Мессалина

В большом зале императорского дворца в положении полулежа возлежал император Клавдий и неторопливо пил вино. Возлегая на ложе, он не только принимал пищу, но и
решал множество вопросов - читал, писал, заключал различные сделки и договоры. Ложе его располагалось на высоких резных ножках с плетеным основанием, на которое были уложены матрас с атласным покрывалом и атласные перовые подушки. В данное время Клавдий цедил сквозь зубы вино и думал о делах своих насущных.
Неожиданно раздались быстрые шаги, и через несколько секунд чернокожий, седоволосый раб, лет сорока, коснулся лбом мраморного пола перед императором:
- О величайший, достойнейший Цезарь Клавдий - отец отечества, бывший консул,
цензор...
- Дай сначала принять чашу прекрасного вина. Мне следует еще  дописать
 «Наставление по игре с костями», - недовольно посмотрел на него Клавдий...
Цезарь полулежа на высоком деревянном диване, допивал вино.
- Тебе, раб Аппий, следует изучать мои труды. К примеру,  «История  Карфагена».
- Великий Цезарь, что далекое, то чуждо, что близко, то родное, - попытался завуалировать свое нежелание раб.
- Из далекого мы учимся, чтобы близкое никуда не ушло. Как ты можешь знать себя,
не зная истоки происхождения своих потомков? - усмехнулся Цезарь.
- Пусть этим занимаются  историки. Какое мне дело до черных рабов, которые грели
холодные места в городе  Карфагена. Мне важно вовремя донести информацию, что происходит в вашем дворце, мой император! - с достоинством ответил Аппий.
- Лучше новостей бывает твое не появление. - вздохнул Клавдий. - Ты мне вновь принес новость об Мессалине? Но так ли надежен источник твоих вестей? Из закулисных разговоров всегда плетется паутина вокруг меня. Это мне напоминает работу паука. Тихое укачивание дает повод для засыпания. Что на этот раз скажешь?-
император оставил пустой кубок в сторону и вопросительно взглянул на Аппия.
- Ваша Мессалина надела на грудь золотые ленточки.
- Как думаешь, мой верный раб, с какой целью она украшает себе грудь?
- Мне не следует, Цезарь, придавать этому значение. Любой взгляд на вашу жену может стоить мне жизни. Но, признаюсь, увиденное приводит  меня в трепет.
- Твои зоркие глаза должны неустанно следить за украшениями Мессалины. В золотых ленточках небольшая длина, но тянется длинная вереница закулисных тайн и сплетен,
что мне не нравится.
Каждая мышь в моем дворце должна знать свое место. А сейчас приведи мне жену, - повелительно проговорил император.

