те, кто его любил

                В склянке тёмного стекла
                из-под импортного пива
                роза красная цвела
                гордо и неторопливо.
                Исторический роман
                сочинял я понемногу,
                пробиваясь как в туман
                от пролога к эпилогу.

                Каждый пишет,
                как он дышит
                Каждый слышит,
                как он дышит.

                Как он слышит
                так и пишет,
                не стараясь угодить..

1994 год, август, Бавария, замок Шнай (Schney), вечер. Мы сидим полукругом у рояля и слушаем чудесный баритон Самуила Лурье, рассказывающего нам о своей работе в редакции журнала "Нева", как он пытался протащить в журнал "Обитаемый остров" братьев Стругацких, как изображал, что поработал с рукописью. Смех в зале. В заднем ряду сидит великая княгиня и её "опекун со свитой", недавно прибывшие к нам. Они тоже смеются. Самуил объявляет маленький перерыв и опекун княгини уводит её на покой. Она пробует сопротивляться, но проигрывает.
А я, воспользовавшись перерывом, раздобываю розу и ставлю её (не помню в чём, но не в склянке из под пива) на рояль.  Теперь уже не вспомнить, толи Самуил начал вечер этой песней Булата Окуджавы, толи предварил её перерыву, но розой мне удалось ему подыграть.
На следущий день состоялась в этом же зале для всех его лекция о Бротском, Писареве, Достоевском, Замятине и Платонове. В обычные же дни этих 3-х недель Самуил вёл семинар по русской литературе и поэзии для небольшой группы любителей русского языка. Любители прилетели и приехали из самых разных стран. У меня же был интерес к методике преподавания и приехала я вообще-то на Арона Наумовича Лурье, лекция которого в Питерском Доме общества Знания мне очень понравилась, ну а попала на сына. Посещала и другие семинары этой  т.н."академии им. Сахарова", однако у Самуила Лурье мне было уютнее всего. Тогда в конце семинаров он нам всем раздал свои визитки, приглашал в Питер, обещал провести персональную экскурсию по городу... Не получилось...
А на этот раз и дозвониться до него не удалось. После того как редактор журнала "Звезда" сказал мне, что Самуила в городе нет и что он серьёзно болен, вернувшись домой решила хотя бы выяснить, сколько ему сейчас лет. Оказалось, что в интернете теперь о Самуиле довольно много информации, есть и записи с лекциями, но самое грустное: я наткнулась на его открытое письмо в сбербанк Герману Графу:

