Башмак Эмпедокла-16. Далее по свету. Конец!

Одиноко очи по свету скитались без лбов…
                Эмпедокл из Агригента

    
     Я вышел на улицу, бьющую в лицо не то концом прошлого, не то  началом нынешнего века. Еще вспомнилось начало повести Стефана Цвейга о Гёльдерлине: «Новый, девятнадцатый век не любил свою раннюю юность». Можно  теперь добавить: двадцатый век с отвращением смотрит на свою позднюю  старость.
     Так я дошел до лотка издателя, приторговывающего сапогами и  прочей, не всегда новой обувью. Он сразу же радостно  сообщил:  «А  ко  мне вчера заходил сам Померещенский, купил у меня пару  поношенных,  но  еще крепких башмаков фирмы Саламандра. Он еще спросил: «Саламандра в огне не горит?»  Я уверил его, что не горит и спросил, – зачем ему  огнеупорные башмаки? – Он ответил, что горит родная Земля под ногами, как  у  Эмпедокла в пекле. И он, как продолжатель дела Велимира Хлебникова, «сеятеля очей»,  должен пройти сквозь огонь в крепких башмаках, чтобы сеять очи и свет.
     Я, конечно, про себя подивился мужеству сеятеля,  хотел еще спросить у издателя, горят ли  уже и рукописи, но задал вполне конкретный вопрос, будут ли наконец делать  книгу  о Померещенском.
     – Если вы имеете в виду нашу серию «Жизнь замечательных людей», то  я боюсь, что жизнь прошла!
     – Как прошла?
     – Ну, как-то так незаметно прошла. Сейчас у нас  идет  «Жизнь  животных». Новая жизнь!
     – Вы, конечно, шутите?
     – Шучу, конечно. Мы все сейчас шутим. Если сейчас какой-нибудь знаменитый писатель сыграет сам себя в художественном фильме, то его могут  и прочитать. Тем более, если это будет порнофильм.  Если он ухитрится сыграть самого себя в оставшейся жизни, как это может только Померещенский, то у него не все потеряно. Правда, сцена жизни уже не та, зрители ушли в себя вмести с игрушками интернета. Но я вас  утешу, у вас тоже еще не все потеряно, если вас волнует  жанр жизнеописания.  Вы же слышали,  что  Нобелевская  премия выплачивается от количества проданного динамита. Так что не надо думать, будто разрушительная сила не работает на созидательную.
     – Я так и не думаю, только при чем здесь светлое имя Померещенского?
     – А при том, что Померещенскому в очередной раз не  присуждена  Нобелевская премия, и в знак протеста возмущенный Померещенский обещал взорвать себя динамитом. Слыхали?
     – Да я как-то в последнее время не подключался к слухам. И я х не отношу к критерию истины.
     – Зря, ходят слухи, что некоторые коммерческие структуры, которые разбогатели, снабжая динамитом различные противоборствующие коммерческие структуры, заявили о своей готовности стать спонсорами господина Померещенского, то есть  всех  новых его книг и всех новых книг о нем. Как только обещанный взрыв будет  произведен. Я повторяю: как только взрыв будет произведен! Тут же последует взрыв посмертной популярности нашего героя. Так  что  ищите и вы спонсора, а нам, к сожалению, в обозримом будущем не понадобятся замечательные люди.

