Дети Войны

               
                Дети войны

                Пулемёт на высотке

  Мне было тогда семь лет, и я был самый младший в отряде. Но я имел немецкий штык  в ножнах, который носил на ремне через плечо, воображая саблю. У Петьки была ракетница, которую он носил за ремнём, воображая пистолет, только ни одного заряда у него не было. У Кулака был обрез ружья с одним патроном и без пороха.  У Крючка была только рама сгоревшего нагана, у Воробья - только финка, но настоящая, с наборной ручкой. У Сивого был настоящий немецкий автомат но без магазина.  Сирота, тощий как муравей пацан, носил с собой бритву погибшего отца и мечтал  зарезать ею Гитлера. И ещё у нас был Мирон, угрюмый двенадцатилетний  пацан, умеющий делать всё по хозяйству, как мать или отец, которых убили немцы. В общем, всего нас было восьмеро беспризорных, бродячих детей, родители которых погибли при бомбардировке пассажирских поездов, проходящих через наш полустанок А вот командиром у нас была местная девица Валька, тоже нищая и бездомная, живущая с бабулей в одном из подвалов местного колхоза. Ах эта Валька, дерзкая, бойкая, умная, драчунья, воровка, красавица. Это она узнала про блиндаж в лесу, всех нас нашла, собрала, вдохновила, накормила, научила добывать себе пищу. У Вальки был настоящий маленький пистолет с кобурой, который, по её словам, она с труппа генерала спёрла. Носила она его под юбкой на ремне и показала по секрету только нам, как сейчас помню, вместе с грязными трусами, и не менее грязными коленками.    На первом  же сборе в блиндаже Валька нам растолковала самое главное. Как оказалось, мы теперь - партизанский отряд, будем  воевать с немцами, которые,  будто бы вот–вот должны были вернуться, чтобы раненых добить и всех нас поубивать.  А потому мы должны были всюду выискивать всякое оружие, учиться стрелять, взрывать и при этом сами как-то питаться. Не знаю, как все, но я этого не мог понять, потому как давно ничего не ел и почему-то в этом смысле так надеялся на Вальку, хотя у неё тоже с собой ничего пожевать и не было. И всё же не зря надеялся. Дав общие распоряжения, оставив Мирона старшим, Валька рванула,  на промысел в село, на станцию, к поездам. Мы же, разобрав все возможные емкости в блиндаже и вокруг, двинулись кто вдоль лесной дороги, кто - в поле, конечно же, с надеждой найти хоть что-то съестное, или то, что можно сменять на хлеб. А вот здесь мне сразу повезло - едва ступив из леса на чернозём, я вдруг  обнаружил бесконечный нетронутый ряд прошлогодней свёклы, у которой только листья опали, а корень был хоть и мягкий , но целенький. Я сразу съел две штуки, потом ещё две. Возвращаясь "домой", уже с полным мешком, я нашёл ещё и родничок.  Напился, присел, отдохнул и вдруг на меня навалилось такое счастье, что сразу вспомнил маму и папу, которых, конечно, очень ждал, не веря в их гибель в том ужасном крушении. Дело, в том, что немцы разбомбили только меньшую часть нашего поезда. Большую  часть паровоз так и утащил. Я почему-то оказался в задней части, долго горящей, и прожил я возле неё ещё три дня, кормясь возле рабочих и тем, что подавал народ.
  Потом много дней жил на станции, прося  милостыню, ночуя там же, в старых вагонах, надеясь на то, что родители, явно оставшиеся в первой части состава,  вернутся за мной, за единственным своим сыном. Но не вернулись. В детский дом, как в тюрьму, я не захотел, и решил остаться на полустанке с надеждой всё таки на встречу с мамой и папой или на месть фашистам. За свёклой я ещё дважды ходил. 
  - Хватит пока,- сказал Мирон, - здесь, если не съедим, она сгниёт, а там поцелее будет.
