Глава 3. После социализма...

Глава 3

«… вся суть информационных перемен в самой социальной основе, на обыденном уровне, образно говоря, уже не экономическое «что почём» (капитализм – ХАТ), и уже не технонимическое «что, когда, кому …» (социализм – ХАТ), а аналитическое «где и кто хорошо, где и кто плохо, почему плохо, как лучше, к чему может привести, кто делает и может лучше …»».
А. С. Шушарин «Полилогия современного
мира …»
М.: Мысль, 2005-2006


После социализма …
Закон конца линейной формы социализма
и сброс покровов с тайн «предшествующего», социалистического, способа производства

В схематике процесса общественного развития как «сложной логики истории» ведущими являются узлы эндогенных перемен (кризисов). Эти логико-исторические «точки», или узлы, фундаментальных, «всегда исторически новых кризисов и революционных прорывов или реальных трендов восхождения по ступеням преодоления «чистых»  и высших кризисных форм  главной последовательности эндогенной (…) логики», являются предметом изучения и теоретического анализа «Полилогии …» А. С. Шушарина и представляют «высшую логику» всей истории, простой полилогии.

В начале второго раздела «Эндогенная логика» автор полилогии пишет: «Итак, мы имеем пока самое общее представление об эндогенной логике — об ее эмпирическом корреляте как главной последовательности исторически новых критических форм и прорывов (не «формаций»!): первобытность, рабовладение, феодализм, капитализм («вульгарный»), линейная (плановая) форма, где каж¬дая из этих форм — пока только еще ничего не значащий ярлык обозначения некоторого идеально чистого критического состояния и восходящего, преодолевающего это состо¬я¬ние тренда (кроме теоретически известного «вульгарного» капитализма середины позапрошлого века)».
 
Нам же предстоит, в теоретическом познании, преодолеть рубежи не только эндогенной плановой, линейной формы социализма, но и в первом приближении описать последующую эндогенную форму и «порождаемую» её градацию «Информационное общество». Поэтому начнем с анализа кризиса плановой чистой эндогенной формы как последней из рассмотренных в «Полилогии …» критических точек главной последовательности эндогенной логики.


3.1. Вначале было общее равновесие

3.1.1. Об общем равновесии

Кризис потому и кризис, что ему предшествует некоторое равновесное состояние или, как выразился А. С. Шушарин, - «полилогическая «свёртка» всех отношений в «общее равновесие»».

Полилогическая «свертка» и целостное сведение  всех отношений в общее равновесие в линейной форме значительно сложнее, чем  извест¬ные неувязки мономерного капиталистического способа производства. Примерами таких неувязок являются всем известные «превращения «стоимости» в «це¬ны производства» и «прибавочной стоимости» в «прибыль» и иные осязаемые «доходы»».  По своей, совсем не только «численной», ценно¬стно-многомерной сути функционального  (отраслевого, планового и социалистического) производства «никаких простых «превращений», скажем, дефекта производст¬ва во что-то внешнее, осязаемое не существует».

 Очевидны и широко известны в функциональном производстве такие превращения как, например,  превращение положения функций в безудержный и в бессодержательный рост вала производства, превращения «организованности или защищен-ности - в статусы, а  статусов - в льготы, тарифные системы, по¬временные, сдельные, премиальные и пр. формы оплаты труда».  В плановой системе   каждый чувствует и осознаёт, что вне этих форм остаётся и масса явлений действительного благосостояния, но и опять-таки с «на¬растающими же явлениями его «бытийного переворачивания» в противоположности». Так благодатная защищенность оборачивается (переворачивается) пассивностью, иждивен¬чество - чуть ли не паразитарностью, организованность - творче¬ским недовольством, заорганизованность – дезорганизацией, тогда как нор¬мальные и заслуженные статусные привилегии превращаются  в уравниловку и во всякие нелегитим¬ные дифференциации.
 
За этой, внешней хозяйственной или чисто субъективной оболочкой, как видимых и ося¬заемых «превращенных форм» (как, например, за феодальными камзолами или капиталистическими доходами), скрывается «неизменная и невидимая собственность на технологии, подлинная производ¬ственная власть, порождающая все негативы, в том числе в хо¬зяйственных оболочках». Этот парадокс есть неизменный «парадокс всякой революционной теории, равно как и материальный парадокс самих критических форм производст¬ва». Короче говоря, как давно многими замечено, - «всё «дурное» построено на «хорошем» основании, а все види¬мое «дурное» покоится на невидимой «порче» производственной формы самих этих оснований».
 
В условно стабильном состоянии линейной системы, которая в реальности находится в вечном движении, она стабильна лишь в своём непрерывном развитии. Однако, именно оболочка «общего равновесия», внешне и видимо выступающая в ряде превращенных форм, является житейски самой волнующей, хозяйственно актуальной. Ибо  всегда это есть некая нужда в низах и, соответственно,  головная боль в вер¬хах государственного управления, - в Совмине, в Госплане и в Госснабе, в Минфине, во всем множестве  министерств и прочих ответственных органов и первых лиц.  С  революционной же точки зрения эти внешние формы не существенны, так как  собственная суть порождающих их отношений весьма далека от них, а сами наблюдаемые коллизии, можно сказать, - вторичны.
 
Наконец, особо подчеркнём, что пока наш анализ остается лишь в пределах некой идеальной, чистой, абстрактной эндогенной градации, как принято говорить, - в пределах «идеального типа» линейной градации социализма, свободной от прочих, порою судьбоносных, влияний весьма многообразных, неизбежно существующих в реальности нашего бытия,  структур. Среди этих структур здесь упомянем лишь структуры, «ус¬ловно скажем, социогенофондов, разновысокости (многоукладности, самой по себе многомерной) производства, многонациональности, все пострановые (исторические, пространственные, геоло¬го-климатические, «геополитические» и пр.) особенности, и уж совсем наконец - включенность любой системы во внешние, экзо-генные отношения, даже в пока неведомое (в нашем движении) устроение всего современного мира».
 
При этом очевидно, что действительное общее равновесие, внешне проявляющееся во всей системе политической власти и в общей поли¬тической картине мира, мироустройства, предполагает взаимодействие всех составляющих мироздания. Иначе говоря, общее равновесие  является «одним равновесным следствием всемирного равновесия» и это «всемирное» было с неизбежностью сфокусировано в кризисе линейной формы реального социализма СССР, в целом потенциально содержавшего весь спектр исторических исходов, - от провала до преодоления.

А это означает, что ранее приведенные эндогенные модели как стро¬гие и детальные, а образно говоря, и как красивые, могут почти полностью потерять свою практическую направленность в условиях «куда более мощной, «грубой», схематизированной и «словесном» контексте всей совокупности структур».

И всё же, пока предельно ясно одно, - как заключает А. С. Шушарин, - «нельзя уничтожить рабовла¬дельческие войны, не уничтожив самого рабовладения, как нель¬зя уничтожить феодальную «чересполосицу», замкнутость и т.д., не уничтожив феодализма; как нельзя уничтожить безработицу, погоню за наживой и т.д., не уничтожив капитализма; точно так же нельзя уничтожить линейные деформации, не уничтожив (снятием плановой формы обобществлением технологий) самой линейной формы». В анализе же  еще квазистабильного состояния линейной формы, как бесценного опыта построения и развития реального социализма СССР, его родовой негатив, в строгой формулировке «дефект производства», рас¬пространился в бесконечно разнообразных формах на все сторо¬ны жизни советского общества. Однако это, строго говоря, «вполне «нормально», классично в отно-шении критического, но еще квазистабильного состояния любой отжившей исторической формы производства».
 
Собственно эндогенный анализ квазистабильного состояния линейной формы социализма, как бесценного опыта построения и развития реального социализма СССР, был дан в книге «Критическая теория социализма». Анализ же развития реального социализма СССР и всех сторо¬н жизни советского общества с полилогической позиции подробно приведён в пятом разделе «Социализм» пятитомного издания фундаментальной социологической теории А. С. Шушарина  «Полилогия современного мира …». Поэтому ограничимся лишь здесь лишь тем революционным заключением автора этой теории, что «нельзя уничтожить линейные деформации, не уничтожив (снятием плановой формы обобществлением технологий) самой линейной формы» (выделено мною – ХАТ).
 
Разумеется, что речь идёт лишь об уничтожении деформаций, тогда как сам способ производства при этом «обобществляется», то есть ставится под контроль «всеобщего интеллекта», под контроль всего общества. Таким образом, коренные, революционные, изменения связаны с преобразованием в целом воспроизводственного процесса, со сменой доминирующего способа производства и воспроизводства действительной жизни, всей структуры производства.

 
3.1.2. К характеристике структуры (состав и отношения) производства

 «Основной закон роста и диффузного расползания дефекта ли¬ний производства выражает доминирующее производственное отношение людей, подчинившее (в том числе в виде деформаций) и всю совокупность отношений (порядков, институтов, инфра-структур и ультраструктур), жизнь общества. Вот этот как дина¬мический, так и уже «накопленный» во всех формах социального бытия и на определенных страновых почвах результат и принято обозначать метафорой «структура производства», т.е. характери¬стиками производства, которые выражают самую суть системы».
 
