу, как братьев, уходите, - обратился к нам этот почтенный старец. – Этот девушка нам самим нужен, его мой племянник хочет любить.
Пиписа отвечал аксакалу теми же словами, которые услышал английский генерал, предложивший каре Старой Гвардии сложить оружие при Ватерлоо. И в результате этой безрассудной дерзости мы едва не потерпели своего Ватерлоо.
Нас обступили в деревьях, после того, как музыка кончилась и густая толпа трону-лась вниз по дороге. Пиписа рвал на груди рубаху и орал, что скорее умрет, чем попросит прощения, я пытался апеллировать к здравому смыслу старейшины рода, но градус обще-ния явно предвещал серьезные побои ногами. Как вдруг кто-то из наших супостатов заме-тил, что наш конфликт лишился всякого смысла.  Пока наши бывшие соотечественники пытались нас запугать, а мы пытались делать вид, что вовсе их не боимся, девушки удра-ли, оставив с носом как нас, так и их.
А что же тем временем Жорж? Что же тем временем наш мощный дзюдоист, сви-репостью черного взгляда отнюдь не уступающий самому злобному горцу и даже выдаю-щий себя за грузина в подходящих случаях? Увидев, что мы с Пиписой совсем вскружили голову доверчивым москвичкам, да и число девушек опять не соответствует нашему ко-личеству, он под шумок пригласил на танец девушку со стороны и пошел её провожать.
Не сговариваясь, мы с Жоржем применили один и тот же прием соблазнения, ти-пиичный для студентов инъяза. Жорж наплел своей знакомой, что по национальности он француз, но семнадцать лет назад вынужден был переехать из Франции в Россию. Если Жоржу было в ту пору лет двадцать, то получалось, что он покинул свое отечество всего трех лет от роду. Но со своей окладистой бородой Жорж выглядел на все сорок. А потому девушка улизнула от старого французского хрыча, пообещав, что впустить его в свою комнату через окно.
Если верить Жоржу, которому верить, в общем-то, нельзя, то после этого он стал бродить вдоль дома в поисках раскрытого окна, пока не нашел открытую форточку на первом этаже. Спортивному Жоржу ничего не стоило пролезть в форточку и ввалиться в комнату, где пожилая абхазская чета мирно отдыхала в кругу семьи и смотрела художест-венный фильм «Семнадцать мгновений весны».
- Здравствуйте, - сказал Жорж, поднимаясь на ноги в свете мерцающего экрана.
- Здравствуйте, - хладнокровно отвечал отец семейства.
- Где выход? – справился Жорж.
- Прямо перед вами, - отвечал хозяин жилища.
Жорж вежливо откланялся и вышел на улицу, под звезды и ароматный ветер юга.
Вот, собственно, и все. Никто нам, конечно, не дал. И эта-то чепуха, как ни стран-но, осталась самым приятным воспоминанием, какое я способен в себе вызвать.