  Да я и сам это знал. Петька нашёл настоящий, большой немецкий ранец-рюкзак, который взрывом забросило на такое высокое дерево, что нам  с ним  пришлось рубить это дерево моим тесаком до самого вечера. Кулак нашёл в танке солдатский вещмешок, набитый махоркой, которая тогда была ах как в цене. Крючок нашёл гранату. Воробей тоже нашёл нескошенный ряд кукурузы. Сивый притащил бак, годный для хранения воды. Сирота принёс три солдатских котелка и только один из них с крышкой. Немецкий рюкзак открывали уже  вечером. Там было много чего ценного, пожрать и обменять, но меня больше всего поразило то, что добыла Валька. Вы не поверите, она поставила на стол две огромные бутылки настоящего подсолнечного масла, десяток старых деревянных ложек, мне же она кинула на  колени новенькие ботинки, со шнурками и тут же призналась в том что всё это она якобы выменяла за свой генеральский браунинг, о чём ни капли не жалеет, потому как у неё есть ещё и наган, спрятанный у бабули.
  Все почему-то уставились на меня, мол вот те раз, за что ему-то, ведь она не могла знать про мою свёклу. Я тоже был так удивлён и растерян, что и разревелся. Но, нас ждал «пир», уж таков был наш командир, не могла она не отметить наш первый партизанский день, тем более, что было чем. Каждый из бойцов, хоть что-нибудь да, принёс, пусть даже и несъедобное. На первое Мирон разлил по банкам, по котелкам, по крышкам самый настоящий борщ из корней капусты, с поджаркой на масле, из свёклы, лука, моркови, муки, сухарей, с добавкой тушёнки. На второе ели кашу из кукурузы, свёклы, пополам с прекрасной немецкой тушёнкой. Чай пили, опять же, из отвара свеклы, но зато с галетным немецким печеньем и каждому досталось по кусочку от большой чёрной шоколадки. Вот чего у нас тогда не было, так это хлеба, соли,  всякой там посуды, зеркала, мыла, молотка, шила, иголки, дратвы, чтобы Мирон мог ремонтировать нам обувь, да и одежонку если уж совсем сползла.   
  Дежурить решили по списку, то есть если первый начинал засыпать, то  будил следующего. А я как заступил, так один и проревел, проходил, просидел, промечтал всю ночь. Ужас был в том, что узнал я эти ботики-то.  Мои они.  Мама в тот день купила их с рук на вокзале. В вагоне я их рассматривал, мерил и спрятал в свою сумку на самое дно, да ещё шнурком привязал за ручку. Чуть свет – я  к Вальке, мол, давай сознавайся. Она, конечно, созналась и тоже расплакалась. Как оказалось, родители мои таки погибли в последнем вагоне из тех, что паровоз увёз. Папа ,похоже, сразу погиб, мама же успела попросить проводников передать сыну  хотя бы ботинки. Вот и передали. Спасибо, мама. Спасибо, люди.
  С оружием на полустанке была просто беда - его как бы и подобрали военные, но видно не всё. Что ни день, то стрельба, а то и взрывы там всякие. Гибли дети, скот, строения. По воскресениям милиция на подводе объезжала село, стучала в рельс, и люди выносили оружие, но дети снова натаскивали, а то и сами меняли за кусок сахара на перроне.  Я это всё к чему? А всё к тому же -  бойцы нашего отряда тоже были знакомы со всеми видами стрелкового вооружения и даже уже стреляли все до единого, если не врали. Так что Валька решила пока  не обучать нас стрельбе, а только собирать и прятать оружие и патроны, гранаты и мины, снаряды, а как наберём на каждого по пять  штук, тогда и постреляем и гранаты побросаем, уйдя подальше от полустанка. Решила-то шила, но сама же потом и отменила частично, не согласовав с народом. Женщины, господи. 
 Как оказалось, после утраты пистолета, у неё кроме нагана остался ещё и пулемёт,  настоящий, Максим, на колёсах и даже с патронами. Отыскала она его в норе, где местные глину копали, а коль никто больше не видел, она взяла да и обвалила на него весь навал, пополам с песком и камнями. А душа-то болит, заржавеет ведь сердешный. Вот она теперь и решила - раскопать, привести в порядок, а то и пострелять всем отрядом, в порядке, так сказать, обучения.
  Мы, конечно, в восторге. Но Валька на дело взяла с собой всех, кроме меня. Чего, говорит, тебе там делать-то? А здесь будешь ботинки свои охранять, а то упаси бог  чего. 
  Ушли чуть свет, пришли уже затемно, принесли разобранный пулемёт, вонь солидола  и голод собачий, конечно же.