Множества всепроникающих частных дефектов производства всюду нарастающе накапливаются как некие макродиспропорции производства, причём на вполне определен¬ных почвах, а так же и в определенных внешних условиях и связях. Эта накопленная сторона, как основа, производства, понимаемая, по сути, как структурный облик производительных сил (генерализованных, обединённых и целостных  производительных сил) есть, так называемый в «Полилогии …»,  состав про¬изводства (включающий так же и множество пока не за¬трагиваемых неэндогенных факторов всеобщего производства жизни). Таким образом, это и своего рода сжатая характеристика бездонных про-изводительных сил (в широком смысле) и, с другой стороны, характеристика особенностей самой модели и стиля данной культуры, наконец, это такая характе¬ристика, которая «не может быть автономной по отношению к собственным общественным формам (отношениям)».
 
Одно дело – тайная, скрытая, и тем самым абстрактная система, или структура, произ¬водственных отношений и другое дело - структура производства с её многообразием в конкретике. Однако сам эндо¬генный анализ еще очень далек от формирования относитель¬но полных характеристик состава производства, и тем более, - постраново. Ведь этот состав включает как культурное, то есть национальное, этническое, конфессио¬нальное, строение, так и демографические, климатические, географи¬ческие, расселенческие, геологические, укладные, геополитиче¬ские и прочие компоненты экзогенного, мирового и межстранового, характера. При этом очевидно, что - «далеко не только луком и стрелой, бронзой, железом, плугом, паровой машиной, кибертехникой и пр. «технологическими укладами» производительные силы образуются». В то же время абстрагирование на идеально-типическом и эндогенном является узловым в понимании этой структуры. Потому в этих характери¬стиках, относительно доступных и  достаточно образных, обычно хозяйственно на-блюдаемых, - «экономический догматизм дает самый решитель-ный популистский бой во имя своего сохранения ценой уничто-жения жизни на Земле».
 
Прежде всего, в бывшем СССР, «состав производства характеризуется высокой укладной разноуровневостью (многоукладностью) или производственной неоднородностью» от родоплеменных структур до «космических». Причем сама эта неоднородность тоже многомерна и имеет разные основания. С одной стороны, это технологическая неоднородность (высокие - низкие технологии), с другой – укладная неоднородность, тесно переплетённая с нацрегиональной неоднородностью. Однако головной, или ведущий, сектор всего производства, с известной условностью всё же является, несомненно, - индустриальным. Советское производство это высокоурбанизованное производство со слож¬ными транспортными системами, атомной энергетикой, освое¬нием космоса и другими атрибутами восходящей индустриальности, преодолевшей, несомненно, эндогенно, в этом секторе производства градацию феодализм. Однако во всем своём гигантском объеме индустриальный сектор характеризуется весьма  плачевной хозяйственной структурой, выступающей как «вполне нормальные своего рода внешние макроформы дефекта производства».
 
А. С. Шушарин пишет: «Структура неэффективна или непрогрессивна с точки зрения «постиндустриализации» или развертывающейся НТР, «высоких технологий», соответствующей инженерной, «электронной», информационной, транспортной и пр. «инфраструктуры» (за опреде¬ленным исключением в ВПК …). Структура в смысле динамизма перемен заор¬ганизована (тем самым и все более дезорганизована); немного в дру¬гом оттенке можно сказать, что структура антиновационна, индустриально репродуктивна, к обновлениям не восприимчива. (Здесь еще напомним, что никакой неконкурентоспособности мы не зна¬ем, даже если, резко говоря, по западным меркам все сплошь «неконкурентно»; это не имманентная характеристика системы.)

В близкой характеристике структура известна как утяже-ленная в пользу «первого подразделения», тяжелых, добываю¬щих отраслей. Со своей стороны невеселые характеристики непосредственно технологического отставания даже в нефте-добыче, металлургии, химической промышленности, тем паче в машиностроительном комплексе и т.д.». Эта утяжелённость производства в пользу грубых, «тяжёлых» и сырьевых технологий есть то, что - «как раз и нужно для неоколонизации страны, деиндустриализации, сырьевизации и пр.».  Так писал автор «Полилогии …» ещё на переломе второго и третьего тысячелетий.
 
«Структура, - продолжает А. С. Шушарин, - как еще говорят, самоедна в смысле примата всех форм промежуточных (а не конечных, «потребительских») функций. В схожей характеристике структура предстает как расточительная в смысле ресурсо-, материале-, энергоемкости, а также дикой запасности, в том числе и в виде неиспользован¬ного, не установленного, даже погубленного оборудования, неза¬вершенного строительства и т.д.»  Так, например, в Венгрии соотношение за-пасов сырья и комплектующих и готовой продукции было равно 6 по сравнению с 1 в «развитых» капиталистических странах. Следует заметить, что в линейной системе «запасность» одного типа (комплектующие), тогда как при капита¬лизме – другого, где всегда приличные «резервы» мощностей проявляются  как избыток рабочей силы.

Очевидно, что высокой энергоемкости, так или иначе, содействуют известная ре¬сурсная самодостаточность, большие расстояния и климат. Однако именно энергоёмкие технологии и есть тот антиновационный компонент, который действительно имманентен ли¬нейной форме производства.


3.1.3. О других характеристиках структуры производства

Структура ведомственно «перецентрализована», однако, это не означает  необходимости лик¬видации самого ведомственного централизма. Далее, налицо  явная «укрупненность», то есть  «размерность структур» производства имеет место в пользу крупных предприятий, что так же не означает необходимости в их разукрупне¬нии, ибо все совре¬менное производство основано и держится именно на крупнейших пред¬приятиях, особенно в наукоемких отраслях. Это, однако, совсем не противоречит необходимости, особенно в условиях НТР,  дополнения их небольшими мобильными пред¬приятиями. Уместно напомнить и известный удачный образ современного (СССР) производства: «производство напоминает орга¬низм, в котором на мощном скелете - дряблая мышечная систе¬ма». То есть, действительная необходимость разви¬тия средних и небольших предприятий вовсе не равнозначна «разукрупнению» крупных предприятий, ибо это было бы равносильно самому разрушению скелета производства всего народнохозяйственного комплекса. Более того, в современных условиях, можно сказать,  социализм стал даже приотставать с упомянутой укрупненностъю, тогда как в главные герои западной сис¬темы вышли  крупнейшие корпорации и ТНК.
 
Советское же производство типологически (отношенчески) это не¬рыночное производство и в своей основе характеризуется «как дорыночное, так и уже пострыночное (чуть корявей, но строже - не-дорыночным, хотя и с «пережатым» рынком)». Поэтому ясно, что сделать из нерыночного производства рыночное трудно, точнее невозможно, не разрушив при этом всё производство и все хозяйственные, производственные, связи. Что собственно и наблюдается сегодня на всей территории России и бывших республик СССР. «Путь от доминантно пострыночной системы назад, в рынок (при безусловной реальности его рациональных ниш), - это не пре¬одоление отжившей формы производства, а попросту говоря, смерть, уже, так сказать, задевшая своим «крылом» и весь «соцла¬герь», и СССР, коих уже не стало, и всех прочих «во всех сторонах общественной жизни».
 
 Таким образом, заключает А. С. Шушарин, - «помимо всех ранее перечисленных и нарастающих не¬гативов, более тяготеющих к составу производства (антиновационность, заорганизованность, утяжеленность, расточитель¬ность, запасность, перецентрализованность, укрупненность и т.д.), структура производства «отношенчески» тем не менее не просто нерыночна, а давным-давно пострыночна (хотя и с «пережа-тым» рынком). Опять повторю, сложней, но точней, давно недорыночна».

При этом, как замечает «диссидент в квадрате» А. Зиновьев, отставая от Запада, но, ни в коей мере от всей западной, МКС (мировой капиталистической системы) в экономическом, технологическом отношении, «Советский союз опередил его в социальном отношении, что мы и охарактеризовали метафорами организованности бытия и защищённости. А это пронизывает все без исключения структуры производства.
 
Короче говоря, - продолжает А. С. Шушарин, - вся сетевая структура производства постры¬ночна (хотя и с «пережатым» рынком), в индустриальном сек¬торе материально технологична, а всюду и в остальных секто¬рах организационно технологизирована (плановизирована, отраслевизована), и во всем некоторым образом социализирована, а равно все более дефектна, «технологически анархична», с еще очень глубоко скрытой тенденцией обобществления технологий. Вот эти характеристики выражают уже, так сказать, единство состава и отношений производства (только в эндогенном срезе). И все это относится, так сказать, ко всему: органическому (куль¬турно-родовому), демографическому (образовательно-профессиональному), территориальному (натуральному, географическому, расселенческому), экономическому; организации, всем формам связей, механизму, типу равновесия, размещению, типажу про¬изводств, их специализации и размерам, внутренних структур («хозяйственных организаций»), архитектуре потоков, всем «ин¬фраструктурам», трудовым ресурсам, ментальности, психологии, мотивации и пр., наконец, типу внешних связей и отграниченности».


3.2. Закон конца линейной формы.

Итак, в восходящем развитии путь назад, в «рыночную экономику», для градации социализм, как говориться,  заказан, то есть деструктивен и не соответствует восходящему развитию общества с доминирующей линейной формой функционального производства всей действительной жизни.   Тогда естественно возникает вопрос:  «Как преодолеть отжившую линейную форму?». Однако сам по себе этот вопрос уже порочен в том смысле, полагает А. С. Шушарин, что предпола¬гает необходимость некоего практического предложения, про¬граммы, плана, проекта и т.д.
 
Кроме того, подобные вопросы, «как преодолеть?» и «что делать?», «принадлежат не только обыденно-политической плоскости, но и еще интеллектуальному полю самой отжившей системы, оказываются проявлением все того же организационно-управленческого и пр. фетишизма, начисто заслоняя собой сначала нечто куда более существенное, сложное, решающее, а именно познание. Причем познание общества, познания в обществе, познания обществом».
 