Мессалина большое внимание придавала своей внешности и нарядам. Императрица, будучи женщиной страстной и влюбчивой, не пропускала ни одного красивого мужчины, и это ей до сих пор чудесным образом сходило с рук.
Клавдий пламенно осуждал и изобличал разврат придворной знати, но не ведал, что творится у него дома. Приближенные не решались открыть ему глаза, опасаясь гнева хитрой и коварной женщины. Ведь, хоть Клавдий и правил Римской империей, им самим безраздельно правила Мессалина.
В будуаре императрицы служанки бегали вокруг своей повелительницы, стараясь исполнять все ее капризы.         
- Юлия первая, посмотри, что с моими волосами? Мне кажется, они потускнели.
- Госпожа Мессалина, ваши волосы достойны восхищения! - с трепетом
произнесла та. - Но если вам так кажется, я промою их специальным травяным настояем.
- Завтра промоешь. Юлия вторая! Где ты, лентяйка? - Мессалина возвысила голос.
- Я здесь, моя госпожа! - девушка преклонила перед ней колени.
- Погляди на мое платье!
- Моя госпожа, я день и ночь не спускаю с него глаз.
- Почему я это не заметила?
- Я стараюсь это делать незаметно.
- Вот как? Ты считаешь себя умнее своей императрицы? Вон с глаз моих!
- Но... - служанка хотела что-то сказать в оправдание, но Мессалина гневно сверкнула не нее глазами. - Я сказала "Вон!".. Юлия третья, подойди ко мне поближе. Вот посмотри: ты закрыла мою грудь тканью от любопытства и созерцания. Мне это не нравится.
- Госпожа, в нашем обществе не принято сильно обнажать грудь.
- Послушай меня, третья служанка: молчит тот, кто получает от меня еду, тунику, обувь, жилье, а говорит тот: кто тебе все это дает! Поэтому принимая мои блага, ты должна понимать, что все это с небес не падает. За моей красотой, изворотливостью, неповторимостью, игрой, пиаром, следует избранное общество! А где богатые люди, там мое состояние,- деньги, прибыль, интерес ко мне. А отсюда твое существование на белом свете. Четвертая Юлия, принеси мне украшения!
- Моя госпожа, я забыла где они находятся! - склонилаз перед ней голову служанка.
- Скажите, мне ли беспокоиться о твоей памяти? Твоя забывчивость перекрывает  завесу логики, но не настолько, чтобы стереть врожденный  дар памяти. Вижу, ты совсем засиделись возле меня, и тебя пора менять на ту, у которой хорошая память.  А теперь все становитесь перед мной и слушайте мою команду! Все в один такт подымаем правую ногу, затем левую. Начали! Живее! А куда делись ваши руки? Они должны быть в движении. Побыстрее! Юлия четвертая, ты о чем думаешь?
- Можно, моя госпожа, поискать золотые украшения?
- Может, твоя забывчивость принесет больше пользы в танцах?
- Что из того, когда подымутся мои руки и ноги?
- Вот если бы ты, Юлия, научилась разумению, то не знала бы роль служанки. Только внутренняя сила ведет и окрыляет человека! Могучая страсть преодолевает любые завалы, преграды на пути. В могучей энергии - исток неповторимой индивидуальной страсти, дающей начало новым преобразованиям. Но опасайся перейти недозволенное. Сознательная  сила эмоциональной устремленности пойдет тебе, Юлия, на пользу. Выражай искусство не только в мыслях, но и в делах.
- Мне бы, госпожа, что-то попроще.
- Исходя от твоего пассивного действия, скрытых эмоций, наивной  улыбки? Что могу сказать? В твоем импульсивном выражении танца приму  за науку увиденное в свою пользу. Это послужит хорошим подспорьем для меня в жизни. Но не стоит упрощать того, чем ты еще можешь удивить меня.

Раб  Аппий зашел в зал, где танцевали девушки, когда страсность танца достигла наивысшей точки. Он застыл, как завороженный, увидев это. Созерцательность и горячий темперамент, упоительная истома и стихийная порывистость соединились в этом танце, в котором раскрывались в полной силе яркость красок, буйное богатство гармонии и ритмов. Принцип построения был основан на контрастном сопоставлении эпизодов плавного лирического танца с дикой порывистостью и значительном ускорением темпа с усилением общей звучности.         
Движения семи Юлий представляли собой бурный водоворот не только рук и ног, но и стройных изящных молодых тел. В видимом зрелище уже не было, ни первых, ни вторых служанок.
Аппий в безмолвии сел на колени, сжал свои сухие пальцы. Рот его с тонкими губами был открыт, через который невольно текла слюна. «Все хотят острых зрелищ,- подумал Аппий,- а что скажет об этом сам Цезарь? Ведь он мне запретил смотреть на красивых женщин. В запретном еще больше разгорается огнь».
Повернувшись к рабу, Мессалина дала ему знак подойти поближе.
- Вот, полюбуйся на искусство служанок. Все ли было хорошо?
- Мир искусного танца женщины не будет иметь завершения. Весь мир зависит от живота женщины. - произнес раб, опустив взгляд в пол.
- Что ты имеешь в виду? - Мессалина не поняла смысла его слов.
- Простите! Не позволительно мне поддаваться искушению.
- Чудо творца природы ты не трогай, - погрозила Мессалина ему пальцем и надменно произнесла: - Твое дело ходить тихо, смирно, подавать еду вовремя, а язык держать там, где ему место.
- Каким образом, моя повелительница, выразить то, что вас ждет император?
- Своим приходом и достойным взглядом.