  Но я им тоже такое припас, что все рты и раскрыли - приготовил борщ, кашу и компот из ягод рябины, росшей прямо над блиндажом, которую так никто и не приметил. Тоже мне партизаны! Всё бы ничего,о Валька и на следующий день на стрельбу меня не взяла, но не просто так, а по просьбе отряда, ибо народ, видите ли,  захотел именно моего борща. Да и не было там ни какой стрельбы. Так, суета одна. Едва только Валька одну очередь дала, как пулемёт заглох, а пока Мирон с ним  разбирался, сзади команда: "Встать! Руки вверх!" Глядь, а перед ними три бойца на конях, с карабинами, с саблями и гневные до невозможности. В общем, арестовали их. И они ещё бог знает сколько топали рядом с конями в сторону леса, где оказалась воинская часть, куда Валька и стреляла, дура набитая.  А им ещё и с командиром части повезло - к вечеру  явились помытыми, сытыми, в новом солдатском обмундировании, подогнанном  каждому персонально, с вещмешками, полными мукой, крупами, макаронами, пшеном, консервами, жирами, хлебом. А коль меня там не было, то Валька умудрилась захватить и на меня мешок с сухим пайком и комплект обмундирования для своей, так сказать, коммерции. И всё таки, наш командир перехитрил  военного - всё про всех нас рассказала, и , говорят, со слезами  даже, но ни намёка на цель отряда, на сбор оружия. И даже сделала вывод: «Коль артиллеристы появились, стало быть, ждут наступления немцев».
 
               
    
                Самолёт в лесу               

Про немецкий самолёт в лесу Валька узнала от своей бабули, та - от более молодой подруги, которая ходила с внуком по грибы да и наткнулась на трупный смрад, по которому добралась и до источника этого смрада. Близко они, конечно, не подошли, но и издали было виднать, что огромный самолет врезался в группу гигантских дубов да так и застрял на весу, как это ни странно для такой махины. Разумеется, Валька сразу - к нам.
  - Вот это новость! Вот что это, как это? Он что там, самолёт этот, бумажный что ли? - рассуждала  Валька, пытаясь заинтересовать своей идеей немедленного выхода на объект.
  Да все и без того загорелись, представляя себе хороший навар от покойничков. Но вот закавыка - противогазы нужны. А где их взять? Никто и не видел их с роду. Да и детских, небось, не делали. Но, Валька есть Валька, ей только тему. За два настоящих противогаза для взрослых , самого малого размера Вальке пришлось отдать пожарнику свой наган  и ещё коробку патронов в запаянной упаковке. Противогазы подошли только Мирону и Вальке и то если надеть их на пилотки, а затем плотно верёвкой примотать к лицу, чтоб, значит,  воздух снаружи под резину не попадал. 
  Но и на этот раз меня чуть было «дома» не оставили. Хорошо, что Петька вступился.
  - Погоди, командир, что мы вообще знаем о той беде? А коль придётся в иллюминатор лезть, кто кроме Сеньки?
  Пришлось мне сдавать автомат, инструктировать Крючка про суп, про кашу, и вообще предупреждать, чтоб сам не обжирался. Хотя если честно, то я туда шёл как в бой, не глядя никому в глаза, представляя себе все ужасы с мертвяками. Это ж немцы, что им народ? Могли и заминировать, да так, что и близко не подойти. Но подошли, подошли. Почувствовав вонь, ещё более напряглись. Уткнулись в овраг, отдышались. Обтёрлись, напились воды. И как ни странно, по оврагу подошли ещё ближе к самолёту и вонь стала  реже и даже вкуснее, как мне показалось.