И именно это по существу отделение человека от познания во всей быстротекущей истории кризиса линейной формы советского социализма «достигло своего исторического, если не сказать по социальному масштабу патологического, предела».


3.2.1. «Десятки тысяч» одних … «Лассалей» нового типа

В результате форсированного развития линейное производство «надстроило над собой» прочную, а к моменту кризиса уже и консервативную, психологию производства, как некий средний тип общественного мышления и менталитета, с его, так называемым, «организационно-управленческим фетишизмом». Общественное мышление в рамках линейной формы – «это психология соисполнения, «повального» согласования, планомер¬ности, абсолютизированного управления (командность и испол¬нительность - это стороны совершенно одного и того же соис¬полнения)». Данный тип мышления, можно сказать, по определению, присущ всякой функ¬циональности, всякой организованной и согласованной деятель¬ности. Этот тип мышления  органически отторгает любые интеллектуальные отклонения, усложнения и какую-либо индивидуальность. В образном выражении это мышление проявляется через известные формулы, например: «начальству виднее»; «ты начальник - я дурак, я начальник - ты дурак» и др. Однако сама ссылка на  «начальника», выражает лишь «скрытую групповую детерминацию», посредством которой отображается  в целом, как бы «проинтегрированное в среднеарифметическое», само «мы», которое в реальности представлено во всё своём многообразии: «от нуля до бесконечности - от кретина до Шекспира».
 
Однако, несмотря на некоторые инсинуации вроде «стадности» и «совков», следует непременно отметить, что даже их формула сочной метафорики  на порядок сложнее и многообразнее простой и скудной формулы рыночного менталитета: «дешевле купить, дороже продать», в том числе и себя в качестве товара».

И всё же, в линейной форме могут успешно и без особых усилий продвигаться вперёд только про¬стые идеи. Как правило,  истинны те идеи, которые, как было принято  говорить в то время, - сразу воспринимаются «ясно как в газете», и, которые непременно сводятся к практическим предложениям.  Или иначе, это те идеи, которые оста¬ется лишь проглотить и оформить в некое всем понятное и простое мероприятие. То есть, ««хозяином» производства оказывается отнюдь не «начальник», не работни¬ки, а невидимая инертная середина, безликое большинство, а иногда и люмпенское меньшинство (разлагающиеся коллективы)» или - «производственная охлокра¬тия». Образно говоря, как пишет А. С. Шушарин, - «серые начинают и выигрывают, а все уп¬равление лишь выражает эту молчаливую игру».
 
«Между тем, - отмечает А. С. Шушарин, -  производящий труд, порождающие процессы (…), творчество, производят сложные идеи, которые никогда не возможно проглотить, сразу согласо¬вать, превратить в «план», «мероприятие» и пр., ибо эти идеи сперва надо выстрадать, отбраковать и выковать в дискуссиях, затем освоить, познать, т.е. изменить себя. Более того, новые производительные силы выдвигают не просто идеи, а людей, не¬сущих идеи, способных на идеи личностей». Эти личности, всегда выпадающие из групповой ни¬велировки, несмотря на собственную «интенсивную величину», не существуют как таковые для бухгалтерских или технонимических экстенсивных расчётов. Поэтому линейная форма стоит непреодолимой  стеной на пути этого творческого движения идей и тем более творческих людей. Она как всеохватывающие тиски сковывает, блокирует, этих творческих инди¬видов, которые являют через себя некие формы новообразующих устремлений и направленности самого зашедшего в предел  линейного производства, творчества, «всегда рвущих со всем привычным, легко согласуемым, простым». В то же время эта неатомарная линейная система производства, будучи функционально единой и согласованно синхронной,  является, по сути, и «когерентной». Таким образом, можно сказать о работе  линейной системе известным слоганом: - «или все молчат, или все кричат».
 
Несколько слов о социальном понимании ныне происходящего.
 
«Воспитанные» управленческим фетишизмом ли¬нейной формы, - резюмирует А. С. Шушарин, - десятки тысяч «Лассалей» спят и видят «простые идеи», с которыми можно ангажироваться у начальства или в га¬зете у толпы, что по сути почти одно и то же, рвение во власти. Об этом писал уже Аристотель, называя первых льстецами, а вторых демагогами, одинаково обретающими огромную силу соответст¬венно у тиранов или демократии. Ну разве не видно, что ни у од¬ной партии, движения, кандидата и пр. нет «за душой» абсолютно ничего интеллектуально соразмерного ситуации в стране и на пла¬нете. Так что «отпущенные на свободу» упомянутые «Лассали» и выкинули весь безумный примитивный хаос. Колоссальный по¬тенциал активности (в отсутствии которого, кстати, ложно упре¬кают носителей советского менталитета), без намеков на обнов¬ленную идеологию, прорвался или оказался канализированным (…) в бешенство рыночного примитивизма и вообще хаотизирующей деструкции».
 
В то же время, следует особо отметить, что «действительная теория переломного содержания эпохи», нигде и никогда ещё не бывшей, не может по природе своей содер¬жать практические предложения. Вполне рациональные предложения возникнут только как результат борьбы и отбора новых теорий, как результат освоения «никогда не бывших» теорий сообществом профессионалов и интел¬лигенции. И всё это - при непременном освоении прагматических азов (основ) этих теорий активом трудящихся, а в итоге - лишь «после порождения в самом народе новых, ре¬левантных ценностно-ориентационных вокабул, докс, если угод¬но, уже новых смыслов и «духа», «манифестов»».

Теория же, как таковая, дает лишь тайный, понятный лишь просвещённым специалистам, профессиональный язык, тогда как  теоретическое со¬держание закона конца отжившей формы, как некой нарастающей по сложности самой, можно сказать, невероятной  ветви надвигающейся  бифуркации, скрывающей за собой полное описание этой формы на языке данной теории, - «само по себе очень скупо». Это  теоретическое содержание «закона преодоления господствующих порядков» характеризуется крайне тощей рациональностью бу¬дущего развития, которое открыто бесконечному множеству возможных траекторий последующего движения, слабо прогнозируемо и резко «отлично от легко конструируемых иллюзорных храмов».

Следует заметить, что «конструирование иллюзорных храмов» и его бесплодность обусловлено тем, что «окончательно не созрела» сама материя производства общей жизни на новом уровне, то есть само производство не соответствует новому уровню, уровню будущего.
 
Далее, - о «зрелости материи производства» жизни и её новом уровне.


3.2.2. Взрывной характер НТР и обобществление технологий

Собственно само функциональное производство и планомерность репродуктивны, а поэтому,  и в этом отношении, обладают особым потенциалом, который характеризуется способностью к безгранич¬ному наращиванию и реализации одного и того же, то есть данного вида производства. Это означает наращивание  в целом одних и тех же функций  как по производству одних и тех же  стандартных массовых изделий или по частичному усовершенствованию существующих технологий. В этом и состоит суть экстенсивного, можно сказать могучего, линейного разви¬тия, в том числе и близких к нему разного рода мобилизационных форм организации общественных процессов.
 
Очевидным и общепризнанным преимуществом плановой системы является их способность к быстрым пере¬строениям, причём с помощью самих же плановых ме¬тодов. Однако эти перестроения суть лишь количественные, но  отнюдь не новационные (инновационные) и, в некотором смысле, «не революционные». Потому источником негатива является не «невинная и извечная функциональность» (планомерность, соисполнение и пр.), а только ее антиновационная сторона, которая обусловлена доминирующей собственностью на технологии, т.е. именно линейной (технофеодной) формой функциональности. В этой связи А. С. Шушарин замечает, что, если «отбросить диссидентские и западные или либеральные злословия и пустоту - «тоталитаризм», «бюрократизм», «этатизм» и пр., - в научной рефлексии для означения реального социализма как исторической или преходящей и преодолеваемой формы производства даже только термина не было».
 
Всё это говорит о том, что вопрос стоит не о ликвидации функциональных структур (статусных форм, планомерности и от-раслевой организации), а о сбросе незримого всевластия «технологиче¬ского феода», т.е. о восходящем снятии планомерности как о сбросе линейной формы. Это вызвано тем, что линейная форма исторически очень быстро превратила положитель-ные свойства функционального произ¬водства в свою  противоположность в виде иррационализации этого, технологизированного, производства как всепроникающего роста дефекта линейной формы. В этом историческом движении всевластие доминирующего механизма планомерности, порожденное соб¬ственностью на технологии, стало стеной на пути качест¬венных перемен производства и развития личности. В результате энергию «развивающихся личностей» прорвало, и, к сожалению, пока, «в обратную сторону».
 
В «Полилогии …» доказано, что «закон бытия» линейного производства есть «рост дефекта производства». Как и всякий основной закон предшествующих форм, он не абсолютен, то есть не обязательно образовывает неустрани¬мую, но постоянно корректируемую «неприятность соответствующего негатива», в результате чего поддерживается  нормаль¬ное квазистабильное  рав-новесное состояние в обществе. Однако в линейной форме реального социализма СССР почему-то оказалось не так. Известно, что всякая система обладает известной адаптивностью, что, в частности, и позволяло парировать, на¬пример, многие пороки в связи с наукой СССР, разоблачавшиеся рядом ведущих учёных страны. Так критикуемые ими, например «вред «хозрасчета», плановость снабжения, недоверие руководства» и др. позднее были заметно устранены, однако сама суть системы от этого не изменилась. Тайна ее стремительного кризиса оказалось вложенной в исторически взрывной характер начала НТР, причём в условиях, способствующих её историческому прорыву (взрыву!) и разво-рачивающихся уже «в материальном контексте перемен всей мировой ситуации».