В середине недели у императора собрался высший совет приближенных людей.
«Что было до нас, будет после нас», так написано в библии. Повелитель Меркурий, быстрый, расторопный, умелый, умный, находчивый, по наблюдению многих столетий, давал лучшие результаты в день Среды.
На столе возле императора лежала куча исписанных бумаг. Клавдий сидел молча, поглядывая на своих подчиненных, сидящих по правую и левую стороны от него. Кто хоть раз почувствовал вкус к безмерной власти, заучит все тонкости управления подчиненными. И даже некоторым строптивым найдется лакомый  кусок, чтобы их потом не раз унизить. Тот кто много берет чужого, будет видеть свой дворец, но не узнает своего сердца. Сидеть перед императором тихо, это еще не все. Важно своим взглядом показать беззаветную преданность! А как известно, великий полководец - тонкий психолог. Он своим орлиным взглядом уловит все тонкости человеческого восприятия. 
- Начнем с  Ликтора,- спокойным тоном начал тихо Цезарь. - Сейчас один из главных вопросов является безопасность императора. Людей вокруг много, а где они, там много разных слухов. Конечно, к каждому ушку не приставишь охрану, но чем сотрудников больше, тем мне спокойнее. Прошу Комита выделить необходимые средства для моих подчиненных.
- О, великий император, позвольте доложить о состоянии нашей казны!
- Только не затягивайте. Все по существу, - кивнул ему Клавдий.
- Сейчас на монетном дворе увеличена нагрузка. Рабы работают в три смены, а деньги уходят как в пропасть! И никто не знает, куда и на что они уходят! - доложил Комит.
Император, в задумчивости побарабанив пальцами по столу, изрек:   
- Значит, нужно увеличить выпуск ценных бумаг.
- В наших провинциях, великий Цезарь, их отказываются брать. - продолжил Комит. - В шахтах требуют платить только наличными. В красильнях краску не купишь за ценные бумаги. Мельники предпочитают работать только по бартеру.
- Возьмите деньги в долг у Весталок.
- Они дают под большие проценты.
- А где Эконом дворца? Не вижу?
- Мой славный император, я здесь. Сижу возле вас, - откликнулся Эконом.
- Нужно минимизировать затраты на обслуживание персонала по дворцу.
- А как-же, Цезарь, быть с другими дворцами? Они разбросаны по всей великой империи.
- Припозит, ты здесь?
- Гляжу на вас, великий император!
- Ты лишком много взял денег на армию, но мало выделил средств на священную спальню. - нахмурил брови Клавдий.
- Но ваша жена каждый день требует менять покои! Более того, она наняла несколько мастеров по разработке нового дизайна белого хитона, пригласила модельщица обуви для пошива из разной  кожи сандалий, а также заказала изготовление новых зеркал, увеличила штат обслуживающего персонала. От парикмахера добивается необыкновенной укладки волос!
- Попроси обер-камергера провести в покоях инвентаризацию. Что Мессалине не нравится, списать и поменять на новое! - приказал Клавдий.
Великий император ничего не мог поделать с капризами и требованиями горячо любимой жены. 

 Вместо того, чтобы вовремя прийти к императору, Мессалина любила  долго спать, потом понежиться в теплой чистой постели. Она не любила спешить, когда это было ей не надо. Ей чуждо было изречение: «Кто рано встает, тому Бог дает». Мессалина рассуждала после долгого сна: "Когда блага даются, привилегии подталкивают к заветным целям".
«Ну, что ж,- цинично думала жена Цезаря,- если муж любит свою жену, он будет всегда ее ждать. А я лучше отправлюсь туда, куда я хочу, -  в салон красоты».