ЭПИЛОГ
    
     Не знаю, что бы было со мною, если бы не было этого наваждения с  Померещенским. Так уж складывается судьба, что без встречи со значительным лицом в жизни как бы ничего и не происходит. А именно с  тех  пор  я  не просто помню себя, но помню себя как бы уже в литературе, не важно, достиг ли я той степени блистательной популярности как мой герой, или  нет. Я решил, будет у меня  читатель  или  не  будет,  но  свое  свидетельство о Померещенском я оставлю, даже если утонет оно в прочих лучах его славы.  Да и что говорить о том, что будет, если сам Померещенский словами любимого им Эмпедокла предвещал возвращение Века Чудовищ! Хотя эка невидаль – Век Чудовищ! Обещают Век Водолея, якобы благоприятный духовому развитию телесного человека. Но не будет ли это век переливания из пустого в порожнее, век увеличенного до размеров истины бесконечного цветного и черно-белого вранья?
     В поисках оправдания перед моей женой я безрезультатно пытался дозвониться нашему герою, но никто не подходил к телефону. Я решил без звонка  заявиться к нему.
      В знакомый мне дом меня вообще не впустили:  всюду  в  подъездах находились охранники, увешанные огнестрельным и холодным оружием, которые меня удивили, так как ни о  каком  Померещенском в жизни ничего не слыхивали, а дом продан коммерческим  структурам, и личности в нем вообще не проживают. У подъезда грубые люди грузили в бронированную машину подозрительно легкие огромные мешки. Что это за структуры, попытался я узнать, но охранники тут же приблизились ко мне настолько, что я поднял руки вверх и поспешил удалиться.
     Нищий за углом, видимо, бывший житель этого дома, доверительно сообщил, что здесь торгуют контрабандным воздухом, вывезенным в бурдюках из далеких горных районов. Есть спрос у состоятельных горожан! Все закономерно, подумал я, четыре элемента по Эмпедоклу, если первые три – огонь, земля и вода продаются, то можно продавать и воздух! Нищий бежал за мной, уговаривая не покупать этот воздух: он – дутый, горцы из ближнего зарубежья поставляют только пустые бурдюки, так лучше для перевозки. Говорил он это тихо, с опаской оглядываясь по сторонам, и вдруг почти взвизгнул: – а ведь еще Эмпедокл утверждал, что пустоты не бывает!
     Я вздрогнул и полез в карман за мелочью, но нищий так же прытко, как возник, исчез. Чудеса! Уж не воздух, ли, надышанный нашим героем, спешат продать состоятельным людям, как в нашей стране, так и за ее пределами?
     Через  приятелей,  близких  к писательским кругам, я узнал, что Померещенский, якобы, получил в  подарок замок в Датском королевстве, но отказался от него, так как  там  все прогнило, был приглашен на роль короля Лира в голливудском  боевике,  но сниматься отказался, так как, во-первых, его дочерей  не  пригласили  на роль дочерей Лира, а во-вторых, как показывал его опыт, все равно  обманут и подсунут, в конце концов, роль королевского шута. Но и дочери в свою очередь от него отказались в ожидании каких-то лучших времен.
      Теперь он  отбыл  в  длительное путешествие по морям и океанам в связи с легкомысленным  предложением господина Скелетова подарить ему какой-нибудь остров,  теперь  он будет выбирать остров, почему-то где-то на периферии мира. Почему почему-то? Я вспомнил, что согласно Эмпедоклу – любовь находится на периферии мира. Стало более-менее ясно, где его искать. 
     Я  сразу же отбросил Цейлон и Сахалин из-за их маловероятной  вулканической  деятельности. На Сицилию вряд ли в ближайшее время пустят нашего  соплеменника, из страха сицилийской мафии перед русской. К тому же я своими глазами прочитал, что Померещенский, чтобы запутать рок  истории,  суеверно меняет географические названия, упоминая вместо Сицилии Цейлон, а вместо Санторина Сахалин. Я  решил начать с острова Крит, откуда будет нетрудно добраться и до Санторина. Ведь искомая величина запутывает следы, меняя не только свои  имена, но и имена островов! Все оказалось проще  простого,  туристические  бюро были на каждом шагу. Меня еще спросили, нужен ли  мне  просто  тур,  или шоп-тур с продажей меховых шапок грекам. Я сказал, просто тур, надо мной посмеялись, дружелюбно сообщив, что недавно один такой уже отбыл – в одной единственной меховой шапке.  Я  даже  подпрыгнул  от  неожиданности, что-то мне подсказало, что я на правильном пути. Еще меня спросили, хочу я ехать один или с группой бизнесменов. Один, один, –  поспешил  сказать я. Зря, с бизнесменами безопаснее, они сами вооружены и  берут  с  собой охрану. Но я настоял на своем одиночестве. Еще со школьных  послевоенных времен у меня завалялся кусок динамита. Хорошо, что он до сих пор не взорвался! Мне никогда бы не пришло в голову, что он мне может пригодиться. А что если его взорвать на месте  черного вулкана перед самим островом Санторин?  И  оставить  рядом  меховую шапку, взывающую к Нобелевской премии для великого путешественника? Неужели я ничем не смогу ему отплатить за великодушное гостеприимство?  Хорошая идея. В его духе.
      Динамит я зашил в меховую шапку. Пограничники смеялись надо мной и разрешали мне не снимать ее при проверках, подозревая, что я – лысый.
     На Крите я всюду чувствовал его следы,  хотя  не было ясности, передо мной, или позади. А когда я попал на борт  красавца «Аполлона», я почувствовал, что запахло музами. Я попытался заговорить с очаровательными стюардессами, но они оказались  голландками,  говорящими еще и по-гречески, они никак не могли понять меня, лишь когда  я  назвал имя Померещенского, они догадались, что я русский. Они оживились, и попытались жестами изобразить, что да, именно Померещенский плыл на этом корабле, при этом все время писал, но все написанное выбрасывал в воду и очень был разочарован тем, что никто не бросается за борт вылавливать его наброски. Моя надежда спасти Померещенского ценой даже собственной жизни  окрепла.
       О том, что на острове можно сесть на осла или на мула, я узнал по картинкам на  туристических  проспектах.
     Где-то на дне лежала Атлантида. И до Этны – рукой подать! Стоит только поменять или перепутать остров. Дух Эмпедокла носился над Средиземным морем. Эта местность  так  и  напрашивалась  на взрыв или на очередное извержение. Да и год весьма для извержения подходящий. А у меня в голове стучало  прозвучавшее в моем отечестве заявление: нам больше не понадобятся  замечательные люди!
     Зачем тогда люди вообще?



Конец, конец, всему конец…