В этой связи А. С. Шушарин пишет: « В самом деле, социализация (демографизация) произ¬водства шла, а в некоторых особых формах и продолжается поч¬ти в параллель с натурализацией (территориализацией) с начала преодоления первобытности. Товаризация («индустриализация») развернулась в «маленьком уголке» Европы с середины второго тысячелетия, а в большей части остального мира сейчас продол¬жает наращиваться, хотя нередко в ужасающих формах (в том числе «модернизаций»). Объективная технологизация (плановизация) развернулась с первыми признаками «монополистического капитализма», а эндогенно реализовалась, «прорвалась» в общест-венных формах социалистических преобразований, в известном смысле и в значительной мере даже в обход капитализма. НТР же приобрела какой-то другой характер, и ее начало можно чуть ли не с календарной точностью датировать 50-60-ми гг.». Несомненно, что такая «точность и обвальность» есть яркий  «образ исторически уникальной скорости развития событий».
 
По мнению автора «Полилогии …» этот исторически взрывообразный характер развертывания начала НТР подтверждается, например, весьма  разнородными фактами. Так за последние 25-30 лет  человечество использовало сырья столько нее, сколько за всю предшествующую историю. С другой стороны, с противоположного от сы¬рья полюса, -  90% научно-тех¬нической информации выработано человечеством лишь за последние 70 лет. При этом современное поколе¬ние ученых составляет 90% всех людей науки, когда либо жив¬ших на Земле. В том числе, в частности, в США после Второй мировой войны ВНП лишь утроился;  в то же время расходы на НИОКР возросли в 15 раз. «Вот, собственно, этот стремительный и глубинный процесс и образовал новый вызов, прежде всего линейной форме. (Но тут же опять надо заметить - все это произошло в совершенно определенной всемирной исторической обстановке, …».

При обращении к НТР ее социальную суть надо видеть не в многообразных, вносимых ею, технико-технологических и социальных переменах, а  в историческом сдвиге производительных сил. Эта сущность сосредоточе¬на не в собственном бесконечномерном и богатом содержании этого сдвига сил, а в самой  противоположности, противостоящей в восходящем развитии недостаточности действующих производственных отношений, то есть сущности «антитетической», содержащей нечто противоположное (антитезис). Точнее говоря, речь идёт о посттипологической сущности производственных отношений, то есть отношений посттипологических, в восходящем развитии,  к господствующему типу производственных отношений.  Поэтому про¬водимые  на материале капитализма исследования во¬круг НТР не позволяют понять этой посттипологической, можно сказать, постсоциалистической, сущности. Очевидно, что согласно вышеизложенному, - «это поиск не там, где НТР именно застопорилась, т.е. где действительно зреет прорыв (или ясней наметившийся провал)».
 
Таким образом, заключает А. С. Шушарин, - «суть НТР устанавливается не в пока адапти¬рующемся к ее началу капитализме, а, наоборот, в резко спо¬ткнувшемся на НТР социализме (линейной форме). Суть недуга и выздоровления выявляется в острых, наконец, «паранекротических» (близких к смерти, предсмертных – ХАТ) формах болезни. Иначе говоря, понять НТР - значит понять развертываемые ею процессы как именно приостановившиеся, в итоге ломающие, преодолевающие ограниченность отживших от¬ношений, собственность, либо толкающие в обвал».
 
Производящий труд, вносящий дефект и, в самом общем виде, разрушающий синхронизацию (соответствие) в функциональном (линейном) срезе производства, был во все времена. Однако именно с началом НТР «он делает производство «качественно динамичным, предметно (в том числе номенклатурно) многообразующим, постоянно технологически усложняющимся и изменяющимся».

 Таким образом, производящий труд превращается из эпизодически ««возмущающего» фактора в постоянно действующий». Этот труд становиться «массивной «частью» производства», можно сказать, его сущностной и характерной стороной.
 
В то же время, присущая изначально линейной форме производства «планомерность», как господствующая форма движения», в этих условиях  становится как бы «абсолютно бес-помощной», - своей «планомерностью» она просто запрещает (отторгает) какие-либо перемены. В результате,  когда-то исторически положительная сторона планомерности линейного производства перерождается в антиновационный механизм всё того же функционального способа производства, но уже находящегося в условиях НТР, в состоянии предельного, критического развития линейной формы производства. При этом  в силу собственности на тех¬нологии, всестороннего и всеобъемлющего горизонтального, да и вертикального, распространения («диспозитивных диффузий») практически не наблюдается, их просто нет. И только в узких преде¬лах  новых технологических феодов «подчиненная собственности управ¬ленческая иерархия способна распространять их», то есть «диспозитивная диффузия» имеет место лишь в условиях нового строительства или технического и технологического перевооружения производства, или в рамках модернизации действующих производств и отраслей.

В этой связи А. С. Шушарин утверждает: «Дислокальность, эксфункциональность производящего труда (формально схожая с экстерриториальностью товарности, откуда у развитого капитализма в данный период и обнаруживаются высо¬кие адаптационные возможности; помимо экзогенных причин пре-имуществ «дьявольского насоса») и означает объективный процесс обобществления технологий, их изъятие из ограниченной, грутшо-иерархической собственности. Основное (чисто эндогенно) проти¬воречие сейчас (имеется ввиду «перестройка» и послеперестроечный период развитого социализма СССР – ХАТ) и состоит в резко, форсированно обострившейся противоположности между все более общественным характером взаимосвязных и изменяющихся технологий и инертной, ограни-ченной (необщественной), группо-иерархической собственностью на них, их узурпацией, «технологическим феодом». Вот это уже и есть не «нормальная», а критическая асимметрия. Позитивно же это суть процесс пока, условно скажем, ответственной интенси-фикации, онаучивания, сциентизации, но и, в широком смысле Э. Маркаряна, - социорегуляции (а еще несколько шире, за эндо-генными рамками - гуманизации) производства, постановка его под более высокий, чем господствующая (технократическая, техно¬логическая, «инженерная») планомерность, новый «контроль всеоб¬щего интеллекта», снимающий планомерность («уход в основания») новым постплановым механизмом движения технологий, саморе¬гулирования производства и объективной оценки труда».
 
Зреющий прорыв, или провал, обобществления технологий ли-нейной формы в строгом понимании содержит идеально чистые противоречия, которые  были кратко рассмотрен¬ы ранее, при анализе эндогенной градации. Это самые высшие противоречия, а поэтому и самые незримые и объективно трудновыразимые про-тиворечия, ибо, как говорится, - будущее открыто и не проектируется. К тому же, эти «эндогенные противоречия материально вплетены в весь гигантский клубок структур, отношений и процессов всего социума, в бифуркацию всей миросистемности». Здесь к эндоген¬ному добавляется масса факторов, различных и совсем не чистых структур, многообразнейших особенностей и экзогенных влияний, отягощённых в динамике развития так же и неизбежным субъективным фак¬тором. Образно говоря, эндогенные противоречия обобществления технологий являются вершиной и основой многомернейшего уз¬ла противоречий этой  надвигающейся бифуркации социума и пика его развития – реального социализма времён СССР.
 
Итак, высшими, узловыми являются «эндогенные противоре-чия между ограниченной (необщественной) собственностью на технологии и трендом их «невероятного» (в смысле Шредингера) обобществления». Однако в силу множества неэндогенных внут-ренних и внешних обстоятельств эти противоречия принимают (превращаются) другие, более видимые формы, как например: отставание, слабый потре¬бительский сектор, территориальные неблагополучия, уравнитель¬ность, бюрократизм и т.д. В результате сам логический узел противоречий всей ситуации оказывается скрытым, «логически захороненным», и внешне, публично, выступает в некой несобственной форме, затрудняя понимание сути происходящего в публичной сфере общения.
 
Таким образом, суть «нарастающей асимметрии окаменевшей собственности на технологии состоит в том,- пишет А. С. Шушарин, - что каждая линия, «технологический феод» неатомарного и синхронного, сетевого производства (а в итоге и все они) являются барьером для новаций в любых дислокальных переменах («диффузиях»). Если позволительны (хорошо известны в истории социологии такие афоризмы, как Гоббсова «война всех против всех»; «нет земли без вассала»; «laissez faire» - свобода торговли; «laissez passer» - свобода передвижения) на са¬мом деле резкое «вмешательство» в феод, территориальная замк¬нутость, и др., то линейная форма собственности на технологии выражается формулой «невмешательство в работу коллективов и их связей» (а следовательно, и в дефект производства).

В результате упомянутое невмешательство и означает, что каждый коллектив трудится и живет за счет всех, но все мешают каждому, а каждый всем в переменах, что и ведет к расползаю¬щемуся дефекту, к молоху нарастающей технологической анар¬хии, ее «накоплению» во всей структуре производства».
 