Было уже около полудня, когда Мессалина вошла в большой  белоснежный  зал салона...
Жены высокопоставленных начальников и чиновников  толпились возле изящных украшений. Свыше прилавков висело  множество разных оттенков и цветов париков, маски для праздников, костюмы для шутов.
Поглядев на понравившийся парик, Мессалина попросила торговца подать его и надеть ей на голову.
- Ну как -  он мне подходит? - спросила она продавца.
- Все зависит от вашего окружения,- ответил торговец. - Одни любят блондинок, другие брюнеток.
- Кто посмеет сказать при мне о моих недостатках? От лести окружающих мои уши начали расти, только не хватает слов для их красоты.
- Тогда берите и светлый, и темный парик,- посоветовал торговец.
- Какие преимущества мне будут давать разные оттенки волос?
- В темное время суток больше подойдут светлые, а в дневное - чтобы волос был чернее смоли.
- Что мне посоветуете добавить к волосам цвета смоли?
- Всего лишь большой красный цветок, - подобострастно ответил продавец.
- Вы знаете,- рассуждала стоя возле большой витрины Мессалина,- что следует в темное время суток украшать волосы не только украшениями, но и золотыми нитями.
- Думаю госпожа, что вы будете иметь успех! Но, за признанием вашей моды  всегда идет закат.
- Не будет заката, не наступит рассвет!

Тщетно прождав Мессалину весь день, Клавдий смог увидиться с ней только к вечеру

Клавдий:
       
Много солнца было поутру,
А твое прелестное сияние взошло к вечерней заре.

Мессалина:

Мысли не было  украсть
Твой дневной час, мой дорогой!

Цезарь:

Минуты шли часами,
Время горечью было.
Я пил молодое вино -
Забыть пытался твой образ на постели,
В ночах не видел сновидений.

Мессалина(удивленно):

Великой волей обладая,
Сойти в умопомрачение?
Где властью невиданной обладая,
Принизить чувства в час досуга?

Цезарь:

Что вечностью создавалось,
Разрубить одним мечем
Еще никому не удалось.

Мессалина:

В сердце императора - сияние высоты,
И нет той силы,
Которая бы помешала ему однажды вниз сойти.

Цезарь:

Нет умения у того,
Кто смог бы совместить два начала.
В одном он может, все подчинив,
Миром обладать,
В другом - быть падшим перед  женской рукой!

Мессалина:

Думай о мече, что у тебя в руке.

Цезарь:

О моем мече думает имперская армия,
А мне следует разобраться о тайнах моей жены.

Мессалина:

Мне самой неведомо знать,
Что бурлит во мне самой.
Ненастный дух во мне витает,
Днем и ночью покоя не дает.

Цезарь:

Мне неведом мир твоих походок,
Неясен взгляд твоих очей.
Откуда же исходит та сила,
Чтобы по миру ты смогла смело пройти,
Меняя вкусы имперского двора?

Мессалина:

В диком поле, средь поросшего сорняка,
Вырастет  маслина, дав плод для красоты лица.
В помыслах твоих есть победа над полем брани,
Слабости Цезаря быть воином ненасытным,
Опустошая плодородные поля.
И если варвар разрушает,
То женщина веками все лучшее созидает.

Цезарь:

Тень твоя стоит на моем пути!

Мессалина:

В чем укор мне?

Цезарь:

Ты слишком много себе позволяешь!
Волна к волне силу прибавляя,
Несет разруху берегам.
Не та ли буря хлынет на меня
В час, когда фанфары
Зазвучат в моем прекрасном дворце?
Когда рассвет моей славы
Шагнул в имперские края,
Холод веет из твоей груди.

Мессалина:

Твой запрет удваивает мне силы.
В покоях ненавистен сон.
Глаза открыты ночью;
Вор моих заблуждений, в спальню проникая,
Беспощадно пробуждает к страсти!
Птица, не знающая родное гнездо,
Не вырастит птенцов.
Мельница не крутит жернова
Без напора ветра и стихии.
А где закрыты ставни,
Там тени вечные живут.