"Многоуважаемый (нет, лучше все-таки дорогой) господин Греф!
Я – Самуил Лурье, русский литератор, очень мало известный (Вам – наверняка нет), но все-таки профессионал: полвека печатаюсь, полтора десятка книг, премии (потешные, конечно), — словом, потратить на мое письмо минуты четыре даже такому важному человеку, как Вы, не западло.
В настоящее время я проживаю в Америке, «лечусь» от cancer’a в этой щедрой, великодушной, милосердной и человечной стране.
Но все равно, как Вы (и некорые Ваши подчиненные) догадываетесь, умираю. И осталось мне от нескольких дней до нескольких недель.
А денег семье не оставляю. Не заработал за всю жизнь. И я подумал: хоть шерсти клок. И выслал моей сестре в СПб. доверенность, чтобы она успела получить недозабранную (за год, кажется) пенсию. Речь идет о сумме, едва ли превышающей дневной заработок. (Ну ладно: у уборщицы, может, месячный).
И сестра пришла с доверенностью в Сбербанк. Где ее, конечно, завернули: попросили подождать десять дней. Которые необходимы для проверки. Потому что, — сказала старухе оператор или как ее, длинноногую:
— Такую бумажку может изготовить любой.
А я-то не знал: в Сан-Франциско ездил, к консулу (чтобы заверил), и деньги платил.
Нужна, видите ли, серьезная проверка – на какую-то безопасность. Кажется, даже на финансовую. Причем времени она потребует едва ли не больше, чем всем банкам Европы понадобилось на проверку долга Греции.
Грошовый и гнусный расчет понятен: я умру раньше, или сестра, не дай Бог, заболеет и не доедет до Старо-Невского. Они спишут эти деньги как выморочные и потом как-нибудь перепишут на себя, на банк, не знаю.
Грошовый-то он грошовый, но в масштабах города стариков можно недурно приподняться. Курочка по зернышку клюет, а сыта бывает (вариант: а весь двор изгадит).
Поймите правильно: я вовсе не жалуюсь на эту компанию бездельников на Старо-Невском. Я даже считаю, что они поступают правильно, своими методами посильно разрушая это отвратительное государство. Я приветствую саботаж и коррупцию и с удовольствием наблюдаю за  пандемией глупости.
Правы они, а не мы – несчастное поколение родившихся при Сталине, умирающих при Путине. Мы не боролись с этим государством, а работали на него, рабы.
Слишком поздно — и то немногие, — поняли, что ничего этого не существует (литература, впрочем, указывала, пока была): ни страны, ни погоста, ни 
государства. Есть только ГБ, нацеленная на единственную задачу: уничтожить на планете Земля человеческую цивилизацию. И что бы мы ни делали, мы фактически работали на нее, рабы.
Так что я вовсе не желаю ни соблюдения закона, ни наказания виновных.
Да и на деньги мне, если честно, плевать: есть прекрасные дети. Но все-таки отдайте. Это мое. У Вас (хорошо, у вас, согласен, наверное, разница какая-то есть) они пойдут на убийства и на выплату страховки за лошадиные призы, то есть опять-таки на убийства. Не позволяю.
Между нами: больше всего мне хотелось бы финала в духе Диккенса: чтобы минут через десять после получения Вами этого письма группа хорошо одетых людей вывалила из конторы на Старо-Невском и кортеж полетел на Шоссе Революции, где живет сестра (предупредить, не напугать!). Извиниться, вручить цветы, вообще ни разу не хамить. Не скрою: не возражал бы и против небольшого веселого (не траурного!) оркестра. Пожалуй, клезмеры тут были бы хороши.
Ну, посмотрим.
Самуил Лурье
27 июня 2015. Пало Альто, Калифорния."

29 июля всё было улажено и Самуил написал второе благодарное письмо.

В первом письме меня поразили две вещи, во-первых, "не западло". Откуда это чудовищное выражение у такого сноба?* И, второе, конечно, что "осталось мне от нескольких дней до нескольких недель."

В прошлую пятницу из газеты Русская Германия я узнала, что 8 августа его не стало. Некролог в ней был отвратительно пафосный, чего Самуил так не любил.

Каким он был? По-моему, кратко и верно сказал о Самуиле Лурье Дмитрий Быков:

 «Лурье всегда позиционировал себя как скептика и циника. Не лучшая маска. Но скептики и циники хороши интеллектуальным бесстрашием и готовностью признаться не только в чужой глупости, но и в своей тотальной ненужности.  …На его примере как раз очень видно, чем отличается начитанный воображала от человека, действительно живущего культурой».

Вот как вспоминает о нём Виктор Шендерович:

"Один из самых лучших людей, которых я знал в жизни. Человек безукоризненного поведения и поразительного литературного таланта."

В "Росбалте" театральный критик Дмитрий Цилинкин:

"Я могу присоединиться к Виктору Шендеровичу, который сказал, что Самуил Лурье был одним из самых лучших людей, которых он знал в жизни. Для меня, конечно, тоже. Он был моим драгоценным другом и учителем, без которого моя жизнь была бы другой и гораздо хуже. Я сам был бы другим и гораздо хуже, если бы не эта драгоценная в моей жизни встреча. Если у меня в жизни что-то и получилось, то главное — дружба с Самуилом Лурье."