Соответствующий административно-командный антураж, якобы предстающий для данного коллектива нечто внешнее, силовое и негативное,  в действительности есть лишь «спи-ритуализм». Тогда как это есть «собственная же ультраструктура, внешнее управленче¬ское выражение «воли» всех других коллективов, мешающих дан¬ному в переменах, а Человека вообще нет». Собственно так происходит и в любой кризисной форме. Однако сами технологии, в том числе и прежде всего их интенсивные и «человекоразмерные» величины, такие как, например, твор¬ческие и нравственные и другие – есть тайна всех тайн, неприкасаемая, в частности проявляющаяся как покрывательство или сокрытие реальных возмож¬ностей предприятия. Соответственно это проявляется как тайна всех тайн отдельного участка, цеха и даже отрас¬ли, то есть сокрытие реального потенциала технологий и тем паче «всех безобразий или иждивенчества, т.е. всех форм дефекта».
 
В линейном функциональном производстве «вмешательство в технологии (технофеод) во всей сети и пира¬миде запрещено, и любые попытки отторгаются». Это вмешательство в собственность на технологии и функции (группо-иерархической собственности коллективов и лиц) возможно и по силам лишь новой форме общественного кон¬троля со стороны «всеобщего интеллекта» общества. И так было всегда в восходящей истории развития общества. Невозможно было вмешиваться в собственность рабовладельцев на работников, но что по силам оказалось лишь новой форме общественного контроля территориальной организации производства.  Невозможно было у крепостного, у феодала, у цеха вмешиваться в организацию их хозяйства со сплошной местной прикрепленностью, но что  по силам оказалось лишь новой форме общест¬венного контроля над трудом экстерриториальной рыночной организацией производства.  Невозможно было вмешиваться в ка¬питалистическое предприятие, ибо это ком¬мерческая тайна, охраняемая судом, но что по силам оказалось новой форме планового контроля, сбросившего коммерческую тайну.
 
Наступающий, новый, информационный срез бытия, связанный с обобществлением технологий, хотя и не явля¬ется непосредственно производящим, однако совсем не эфеме¬рен, а глубоко материален. Поэтому и одновременно с восходящим познанием в обществе происходит, как сброс покровов с предшествующих и ставших узкими устаревших форм знаний над тайнами материи, так и в восходящем общест¬венном развитии происходит сброс покровов, то есть самих «наличных отживших форм», с тайн производства. Это, можно сказать, есть шаги «откровений», в виде новых форм контроля и освобождения от незнания.
 
Однако, в процессе равновесного и квазистабильного состояния исторического развития общества «о всяком таком знании, контроле, вмешательстве и ду¬мать не моги - собственное дело, святая тайна, «самостоятельность», в действительности лишающая самостоятельности человека». Кстати, вместе с неуклонным историческим сбросом и убыванием тайн производства росло и освобождение человека,  состоящее в «неуклонном росте его интимной, семейной, врачебной, друже¬ской, творческой и пр. личностной «тайны». Ведь само обобществление производства и воспроизводства действительной жизни и есть суть шаги освобождения самого  человека.

В целом же консерватизм собственности на технологии и их зреющее обобществление (или провал) ярко проявляются и во многом чётко фокусируются в особенностях информацион¬ного среза происходящего.


3.2.3. Об учёте всего многообразия сложных обстоя¬тельств обобществления технологий

Закон конца линейной формы следует рассматривать не только в виде «имманентного «накопления» нега¬тивов системы», то есть в виде роста дефекта производства и молоха «технологиче-ской анархии», заорганизованности и дезорганизованности, антиновационности и контрэффективности, но также и в об¬щем виде невероятного восходящего тренда по обобществлению технологий. Кроме того, необходимо рассмотреть и в более конк-ретном виде многообразия реальных, часто еще «дурных», «эм-брионов» самого этого обобществления технологий. Так, например, в учении об экономической форме (капиталистической, рыночной) К. Маркса «Капитал» соответствующее обобществле¬ние, известных средств производства, нашло свое выражение в конкретном виде во вполне определенных тенденциях монополизации, концентрации, цен¬трализации, иерархизации производства, и даже в его акционеризации. Это и были, пусть еще в их самых дурных формах, эмбрионы восходящих тенденций обобществления средств производства, которые доминируют в эндогенной форме экономического производства градации капитализм.
 
В принципе и в линейной форме имеется множество такого рода конкретных реальных эмбрионов обобществления уже технологий, при этом наблюдать их можно во всех практических, трудо¬вых, организационных, научных, нравственных срезах наме-чающихся перемен производства. Кстати, они есть даже в капита-листических формах западных систем. В плановой системе линейной формы реального социализма СССР они значимо проявились, где-то начиная с тридцатых годов.
 
Сопоставляя сказанное с традиционной логикой марксова учения, следует отметить следующее.
 
Во-первых. В самом производитель¬ном содержании развертывающаяся НТР и, как следствие, обоб¬ществление технологий, есть процесс высокоуниверсальный. Поэтому в разных системах и даже культурах эти эмбриональные тенденции проявляются (намечаются) совершенно по-разному и совсем  не в неких универсальных формах.
 
Во-вторых, следует воздержаться от жёстких прогнозов, что позволит избежать возникновения легковесных «поводов для упреков в несостоя¬тельности теории», которая якобы не подтверждается текущим развитием событий. Обобществление технологий это объективный процесс, однако, в целом  настоящая теория общественного развития не исключает и возможность всеобщего краха социума. В условиях гигантской полипричинности развития событий грядущая би¬фуркация остаётся всё той же неизбежной бифуркацией, которая в силу своей сущности слабо предсказуемого и многовариантного исхода последующей траектории общественного развития «может привести к тому, что в общественно ре¬левантных формах на нивах социализма обобществление техноло¬гий может и вообще не состояться». Эта исторически вероятная непредсказуемость вполне «способна и на такой кульбит, который существенно перекроит и всю саму зреющую бифуркацию», при этом,  однако,  ничуть не отменяя основного содержания грядущих перемен  самого  социума, вплоть до  катастрофического, гибельного исхода.
 
В то же время, «в упомянутом виде отклонения от «марксоидной» логики» означают лишь одно – собственно конкретные и реальные тен¬денции обобществления технологий должны быть изучены и исследованы. Но всякий раз относительно адекватно они «могут быть рас¬смотрены только с учетом всего многообразия сложных обстоя¬тельств». Пока же представляемый анализ не выходит за рамки «простой, «акультурной» эндогенной логики» и является  конечным, а, следовательно, и вполне тоже уже конкретным анализом. Так сказать, «сперва «Развитие НТР вообще» (как современный тренд эндогенной логики) и лишь по¬том особости и конкретика, например, «Развития НТР в России». Здесь необходимо напомнить читателю, что 4-ый том «Полилогии …» непосредственно посвящён истории становления социализма в России.
 
Потому далее продолжим анализ явлений, связанных с «несколько более инвариантным (а тем самым и еще весьма абстрактным) информационным срезом» производства и воспроизводства действительной жизни.


3.2.4. Об информатике и «сбросе покровов с тайн производства»
 
Сброс покровов с тайн производства это всего лишь первый шаг к обобществлению технологий. Второй шаг – участие всех во всём!
 
«Информационный бум нашего времени настолько сокрушите¬лен, что уже всем без исключения слышен его оглушительный звон. Только вот где он? Вообще-то везде - это и «информацион¬ные технологии», и компьютеризация, и сети связи, и средства массовой информации, «четвертая власть», и даже вообще, по не¬которым взглядам, грядущее «информационное общество»…».
 
В этой связи А. С. Шушарин замечает: «Информатика (связь, коммуникация и пр.) - это метафоричное обозначение сферы обеспечения или самой сферы информацион¬ных общественных процессов в семиосфере. Напомним, что в не¬котором роде даже вопреки новейшему информационному буму нашей «кибернетической эры» это явление самого «архаичного» и глубокого социально-биологического базового взаимодействия с его механизмом телесно-духовного общения (включая коммуникацию, информатику) как основы и формы всякой содеятельности вооб-ще. Но отсюда же понятно, что эта информатика имеет и базовые различия. Информационное в органических, демографических, территориальных, экономических, функциональных (технологических) процессах совсем не одно и то же, а равно меняет историче¬ские формы содержания, средств, организации, собственных ультраструктур».

Яркий пример этому ценовая информация рыночной (экономической) формы производства.
 
Иные парадоксы с информатикой  обнаружива¬ются в линейной форме производства. В материалах «Полилогии …» приводятся данные о том, что в «сфере информационного производства» реального социализма сосредоточено около 50% трудовых ресурсов. Так, если взять, к примеру, только розничную торговлю, то получается, что, кроме продавцов, грузчиков и во-дителей машин, все остальные действительно заняты ин-формационной работой. То есть информационной работой заняты: - кассиры, бухгалтера, «завсклады», управленцы, секретарши, толкачи, снабженцы, ди¬ректора с замами и прочие чиновники всех более высоких формах организации  торговли. В то же время отмечается весьма многоаспектное от¬ставание в сфере информационного производства, к примеру, от США, которое быстро растёт и совершенно аномально. Поэтому, очевидно, - необходимо тщательно  и очень внимательно с этим разбираться, ибо суть этих явлений заключена «в типологической природе всех этих дел, а не во внешних проявлениях».
 
Так, в частности, некоторыми зарубежными «советологами» отмечается, что ограничения на развитие персональных компьютеров в СССР обусловлены политически, партийно, так как они  «способны воспроизводить самиздатовские документы». Однако, это в большей степени надуманная оценка от зарубежных советологов. Суть данного явления в том, что в структурно атомизированном капиталистическом (экономическом, рыночном) обществе, в частности, был дан ход персональ¬ным компьютерам (наряду с большими ЭВМ коллективного пользования) как рыночному товару, обещавшему высокую доходность, тогда как  в структурно групповом обществе линейного социализма этот ход на получение высокой прибыли «был, так сказать, заказан». Ставка была сделана в первую очередь на ЭВМ коллективного пользования, обеспечивающих максимальный охват пользователей, и только затем на персональные компьютеры, да и то, как на современное, высокопроизводительное, оснащение рабочих мест всей сети линейного производства. Причём эти различия («в ставке») были обусловлены объективной сутью самих способов производства, их материальными основами, а не волевыми усилиями «капитанов» этих способов общественного производства. То есть суть отставания действительно совсем не политична, а производственна.
 