Цезарь:

Рассуждений много излагаешь,
В моем дворце богатств не счесть.
Слуги золотые нити тебе плетут;
От ленточек и украшений мир не устоит
В красоте дума и мольба
Грустью угнетют сердце,
Тревожит дух печалью человека...
Что в душе твоей таится?
Не власти ль ты моей желаешь?

Мессалина:

Желанной быть хочу!
Где фитиль до утра не погас,
Где мир страстей волнует мой порыв,
И свет блаженства струится в моей душе...

Цезарь:

Все отдал я тебе!
Сокровищ многих государств
Не жалею для тебя.
Казну не прячу от тебя,
А где ж признательности слова?..

Мессалина:

Все сыновьям твоим в награду перешло!


В священной спальне Клавдий готовился к сну.
Император был не в лучшем духе: Мессалина, сославшись на головную боль, не пожелала впустить его в свои покои.
Четыре светильника пылали ярким огнем, освещая углы большой спальни. Раб отвечавший за ночное освещение, стоял у центрального входа. Неожиданно он услышал шаги в другом зале:
- Стой! - приказал раб ночного огня. - Великий Цезарь просил до утра его не беспокоить!
Аппий в растерянности остановился.
- Мне нужно передать Цезарю важные вести.
- У тебя что-то личное? Ты уже приходил в этот день несколько раз, а сейчас слишком поздно!
- Мудрость без ночи не бывает,- настаивал Аппий. - Сам великий полководец велел мне явиться в столь поздний час.
- Тогда сними сандали! - велел раб ночного огня и приступил с советами, как говорить с Цезарем: -  Подходи к правому уху Цезаря. Нет, лучше к левому. От него быстрее все идет к сердцу.
Аппий поблагодарил раба за совет и тихо подошел к ложу Цезаря, остановившись возле правого уха. Полководец в это время проснулся:
- А ты угадал, Аппий. С правой стороны все будет вернее. Говори, с чем пришел!
- Величайший полководец, имеющий право сидеть между консулами! - начал Аппий.
- Ты забыл раб, что я должен там сидеть в позолоченном кресле, - прервал его Клавдий.
- Позвольте продолжить великий Цезарь, имеющий лучшую стражу из всадников.
- Непозволительно тебе не знать еще стражу из надежных сенаторов! - напомнил император.
- Простите, главный жрец Юпитера, наилучший стратег рифмы стихов, великий мастер силлабического и тонического слога, владеющий вольными и белыми стихами, написавшую философию и историю, а также наставления по игре с костями для будущий поколений... - стал перечислять раб все достоинства Клавдия, пока тот его не остановил в нетерпении.
- Стой! Докладывай, зачем пришел Аппий?
- Дело есть о золотых ленточках.
- Ты мне уже это говорил.
- То, что было на голове, это не главное. Ваша жена подрезала хитон.
- Что мне до того, будет ли платье короче или длиннее? Власть от этого не изменится.
- Народ только и глядит на новомодное платье императрицы, - выложил Аппий главную новость.
- Это меня радует! Но, сначала перейди на левую сторону. Так мне тебя будет удобнее слушать.
- Позвольте продолжить великий Цезарь. Теперь все смотрят не только на коленки, но
также на открытую грудь вашей жены.
- Ты уверен, что было именно такое? - нахмурился Клавдий.
- Сам заглядывал.
- Что происходило, Аппий, в это время с тобой? - императору явно не нравилась такая новость.
- Лучше мне этого не видеть и не говорить вам, доблестный полководец.
- Какая была реакция у моих подчиненных и командующих?
- Они все руки держали в карманах!
- Это говорит о достойном поведении моих воинов,- воодушевился Цезарь.
- Если бы так! Воины не хотят возвращаться в казармы.
- Что же ты мне посоветуешь, Аппий?
- Ваша жена всегда будет искать общество других нравов, - раб с некоторой жалостью
посмотрел на Клавдия. - Пусть ее жаркий пар выйдет до конца. Запрет только больше затянет узел, а опытный полководец всегда знает час своей победы.
- Это хорошее решение! - одобрительно посмотрел на него император. - Значит так: выбрасываем из дозора всякие ленточки, кружева, украшения, моду, а ведем плотное наблюдение за реакцией моих подчиненных. Никто так не ведает тайн, как время и глас человека.