  Самолёт, конечно, впечатлял. Вот уж громадина! Поскольку точки опоры его я так и не нашёл, казалось, что он вот-вот рухнет или взлетит. Нам бы обойти его в поисках удобных дыр, или дверей, да куда там - Валька с Мироном, напялив  противогазы и перекрестившись, сразу  полезли в ближайшую рваную щель, потому как к ней удобно сложились сучья. Внутри, однако, оказалось светло. Густо прошитый осколками и пулями фюзеляж, ко всему был еще и многократно порван,  и, как ожидалось, сплошь был завален труппами. Пытаясь шагнуть через труп, Мирон задел соседний и случилось невероятное - голова соседа вдруг отвалилась, скатилась к ногам Вальки, при этом в обеих глазницах несчастного крупной лапшой шевелились серые черви.  Теряя сознание, Валька ухватилась за друга, а тот, крикнув пацанам, кинул им на руки Вальку. Сам же в некоем безумном угаре схватился выбрасывать в дыру всё, что было на полу, под рукой, пока сам держался на ногах, и пока стёкла противогаза не запотели. Как потом посчитали, он успел выбросить четыре ранца,  три автомата, пять фуражек, бинокль, офицерский ремень с пистолетом, планшет с картами, один ботинок и губную гармошку, представьте. Пришлось и Мирона ловить,  раздевать, отливать ледяной водой. А как все отошли, успокоились, так и заскулили от голода, намекая Вальке на ближайший, немецкий рюкзак и никак иначе.Нам, конечно, к голоду не привыкать, но так было интересно, что там такого необычного для диверсантов, наверняка летевших надолго в наш дальний тыл? Да Валька бы и не против, а как там взять, если, опять же, по её словам, покойникам не менее полугода? Мирон начал высчитывать там что–то, а Петька за его спиной, но на глазах у всех, открыл ранец, понюхал, затем как то открыл банку да прямо рукой  одну котлету и проглотил. Все ахнули да так и замерли в ожидании.  Петька же достал ещё и флягу в мешочке, потряс, скорчил рожу, отвинтил, хлебнул, ещё раз хлебнул, а как сделал  «рык» и рот до ушей, все так и кинулись к нему, хотя бы за одним глоточком. Но Валька  сказала : «Стоп! Тут разобраться надо!»  Забрала флягу, сама хлебнула, вытряхнула ранец, всё понюхала, осмотрела, и опять же лихо сказала: «Там, в самолёте, ещё много всего. Сейчас пока на всех один рюкзак и флягу, всё остальное - домой потащим». И прямо здесь, возле самолёта, а точнее метрах в пяти от дыры в фюзеляже, мы вмиг всё съели, и выпили, да, тут же и уснули, уже совсем не чувствуя запаха смерти. А ведь там  были продукты не только в герметичной упаковке, - например, шоколад, сухари, печенье, ещё что-то...   
  Валька с Мироном есть не могли. Куда уж им, до сих пор тошнило. Но и ребят туда не могли пустить. И что делать, не пропадать же добру. Да мы на этих ранцах и парашютах год проживём, да ещё и приоденемся, как нормальные,- сказала командир и предложила Мирону ещё один план вторжения. Пока все спали, Валька наметила на Фюзеляже ещё два висящих его куска, которые нужно только отогнуть и входи, как домой. Да, но и это ещё не всё. Валька вдруг взяла противогаз, вывернула его, протёрла стёкла  подолом юбки, смочила пальчик в ближайшей банке и аккуратно смазала оба стёкла, разумеется, первоклассным  немецким жиром, чтоб, значит, стёкла не запотели. И откуда она такое могла знать? То же самое она проделала и с другим противогазом. Только зря со вторым-то, Мирон её больше в тот гроб не пустил. Да и сам он, как ни куражился, мог попасть только в кабину лётчиков, где было три трупа, которые и припасли для него: три пистолета, три автомата, три парашюта, три офицерских ранца, три дополнительные фляги рома, три ракетницы, три бинокля, три бритвенных прибора, кучу каких-то документов. И хотя за долгую возню   в самолёте стёкла в противогазе Мирона так и не запотели, и  вонь в его нос не попала, он всё таки предложил отложить этот грех, попробовать как-то дожить до первых морозов, а уж там веселей пойдёт.
  - Ну, это если мороз ахнет за сорок,- вставил Петька.- А если, как в прошлый год? 
  - А если как в прошлый год,- подхватил Кулак,- то до весны мы все простудимся и сдохнем, как кролики.
  - Ладно,ладно! - вскричала Валька.- Давайте обсудим. Кто что ещё предлагает. Ну смелей, смелей, жизнь на кону.