В «Полилогии …», со ссылкой на  Н. Винера, Эшби и Н. Лумана, отмечается, что «тесно спаянные» сообщества и всяческие организмы в широком смысле «скрепляются обладанием средствами приобретения, ис¬пользования и передачи информации», а эта «спаянность», «скрепленность» уже свидетельствуют об определенном консерватизме структур «организма», хотя и об его же уже постэнергетической су¬ти». При этом указывается на наличие жестких характеристи¬ки объектов кибернетики как «систем, открытых для энергии, но замкнутых для информации и управления, - систем непроницае¬мых для информации». Соответствующий этим позициям отклик находит место и в социологических идеях, как некие жесткие «отграничения от внешней среды» в общественных системах. Здесь же, в анализе общественного развития социума, существенна именно «типо¬логия внутренней логики информационного».
 
Социальная суть «информационного» для каждого способа производства, для каждой ЧЭФ, - своя, и соответствует типологии этого способа производства. Например, феодальной автаркии при-сущ как свой тип «сигнальности», так и информационная замкну-тость; капитализму - своя «информационность», это рыночные сигналы и коммерческая тайна.
 
Так при капитализме практически  все товаризуется, в том числе и сам человек с его «духовными богинями». Поэтому становиться возможной (обретает внешние товарные формы) и  продажа информации. Продажа информации возможна, если, например, «владение этой информацией фирме не нужно, если  продажа обе¬щает прибыль, если есть угроза выброса такой  информации на рынок и т.д., но при неукоснительном и даже ужесточающемся сохранении всего объема коммерческой тайны».
 
Таким образом, если у информации есть «товаризация», обеспечивающая значимую «прибылизацию», то наличие или отсутствие компьютерных сетей значения не имеет. Разумеется, что в процессе развития ры¬ночных систем наблюдается появление и множества новых го¬ризонтальных и вертикальных связей, которые возникают как бы «в ущерб рыночной структу¬ре». Однако это, прежде всего именно «рыночные адаптации»,  «стихийные компенсации уже некоторых новых «провалов рынка».
 
В линейном производстве информация и информационные связи оказываются резко ограниченными (суженными) всей группо-иерархической производственной структурой общества и соответствующей иерархической организацией движения (информационных) сообще¬ний. Так при сносном положении на радио и телевидении, с телефонизаци¬ей ситуация иная.  Очевидно, что административно-командная система  доминирующей линейной формы нуждает¬ся преимущественно лишь в таком движении  информации, которое обеспечивает получение команд сверху и передачу их вниз, разумеется, что и в обратном на¬правлении движение информации имеет место, но необходимость в этом минимальна. Само содержание передаваемой информации в линейной форме сложней, выше (технонимика), чем у рынка (маркетинг, товаронимика), а по каналам - иерархично. Однако, и иерар¬хия - это только ультраструктурная форма диспозитивно-адресных связей в самом сетевом производстве этой формы («каждый только с определенными смежниками»). Это радикально отличает информацию в условиях линейной формы производства от,  как пишет А. С. Шушарин, -  «безадресно-диспозитивной информструктуры атомизированного рынка (хаотическая «ярмарка», ситу¬ативно «каждый с каждым» со сплошной «анонимностью» …, в смысле преобладающей безадресности связей»)». То есть с качественной стороны самого производства действительной жизни в эндогенном срезе разница, можно сказать, принципиальная, тогда как с количественной стороны оценки, это дело уже специальной узкой «технической»  дисциплины.

Таким образом, именно экстерриториальность рынка, которая лишь формально  близка эксфункциональности научного, продуктивного про¬изводства, правда, лишь на этапе его становления,  в некоторой мере и «объясняет заметную адаптив-ность отношений с технологиями при капитализме (диффузность технологий). Не рынок сам по себе, тем более не частная собствен¬ность на средства производства, а именно диспозитивно-безадресная (хотя и содержательно более узкая - коммерческая, маркетин¬говая) информационная структура рынка во многом «невольно» облегчает решение задач научно-технического прогресса».
 
Грубо говоря, рынок совершенно стихийно содействует начальному этапу процесса обоб¬ществления технологий, то есть их распространению, тогда как  доминирующий «план» линейной формы, «как бы чуть ли не наоборот, подчинен их наличной структуре». Однако все дело в ограниченной (частной или группо-иерархической) собственности и её типологии, обуславливающей всегда определенную закры¬тость всегда определенной информации. С одной стороны, - частная собствен¬ность что-то самоотверженно  хранит от конкурентов, а с другой - что-то и от своего персонала. В целом это формирует  вполне определённую «информационную психологию» участников производства.
 
Так, например, в условиях капитализма часто  говорят, что «не этично» заглядывать в чужой карман и любопытствовать по поводу доходов. «Ерунда все это», ибо «частная собствен¬ность имманентно запрещает разглашение информации о внут-рифирменном «командно-административном» распределении до-ходов по толстым карманам», то есть по карманам хозяев (частников) и их сателлитам, и лишь заодно, камуфлируя первое, - по тонким карманам наёмных работников, хотя, при этом, налоговая инспекция об этом информирована.  Однако, именно в интересах хозяев этих толстых карманов, все эти тайны строго соблюдаются. Поэтому всякий раз при капитализации, приватизации, любых  предприятий вместо былой открытой сис-темы оплаты труда (например, тарифной) мигом появляется  «засекреченная система заработной платы», что является  «азбукой лю¬бого «фирмача» уже в самой малой лавке». В результате, независимо от воли и сознания людей в основе этой священной тайны оказывается «прозаиче¬ский толстый карман (прибыль, собственность, личный доход и расход) и, как следствие, коммерческая тайна. Всё остальное сколь угодно компьютеризируй, впрочем, всё в тех же прозаических интересах». (При этом одной из патологичных тенденций обобществления технологий в экономических системах Запада является всё возрастающий промышленный шпионаж, ин¬тересующийся в большей степени уже не товарами, а именно техноло¬гиями.)  В линейной же форме социализма совершенно другие беды - не «коммерческая тай¬на» экономического среза производства, а «тайна дефекта» функционального производства.
 
Небезосновательно бытует мысль типа, -  «любые «учреждения» есть источник корруп¬ции», что порождается, в частности, и вышеотмеченной  «внутренней формой собственности на техноло¬гии». При этом представляет «информационный интерес» соответствующая интерпретация этого явления, например: «Учреждения действительно приводят к коррупции, хотя бы потому, что они влекут за собой официальную ложь того рода, которая именуется «внешней информацией», что часто выступает и в таких явлениях как «дезинформация» и «двой-ная бухгалтерия». Отмеченное во многом объясняет и приближает к пониманию «сути тайн «внутренней информации», покрывательства «интенсивных величин», потенциальных воз-можностей, непорядков, собственности на технологии».
 
«Таким образом, - поясняет А. С. Шушарин, - в информационном срезе эта собственность и состоит в «то-тальном» невынесении «сора из избы», в сокрытии внутренних потенций и непорядков (реальные возможности, несуразицы, «безработица», иждивенчество, «интенсивные величины») любой линии производства, «технологических феодов»: ни вверх, ни вниз, ни смежникам, ни самим себе («изнутри не видать»), - т.е. в объективной тайне дефекта производства каждой линии про-изводства в бесконечных конкретных многообразиях этого «не-атомарного» дефекта, закрытого учрежденческим панцирем».  В этой связи следует заметить,  что соответственно и в статистике недостаточно отражены  «межотраслевые связи или в общем случае связи между раз¬личными подсистемами». Это убедительно подтверждают  особенности именно информационного характера собственности на технологии в ее самых укрупненных формах.
 
Можно сказать, что внутри учреждения информация движется интен¬сивно, тогда как  между учреждениями - только по накатанному и адресно необходимому минимуму. Так некогда классический натуральный феод сжимал вещественные потоки до минимума, в силу своего натурального самообеспечения, то технологический феод, можно сказать, наследственно сохраняя репродуктивно воспроизводимые мощные вещественные потоки (функции), адресно, но не содержательно, сжимает информаци-онные потоки. При этом внешне усиленно движутся уже технонимические (посттоварные), всем понятные и доступные экстенсивные величины, однако имеет место «полное сокрытие от всех и от себя того, что действительно творится на всех уровнях и в каждом коллективе».  В частности, например, - новаторы,  внутри коллективов зачастую просто  «не наблюдае¬мые, а то и гонимые «величины».
 
Следует особо отметить, что в чисто равновесном ре-продуктивном, то есть до начала НТР, линейном производстве  «интенсивная» и «экстен¬сивная» информация как редкие новации, равно как некие накапливающиеся отклонения, проявляемые в видимых дефек¬тах, не только наблюдаемы, но контролируемы и управляемы. В этих условиях линейная система ещё вполне способна эти новации просто админи¬стративно вклинить в технологические структуры как некие «новострой¬ки» или включить их в соответствующие  «титульные списки», равно как и устранять отдель¬ные дефекты. Однако уже в условиях начала НТР между интенсивной и экстен¬сивной информациями происходит быстрый и стремительно нарастающий разрыв в части наблюдаемости, контроля и управляемости, ибо, можно сказать, линейная система не в состоянии не только отслеживать и управлять, но также и просто наблюдать. И дело здесь не в самой по себе иерархии, функциональности, даже ин¬формации, а именно в сути самой собственности на технологии «в условиях исторически взрывоподобного развертывания начала НТР».
 