Дочь Мессалины проснулась, как только яркий луч солнца коснулся ее глаза. Встав с постели, покачала головой от увиденного беспорядка: в покоях повсюду валялись разбросанные вещи. 
- Как все это противно видеть каждый день одно и тоже! Наша мамочка не приучена к порядку. Она потеряла счет своим платьям, украшениям, сандалиям, которые разбрасывает где попало. И что, -  теперь я, как служанка, буду подбирать
ее вещи? - продолжала она возмущаться. - Меня уже тошнит от ее безалаберности.  Приходит поздно ночью и падает без слов в постель! К вечеру, проснувшись, спешит опять на ночные бдения светской жизни!
- Октавия, не буди Британника своим ворчанием, - произнесла полусонная Мессалина.
- Не будить брата?.. Ты прежде заботишься о себе. Ты забыла в каком пространстве живут твои дети?! Нашу мать интересуют  только собственные удовлетворения! Ты как мать никогда меня не ласкала, не дарила улыбку. Разве я чувствовала от тебя материнскую заботу и любовь?
- Доченька, ты сыта, обута, купаешься в роскоши. Так почему же ругаешь свою мать?
- Ты даешь пример, как мне вести себя? Такого в моей жизни не будет! Слышишь? Никогда! Мы решили с братом пойти другим путем.
- Ха-ха! Вы пойдете нищим путем? И где же будут вам рады? - последние слова рассмешили Мессалину.
- Не смейся! Друзья не отвернутся, а остальные меня не волнуют.
- Видишь ли, моя дорогая, как раз в богатых сосредоточены все блага,- наставительно проговорила Мессалина.
- А разве наш отец беден?
- Богатства приходят от войн, от подчинения одного народа другим. Кто властвует тот и богат! Кто сильный, тот правый! Больше имеешь, лучшее возьмешь.
 Британник проснулся от шума в спальне и недовольно произнес:
- Дайте наследнику всех земель послушать песнь соловья, а не вашу перебранку.
- Твоим птичкам место в саду, дорогой сынок, - заметила мать, - а повелитель земель с мечом продолжит свой путь.
- Кто начал, тот пусть и продолжает, а мне только следует дожидаться
наследства, - уверенно проговорил Британник, сладко потягиваясь в постели.

В саду, под оливами, раб Аппий чинил  сандалии. Он про себя рассуждал об александрийских  стихах и некоторых тонкостях ритмо-метрической теории. К нему приближалась группа чиновников священной спальни императора и императрицы.
- Сам Цезарь поведал нам,- начал Комит, занимавший должность управляющего красильни и мельницы,- что ты, раб Аппий, преуспел в вольном сочинении белого стиха.
- Какой свет, таков мой стих,- ответил Аппий.
- Не хочешь ли ты сказать: какова роль римской империи, такова роль твоих рассуждений?
- Рассудок у того - кто главный! Кто всю власть в империи занимает. Без нашего ведома император все решает.
Обер-камергер, наступив на ногу Аппия, проговорил:
- Ты уже занимаешься ремонтом обуви несколько лет. В спальне же Мессалины давно лежат на выброс сандалии - бери и носи!
- Что подумает обо мне народ? - возразил Аппий. - Ведь каждый житель знает, в чем она ходит.
- Стихи твои мало кто знает, а вот обуви будут поклоняться, - лукаво проговорил Комит, посмотрев на остальных.
- Мне бы лучше дали кровать Мессалины. Ведь она разломана.
- Тебе, старик, поздно иметь успех. Скажи лучше, что делает во дворце Гай Силий?
- Приходит к ней поздно, уходит рано. Теперь еще она влюбилась в молодого актера Мнестера, - ответил раб.
- Никогда не видел,- признался Ликтор, отвечающий за охранные и парадные функции императора. - Мнестер совсем еще юноша.
- Актер избегает Мессалины,- добавил Препозит имевший успех в придворных делах,- но он неудачник в военных сражениях,-  императрица пожаловалась Цезарю. Возможно за неповиновения или провинность  Мнестера.
- Чем кончилось дело? - спросил  Эконом  дворца.
- Вот, когда ты еще будешь знать,- усмехнулся управляющий мельницей Комит,- то
нам делать во дворце будет нечего. Да, Мессалина пожаловалась Клавдию, что
какой-то актер осмеливается не подчиняться ее воле, не уточняя, правда, какой именно. Тогда император призвал Мнестера к себе и приказал тому выполнять все пожелания своей жены.   
- На мне вся мебель числиться! - гордо проговорил Эконом дворца, искоса глянув на Комита.
- Неужели актер обогнал более опытного и значимого Гая Силия? - спросил раб Аппий, но его не удостоили ответом.