  Петька вдруг предложил срочно начать строить настоящий дом - с окнами, с печкой с общим столом и кроватью для каждого. Сирота предложил создать команду для заготовки желудей, а на текущее пропитание выливать сусликов. У Сивого отец был охотник, так он предложил на все пистолеты выменять ружья и заняться охотой хоть на кого-нибудь. Воробей предложил добыть сеть и заняться рыбалкой в ближайшем озере. Кулак предложил все найденные автоматы спрятать здесь же, возле самолёта, а самого его отпустить за милостыней по поездам, и он будет всё до куска приносить  в семью. Я предложил пошарить с метлой по колхозным амбарам, в которых иногда я ночевал, и в которых ещё можно кое что наскрести в щелях выше полов, если сколотить лестницу.
  Разговор получился долгим.  В результате были приняты все предложения, кроме милостыни по поездам, где по словам Вальки всё давно схвачено и новичка там просто прибьют. По приходу домой отряд уже был неузнаваем - каждый был озабочен своим делом и общей тревогой за выживание. Представьте, даже на довольно вкусном ужине, сварганенном Крючком, никто и не заикнулся про добавку, понимая необходимость строжайшей экономии. Утром - чай-свекольник с печеньем и - по работам. Сирота с Сивым, пока не было ружей, помчались на озеро выливать сусликов, ловить лягушек, собирать жёлуди. Мирон с Петькой и Кулаком - рыть траншею под фундамент дома. Крючок с Воробьём - на речку рыбачить с двумя самодельными удочками. Я же, за неимением лестницы, снова попёр в поле за кукурузой и свёклой, да и вообще на свободный поиск всего нужного и съедобного.
               
               

            Последний взрыв на  полустанке.

Валька к вечеру притащила топор, пилу лопату, гвозди и убойную новость, хуже которой мог быть только мировой потоп. Как, оказалось, недавно, а точнее ещё в обед, через полустанок без остановки прошёл ещё частично горящий пассажирский, поезд, атакованный немецким самолётом на соседней станции. Более того, едва Валька это сообщила, как заухала та самая артиллерийская часть, которая нас когда-то так приголубила.
  - Всё!- сказала Валька.- Наступление! Выдвигаемся на позицию.
  А что такое позиция? А позиция, по мнению Вальки, это такое место, на котором хранится боезапас, и с которого мы должны вести боевые действия. И находилась  она за семафором, где лес подходил к насыпи метров на сорок и где в кустах давно уже лежали три наших новых крупнокалиберных снаряда, найденных Валькой ещё до того, как она собрала отряд. А рядом с блиндажом лежал ещё один точно такой же снаряд, из которого Валька сделала как бы учебный, и как раз на нём она когда-то наглядно показала отряду как можно без всякой пушки, с помощью одного снаряда, взорвать рельсы и тем самым угробить целый эшелон врага. То есть снаряд частично уже был готов к боевой атаке, осталось лишь вывинтить капсюль, сменить макет запала гранаты на настоящий, прицепить верёвку подлинней да и дёрнуть как следует. Вот почему именно этот снаряд Валька решила теперь срочно вынести на боевую позицию и привести в боевую готовность.
  Снаряд тащили всем отрядом на носилках в полутьме, через поле, поминутно меняясь. Притащив, кинули рядом с теми тремя, прикрыли ветками и ушли спать.
  С утра за лесом снова стреляли пушки - поди знай, то ли учения, то ли бой ведут. Ну, мы на всякий случай мигом пожрали и - на позицию. Валька решила тоже провести учение, как же без этого. Снаряд к насыпи надо примерить - как он там станет? Может подложить что снизу или сверху? Как там запал поместится, как ляжет верёвка и как её лучше спрятать. Валька сама, заползла на насыпь, послушала рельс, аккурат под шпалой выкопала пещеру и махнула рукой – мол, давай быстрей!  Готовый к бою снаряд, то есть уже без капсюля, но с учебным гранатным запалом стоял на доске, с которой его и предстояло закопать, строго выдержав  вертикальность. Подтащили, поставили, примерили да и задвинули прям под шпалу, на уровень рельса, чтобы тут же прикопать, оставив конец верёвки, достающий  до самой позиции, на которой оставались я и Сирота, как охрана, да и как малые,  которые только путаются под ногами. Собрались, отряхнулись, присели, и Валька продолжила свой урок.