Так, например, иногда связывают наметившееся в последние годы Советского Союза отставание с «очень резко по¬менявшимся отношением к творческим личностям». Это не совсем так, ибо, точнее, если понимать происходившее более глубоко и с учётом вышеизложенного, то «отношение» к творческим личностям было примерно одинаково (это свойство господствующих отношений)». Однако взрывное по характеру начало НТР в условиях репродуктивной системы инициировало творчество, сделало его массовым, что  «внешне и высту¬пило как негативное «изменение» отношения к творчеству», хотя собственно отношение к нему не изменилось, но сам объём творчества резко возрос.
 
Итак, «каждый историче¬ский шаг решает совершенно разные задачи в информационном срезе производства, определяемом материально-деятельностными, но именно властно-производственными (не юридическими) струк¬турами и переменами в отношениях собственности». Наблюдаемый в последние годы социалистического СССР информационный всплеск в основном касался лишь «снятой коммерческой информации товаронимики (экономрасчёта), уже не имеющей прямого касательства к  содержательной информационной замкнутости линейного производства». Однако и самая сплошная компьютеризация этого всплеска «информационного» по сути ничего так и не решала в разрыве этой замкнутости, ибо бесспорно, что производству  нужны и компьютеры, и программные средства, и прочие информационные системы.
 
Но, всё это было связано, главным образом, с отражением реальных, исторически исчерпавших себя, «материальных связей, обуславливающих и характер информации, и рисунок её движения». То есть этот реализованный обществом всплеск компьютеризации был связан с машинизацией «экстенсивных величин», характеризующих плановый (отраслевой) срез общественного производства и создаваемых уходящим в прошлое социалистическим способом производства.
 
В те уже далёкие времена СССР и особенно с появлением компьютерной техники говорилось о необходи¬мости создания «общегосударственной информационной службы, не имею¬щей никаких «горизонтальных» (ведомственных) и «вертикальных» (иерархических от цеха до Центра) границ». Формально, технически, это можно было сделать уже давно, «однако без властных (соб¬ственность) изменений это ничегошеньки не изменит». Ин¬формационное лишь более заметно проявляет эти невидимые базовые матери¬альные отношения и их наисложнейшие перемены в отношении очередного шага восходящего развития общества по сложности, в отношении нарождающегося (возможно) нового «Информационного общества», для которого, скажем так, характерны «интенсивные величины».
 
Однако и обвинять в отсутствии изменений, и особенно «исторических»,  «советское» управление и бюрократизм - пустая затея, подобная «детскому лепету». «Это все равно, - образно пишет А. С. Шушарин, - что об¬винять центральную нервную систему позвоночных, что она еще не обладает материальными свойствами второй сигнальной сис¬темы. Поэтому и, разумеется, вся суть информационных пе¬ремен в самой социальной основе, на обыденном уровне, образно говоря, уже не экономическое «что почем», и уже не технонимическое «что, когда, кому...», а аналитическое «где и кто хорошо, где и кто плохо, почему плохо, как лучше, к чему может привес¬ти, кто делает и может лучше...». Революционный прорыв от нормативного и учрежденческого, экстенсивного «технорасчета» к конкретному (т.е. везде и всюду уникальному) и более глубоко¬му и широкому посттехническому, посттехнологическому науч¬ному (в том числе и социальному в самом широком смысле, «cоциорегулятивному») анализу, как информационной основе дея¬тельности и ее перемен. Причем к анализу прежде всего и уже не просто вещей, техники (это уже пройденное), а именно техноло¬гий (процессов, работы, деятельности, мыследеятелъности и взаимодеятелъности, взаимоувязанного дела и самих делающих дело)».
 
Такой научный анализ просто невозможен без сброса покровов с тайн производства и всех форм покрывательств, что собственно и лежит в его основе. Именно анализ технологий, как деятельности и взаимодеятельности, позволяет перейти от «стихийной диффузии технологий» к уже новой общественной форме их регулируемого и интенсивного движения. Это будет нечто большее чем некая модифи¬кация технических отношений, а само восходящее «преодоление их научными, социоаналитическими и социорегулятивными (…) отношениями, связанными со знанием и познанием, не имеющими технических и организационных границ».  Это путь и окончательного преодоления информационной «корпоративности». В целом же это и есть информационный «базис» перемен в обобществлении техно¬логий, разумеется, с уже новой надстройкой  над собой, новыми, почти непредсказуемыми, не только постплановыми, но и некими «внеполитическими», интеллектуальными институтами».

В результате обобществления технологий, по мнению автора «Полилогии …» произойдёт смена «тоталитарной демократии» на «творческую демократию» во всех слоях и сферах бытия. Продолжая аналогию со второй сигнальной системой, он замечает: «Ведь и вторая сигнальная система базируется на нерв-ных окончаниях в теле всего организма (т.е. не является только «надстройкой»), но уже способна к отрыву от «тела», к самореф¬лексии. Так что, образно говоря, в итоге известные «четыре вла¬сти» дополнятся еще некоей научной, вероятно даже, как и властно более высокой».
 
И далее, А. С. Шушарин продолжает.

 ««Невероятное» обобществление технологий самими «трудящими¬ся нового типа» (…) и будет означать общественный, революционный процесс создания научного механизма производства, информационно озна¬чающего организацию постоянного общественного, вертикального и, главное, диспозитивного, внефункционального и эксфункционального, межотраслевого, межпредприятийного и межпрофессионального (если угодно - комплексного, междисциплинарного) изучения «интенсивных» величин технологий.
<…>
Но в основе своей это совсем не уп¬равленческая задача (как нечто лишь институциональное, произ¬водное, оформляющее), а диспозитивная задача самих «трудящих¬ся нового типа» по взаимному «вмешательству» в технологии и их цепи.
 <…>
Такое изменение и будет означать шаг освобожде¬ния человека, не коллектива, предприятия, отрасли, учреждения и т.д., а именно человека, трудящихся, от замкнутости «техноло-гического феода» (а это его же снятие) в выборе деятельности, обучения и перемен труда, в участии в управлении посредством своего рода второй сигнальной системы.
 <…>
… жесткость организаций, их связей и динамичных перемен возрастет, но индивиды будут более сво¬бодно перемещаться из одной структуры в другую. Технологиче¬ские императивы (в простейшем виде технологической дисцип¬лины) нигде и никогда не исчезнут, но именно для человека они перестанут быть неподвластной, отчуждающей силой. Жесткость связей и жесткость их нее перемен неумолимо диктуются ростом мощи, плотности и многообразий связанности «социальной мате¬рии», но со «второй сигнальной системой» всепронизывающего анализа производство и человек освобождаются от учрежденче¬ских и пр. границ собственности на технологии. Ведь вторая сигнальная система, как известно, вовсе не является надстройкой нервной системы, а является пронизывающим всю ее качест¬венно другим, причем общественным в индивидуальном, способом функционирования, снизу доверху».
 
Таким образом, нужен принципиально новый работник, способный широко видеть всё многообразие воспроизводственных связей, владеющий научным анализом производственных ситуаций на основе современных знаний и понимающий последствия своих поступков, своих решений. Такая возможность в целом все в большей степени связывается с компьютеризацией труда и владением по нынешним меркам «нечеловечески разнообразной информаций». Такой «принципиально новый работник», «трудящиеся нового типа», потенциально, давно уже складывался, особенно в эпоху доминирования линейной формы производства (например, в эпоху реального социализма СССР). Однако, поперек дея¬тельности этих трудящихся нового типа стоит ограниченная, группо-иерархическая, собственность на технологии, их взаимотабуирование, а сегодня, в деградирующем российском обществе, поперёк стоит ещё и регрессионное коммерческое вырождение.
 
В будущую эпоху постиндустриализма грядёт смена управления «не стихией рынка, а решениями, принимаемыми научной элитой». Но осу¬ществить это сможет не собственно некая научная элита, а относи¬тельно массовый субъект в лице трудящиеся нового типа. При этом по нынешнему состоянию российского общества вместе с преодолением, сменой, высокой планки «стихии плана», предстоит сменить и стихию нынешнего недоразвитого и ущербного рынка. Правда, шансы на такое развитие событий катастрофически быстро убывают, грозя уже почти неизбежным распадом российского общества. Но бифуркация, на то и бифуркация, чтобы сохранять саму возможность восходящего развития на собственных почвах исторической России, а время – вечный арбитр этого развития.
 
Короче и почти традиционно, как отмечает ряд исследователей: - «на протяжении двух последних столетий, человечество стре¬милось главным образом изменять природу, теперь же, чтобы не покончить с собой, человечеству необходимо создать (развить) способ¬ность понимать (природу)» и на этой основе преобразовывать её.  При этом, в первую же очередь, преобразовать её высшую форму – общество и отношения в этом обществе.
 