Мессалина не могла и не хотела обуздать свою похоть. Почти каждую ночь, как только засыпал Клавдий, хватая пару ночных с капюшоном плащей и с одной лишь служанкой, блудница под вымышленным именем выбегала из дворца. Черные волосы скрыв под белокурым париком, она стремилась в лупанар(публичный дом), предпочитая простую жесткую подстилку в этом заведении мягкому ложе во дворце.   

Как-то вечером Октавия зашла к матери и застала ее за сборами.
Перед зеркалом  Мессалина одевала белокурый парик.
- Мам, ты не боишься, что тебя узнают? Ты играешь с огнем, - поняв, куда та собирается, - Октавия пыталась таким образом воздействовать на нее.
- Не бойся за меня, дочь! Не все тени узнаются ночью, - прошептала Мессалина, - а глаза мои кто увидит?
- Народ уже больше знает твою ночь, нежели день.
- Кто знает, тот молчит, кто поносит меня, тот враг себе, - наставительно проговорила Мессалина. 
- Ветер слышит, молва пробивает стены. Цезарь вечно мягкотелым не будет.
- Тот кто любит, всегда  будет  жалеть, - самоуверенно ответил Мессалина.
- У жалости две крайности. Одна ведет к беде, другая к легкому утешению. Не следует пользоваться добротой у тех, у кого она есть, - как бы предупреждая мать ее легкомысленном и неприемлемой для императрицы поведении, проговорила Октавия.   
- Мой вкус к жизни слишком далеко зашел. Реку повернуть вспять, что с ней будет? Она потеряет силу, - вздохнула та.
- Что в течении в твоем, когда мутная идет вода?
- Кто захочет, будет плыть, а кто с берега смотреть, - сказав это, Мессалина поцеловала дочь и поспешила на выход из дворца.

Жестокая и властная, она не лишена была глупости, которая выражалась в излишней самоуверенности в свою взедозволенность и безнаказанность. Мессалина не любила Клвдия, который был намного лет ее старше, но титул императрицы ей нравился. Желая полностью получить власть в свои руки, она решилась на рискованный шаг: сделать императором своего любовника, красавца Гая Силия. "Вот когда я буду по-настоящему счастлива! - грезила она в мыслях, вынашивая свой честолюбивый план.
Она дожидалась, когда Клавдий уехал из Рима, и, поспешно заключив брачный контракт, вышла замуж за Силия. Но Тиберий Нарцисс, ответственный за переписку, донес об этом императору, и тот велел схватить Мессалину и Силия.
Схваченную Мессалину поместили в сады Лукулла под надзор Домиции.
Домиция никода не одобряла стиль жизни Мессалины, но как мать ее жалела. Они вместе подготовили прошение к Клавдию о помиловании, но оно не возымело никакого действия. Такой измены император не мог простить. Мессалина была сломлена, узнав о своем приговоре. Только терерь она осознала, в какое положение сама себя поставила. Зная, что часы ее сочтены, она, похудевшая и осунувшаяся, плакала, а мать, как могла, ее успокаивала до последней минуты.
    