По словам театрального критика Дмитрия Цилинкина, Самуил Лурье был первым пером Петербурга и "человеком, который лучше всех по-русски писал среди всех нас". "При этом он был моральным авторитетом — благодаря ему я узнал, как в твоей собственной жизни другой человек может быть твоей совестью", — подчеркнул Циликин.

Подробнее: http://www.rosbalt.ru/piter/2015/08/08/1427414.html

Вот слова главного редактора журнала "Звезда":

"Ушёл едва ли не самый блестящий, а м.б. и просто - самый блестящий стилист последних десятилетий. Человек удивительного, парадоксального, тонкого, сильного мировосприятия."

Некролог в The New Times, написанный журналистом Г. Гусейновым был несколько лучше чем от Стекол из Русской Германии, назвал он его "Прости, Саня". Ниже помещаю некоторые абзацы, убрав из него лишнее и почти всё неказистое.

"Перфекционист, охочий до нового и живого, но твердо отчеркнувший когда-то для себя черту, за которую выход запрещен, да, Самуил Аронович Лурье — перфекционист. Но не имперфектный, как большинство перфекционистов, получающих этот титул в порядке извинения, что, мол, мало сделали как раз потому, что перфекционисты. Нет, Самуил Лурье — перфектный перфекционист. Перо, речь, журнал, преподавание — всего много, и все — прекрасно.

Никакая бумага не передадут атмосферу, создаваемую его голосом , тоном, жестикуляцией — на лекциях, которые он почти полтора десятилетия читал в Сахаровском университете в Баварии. Встреч — с самого начала 1990-х в Замке Шнай и года два-три в городке Виллебадэссене — каждый год ждали с нарастающей горечью. Перфекционист-читатель и писатель вступал в нём в конфликт с перфекционистом-кристаллизатором литературной жизни." (тут Гусейнов темнит.)

"За его спиной стоял и публицист Мережковский с его «грядущим хамом».

За его спиной стояли и писатели сталинской и послесталинской эпох с их опытом приспособленчества и выращивания нового человека.

Этого нового человека Самуил Лурье ненавидел."( Кого он ненавидел ещё больше, Самуил ни раз сказал в открытую на своих выступлениях.)

"Но поскольку говорил он о своей ненависти и её исторических корнях на прекрасном языке, с применением всего культурно-исторического арсенала" ( тут бы Самуил спросил, что это такое?)"питерской интеллигенции, его слушали и воспринимали только те, кто любил. А чужаки — пожимали плечами...

Это была еще и драма перфекциониста-русского еврея. В стране, где Моисею или Менаше надо было зваться Мишей, а Исааку — Сашей, Самуил Лурье звался прекрасным разговорным Саней... Русский Саня, свой, почти свой. И еврейский Самуил Аронович — чужой и чуть-чуть надменный, это была его гармония. Раздвоенный, как все советские евреи**, Самуил Лурье был, так сказать, не «красным», а «белым» евреем. Или либералом. 

Страшная болезнь как будто совпала с траекторией политического и гражданского упадка общества, которое Самуил Лурье окормлял высокой литературой. Как ни крути, впадаешь в ложный пафос***. Саня, прости, дорогой… "

"Его слушали и воспринимали только те, кто любил."
Как хорошо, что остались книги, аудио- и видео-записи (в первую очередь из тех что можно послушать в интернете, пожалуй, цикл лекций "Техника текста"). В них он продолжает жить.

* для себя могу это объяснить только следствием действия на него выдуманного им же самим, молодого  и бесшабашного рецензента С. Гедройца, под именем которого он писал, начиная с 2003 года, почти десять лет

** это клише, его отец, например, был гармоничен, или можно взять для примера успешного Льва Лурье, тоже из Питера, чуток по-моложе. В его случае, думаю, сказалось рождение во время войны, в эвакуации, в атмосфере стаха (отец на фронте) и голода.

*** это не пафос, это по-дурацки сформулированная лесть, которую Самуил на дух не переносил