  - Вот что мы сейчас сделали? Правильно, привели снаряд в боевое положение. Теперь сидим и ждём. Если будет снова война, и поезд окажется немецким, то на паровозе будет охрана впереди и по бокам и всякая там ихняя свастика. Подпускаем его вон к тому белому столбику, верёвкой вырываем чеку, поезд летит к чёрты-пёрты.  А вот тут уже, как карта ляжет: если  состав с живой силой, то бросаем всё и рвем в лес во весь дух и встречаемся уже дома. А коль  там окажется  только техника, то можно и повоевать, перебить охрану и найти пожрать что-нибудь.
  - Ага, убежишь от них, - вдруг сказал Сирота,- спустят собак, окружат.
  - Ну и что как окружат! - вскричала Валька, - Зато повоюем, за всех отомстим. Даром что ли с голодухи пухли? А ты если трусишь, то и проваливай в свой подвал. Так крысы тебя там и сожрут.
  – А я чё? Я ничё. Я просто так. Интересно же,- буркнул Сирота и отвернулся, вытирая грязным рукавом глаза, скорее от обиды, чем от страха.
  А если честно, то все мы думали так же, как Сирота, но, как ни странно, о страхе и понятия не имели.
  Пока мы так сидели, вдруг открылся семафор, пропуская поезд. С другой стороны появилась ручная дрезина с рабочими. Мы, разумеется, притаились - негоже, чтобы нас видели возле своей же позиции. Рабочие стащили свою дрезину с рельс, пассажирский прошёл без остановки.
  - Ну всё, пошли,- сказала Валька,- снятие «мины» тоже важная часть урока. А вы можете здесь посидеть,- добавила она, обращаясь к Сироте и ко мне.- Вам всё равно там не подступиться. Я, присев на другой снаряд, видел, как Валька первой начала  копать гравий и песок руками... 
  Сам взрыв я не слышал и не видел, меня вдруг что-то так толкнуло, что я как бы так и улетел куда-то. Очнулся в кустах, и, еще ничего не понимая, подумал: "Откуда столько народу-то, где это я?"
  Сильно тошнило. Встал, взялся за дерево. И вдруг весь мир наполнился звуками. Толпа как-то странно себя вела. Я - туда. Проскочил внутрь... да чуть было не свалился в огромную воронку, на дне которой блестела лужа.. сверху же рельсы так и свернулись кольцами. Вот здесь я всё понял - Взрыв! Катастрофа! Но где же ребята? Ну, где? Где? У кого бы спросить? Спросить? Так ведь никто ж нас не знает. Стоп! Так они ж в лесу! Конечно, в лесу! Чуть там что–то не так, они и рванули. А как же без меня? А где Сирота? Он же со мной был. Неужели  сбежал? А может он со всеми?
  Решив тоже бежать в лес, я выбрался из толпы и увидел как три дамы  в белых халатах столовыми вилками что то собирали с земли и клали, каждая в своё ведро. Я подошел, хотел было спросить, но, не успел.
  - А как же мы это всё будем снимать? - сказала одна дама другой и подняла лицо на сноп телефонных проводов, увешанных чёрным тряпьём и еще чем то.- И нечего тут  глазеть!– рявкнула, она на меня.- Иди отсюда! Шляются тут, а потом вас с проводов по частям сгребай, делать нам больше нечего!
  Вторая баба тоже заорала, но на милиционера. А я уже был там, под проводами и уже узнал среди всех прочих останков друзей большую, красную, вязанную, бабушкину кофту нашей незабываемой Вальки.
  Очнулся я на милицейской телеге, рядом с мёртвым Сиротой. Привезли нас, как ни странно, не в милицию, а в больницу. Сироту, похоже, в морг. Меня же обмыли, осмотрели, накормили, уложили, а утренним рабочим, в сопровождении милиционера  отвезли в  детских дом.
  И полетело время. Мне вот уже семьдесят с лишним, но помню всех и до сих тлею душой над тем, как же всё таки взорвался-то наш «учебный» снаряд? Тут куда ни кинь - всюду клин. Скорее всего, наша любимая командирша, в полутьме да в впопыхах, вместо самодельного запала сунула боевой, который и «выронил» свою чеку от сотрясения подкопанной шпалы вместе со старым рельсом.