Таким образом, «репродуктивному и социально-непознавательному организа¬ционно-управленческому технократизму предстоит уступить до¬минантное место некоторым организационно заведомо непред¬сказуемым, но определенно «понимающим», более высоким «аналитико-синтетическим» структурам». Предстоящий исторический шаг в своей аналогии отнюдь не первый, так, например,  выросшая натуральность преодолела рабство, выросший рынок преодолел автаркию, наконец, «план» преодолел капитализм. Настало время, когда «некая новая «соционаучная структура» преодолеет дефект производства «технофеода»».
 
Однако только одного понимания совсем недостаточно. Так придется изменить не только производст¬венные отношения, но и прежде всего самого себя, как носителя и преобразователя производственных отношений. При этом изменения в первую очередь начнутся там, «где сло¬жатся исторические обстоятельства, на кризисной негэнтропийной вершине, а до того - в социальной науке, а до того - в понятиях». Таким образом, вся эта «кошмарная нелинейность» гигантского, вселенского масштаба оказывается в зависимости от «микроскопиче¬ского», а именно - в зависимости от понятийного.
 
Автор «Полилогии …» заключает: «Обобществление технологий, их изъятие из оков группо-иерархической собственности, и есть сброс в небытие линейной формы, «технологического феода», ликвидация группо-иерархической узур¬пации технологий, дефекта производства и господства статусов над людьми при сохранении всего рационального из всех ранее снятых (в том числе функциональных) отношений. Линейность, технофеод, дефект и пр. как доминанты исчезнут, но «план», статусы, функцио¬нальность и пр. никуда не исчезнут, т.е. будут метаморфированно сняты. В положительном содержании это и есть, пока не в метафо¬рах дело, интенсификация, онаучивание, гуманизация (в пока не рассмотренном более широком контексте преобразования) произ¬водства, материальное и революционное его превращение в пони¬мающее, социорегулятивное. Серьезное дело. Причем дело самих «трудящихся нового типа», хотя и с помощью новой социальной нау¬ки, т.е. нового научно-идеологического профессионализма, интелли¬генции. Но уже новых, т.е. «разговаривающих» на обновленном про¬фессиональном социальном языке».
 
Итак, пока главное состоит в том, что «как вообще воз¬можно осуществление «конструктивной» тенденции в движении к обществу, основанному на «новом знании».

О роли знания и науки сказано и написано немало, достаточно вспомнить Платона, придававшего особое значение науке (роли «философа»), или известное «Знание – сила», провозглашённое Ф. Бэконом, или, например, высказанную К. Марксом мысль «превращении науки в непос¬редственную производительную силу». Однако  все эти немеркнущие  идеи и мысли давно уже суть прекрасные афоризмы и непреходящие вечные истины философии, ставшие банальностями.

 Чтобы общество стало действительно «научным обществом», опирающимся на новое знание, «именно наука же и должна выдвинуть новое соци¬альное знание об обществе». Вначале, во всей своей мате¬риальной конструкции, это будет лишь некое донаучное «знание, с гибельным эволю¬ционным трендом и со спасительным революционным». Этим донаучным знанием может быть лишь удачная и совсем не вечная, а «конкретно-истори¬ческая  научная теория современного переломного мира». Именно с этого должно, может, начаться решающее изменение когнитивности, как «способности к умственному восприятию и переработке внешней информации» о состоянии и историческом развитии социума, без изменения которой просто немыслимо дальнейшее восходящее развитие нашего социума, сперва объёмной профессионально-научной когнитивности, а в конечном итоге и изменения глобальной когнитивности всего человечества. Таков первый практический шаг начала научной реализации «конструктивной тенденции» в движении к обществу, основанному на «новом знании».


3.3. Возможен ли переход от капитализма непосредственно к «Информационному обществу»?

Выше отмечалось, что в линейной форме имеется множество конкретных реальных эм¬брионов обобществления технологий, которые можно было наблюдать во всех практических, трудовых, организационных, научных, нравственных срезах социалистического производства СССР. Кстати, они есть даже, и сегодня, в капита¬листических формах западных систем, тогда как в  плановой системе реального социализма СССР они значимо проявились уже в тридцатых годах прошедшего столетия.

Итак, «точки кристаллизации»  нового «Информационного общества» есть и в градации капитализм. Строго говоря, в створе восходящего развития общества и в рамках эндогенной логики полилогии иначе и быть не может. И вот почему, разумеется в полилогическом понимании общественного развития социума.

Напомним, - в каждой градации, от первобытности до исторически уже реализованной в ряде стран градации социализм, одновременно и параллельно происходит в форме композиции функционирование всех известных чистых эндогенных форм воспроизводственных процессов – ЧЭФ, в том числе и ЧЭФ «информационная».   Эта ЧЭФ является доминирующей в «Информационном обществе» и на её основе, образно говоря, и развивается само информационное общество.

Поэтому, если будут созданы условия для этого развития, то, несомненно, построение такого, информационного, общества возможно. Однако этот вывод сам по себе тривиален, ибо, если исторически, в будущем такое общество возможно, то и переход к нему так же возможен. Весь вопрос в сроках и соответствующих усилиях, которые должен приложить к своему развитию социум, «решивший построить» для себя «Информационное общество».  При этом величина усилий и их объём (при фиксированных сроках) зависят напрямую от состава и структуры работ, которые необходимо выполнить, чтобы «построить» это общество, чтобы овладеть и развить соответствующий базовый (доминирующий) способ производства и воспроизводства всей действительной жизни этого общества.

Однако, коли речь идёт о «всей действительной жизни этого общества», как композиции всех известных (и неизвестных) ЧЭФ, то требуемому уровню информационного развития, качественно и количественно, должны соответствовать вся инфраструктура будущего общества, а также и уровень развития тех ЧЭФ, которые ранее не доминировали и даже не были «известны», то есть не эксплицированы и не выделены теоретически, и практически, как отдельные ЧЭФ.
 
Следовательно, так или иначе, должен быть форсировано пройден весь исторический путь эндогенного развития общества до самой градации «Информационное общество». Только такое форсированное развитие, по сути повторяющее весь естественный ход исторического пути, исключая «топтание на месте» и борьбу с родимыми пятнами этого восхождения, сможет обеспечить устойчивое равновесное состояние качественно нового «Информационного общества».

Следует отметить, что в случае недоразвитости инфраструктуры нового общества и отсутствие должного развития прочих ЧЭФ достижение равновесного состояния возможно лишь на пути силового сдерживания или, наоборот, поддержки соответствующих процессов в «недоразвитых» (недостроенных) сферах воспроизводственной деятельности общества. То есть неизбежно встаёт вопрос об «искусственности» диктатуры информационного способа производства, диктатуры «трудящихся нового типа» и их сторонников. Эта искусственность, как отмечалось, возникает в связи с недоразвитостью инфраструктуры и прочих, неинформационных, сфер воспроизводства в обществе и необходимостью поддержания равновесного состояния, обеспечивающего доминирующее существование ЧЭФ «информационная», а равно и самого «Информационного общества».  Такова «цена» форсированного перехода от капитализма к действительно новому «Информационному обществу».
 
Очевидно, что такой форсированный переход в той или иной степени связан с «построением» и той части инфраструктуры, которая обусловлена собственно социалистическим способом производства. Разумеется, что дело не ограничится собственно самим способом производства, но и затронет соответствующие отношения, систему распределения, ценности и приоритеты, мораль и мировоззрение, которые для большинства граждан, обывателя представляются основными в действительной жизни общества.

Не углубляясь в конкретику проблемы непосредственного перехода от капитализма к информационному способу производства как основному, то есть к переходу к «Информационному обществу», отметим в заключение, что такой, даже «форсированный» переход не дело одного дня или года. Это дело одного поколения, ибо новое мировоззрение, новые ценности, как правило, не меняют, - их воспитывают индивидуально и вместе со становлением всего общества. В конкретике это тема для отдельного разговора, то есть, как было принято говорить в последние годы социализма СССР, тема долгосрочной комплексной целевой программы  социально-экономического и научно-технического развития общества. Вопрос же о том, - есть ли в странах современного капитализма общественные силы, способные на постановку и решения подобной проблемы, пока остаётся открытым …
      
Что же касательно сугубо фундаментальной теоретической стороны затронутой проблемы, то, следуя совету А. С. Шушарина, следует воздержаться от жёстких прогнозов, что позволит избежать возникновения легковесных «поводов для упреков в несостоя-тельности теории», которая якобы не подтверждается текущим развитием событий. В условиях гигантской полипричинности развития событий возможные грядущие общественные изменения в силу своей сущности слабо предсказуемого и многовариантного исхода последующей траектории общественного развития, в том числе и как результат «неизбежной» бифуркации, «может привести к тому, что в общественно релевантных формах» соответствующие ожидания или целеполагания «вообще не состояться». Эта исторически вероятная непредсказуемость пока ещё вполне «способна и на такой кульбит, который существенно перекроит и всю саму зреющую бифуркацию» и все пирамиды программ и планов, при этом,  однако, как уже отмечалось,  ничуть не отменяя основного содержания грядущих перемен  самого  социума, вплоть до  катастрофического, гибельного исхода.

В то же время, всяческие планы и программы общественного развития, восходяще следующие в историческом развитии после социализма, означают лишь одно – собственно конкретные и реальные тен¬денции обобществления технологий должны быть изучены и исследованы. Но всякий раз относительно адекватно они «могут быть рас¬смотрены только с учетом всего многообразия сложных обстоятельств».
 
Перед тем как продолжить далее анализ явлений, связанных с пока ещё весьма абстрактным  «информационным срезом» производства и воспроизводства действительной жизни, попытаемся дать ответ на почти риторический вопрос: - Почему не капитализм наше будущее …?