Мессалина:

Где дочь моя, где сын? 

Домиция:

Во дворце их место нахождения.

Мессалина:

Как долго тянутся минуты! Хочу взглянуть на них в последний раз.

Домиция:

Не успеть мне взять твоих детей...
Легат давно заточил кинжал,
В пламенной печи держал всю ночь.

Мессалина посмотрела на раба:

Пусть вольноотпущенник сбегает за ними!

Раб, полный негодования на бывшую императрицу:

Мой дух слабеет с каждым мигом,
Когда жажда злости,
Настигла  меня в этот час.

Мессалина, пытаясь его разжалобить:

Помню тебя безобидным,
Добрым сердцем и душой.

Раб:

Кровь кипела во мне,
Когда ты безучастно мимо проходила.
В твоем свете была волна
Беззаботного услаждения,
Где нищего душила
Ты презренностью своего ума.

Мессалина:

Кто вспомнить былое, тому глаз вон.

Раб:

Мир создан из страстей,
Где в долгом тлении
Возгореться пламень внезапного огня.


Мессалина:

Все потемнело в моих глазах,
Где день, где ночь?
Прибежище зову, в спасении своем.

Раб:

Безжалостна судьба к нерадивым,
Но более жестока к тем,
Кто стяжал богатства для себя.

Мессалина: 

Никто не властен над своей судьбой.
Тишина сошла с небес...
Вижу деревья в молчаливости стоят...
И стон в моей душе сердце охлаждает.

Раб:

Кто услышит боль твою?
Птицы улетели! Цветок  увядший у твоих ног,
Лежит в пыли.

Домиция:

В жестокости небо покидает человека.

Раб:

Пусть рана, открытая на ней,
Трижды будет посыпана солью.

Домиция:

Проси, Мессалина, легата о пощаде!

Мессалина:

Ветер налетит и уйдет.
А кинжалу неведомо боли.

Легат, поглаживая кинжал:

Прежде чем оружие дойдет к цели,
Пусть слетят слова
В мир утерянной души.

Домиция:

Дочь моя! Молись!
Пусть слово от сердца,
Услышит тот, кто нас вечно знает.

Мессалина(воодушевленная надеждой):

Да-да, пролью слезу!
Видела не раз силу, от нее исходящую.

Раб(с усмешкой):

Реки от твоей слез
Высохнут до дна.
Ураганы пронесутся над землей!
Свет уйдет, небо станет темным,
На блудницу камень упадет с небес.

Мессалина(со слезами и мольбой на коленях):

Еще свет виден мне...
Дай, небо благое, покаяться сейчас,
Прежде чем в дол вечный сойти!
Сейчас, как никогда жить хочу,
Легата снисхождения прошу!

Легат:

Выполнить приказ императора -
Дело не станет за мной.
Сколько судеб скатилось у моих ног,
Ведает лишь мой безразличный глаз!

Раб(нетерпеливо)легату:

Что жы ты медлишь, стоя над чернеющей душой?

Легат:

Хочу вновь насладиться на вздохе той,
Которая миром управляя,
Вела игры забав  ненасытных.
Цезаря слабости зная,
К власти шла своим путем.

Домиция(вытирая глаза от слез)легату:

Не мучь дочь мою,
Пусть небеса суд воздадут!

Раб(с презреним глядя на Мессалину):

На земле свои законы,
А судов свыше мы не знаем.

Домиция:

Вижу на дочерью моей сверкает меч!
Не порок ли моего воображения?
А может мрак закрыл  вовсе мой рассудок?

Легат:

Медленность лишь удваивает мою нерешительность.

Раб:

В вечность гиены немедля  сойдешь,
Где не колышется трава и не растут цветы.

Домиция(плача на коленях перед телом Мессалины:

Доченька моя, вот и кончились твои мучения. Все прошло... Все проходит...


 
               



               

               
               
    







 



               

               





.